Глава 20

– Не стой на пороге, Джоан. Входи, – сказала Кларисса, поднимая глаза от книги, которую пыталась читать. Она никак не могла сосредоточиться, ее одолевали тревожные мысли, и большинство из них было о женщине, идущей сейчас к ней через библиотеку.

Джоан и Кили были единственными, кроме Эйдриана, Лидии и Реджиналда, кто был в городе и находился сейчас в поместье Моубри или поблизости. Кларисса не верила, что Лидия или Реджиналд могли подстроить те несчастные случаи, и она точно знала, что это был не Эйдриан. Так что оставались Джоан и Кили.

Джоан была самым вероятным подозреваемым. Кили был уже старик. Кларисса просто не могла представить, как он проникает в ее лондонский дом под покровом ночи, чтобы устроить пожар в коридоре перед дверью ее спальни. Или как он перелезает через заднюю калитку, чтобы проскользнуть по дорожкам в саду и ударить ее по голове.

С другой стороны, Джоан не было необходимости куда-то пробираться. Она всегда была рядом и всегда знала, где находится Кларисса и с кем она. Джоан действительно была единственной вероятной подозреваемой.

Главная сложность для Клариссы заключалась в том, что она не могла найти никакой причины так поступать. Кроме того, девушка ей нравилась, со вздохом призналась она.

Закрыв книгу и отложив ее в сторону, Кларисса внимательно посмотрела на Джоан, когда горничная остановилась перед ее столом. Ее глаза тут же сузились. Она никогда не видела служанку под таким углом, по крайней мере в очках. Только сейчас она заметила маленькую выпуклую родинку под ее подбородком. Кларисса уже видела такую родинку и точно на таком же месте. Десять лет назад.

Она смотрела на нее, потом перевела взгляд на лицо Джоан, внимательно изучая ее, прежде чем сказать:

– Что такое, Молли?

– Я просто хотела узнать, не хотите ли вы чашечку какао или чая, пока читаете, – спросила горничная.

Клариссы замерла. Джоан даже не заметила перемену имени. Этот факт и родинка были достаточными для Клариссы доказательствами.

– Нет, если он будет отравлен, как тот пирог... Молли, – снова сказала она.

Горничная вздрогнула, ее лицо стало непроницаемым, а глаза – настороженными, как у загнанной в угол кошки.

– Вы знаете.

– Я знаю, кто ты, – призналась Кларисса. – Но не понимаю, почему ты пыталась убить меня.

Руки Молли Филдинг сжались в кулаки.

– Мой брат.

– Джереми, – пробормотала Кларисса, вспомнив того человека. Он выглядел совершенно потрясающе в военной форме. По крайней мере она так думала тогда, в юности. Эйдриану он и в подметки не годился.

– И моя мать, – добавила Молли.

– Я никогда даже не видела вашу мать, – удивленно сказала Кларисса.

Молли с горечью продолжила:

– Когда Джереми приговорили и посадили в тюрьму, мы остались без всякой поддержки. Мне пришлось пойти на сцену, чтобы заработать на кусок хлеба. До этого я жила спокойной, беззаботной жизнью. Я даже не подозревала, как жестока может быть реальность.

– Мне жаль, что тебе пришлось пойти на это, чтобы поддержать себя и мать... – начала Кларисса, но Молли еще не закончила.

– Но на самом деле все было тщетно, – сказала она. – Я делала это ради мамы, но она умерла от горя после скандала и осуждения Джереми. А потом он умер... – Она подняла на Клариссу злые глаза, и в ее голосе зазвучал гнев. – Ты погубила их обоих.

– Я...

– И я пообещала себе, что однажды заставлю тебя заплатить.

Кларисса вздохнула, с жалостью глядя на Молли.

– И ты ждала все это время, чтобы отомстить.

– Честно говоря, я не ожидала, что мне представится шанс сделать это, – призналась Молли, взяв со стола нож для бумаги и рассеянно вертя его в руках. – Но потом, в начале сезона, ты, Лидия и ее друзья появились на пьесе, в которой я играла.

Кларисса удивленно заморгала. Она произнесла:

– Пьеса? Я всего один раз в жизни была в театре. Это была одна из шекспировских пьес, когда мы только приехали на сезон. – Она нахмурилась, не в силах вспомнить названия. Она тогда все равно ничего не могла видеть без очков и задремала, слушая. Отчаявшись вспомнить название, она спросила: – Ты была в той пьесе? Как актриса?

Молли кивнула:

– Моя героиня умерла в первом акте. Пока я лежала на сцене, я заметила вас в одной из лож. Во время антракта я проскользнула в фойе, чтобы посмотреть поближе и убедиться, что это ты. Я подслушала, как Лидия говорила, что тебе нужна горничная, что твоя прежняя была слишком стара, чтобы сопровождать в город. Я стояла прямо за тобой, и ты вдруг повернулась и огляделась по сторонам. Ты смотрела прямо на меня, и на твоем лице не отразилось ни малейшего узнавания. И тогда до меня вдруг дошло, что ты без очков.

– Лидия уже забрала их, – тихо сказала Кларисса.

Молли кивнула:

– Я не уверена, что даже тогда решилась бы на это, если бы мне не помогла судьба. В тот вечер я вернулась домой измученная и злая и проснулась посреди ночи от запаха дыма. Наш дом был в огне. Мне удалось выбраться через окно, но у меня не было времени, чтобы взять какую-нибудь одежду. Мне пришлось украсть ее. При пожаре я потеряла все. Только когда взошло солнце, я увидела, что украла. Это была одежда горничной. – Она коротко хохотнула. – Это казалось почти милостью провидения. Я не общалась ни с кем, кого знала в прошлой жизни. Я решила, пусть они думают, что я погибла в огне, и решила попробовать наняться к тебе горничной.

– Ты не боялась быть узнанной? – удивленно спросила Кларисса. – Если не мною, то кем-то другим? Ведь, несомненно, твое лицо как актрисы должно быть известно.

– Не очень. Никто не обращает внимания на слуг, – ответила Молли, равнодушно пожимая плечами. – Я больше беспокоилась, смогу ли получить это место. Я ничего не знала о том, как быть горничной. Но, думаю, моя игра на сцене сослужила мне хорошую службу. К вечеру того дня я уже была твоей служанкой.

– И потом начались несчастные случаи, – сказала Кларисса. – Я так понимаю, благодарить за падение с лестницы мне нужно тебя?

– Предмет, о который ты споткнулась, был мой башмак. Я снова быстро надела его и поспешила вниз узнать, в порядке ли ты после падения.

– А перед каретой?

Молли покачала головой:

– Это был просто несчастный случай. Я не имею к нему никакого отношения.

– Отравленный пирог?

– Думаю, я положила мало яда.

– Когда меня ударили по голове и бросили в фонтан?

Губы Молли напряглись от гнева и воспоминаний.

– Я наняла отца того мальчишки, который принес письмо. Он должен был только ударить тебя по голове и бросить без сознания. Предполагалось, что я сама прикончу тебя, но он слишком разошелся и пытался сделать это сам. Он старался произвести на меня впечатление, – сухо сказала она.

Кларисса обдумала это, потом спросила:

– Пожар?

Молли кивнула:

– Я заперла твою дверь и устроила поджог в коридоре, потом незаметно вернулась в постель, чтобы меня разбудили, когда пожар обнаружится.

Кларисса вздохнула и покачала головой:

– Мне жаль, что твоя мать умерла, Молли. Я тоже потеряла мать и знаю, как это может быть тяжело. Но ты обвиняешь не того человека. Скандал и все остальное – это дела твоего брата. А он умер в тюрьме. Его смерть не имеет ко мне никакого отношения, – тихо заметила она.

– Никакого отношения к тебе? – не веря своим ушам, повторила Молли, потом наставила на нее нож для бумаги и сказала: – Он умер в тюрьме... куда ты отправила его. Он вообще не должен был попасть в тюрьму. Он был хороший человек, добрый и милый, и...

– Извини, Молли, – удивленно перебила ее Кларисса, – но ты, похоже, забыла, что твой брат похитил меня и обманом вынудил выйти за него замуж, чтобы получить мое наследство. Я вряд ли могу назвать его хорошим, добрым и милым человеком.

– Он любил тебя.

– Он любил мое наследство и придумал план, как получить его, – нетерпеливо поправила Кларисса. – И этот план не удался, как часто бывает со всеми плохими планами. Его поймали и заставили заплатить.

– Не надо было бы ничего платить, если бы он осуществил брак.

Кларисса не могла спорить с этим. Если бы капитан Филдинг принудил ее, брак уже нельзя было бы расторгнуть. Она бы сейчас прозябала в браке с человеком, которого интересовало только ее наследство.

– Благодаря своей доброте он позволил тебе отдохнуть в ту ночь – и эта доброта погубила его, – ожесточенно сказала Молли, в ее глазах появились слезы.

– Доброта, черта с два! – раздраженно бросила Кларисса, в подробностях вспомнив ту ночь и все ее унижения. Она не рассказала Эйдриану всего о своей первой брачной ночи; она никому этого не рассказывала. На самом деле капитан Филдинг не спрашивал, не слишком ли сильно она устала, когда заговорил на эту тему; он заявил, что она устала, и потом оставил ее одну. Теперь она была за это благодарна, но тогда быть вот так отвергнутой ей казалось унизительно.

– Твой брат не осуществил брак потому, что не пожелал утруждать себя, – мрачно сообщила Молли Кларисса. – Он не считал меня привлекательной. Мои груди были недостаточно большими, а служанка в таверне больше соответствовала его вкусам.

– Ты лжешь! – задохнулась Молли. – Это его доброта не позволила ему осуществить брак с тобой. Он сам мне так сказал. Его доброта погубила его. Совсем чуть-чуть этой доброты в ответ могло бы спасти его. Но ты ничего не дала взамен.

– Я не могла сделать ничего, после того как люди моего отца нашли нас, – возразила Кларисса. А потом честность заставила ее добавить: – Но даже если бы я могла сделать что-то в его интересах, я не знаю, что это могло бы быть. Для меня он был чужим человеком, а после того как нас нашли, я знала, что все это была ложь, чтобы заполучить мое наследство.

– Чужим человеком? – не веря своим ушам, воскликнула Молли. – Он любил тебя. Он говорил мне, что влюбился в тебя сразу же, как увидел.

– Тогда он лгал и тебе тоже, – твердо сказала Кларисса. – Возможно, чтобы сделать свой план более приемлемым для тебя и заручиться твоей поддержкой.

– Нет. – Молли покачала головой.

Кларисса раздраженно прищелкнула языком.

– Мы даже никогда не встречались. Как он мог заявлять, что любит меня?

– Он рассказывал мне обо всем этом, когда был в тюрьме. Он сказал, что наткнулся на тебя в театре, и...

– О, чепуха! – фыркнула Кларисса. – В том возрасте меня никуда не отпускали одну. Мы не встречались. Ты же наверняка помнишь, что когда я только приехала в гостиницу, он представился мне. Зачем бы ему представляться, если мы уже были знакомы?

Она увидела растерянность на лице Молли, когда та была вынуждена вспомнить их первую встречу. Думая, что она на правильном пути, Кларисса добавила:

– А что до его любви ко мне, так это тоже неправда. Я слышала это из его собственных уст. В ночь после нашей свадьбы мне приснился кошмар, и я пошла искать его. Когда я открыла дверь между нашими комнатами, я услышала, как он объяснял служанке – Бет, кажется, так ее звали, – что она очаровательная девушка с соблазнительной пышной грудью, в то время как его жена, увы, плоская, как доска, и некрасивая, как сапог. Когда девушка спросила, зачем же он женился на мне, он очень любезно объяснил, что, хотя внешность моя подкачала, зато у меня тяжелый кошелек. Потом он продолжил рассыпать ей комплименты, говоря, что это она причина, по которой он не стал вступать со мной в брачные отношения, что он займется этим в следующую ночь на корабле, если достаточно оправится после ночи с ней, но что все время, пока он будет выполнять свой супружеский долг, он будет представлять, что делает это с ней. Потом твой брат продолжил угождать ей, а я закрыла дверь. Похоже, его жадность ограничивалась не только деньгами. Если бы он смог контролировать себя, он бы осуществил наш брак и таким образом спас себя. – Кларисса устало пожала плечами. – И все же я вечно благодарна, что в том возрасте была плоской доской. И я была еще более благодарна, когда появились люди моего отца.

– Ложь. Все ложь! – взвыла Молли, поднимая нож для бумаги.

– Неужели? Подумай. Ты же была там. Всю дорогу от Лондонадо Гретна-Грин я была покладистая и тихая... до последнего утра. Ты не помнишь, какой раздраженной и несговорчивой я стала тогда? Как я требовала вернуться домой? Твой брат сказал, что я просто переутомилась, но когда я продолжила настаивать, он дал мне пощечину. Ты этого не помнишь?

Неуверенность на лице Молли усилилась, и нож для бумаги немного опустился. Воспоминания о том, что говорила Кларисса, явно всплывали в ее голове.

– Да, – пробормотала она, хмурясь. – Почти все время тобой было легко управлять, до самого...

– До самого последнего утра, утра после первой брачной ночи, в которую ничего не случилось.

Нож для бумаги опустился еще чуть ниже, на лице Молли была написана растерянность. Но когда Кларисса встала, Молли снова угрожающе вскинула нож, в ее глазах вспыхнул гнев.

– Нет. Ты пытаешься одурачить меня. Он не мог солгать мне.

Кларисса вздохнула.

– Почему? Разве раньше мужчины никогда не лгали, чтобы заставить тебя сделать то, что им нужно?

– Только не Джереми.

– Он никогда не лгал тебе? Никогда? – спросила она. – Даже чтобы выпутаться из неприятностей? – Когда в лице горничной снова появилось сомнение, Кларисса попробовала другую тактику. – Когда он сказал, что увидел меня и влюбился?

– Он говорил, что видел тебя в театре, – осторожно ответила Молли, как будто ожидая ловушки.

Кларисса улыбнулась:

– Видишь? Это невозможно. Я никогда не была в театре до этого сезона – никогда до того вечера, когда ты увидела меня. Я сказала тебе это не более десяти минут назад, когда ты говорила, что это был первый раз, когда ты увидела меня снова.

Молли еще сильнее нахмурилась, и ее голос был не очень убежденным, когда она сказала:

– Ты, возможно, лгала даже тогда.

– Зачем мне лгать? Я не знала тогда, что он говорил, что видел меня там. – Молли все еще сомневалась, и Кларисса нетерпеливо подвинулась. – Почему ты не хочешь посмотреть правде в глаза? Твой брат не был хорошим, добрым человеком, каким ты его считала.

– Нет был! Мой Джереми никогда бы не сделал того, в чем ты его обвиняешь. Он должен был любить тебя.

Кларисса почувствовала, как ее охватывает жалость, когда увидела страдание и страх на лице Молли Филдинг. Она сказала мягко:

– Возможно, Джереми, которого ты знала, и не мог бы. Но твой брат прошел через войну, многие годы видел вещи, которые ты не можешь и представить. Говорят, война меняет людей. Возможно, тот Джереми, что вернулся, был уже совсем другим человеком.

С губ Молли сорвался всхлип, она рухнула в кресло перед письменным столом, рука, сжимающая нож для бумаги, безвольно упала.

– Что я наделала? – безнадежно простонала она.

– Ничего непоправимого, – заверила ее Кларисса, делая медленный осторожный шаг вокруг стола. Она резко остановилась, когда Молли вдруг горько захохотала и снова вскинула нож, на этот раз прижимая его к своему запястью.

– Пожалуйста, не подходите ближе, миледи. Я... – Качая головой, она посмотрела на лезвие в своей руке и снова перевела взгляд на Клариссу, беспомощный, безнадежный.

– Не надо делать ничего поспешного, Джоан. Молли, – поправилась Кларисса. – Все будет хорошо.

– Вам легко говорить. Это не вам грозит тюрьма.

– Ты не попадешь в тюрьму, – заверила ее Кларисса.

– Как такое может быть? Я пыталась убить вас. – Молли горестно покачала головой. – Я достаточно насмотрелась на тюрьму, когда посещала Джереми. Лучше я умру.

– Я не отправлю тебя в тюрьму.

– Но я пыталась убить вас, – повторила Молли. Кларисса вздохнула:

– Ну, ты плохо старалась. Я все еще жива.

Молли шмыгнула носом и с надеждой приподняла голову, как будто Кларисса обещала ей спасение.

– Ну, – продолжала Кларисса, – это же правда, разве не так? Я почти все время была слепа, как летучая мышь, и беспомощна. Если бы ты действительно хотела осуществить свое намерение, я уверена, ты бы это сделала. Вместо этого ты постоянно портила всю работу. А в качестве моей горничной ты прекрасно знала свое дело. Нет, я не думаю, что ты действительно искренне хотела убить меня.

– Да, – со вздохом призналась Молли. – Я хотела причинить вам боль. Я хотела, чтобы вы страдали, но, похоже, не могла... – Замолчав, она покачала головой. – Боюсь, хотите вы меня посадить или нет, мало значит. Если у вас хватило ума вычислить все это, ваш муж тоже все поймет – это только дело времени. Он-то уж позаботится, чтобы отправить меня в тюрьму.

Кларисса нахмурилась, понимая, что Молли права: Эйдриан захочет, чтобы она была как следует наказана. Ее мозг лихорадочно заработал, ища выход, и вдруг она просияла и выпалила:

– Америка.

Молли непонимающе смотрела на нее.

– Америка?

– Ты могла бы поехать туда. Я оплачу тебе билет. Ты можешь все начать заново. С чистого листа, без страха, что пошлое вернется, чтобы преследовать тебя.

– Я не могу позволить...

– Я оплачу твой билет, – твердо повторила Кларисса, наклоняясь над столом и доставая листок бумаги, чтобы быстро выписать вексель. – Я также дам тебе достаточно денег, чтобы ты могла начать какой-нибудь небольшой бизнес – например, пансион.

– Зачем? – в замешательстве спросила Молли. – Зачем вы...

– Потому что мы обе пострадали от рук твоего брата, Молли. Он обманул нас обеих, и мы обе страдали от этого все последние десять лет. Ты даже больше, чем я. Кроме того, Молли, я помню, как добра ты была ко мне в той поездке, как утешала меня и говорила, что все будет хорошо.

Кларисса написала свое имя на векселе и выпрямилась, чтобы отдать его.

– Вот. Возьми. Я прикажу кучеру отвезти тебя в Лондон. Ты можешь забрать свои вещи, отнесешь этот вексель в банк, чтобы получить деньги, а потом сядешь на корабль в Америку. – Увидев, что Молли колеблется, надеясь и в то же время боясь надеяться, Кларисса добавила: – Там ты сможешь организовать пансион и начать жизнь уважаемой женщины. Если дело пойдет хорошо, ты сможешь когда-нибудь вернуть мне деньги.

Это, похоже, все решило, и Молли неохотно взяла вексель.

Улыбаясь, Кларисса забрала у нее нож для бумаги прежде, чем Молли успела передумать, положила его на стол, потом взяла ее под руку и повела к двери, с ужасом сознавая, что Эйдриан может вернуться в любую минуту.

– У тебя есть здесь что-то ценное? – спросила она.

– Нет, я мало что привезла сюда. Почти все мои вещи остались в Лондоне.

– Тогда ты должна забрать их перед отъездом, – пробормотала Кларисса, открывая дверь библиотеки и выводя Молли в холл. – Все будет хорошо. Я слышала, Америка теперь процветает. Или ты можешь поехать во Францию. У тебя большой выбор. Даже не говори мне, что ты выберешь. Все будет хорошо.

Заметив Киббла, идущего по коридору, Кларисса позвала его, чтобы передать приказ кучеру приготовить и подать карету; потом она повела Молли к парадной двери и вывела на ступеньки.

– Тебе вовсе не нужно покидать Англию, если ты этого не хочешь. Обещаю, тебя не будут преследовать за то, что случилось здесь.

Молли повернулась к ней, кривая улыбка играла на ее губах.

– Вот именно поэтому я так и не смогла навредить вам. – Когда Кларисса вопросительно подняла бровь, она объяснила: – Вы добрая. Я много раз видела, как женщины обходятся со своими слугами. Вы не такая, как они. Вы всегда были добры ко мне, обращались со мной так, будто мое мнение что-то значит – как будто мы равны. – Она криво улыбнулась. – Я почти жалею, что мой брат не осуществил ваш брак. Мы тогда были бы сестрами.

Кларисса улыбнулась:

– Да, были бы. Вообще-то пару дней мы ими действительно были. – Она обняла девушку и обернулась к карете, появившейся со стороны конюшен. – Если тебе понадобится помощь, обращайся ко мне, – пробормотала она ей на ухо, выпрямилась и повела ее вниз по лестнице. Кучер спрыгнул с козел, чтобы открыть дверцу.

– Спасибо, – прошептала Молли. Со слезами на глазах она сжала руку Клариссы и села в карету.

– Отвези ее туда, куда она захочет, – приказала Кларисса. Кучер закрыл дверь. Повернувшись, Кларисса стала снова подниматься по лестнице, когда кучер наклонился к окошку, чтобы услышать место назначения. К тому времени, когда она дошла до двери, он уже получил инструкции, сел на место и, хлопнув вожжами, пустил лошадей вперед.

– Вы слишком мягкосердечны.

Кларисса резко обернулась на этот глубокий низкий голос и обнаружила, что ее муж стоит за ее спиной на ступеньках. Лорд Гревилл загораживал дверной проем позади него.

– Давно вы здесь?

– Да, – ответил он. Потом он повторил: – Вы слишком мягкосердечны, женушка.

Проигнорировав его слова, она повернулась, чтобы посмотреть, как карета катится по дорожке, и спросила:

– Вы двое по-прежнему друзья?

– Конечно, – ответил Эйдриан.

Он помолчал, пронзительно глядя на Реджиналда, который произнес одновременно с ним:

– Я еще не решил.

Кларисса слегка улыбнулась обоим мужчинам; потом прошла мимо мужа, чтобы взять Реджиналда под руку и вернуться вместе с ним в дом.

– Ну же, милорд, вы должны простить моему мужу эти ложные обвинения. Теперь вы должны понимать, каким он становится недалеким, когда дело касается тех, кого он любит. Боже мой, да вы только посмотрите, он ведь даже не заметил, что на мне очки!

Кларисса почувствовала, как ее муж позади нее споткнулся, и остановилась, протягивая ему руку. Эйдриан выглядел очень бледным, его вдруг ставший больным взгляд не отрывался от проволочной оправы ее очков.

– Вы можете видеть меня?

– Я всегда могла видеть вас, милорд. Просто теперь я вижу вас лучше, – мягко сообщила она ему.

Он побледнел, и Реджиналд нетерпеливо переступил рядом с ней.

– Это ты действительно был слеп, разве не так? – саркастически спросил он. – Ты не понимал, что она просто близорука? Вблизи она может видеть довольно хорошо.

– Полагаю, мой муж думал, что я никогда не видела его, – тихо пробормотала Кларисса. Все трое некоторое время молчали; потом Кларисса вздохнула и посмотрела на Реджиналда: – Возможно, милорд, вы пройдете внутрь и нальете себе чего-нибудь выпить в гостиной?

Кузен Эйдриана широко улыбнулся:

– У меня есть идея получше. Думаю, я вернусь к Уиндемам и оставлю вас разбираться с ним. – Сказав это, он грациозно поцеловал ее руку и, спустившись по ступенькам, по которым они только что поднялись, поспешил к конюшне.

– Вы действительно видели меня до этого? – спросил Эйдриан, когда они остались одни.

– Да, милорд.

– Когда вы в первый раз увидели меня? – медленно спросил он.

– В тот вечер, когда мы познакомились – вы наклонились, чтобы заговорить. Вы были достаточно близко, чтобы я могла разглядеть ваше лицо и прекрасные большие карие глаза.

Эйдриан отвернулся, автоматически пряча шрам, так, чтобы она смотрела на неповрежденную сторону его лица. Пройдя разделявшее их расстояние, Кларисса нежно взяла его за подбородок и снова повернула его лицо к себе; потом она поцеловала шрам, который он так сильно ненавидел.

Эйдриан вздрогнул, на его лице отразился страх.

– Так вы вышли за меня из жалости?

– Из жалости? – Кларисса едва не расхохоталась. – Фи, сэр! Вы оскорбляете самого себя! Вы красивый мужчина.

– Я чудовище. Всем известно, что от одного взгляда на мое лицо женщины падают в обморок.

Кларисса пожала плечами:

– Возможно, сразу после ранения ваш вид оставлял желать лучшего, пока шрам был еще красный, грубый и свежий, – но это было десять лет назад. Он зажил, смягчился. Ваш шрам – это просто часть вас, линия с одной стороны лица. Думаю, в вашей голове он гораздо больше, чем он есть в реальности.

– Нет. Я видел, как женщины сжимаются от ужаса.

– Вы видели таких в этом сезоне, милорд? – Эйдриан медлил с ответом, и она победно кивнула: – Я думаю, нет. Полагаю, некоторые дамы даже пытались завязать с вами роман, пока мы были в Лондоне, – лукаво добавила она, вспоминая непристойное предложение леди Джонсон.

Эйдриан фыркнул от отвращения.

– Только желавшие попробовать, как это с уродом.

– О, я так не думаю. – Кларисса криво улыбнулась, входя в дом и направляясь в кабинет. – Но умоляю, продолжайте думать что хотите. Если дело в этом, мне никогда не придется бояться вашей неверности.

Эйдриан снова фыркнул, входя вслед за ней в кабинет.

– Вам в любом случае не нужно этого бояться. Меня не интересуют другие женщины. Я давным-давно перебесился.

– Хм-м... – Кларисса подошла к столу и осторожно села на край. – И вы думаете, что я вышла за вас, чтобы испытать, каково это – спать с уродом?

Эйдриан нахмурился:

– Вы все еще хотите меня, даже теперь, когда видите?

– Я уже говорила вам, муж мой: я видела вас в первый же день, когда мы познакомились, и еще много раз после этого. Я всегда хотела вас.

– Видеть меня урывками и видеть меня целиком и ясно, и к тому же в подробностях, когда я прикасаюсь к вам, – это совершенно разные вещи.

Кларисса задумалась над этим, потом серьезно кивнула:

– Конечно, вы правы, милорд. Это очень разные вещи. Полагаю, это означает, что теперь вы больше не хотите меня, если я снова буду носить очки.

Эйдриан заморгал.

– Это нечестное сравнение. Вы можете снять очки.

– Нет, если я хочу видеть, – заметила Кларисса. Она соскользнула со стола и начала расстегивать пуговицы своего платья. – Может быть, нам следует проверить это.

– Что вы делаете? – в смятении спросил Эйдриан, бросаясь закрывать дверь, когда она стала снимать платье.

– Ну что ж, мне кажется, милорд, что мы в несколько затруднительном положении. У меня не было очков, когда мы поженились, поэтому вы могли бы действительно считать меня в них уродливой. А я без очков не могла видеть вас «в подробностях», когда вы прикасались ко мне. Таким образом, мы оба не знаем, могли бы мы считать друг друга одинаково отталкивающими. Мне кажется, если так обстоят дела, мы должны выяснить, есть ли у нашего брака шанс.

Эйдриан, широко раскрыв глаза, смотрел, как его жена стянула платье с плеч и позволила ему упасть к ее ногам. Остальные предметы туалета быстро последовали за ними, и она осталась стоять перед ним нагая, как в тот день, когда она родилась... если не считать очков.

С трудом сглотнув, он смотрел на ее тело, его взгляд блуждал по ее груди, по плоскому животу к островку волос между ее ног. Подняв глаза, он увидел, что она взяла в ладони свои полные груди и недовольно смотрит на него.

– Все, как я и боялась, – расстроенно произнесла она, и Эйдриан почувствовал, как у него от этих слов останавливается сердце. Она объяснила: – От одной только мысли о наслаждении, которое вы дарите мне своим телом, мои груди отяжелели и болят, соски набухли, как будто для поцелуя.

Эйдриан снова сглотнул, его глаза пожирали ее полные тугие груди, их твердые соски цвета темной корицы. Потом она отпустила одну грудь и провела рукой по животу к гнездышку кудрей между ее ног. Его глаза недоверчиво расширились, когда ее пальцы нырнули и исчезли внутри.

– О Господи!

Услышав этот вздох, Эйдриан снова резко поднял взгляд, и она объяснила:

– Я, кажется, уже влажная от ласки ваших глаз. Это совершенно невозможно. Как могу я беспокоиться о вашем шраме, когда все ваше тело, само ваше присутствие так действует на меня?

Отпустив свою грудь, она протянула другую руку к нему.

– Идите сюда, – прошептала она, и Эйдриан едва не запутался в собственных ногах, чтобы подчиниться.

Он поспешил вперед, взял ее за руку, потом неуверенно замер, когда она, прищурившись, посмотрела на него.

– Нет, похоже, это не поможет, милорд. Пока я очень ясно вижу ваш шрам, я, похоже, не могу игнорировать остальное ваше тело, чтобы представить, какой эффект может производить на меня один только шрам. – Ее взгляд встретился с его, и она выгнула бровь. – Вы не хотите присоединиться к этому эксперименту, муж, и посмотреть, вызывают ли в вас неприязнь мои очки? – Эйдриан молча кивнул, и она улыбнулась. – Тогда почему раздета только я?

Эйдриан сорвал с себя сюртук, в порыве страсти швырнул его через комнату и стал нетерпеливо развязывать галстук, а Кларисса занялась пуговицами его рубашки. Ей удалось расстегнуть только пару, когда он ослабил галстук настолько, чтобы сорвать его через голову; тогда он решил проблему, разорвав рубашку. Пуговицы разлетелись в разные стороны. Эйдриан даже не потрудился снять рубашку, а вместо этого занялся бриджами, расстегнув их и спустив до середины бедер.

Его восставший член выскочил на свободу, и Кларисса тут же схватила его одной рукой и нежно сжала. Она посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась:

– Кажется, мои очки не сдерживают вашу страсть, милорд. Для меня это огромное облегчение.

Эйдриан застонал, тронутый ее словами не меньше, чем прикосновением. Тогда он обхватил ее рукой за талию и поднял на стол, накрыв ее рот своим. Кларисса все еще держала его пенис, и он попытался смахнуть ее руку, чтобы придвинуться ближе, но ее рука инстинктивно сжалась. Эйдриан немедленно замер и застонал, и он почувствовал ее улыбку. Она расслабила пальцы настолько, чтобы скользить по его члену, лаская его. Поцелуй Эйдриана сразу же стал более страстным, более отчаянным, его руки скорее сжимали, чем ласкали. Он попытался положить ее спиной на стол, но остановился, когда она вскрикнула от боли.

– Простите. Что?.. – Вопрос замер на его губах, когда она соскользнула со стола и повернулась, чтобы осмотреть его заставленную разными предметами поверхность. Он забыл очистить стол, понял Эйдриан, и почувствовал себя идиотом.

Кларисса наклонилась, чтобы начать собирать бумаги, и Эйдриан обнаружил, что его взгляд скользит по изгибу ее спины вниз к пьянящим округлостям. Не в силах удержаться, он протянул руку, чтобы повторить пальцами путь, проложенный глазами.

Она замерла, потом медленно выпрямилась. Она начала поворачиваться к нему, но Эйдриан не позволил ей. Схватив ее за плечо свободной рукой, он удержал Клариссу на месте и обхватил ее другой рукой, чтобы ласкать. Он пробежал по нежной коже ее бедра вниз, легким движением поднялся вверх к легкой округлости живота и еще выше, чтобы накрыть ладонью одну грудь.

Кларисса вздохнула, когда его ладонь сомкнулась на ее груди, подвинулась назад, прижимаясь к его естеству, выгибаясь навстречу его ласкам, и Эйдриан обхватил другой рукой ее вторую грудь. Он притянул ее еще ближе к себе и стал сжимать, ласкать и играть ее сосками, пока ее дыхание не стало прерывистым и она не застонала. Ее ягодицы прижимались к нему все более настойчиво. Эйдриан почувствовал, что ее голова трется о его грудь, и открыл глаза, которые даже не помнил, когда закрыл, чтобы обнаружить, что она запрокинула голову, ее губы искали его. Эйдриан подчинился ее требованию, опустив голову, чтобы поцеловать ее, в это время блуждая рукой между ее ног.

Кларисса вскрикнула в его губы, ее бедра настойчиво требовали новых ласк, когда он нашел ее влажный жаркий центр. Тогда она начала страстно сосать его язык. Он хотел быть внутри ее, окруженным ею, вернуться домой. И поэтому без дальнейшей суеты он оборвал их поцелуй, наклонил ее вперед и вошел в ее горячую влажную плоть.

Эйдриан видел, как Кларисса вцепилась руками в стол, потом он закрыл глаза, когда она приняла его в себя и подвинулась назад со стоном, говорящим одновременно и о наслаждении, и о желании. Он схватил ее за бедро одной рукой, другой продолжая ласкать ее и двигаясь вперед и назад.

Кларисса позволила ему сделать так три или четыре движения; потом она вдруг выпрямилась и отстранилась.

– Что? – Эйдриан заморгал, открывая глаза, и увидел, что она сбросила со стола все предметы, расчищая место, и теперь стояла к нему лицом.

– Я хочу видеть вас, когда вы занимаетесь со мной любовью, – задыхаясь, прошептала она. Протянув руку и обхватив его затылок, она притянула его голову вниз для поцелуя.

Эйдриан поцеловал ее в ответ, но его все еще беспокоила мысль, что она будет видеть его лицо. Он знал, что она говорила, будто бы это не волнует ее, но...

Кларисса вдруг отступила и поднялась на край стола, потом протянула руку и схватила его за член, чтобы притянуть к себе.

– Займись со мной любовью, Эйдриан! Занимайся со мной любовью, чтобы я видела тебя. Я хочу видеть, как мужчина, которого я люблю, занимается со мной любовью.

Эйдриан замер, мысли вихрем кружились в его голове.

– Вы любите меня?

Кларисса замерла: потом выражение ее лица смягчилось, когда она увидела в его лице надежду и удивление.

– Конечно, люблю. Как я могу не любить?

– Но...

– Никаких «но», муж, – прервала она его. – Я люблю вас. Я люблю ваше лицо, вашу улыбку, ваши глаза, даже ваш шрам. Я люблю вас всего.

Эйдриан встал между ее ног, поймал за бедра и вошел в нее.

– О... – Глаза Клариссы на мгновение закрылись. Секунду спустя она заставила их открыться и улыбнулась ему. – Я люблю вас, Эйдриан. Я буду говорить это до тех пор, пока вам не надоест это слышать.

Эйдриан остановился, его глаза не отрывались от ее лица, и он увидел, что в ее глазах за очками не было жалости, и лжи он тоже не увидел, только чистое, подлинное наслаждение, радость и любовь. Она посмотрела на него снизу вверх, потом приподнялась, чтобы нежно поцеловать его шрам.

– Это часть вас, Эйдриан. А я люблю вас всего.

Эйдриан почувствовал, что его рот расплывается в широкой сияющей улыбке, и он страстно поцеловал ее в губы. Но это был быстрый поцелуй, а потом он отстранился и сказал:

– Мне никогда не надоест слышать это от вас. И я тоже люблю вас, Кларисса. Я люблю вас всю – ваше тело, ваше сердце, вашу душу, вашу улыбку, ваш разум и даже ваши слепые глаза. Вы мое сердце. Вы заставляете меня улыбаться и смеяться. Вы делаете жизнь такой, что мне хочется жить. В очках или без них, одетую или нет, я люблю вас всю. И всегда будулюбить. – Он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в лоб, и добавил: – Но, Богом клянусь, в данный момент я больше люблю вас обнаженной.

Кларисса рассмеялась:

– Я так рада! А теперь, пожалуйста, займитесь со мной любовью, и пусть утолится эта жажда.

Эйдриан, усмехнувшись, крепче сжал ее бедра и снова вошел в нее так глубоко, как только мог. Ее тело радостно приняло его, сжимаясь горячо и сильно вокруг его члена, когда он вышел и снова вошел. Каждый толчок был подтверждением. Она видела его в очках, и все равно хотела его, даже любила его. Она была его парой, его сердцем, его женой. Эйдриан не знал, чем заслужил ее, как они двое, словно слепые, наткнулись на эту любовь, но он поклялся сделать все, что в его силах, чтобы она была счастлива.

Навсегда.

Загрузка...