Любовь срывает маски

17

Гарретт проснулся за полдень и обнаружил, что его тело накрыто перекрученными простынями и чьим-то еще обнаженным телом, а густая волна спутанных волос цвета темного золота рассыпана по его груди.

Мина. После стольких недель изнурительного, сводящего с ума ожидания она наконец здесь: в его руках, в его постели. К своему немалому удивлению, он был вынужден признать, что Тамара оказалась права. Вкусив один раз сладость ее восхитительного тела, он только разжег свой аппетит. Его вновь мучило желание. Казалось, оно даже стало сильнее.

Легким, осторожным движением он откинул волосы с ее лица, восхищаясь их шелковистой мягкостью. То, что она могла спать в такой неудобной позе, в обнимку с ним, показалось ему невероятным. Но удивительнее всего, что он сам смог заснуть. Даже сейчас, сонная, Мина казалась ему неотразимой, она просто сводила его с ума.

Ее совершенное тело вызвало в нем бурю желаний, но девушка, не подозревая о том, доверчиво прильнула к нему и чему-то улыбалась во сне. Эта ясная улыбка придавала ей такой невинный, беззащитный вид и в то же время казалась столь безыскусной, что в его душе проснулись и зазвучали глубоко запрятанные нежные струны, которые сам он считал давно умершими.

Он опустил взгляд и заметил несколько кровавых полос на внутренней поверхности ее бедер. И тут же все подробности их волшебной ночи всплыли в его памяти. Она и в самом деле оказалась невинной! Гаретт с тихим стоном откинулся на подушки и закрыл глаза. Ну разве мог он вообразить, что молодая цыганка, скитающаяся по дорогам, пусть и под неусыпной охраной своей тетки, может прийти в постель к мужчине столь чистой и неопытной!

Но если бы он еще раньше заподозрил истину, изменило бы это что-нибудь? К чему лукавить, скорее всего нет. Желание обладать ею, вспыхнувшее в нем с самой их первой встречи, не поддавалось никаким доводам рассудка. И уж конечно, он не мог отказаться от нее только потому, что она девственница.

Он вновь посмотрел на чистые, благородные черты ее прелестного лица. Как бы ему хотелось сейчас разбудить ее нежными поцелуями, откинуть на спину и вдавить в подушки под тяжестью своего тела… Эта мысль отозвалась болезненным напряжением в чреслах.

Но нет, сказал он себе с глубоким сожалением. Ей необходимо отдохнуть после столь бурной ночи. Он так долго ждал этого, что совершенно потерял над собой контроль. Наверное, он показался ей недостаточно ласковым и нежным. Но ей понравилось, хотя она и не смогла переломить свою гордость и признаться в этом. Своим неистовым желанием ему удалось возбудить в ней ответную страсть вопреки ее воле. Впрочем, надо признаться, она его удивила. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, каким образом можно легко воспламенить его. Никогда еще ему не приходилось встречать женщины, столь жадной до любовных утех. И он не мог не оценить подарок, который преподнесла ему судьба.

Гаретт с тоской посмотрел на девушку. Как бы ему того ни хотелось, он не мог провести весь день в постели, любуясь ею. Надо еще узнать, как там Уильям и Тамара.

Очень осторожно, стараясь ее не разбудить, он выбрался из-под нее и передвинулся на край постели. К сожалению, он оказался не слишком осторожен. Мина что-то пробормотала и, повернувшись, потянулась к нему. Гаретт замер, ожидая, что она вновь заснет. Но вместо этого Мина начала открывать глаза, пока сонный взгляд не остановился на Гаретте. В следующее мгновение она широко распахнула глаза и недоуменно уставилась на него:

— Гаретт! Что ты…

И тут же запнулась, так как ее изумленный взгляд, скользнув по его голой груди вниз, остановился там, где так явно обозначилось его вновь вспыхнувшее желание. Гаретт с трудом удержался от усмешки при виде выражения ужаса и горького раскаяния, появившихся на ее лице. Едва ли это было возможно, но ее глаза вдруг раскрылись еще шире, а губы сложились в беззвучном звуке «О!». При этом ее лицо залилось краской стыда.

— О Боже, — застонала она, — так, значит, мне это не приснилось!

Он ласково усмехнулся.

— Нет, малышка. Если только не предположить, что мы видели с тобой один и тот же сон.

— Я не могу поверить, что я… Тетя меня убьет! — скорбно воскликнула она, пряча свое пылающее лицо в ладони.

— Да нет же. Могу поспорить, что если она кого и убьет, то уж, во всяком случае, не тебя.

Мина чуть вздрогнула и с такой отчаянной мольбой взглянула на него, что он мгновенно посерьезнел.

— Лучше мы ей ничего не скажем, — едва слышно произнесла Мэриан.

Гаретт почувствовал внезапный сигнал еще неясной пока тревоги.

— Не думаешь ли ты, что скрывать это от нее будет довольно сложно, раз ты теперь будешь жить в Фолкхэм-хаузе как моя любовница?

Мина внезапно выпрямилась и села на кровати, резким движением натянув на себя покрывало. От ее лица отхлынула кровь.

— Твоей любовницей? Но… я… Я не могу!

— Но ты ведь уже стала ею, — заметил он спокойно, в то время как внутри все ныло от растущего напряжения и беспокойства.

Мина покачала головой, натягивая покрывало до самого подбородка, словно пытаясь скрыться от его пронзительного взгляда.

— Эта ночь… Гаретт, она никогда больше не повторится.

Она начала подниматься с постели, но он удержал ее, положив ей на плечи руки в безотчетном стремлении не дать ей вновь ускользнуть от него.

— Послушай меня, милая, — сказал он тихим, чуть дрожащим от напряжения голосом. — Мы уже не в состоянии ничего изменить, даже если бы этого и хотели. Зачем противиться той силе, что связывает нас с тобой. Нас теперь ничто не может разлучить. Да и нет таких причин, из-за которых нам надо было бы отказывать себе в удовольствии.

Ее глаза мгновенно полыхнули огнем.

— Да, действительно нет причин, за исключением одной — моего будущего! Я намерена однажды выйти замуж. Если я останусь с тобой, ни один мужчина не возьмет меня в жены. Ведь я теперь не девственница.

Гаретту определенно не понравился тот оборот, который принял их разговор.

— Потеря невинности не может остановить ни одного мужчину, если только он не слепец, от желания взять вас в жены, мадам, могу вас заверить в этом! Однако этот разговор о замужестве совершенно беспочвенен. Раз ты будешь жить со мной, тебе муж не нужен.

— Но и любовник мне тоже не нужен, — заявила она. — К тому же я и не хочу этого вовсе.

Пытаясь скрыть за мрачной улыбкой ту боль, что причинили ему ее слова, Гаретт насмешливо произнес:

— Но ты ведь не станешь отрицать, что наши любовные утехи этой ночью доставила тебе наслаждение не меньше, чем мне.

Мина вновь покраснела и опустила взгляд.

Ее молчание несколько воодушевило Гаретта.

— Вот видишь! Ты не можешь отрицать, что хочешь меня, так же как и не можешь взять назад те слова, которые говорила мне прошлой ночью. И видит Бог, как сильно я тебя хочу. Я просто с ума по тебе схожу. Так почему бы тебе не принять это все так, как есть?

Когда она подняла на него глаза, они ярко блестели от непролитых слез.

— Этого недостаточно, — тихо прошептала она.

— Но это больше того, что ты когда-либо имела в жизни!

Мина покачала головой.

— Ты не понимаешь. Ты никогда не сможешь понять!

Он наклонился вперед, сильнее сжимая руки, все еще лежащие на ее плечах.

— Но я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. До остального мне нет сейчас никакого дела.

— Это неправда. Тебя волнует еще очень многое. Разве ты забыл, что не доверяешь мне? Забыл о своих подозрениях, что у меня есть какие-то тайные отношения с твоим дядей?

Он не забыл. Он надеялся, да нет, верил, что она обязательно сказала бы ему правду теперь, после этой ночи любви.

— Это ты мне не доверяешь. Я ведь уже говорил тебе, что, в чем бы ни состоял твой секрет, со мной ты в безопасности. Уверяю тебя, не важно, что именно ты мне расскажешь. Я сумею защитить тебя. И теперь, когда я связан с тобой так крепко, как только мужчина может быть связан со своей женщиной, я думаю, ты должна поведать мне свое прошлое.

Очень долго она пристально смотрела на него, в ее взгляде явно отражалась внутренняя борьба. Ей очень хотелось довериться ему, и в то же время она не могла на это решиться. Наконец она опустила взгляд и, теребя край простыни, тихо спросила:

— А какова цена связи мужчины со своей женщиной?

С его губ сорвалось тихое проклятие. Бросив на него смущенный взгляд, она поспешно произнесла:

— Нет, я вовсе не то имела в виду… я лишь спрашиваю, что ты хотел сказать, когда говорил о силе этой связи?

Он в отчаянии уронил руки.

— Ты прекрасно знаешь, что я хотел сказать. Я буду твоим защитником, даже если мне придется сражаться с целым светом.

— И ты защитишь меня даже ценой своей жизни?

Гаретту стоило большого труда подавить раздражение, которое уже начало закипать в его груди.

— Но разве не это я делал прошлой ночью?

В ее глазах на мгновение мелькнул ужас, когда она вспомнила события предыдущей ночи.

— Да, — тихо прошептала она.

Его голос мгновенно смягчился.

— И всегда буду это делать, клянусь тебе.

Мина вздохнула.

— Мне требуется большее.

— Деньги? Ну что ж, этого у меня как раз более чем достаточно. Разумеется, я обеспечу тебя. Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться.

— До тех пор, пока я не наскучу тебе, — прошептала она.

Гаретт попытался обнять ее, но она вывернулась из его рук. Он почувствовал, как что-то оборвалось у него внутри.

— Уверяю тебя, милая, ты очень не скоро мне наскучишь.

Она судорожно сглотнула и стиснула руки.

— Мужчинам, как правило, довольно быстро надоедают женщины, милорд. В этом нет ничего нового.

— Мужчинам надоедают обычные женщины. А тебя язык не повернется назвать обычной.

Тень улыбки скользнула по ее губам и пропала.

— В любом случае меня волнуют не деньги. Я вполне могу и сама прокормить себя с помощью своих способностей как целительница. Но скажи мне, эта привязанность, о которой ты говорил, насколько она сильна? Заставит ли она тебя встать на мою сторону против тех, которых я считаю своими врагами?

— Разумеется, — коротко ответил он, внезапно теряя интерес к этому разговору, который начал напоминать ему какой-то странный вариант супружеских клятв.

— Даже если они окажутся твоими друзьями? Встанешь ли ты на мою защиту против своих же друзей? — продолжала она, стараясь не замечать его раздражения.

На мгновение он заколебался, но всего лишь на мгновение. Если по какой-то невероятной причине ему придется выбирать, например, между Хэмпденом и Миной, то кого он выберет? Конечно, выбор не из легких, но он не сомневался в том, чью сторону он примет.

— Да, и против моих друзей, хотя не могу взять в толк, каким образом это может понадобиться.

— А встанешь ли ты на мою защиту против своих кровных родственников? — Она замолчала на мгновение, в ее глазах появился какой-то странный свет, и она тихо закончила: — Против своего короля?

Гаретт мгновенно понял, что в этом вопросе и заключался ключ к разгадке ее тайны, ее, прошлого. Но что-то внутри его взбунтовалось против того, что она пытается диктовать ему условия, на которых готова стать его любовницей. Оскорбленная гордость взяла верх над любопытством, и он холодно ответил:

— Если ты ждешь от меня клятвы в полной и абсолютной преданности тебе, то должна и сама сначала мне довериться. Ты просишь от меня слишком многого, сама же ничего не предлагаешь взамен. Я все еще не знаю, почему ты скрываешь от меня свое прошлое, хотя, как мне кажется, каждый ребенок в городе, не то что взрослый, знает, кто ты на самом деле. Я также не знаю, каким образом ты связана с моим дядей. И будь я проклят, если стану давать тебе какие-нибудь обещания до тех пор, пока ты не расскажешь мне хоть что-то. Нет, пока ты не расскажешь мне всего!

Мина отвела взгляд и молча уставилась на потухший очаг. Гаретт почувствовал, как напряглось ее тело.

— Я боюсь, Гаретт, — тихо произнесла она.

— Боишься… меня? — спросил он с чуть заметным колебанием, страшась услышать ответ.

— Да… нет… я не знаю.

Он увидел смятение и растерянность на ее лице, и у него внезапно защемило сердце. Не в силах больше сдерживаться, он привлек ее к себе. На этот раз Мина не сопротивлялась. Она положила голову ему на грудь, словно ища утешения в сильных ударах его сердца. А затем она вдруг порывисто обняла его, прижавшись к нему всем телом, словно в нем одном заключалась ее последняя надежда и спасение.

Этот жест до глубины души растрогал Гаретта. Он опустил голову и зарылся лицом в волны ее густых волос.

— Тебе нечего бояться меня, милая. И доказательство тому — эта наша ночь. Я не смогу причинить тебе вред, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

Девушка некоторое время молчала. Наконец она подняла голову и взглянула на него.

— Эта ночь доказала лишь то, что ты желаешь меня. Но иногда одного желания недостаточно.

Он встретился с ней взглядом.

— Значит, тогда достаточно моего слова чести. Я сумею защитить тебя, Мина, вне зависимости от того, что ты скажешь мне. Клянусь тебе в этом всем, что тебе свято.

Было мгновение, когда ему показалось, что девушка вот-вот заговорит. Но она только опустила голову и снова прижалась к его груди.

— Дай мне немного времени, — прошептала она. — Мне надо подумать.

Гаретт тяжело вздохнул. И все же он понимал, что должен считаться с ее желанием. Своей робостью и осторожностью Мина напоминала ему пугливую лань, которую надо терпеливо приручать снова и снова, прежде чем та начнет доверять человеку и позволит подойти к ней достаточно близко.

— Что ж, как хочешь. Я дам тебе время, — прошептал он нежно, зарываясь в ее густые золотистые волосы.

Он почувствовал, как она расслабилась в его объятиях и теснее приникла к нему. На какое-то время они замерли, лишь Гаретт легкими движениями, едва касаясь волос, гладил ее по голове. Но с каждой минутой он все сильнее ощущал тепло и нежность ее тела, упругое давление прижатых к его обнаженной груди мягких полушарий, запах ее волос. Внезапно он почувствовал, что должен удостовериться, не было ли сиюминутной прихотью ее страстное желание отдаться ему прошедшей ночью. Эта мысль обожгла его, вызвав мучительное нетерпение, от которого еще больше разгорелся в нем жар желания.

Он приподнял ее голову за подбородок, и ее мягкие зовущие губы оказались всего в каком-то дюйме от его горячих губ.

— Я дам тебе время подумать, — повторил он глухо. — Но будь я проклят, если позволю тебе провести все это время только в раздумьях.

Мина как зачарованная смотрела на его губы, невольно приоткрыв свои. Он воспринял это как приглашение, которого с такой надеждой ждал, и действительно, когда он прижался к ее губам, она не стала сопротивляться и с готовностью ответила на его страстный поцелуй.

Питни уставился мрачным взглядом на стопку толстых конторских книг, громоздящихся на его изысканном письменном столе из темного ореха. Затем с громким злобным проклятием развалил всю кипу, жалея, что не в его власти заставить их вообще исчезнуть. Траты ежедневно росли, словно снежный ком, чего, к сожалению, нельзя было сказать о его прибылях. Друзья желали получить с него долги, враги были рады лишить его власти и влияния, а ростовщики отказывались ссудить ему хоть сколько-то денег.

У него все еще оставалось немного земель и небольшое поместье. Но что с них было проку, если его арендаторы, по-видимому, были вовсе не расположены трудиться на своих полях. Они открыто бросали ему вызов, а когда он попытался воздействовать на них силой, несколько дней поработали, а затем вновь отправились в местную таверну заливать элем свои невзгоды.

Питни подумал о землях Фолкхэма, которые были отлично обработаны и приносили постоянный доход, и заскрипел зубами от злости, в сотый раз за это утро проклиная солдат, которые когда-то давно приняли мальчика-слугу за Гаретта и по ошибке убили не того, кого надо. Да, во всех его нынешних несчастьях виноваты ненавистный племянник и его друзья-роялисты.

Чувствуя, как гудит от проблем голова, Питни позвонил, вызывая служанку. Спустя минуту на его звонок поспешно вошла ссутулившаяся, испуганная женщина и низко склонила перед ним голову. С довольной усмешкой Питни отметил, что она дрожит от страха. По крайней мере в своем доме он еще хозяин, черт возьми!

— Позови сюда мою жену, — приказал он. — Да поживее двигайся, улитка ты эдакая! — добавил он грубо, с удовольствием отметив, как покраснела бедная женщина. Он страстно желал, что служанка ответит ему на оскорбление, так как ему требовалось выместить сейчас на ком-нибудь свое плохое настроение.

Но женщина покорно смолчала и торопливо выскользнула из комнаты. Питни хмуро следил за ней взглядом. Что ж, придется, как обычно, сорвать свою злость на жене.

Правда, в последнее время стало все труднее это делать. Он не мог бить ее — не хотел рисковать жизнью их будущего ребенка. Ему оставались лишь угрозы, а угрозы, кажется, перестали действовать на нее. Ему даже начинало казаться, что у жены появилась то ли надежда, то ли внутренняя уверенность, поддерживающая ее дух и позволяющая этой слабой тихой женщине противостоять вспышкам его злобы.

«Гаретт! Все дело в нем», — думал Питни в очередном припадке ярости. Она все еще надеется, что ее драгоценный племянник сможет избавить ее от собственного мужа. Ну что ж, придется сделать все возможное, чтобы этого не произошло. Еще один лишний повод для того, чтобы убить этого негодяя.

Стук в дверь прервал его размышления, вызвав зловещую улыбку на его губах, а служанка-то и в самом деле оказалась весьма проворна. Однако против его ожидания в ответ на разрешение войти перед ним неожиданно предстал Эштон. Он чуть задыхался, словно от быстрого бега, и глаза его возбужденно сверкали.

— У меня важные новости для вас, хозяин, — произнес он с поклоном.

— О Фолкхэме?

— Да. И еще кое о ком, кто также вас заинтересует.

— О чем это ты?

Эштон заговорщицки ухмыльнулся и похлопал себя по сюртуку, стряхивая дорожную пыль. По всему было видно, что он спешил как дьявол, чтобы поскорее принести хозяину важные вести.

— У вашего племянника есть очень занятная приятельница — дочка Винчелси.

Питни уставился на своего слугу, словно тот окончательно сошел с ума.

— Леди Мэриан? — И когда Эштон энергично кивнул, нахмурился. — Этого не может быть! Ты, верно, ошибся! Девчонка мертва.

Эштон замотал головой.

— Да нет же. Должно быть, солдаты, которых послали за ней в цыганский табор, солгали. Она жива! Я видел ее собственными глазами и могу вас уверить, я бы ни за что не забыл такого прелестного личика. Она в Лидгейте и живет в поместье графа Фолкхэма!

Питни тяжело опустился на стул. Так, значит, эта гордая красавица цыганка все еще жива? При одном только воспоминании о ее юной прелести он почувствовал горячее желание, вызвавшее напряжение в чреслах. Если бы не ее мамаша, которая так зорко присматривала за ней! Как раз такой тип женщин нравился ему больше всего. К тому же она была дерзкой, слишком дерзкой для такой юной девушки! Как же ему хотелось тогда сломить ее, заставить подчиняться его желаниям! Он ведь даже подумывал о том, чтобы сделать ее своей любовницей, когда Винчелси убрали с его пути и упрятали в тюрьму.

Однако и тут не обошлось без Гаретта. Мало того что он завладел всем, чем так мечтал обладать сам сэр Питни, так еще он получил и девицу! Это прямо какой-то злой рок! Леди Мэриан и его племянник! Какой угрожающий, опасный для него союз! Если только она когда-нибудь догадается, кто стоит за арестом ее отца, и скажет Гаретту…

— Фолкхэм знает, кто она такая? — спросил он у Эштона, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу.

— Не думаю. Жители Лидгейта называют ее Мина, хотя хорошо ее знают. Видимо, они скрывают ее от гвардейцев. Когда я видел девушку в последний раз, человек Гаретта как раз вел ее на встречу с городским советом. Я так полагаю, что граф что-то заподозрил и решил выяснить, кто она.

Питни в возбуждении наклонился вперед. Такой поворот событий его явно устраивал, и в его хитрой голове мгновенно созрел очередной дьявольский план.

— И за кого же мой племянник ее принимает?

— За простую цыганку-знахарку. До того как Фолкхэм привел ее в свой дом, она жила в кибитке вместе с другой цыганкой, постарше, которую называла своей тетей.

Питни радостно потер руки и рассмеялся.

— Думаю, она не собирается рассказывать ему, кто она такая, из страха, что мой племянник, верный королевский прихвостень, тут же сдаст ее людям короля. Что ж, великолепно! Неплохое наказание за холодность этой гордячки, а, как ты думаешь? Теперь она вынуждена жить так, как должна была бы жить ее мать, нищая цыганка, — в услужении знатных господ! Ее мать не имела права выходить замуж за высокородного англичанина. И теперь леди Мэриан за это расплачивается. Что ж… значит, есть все же какая-то справедливость в этом мире.

Эштон вновь с нетерпением переступил с ноги на ногу.

— Но, сэр, что, если он все же узнает ее настоящее имя? Что, если ей придет в голову попытаться доказать невиновность своего отца? Если только она догадается, что вы…

— Довольно! — сердито приказал Питни, кивнув на все еще открытую дверь в свой кабинет. Там никого не было, но кто-нибудь мог их услышать, проходя по коридору. Питни понизил голос почти до шепота. — Мы должны предпринять кое-какие действия, до того как это случится. Но мне нужно немного времени, чтобы придумать, как и в какой момент лучше для нас разоблачить их вместе с укрывающим ее Фолкхэмом. Так, чтобы этот королевский любимец не успел понять, каким образом оказался предателем.

Во взгляде Эштона появилось воодушевление.

— Превосходно! Вы навсегда опозорите его перед королем! От этого удара ему не оправиться!

Питни нахмурился.

— Сомневаюсь, чтобы эта история так уж сильно дискредитировало его. В конце концов ее ведь ни в чем не обвинили. Но если бы мне удалось каким-нибудь случайным образом заставить солдат схватить его, а он при этом оказал бы сопротивление… — Он зловеще усмехнулся. — И если я по счастливой случайности окажусь при аресте рядом и попытаюсь помочь, когда арестованный вздумает бежать… что ж, ведь это всего лишь предположения, не так ли?

Эштон понимающе кивнул, выразительным жестом положив руку на эфес шпаги.

— Да, сэр, именно так.

Продолжая довольно улыбаться, сэр Питни вытащил золотую табакерку из кармашка своего камзола, взял щепотку табака и вдохнул в себя.

— Я также должен найти способ разделаться с леди Мэриан, прежде чем она сумеет что-нибудь выяснить об истинных виновниках ареста и убийства ее отца.

Эштон бросил на своего господина одобрительный взгляд.

— Но прежде вы наверняка попытаетесь попробовать от того же пирога, что и Фолкхэм. Боже, ну и лакомый же вам достанется кусочек!

— И опасный к тому же! — недовольным тоном добавил Питни. — Тебе-то уж не стоит забывать об этом!

Эштон только пожал плечами.

— Но что она может рассказать? Она же ровным счетом ничего не знает о том, что произошло. Она даже не знает, что я подложил отраву в ее снадобье. А когда отравленное лекарство обнаружили, меня и вовсе не было поблизости. Что же…

Едва слышный звук, раздавшийся со стороны двери, заставил их обоих резко повернуться в этом направлении. У двери стояла Бесс. На ее белом как мел лице был написан откровенный ужас. Она повернулась, собираясь скрыться, однако ее ставшая такой неповоротливой фигура не позволила бедной женщине двигаться достаточно быстро.

— Вернись сейчас же сюда, Бесс, — зловеще крикнул Питни, в то время как Эштон распахнул дверь и бросился следом.

В несколько шагов ему удалось нагнать ее и, схватив за руку, привести обратно в кабинет, несмотря на ее отчаянное сопротивление.

— Закрой дверь! — приказал Питни.

Эштон молча повиновался. Бесс смотрела на мужа, и в каждой черточке ее тонкого, когда-то прекрасного лица читалось отвращение, смешанное с ненавистью. Питни поднялся из-за стола, раздумывая над тем, как много ей удалось услышать из их разговора.

— Как долго ты стояла там? — спросил он самым угрожающим тоном, на какой был способен.

Бесс упрямо вздернула подбородок, но губы у нее предательски дрожали.

— Я только подошла.

— Не лги, Бесс. Ты ведь прекрасно знаешь, что с тобой случается, когда я ловлю тебя на лжи.

Он выдвинул ящик стола, достал оттуда хлыстик и принялся нетерпеливо постукивать им по ладони. И без того бледное лицо Бесс стало пепельно-серым.

— Итак, Бесс? Что ты слышала?

— Н-ничего, — прошептала она, не отрывая взгляд от хлыста.

Внезапно Питни, размахнувшись, хлестнул по столу, и Бесс вздрогнула, словно он ударил ее.

— Не лги, — прорычал он, начиная терять терпение. — Ты слышала, как мы говорили о яде?

Бедная женщина опустила глаза. Питни обошел стол и поднял руку с хлыстом.

— Да! — закричала она, закрывая лицо руками. — Да, да, — повторила она уже тише, почти с отчаянием.

— Оставь нас, Эштон, — резко приказал Питни, и тот, ни слова не говоря, тут же покинул комнату.

Едва за Эштоном закрылась дверь, Бесс торопливо заговорила, и по ее дрожащим рукам было заметно, как она напугана.

— Я не вполне поняла, что вы сделали, но я обещаю вам: я ни слова никому не скажу об этом.

— Не прикидывайся дурой, Бесс. Ты же прекрасно знаешь о том, что кто-то пытался отравить короля и что яд был обнаружен только потому, что какой-то осел опрокинул чашу с лекарством, а собака короля слизала отраву.

Бесс задрожала от ужаса, плечи ее поникли.

— Вы задумали это отравление? — изумленно, словно не желая этому верить, прошептала она. — Я знала, вы всегда ненавидели Его Величество. Я знала о ваших политических амбициях. Но… но заговор против короля? Это безумие! Как могли вы пойти на такое злодейство?!

Пронзительный взгляд Питни, казалось, прожигал ее насквозь, словно вопрошая, действительно ли она такая дура или просто притворяется. Он никак не мог поверить, что она прежде никогда не догадывалась, как далеко простирались его планы.

— Это не было ни злодейством, ни безумием. Когда стоит вопрос о власти, истинно великие люди всегда готовы на решительные действия. Наш король собирается разрушить все то, что было достигнуто ценой многих жертв и лишений настоящими патриотами, которых роялисты с таким презрением называют «круглоголовыми». Я не могу допустить этого. Неужели ты могла хоть на миг подумать, что за этим отравлением действительно стоит этот мягкотелый книжный червь Винчелси?

В глазах Бесс появилось выражение ужаса, словно ей открылось нечто, полностью изменившее ход ее мыслей.

— Вы и в самом деле сумасшедший, — прошептала она, резко отворачиваясь.

По какой-то причине ее слова разъярили Питни. Да как смеет она называть его великолепный, хитроумный план безумием? Глупая женщина!

— Сумасшедший вряд ли мог бы все так ловко устроить, — с презрительной усмешкой бросил он. — Разве мог безумец все так тонко рассчитать и выбрать этого Винчелси для своих целей? Хоть его и разоблачили, но пострадал-то только он один! И разве безумие попытаться вернуть вам ваш драгоценный Фолкхэм-хауз? — Он зло осклабился, не скрывая своего торжества. — А ведь именно это и было моей главной целью. Независимо от того, умер бы король или нет, сэр Винчелси должен был быть обвинен сразу же, как только обнаружили яд. А с исчезновением сэра Винчелси я вполне мог выкупить Фолкхэм-хауз у короны. Теперь ты видишь, что все это я задумал для тебя, моя дорогая!

Бесс сжалась, в ее глазах сверкнуло возмущение.

— Вы не смеете вмешивать меня в свои преступления!

Питни зло усмехнулся и, обойдя Бесс, встал точно за ее спиной.

— Но это именно то, что я собираюсь сделать. Если ты когда-нибудь обмолвишься хоть словом о том, что тебе довелось сегодня услышать, то могу заверить, ты полностью разделишь со мной мою вину, моя милая женушка.

Он поднял хлыст и провел им по ее спине, испытывая явное наслаждение при виде дрожи, которая невольно прошла по ее телу.

— Вот так-то. Помни о том, что я могу сделать с тобой все, что захочу, — сказал он с довольной улыбкой. — Я могу подкупить служанку, и она поклянется, что ты рассказывала ей о своем преступлении. А Эштон может пустить любые слухи, подтверждающие твою вину. Вот видишь, ты уже и сейчас полностью замешана в этом преступлении, хотя и не подозревала об этом.

Бесс резко обернулась, и в ее больших карих глазах мелькнул неподдельный ужас.

— Вы готовы оклеветать свою собственную жену?

Он холодно улыбнулся.

— Только в том случае, если ты решишь предать своего мужа.

С этими словами Питни вновь поднял хлыстик и просунул его за полоску легкого шелкового шарфа, края которого скрывались в вырезе низкого выреза платья. Отодвинув в сторону шарф, он приоткрыл своему жадному взору пышную, белоснежную грудь жены. А затем так же медленно провел кончиком хлыста по ее нежной Коже.

Бесс покраснела, быстрым движением оттолкнула хлыст и запахнула на груди шарф.

— Гаретт никогда не спустит такого преступления. Он обязательно дознается, что это ваших рук дело, и как вы тогда выкрутитесь? Он и так уже сделал все, чтобы ваше имя с презрением упоминалось при дворе. Вы не сможете остановить его.

Холодная ярость захлестнула Питни. Он с силой ударил Бесс по плечу и, когда она против его ожидания не закричала, Лишь зрачки расширились от боли, а продолжала стоять, бледная и дрожащая, но не сломленная, рассвирепел еще больше.

Отшвырнув с отвращением хлыст, он резко повернул ее к себе и схватил за запястья, сжимая изо всех сил, пока она чуть не задохнулась от боли.

— Ты ничего не скажешь Гаретту, потому что иначе я убью тебя, слышишь? И я позабочусь о том, чтобы ты умерла в страшных мучениях. Не думай, что тебе удастся остановить меня, выдав людям короля. У меня все еще достаточно преданных людей, которые готовы выполнить любой мой приказ, даже если я окажусь в тюрьме.

Она молча пыталась вырваться из его железных рук, но он только зло рассмеялся над ее слабыми усилиями.

— Не думай, что это пустые угрозы, Бесс. Я, ни минуты не сомневаясь, исполню их. Так что лучше уж тебе держать свой прелестный рот на замке!

Он с силой притянул ее к себе и, опустив руки, прижал ее ладони к своим раздувшимся панталонам. Она попыталась сопротивляться, но Питни принялся водить ее рукой вверх и вниз.

— Скажи спасибо, что, несмотря на свое уродливое разбухшее тело, ты все еще вызываешь во мне желание. Теперь, когда ты узнала мою тайну, это единственное, что удерживает меня от того, чтобы убить тебя. Да еще ребенок и те связи, что остались у тебя в мире высокородных дворян Англии. Но берегись, если ты потеряешь все это… — И он с силой вывернул ей запястья, заставив наконец вскрикнуть.

— Я ничего никому не скажу, — прошептала она. — Не скажу! — повторила она в отчаянии.

— Вот и умница, — пробормотал он, вглядываясь в лицо жены, чьи тонкие черты всегда напоминали ему человека, которого он так ненавидел. Адская смесь гнева и желания бушевала в нем, требуя немедленного выхода.

Он отпустил ее запястья и принялся поспешно стаскивать свои панталоны. Он не мог излить всю ненависть и ярость на того, кто этого заслуживал. Но в его полной власти, по крайней мере, была Бесс, которую он мог наказывать, сколько ему заблагорассудится.