Любовь срывает маски

3

Безумно уставшая, Мэриан выскользнула из маленькой тесной хижины, где принимала роды у миссис Айкин. Роды были долгие и тяжелые. Бедная женщина замучилась сама и измучила Мэриан, но, к всеобщему счастью, разрешилась двумя прекрасными мальчиками-близнецами, вызвавшими приступ неимоверного восторга у их отца. До сих пор у них рождались одни только девочки. А Мэриан с благодарностью думала о том, как кстати пришелся сейчас опыт, который она получила, помогая матери в подобных тяжелых случаях.

С огромным облегчением девушка вдохнула в себя свежий ночной воздух, затем завязала тесемки маски и накинула на голову капюшон. Ходить по Лидгейту в таком виде становилось все утомительнее. Все эти три долгие недели она страдала от своего маскарада, испытывая постоянную неуверенность, так как не знала, в какой момент и откуда может появиться опасность и когда она может снять маску, не подвергая себя риску. Как бы ей хотелось отбросить подальше всякую осторожность и навсегда избавиться от этого маскарада. Но Тамара мгновенно оказывалась тут как тут и принималась ворчать, увидев ее без маски и плаща. Поэтому Мэриан, как могла, боролась со своим горячим желанием избавиться от них совсем.

Она устало брела через город, который считала почти своим родным домом, нисколько не боясь появляться на его узких улочках в такое позднее время. Впрочем, сейчас темнота и тишина казались для нее более надежным укрытием, чем стены неприступной крепости. Здесь, среди простых жителей города, мужественно переносящих все свои невзгоды, она нашла надежный приют и защиту.

Внезапно из темноты на другой стороне улицы вынырнул высокий, очень худой человек, которого она раньше никогда не видела. Заметив девушку, он торопливо направился в ее сторону. Мэриан остановилась, поджидая его и не испытывая при этом ни малейшего страха. Ее часто разыскивали незнакомцы, которые, прослышав о ее талантах целительницы, обращались к ней со своими недугами. Судя по той порывистой поспешности, с которой приближался к ней незнакомец, он был как раз одним из них.

— Не вы ли та самая цыганка-целительница, которую зовут Мина? — спросил он, приблизившись к ней. Как смогла заметить девушка, он был необычайно взволнован, почти испуган.

В ответ на ее молчаливый кивок незнакомец испустил вздох облегчения и, неожиданно схватив за руку, потащил за собой, направляясь назад, в ту сторону, откуда он только что пришел.

— Мне сказал один человек в таверне, чтобы я поискал тебя здесь, в этой стороне города. Какое счастье, что я тебя нашел! — бормотал он, увлекая ее за собой и делая при этом такие широкие шаги, что девушке пришлось почти бежать за ним.

— Может, вы все-таки скажете, куда вы меня тащите? — спросила она с улыбкой. Ей показалось забавным, что незнакомец то ли был абсолютно уверен в ее согласии помочь, то ли настолько возбужден и взволнован, что не только не представился, но и ничего ей не объяснил.

Но при этих словах он внезапно остановился, осознав свою оплошность.

— Простите меня, мадам! Я ничего не сказал вам? Я камердинер его светлости, Уильям Крэшоу. Его светлость тяжело ранен. Человек в таверне сказал, что вы можете помочь ему.

Мэриан ощутила, как леденящий ужас сковал ее изнутри.

— Его светлость?

Уильям Крэшоу кивнул и вновь схватил ее за руку, намереваясь тащить дальше, однако, почувствовав, что она не сдвинулась с места, нахмурился.

— Граф Фолкхэм! — воскликнул он взволнованно. — Уверен, вы слышали о нем!

Мэриан, словно оцепенев, смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Она не могла так рисковать и идти к Фолкхэму! Что с ней будет, если он узнает, кто она такая! Но она не могла и оставить без помощи раненого. Боже мой, что же ей делать?!

Внезапно она подумала о мистере Тиббете. Да, это выход. Аптекарь мог вполне позаботиться о графе, если только тот не слишком сильно пострадал.

— В каком состоянии его светлость, насколько серьезно он ранен? — спросила она.

— Достаточно серьезно, — раздраженно отвечал камердинер. По его тону девушка поняла, что он начинает сердиться на нее за медлительность. — И чем дольше мы будем здесь без толку стоять, тем хуже будет его состояние. На него напали двое на дороге. Один из них нанес ему удар шпагой в бедро. Если кто-нибудь не остановит кровотечение, он вскоре умрет.

Мэриан побледнела.

— Но еще есть мистер Тиббет… — начала она неуверенно.

— Этот пуританин! Я бы не хотел, чтобы кто-то из этих людей дотрагивался до моего хозяина! — презрительно скривил губы Уильям Крэшоу. — И все же я в таком отчаянии, что готов был согласиться даже на это, но его нет в городе. Человек из таверны сказал мне, что вы сможете помочь моему хозяину. Но если вы слишком неопытны и брезгливы, чтобы перевязывать раны…

— Не беспокойтесь, я отлично с этим справлюсь!

Слова невольно сорвались с ее языка, хотя, пожалуй, выбора у нее не было. Если мистера Тиббета действительно нет на месте, ей придется идти к графу, нельзя же допустить, чтобы он умер по ее вине.

— В зависимости от того, насколько серьезна рана, мне, возможно, придется послать вас в лавку аптекаря за какими-нибудь лекарствами, после того как я посмотрю, что с вашим хозяином. Помощник мистера Тиббета сможет дать вам все необходимое.

Он поспешно кивнул и зашагал впереди нее.

Вынужденная почти бежать за ним, Мэриан подумала, что можно было бы послать Уильяма к Тамаре за снадобьями. Однако они так старательно избегали последнее время графа и его людей, что сейчас она предпочла бы не показывать кому-либо из них, где они живут. Впрочем, в этом нет необходимости. Слуга мистера Тиббета обычно всегда заменял своего хозяина, когда тот отсутствовал. Он снабдит Уильяма всем, что ей может понадобиться, если, конечно, камердинер правильно запомнит ее наставления.

Ее сердце отчаянно колотилось. Ей еще никогда не приходилось перевязывать серьезные раны, хотя она сотни раз наблюдала за тем, как это делал ее отец. А эта рана, видимо, стоила всех ран! Но как она может лечить графа, зная, что он, возможно, способствовал аресту ее отца? Как она может прикасаться к нему, когда она панически боится, что он может узнать, кто она такая?

Мэриан тяжело вздохнула. А как она может отказаться помогать ему? Так же, как ее мать и отец, она приносила клятву, что будет делать все, насколько хватит ее знаний и умений, чтобы сохранить жизнь любому человеку. Может быть, этот человек недостоин того, чтобы ему сохраняли жизнь, но кто она такая, чтобы решать? Жизнь есть жизнь — самая большая ценность на свете. Она обязана сделать все, что в ее силах.

Мэриан спешила как могла, иногда ей даже приходилось бежать, чтобы не отстать от взвинченного до предела камердинера. Когда они добрались до вершины холма и перед ней предстал ее когда-то родной дом, она почувствовала, как комок подступил к горлу. Здесь, в доме, который был отобран у ее отца, сейчас находился человек, возможно, разрушивший ее жизнь, навсегда лишивший ее семьи и дома! А она собиралась лечить его раны!

На мгновение она остановилась, как раз в том месте, где дорога сворачивала к Фолкхэм-хаузу. В ее памяти возникли яркие картинки ее недавнего, счастливого прошлого — вот они с мамой возвращаются поздно вечером домой после того, как сутки провели у постели больного ребенка, и в другой раз — уже все втроем — едут с веселой вечеринки от их соседей. Этот граф мог подстроить арест отца, чтобы получить назад их поместье, так как же она станет помогать ему? Как она может! Что бы сказал отец на это? И вдруг Мэриан поняла, что отец благословил бы ее. Она почти увидела его благородное, строгое лицо и добрые глаза, говорящие ей: «Все правильно, дочка. Ты должна помочь тому, кто нуждается в твоей помощи, и ни в чем не сомневаться. Это наш долг — долг тех, кто владеет особым искусством и знаниями, — помогать больным и спасть жизни тех, кого Бог позволит нам спасти».

Уильям прошел вперед несколько ярдов, прежде чем понял, что она остановилась и не идет следом. Он повернулся к ней. Его высокая, длинная фигура на фоне залитого лунным светом неба казалась неправдоподобно худой и нескладной. Однако, когда он заговорил, его голос звучал решительно:

— Послушайте, мадам, я послал человека за Боджером, но он живет слишком далеко. Боюсь, он не успеет добраться сюда вовремя. Но если вы не можете помочь его светлости, я подожду этого военного лекаря. Я не могу допустить, чтобы вы сделали ошибку, которая может стоить моему хозяину жизни или хотя бы ноги.

Мэриан вся сжалась при одном только упоминании о Боджере, ужасном, невежественном коновале, который погубил больше жизней, чем спас. Мысль об этом презренном человеке, уродующем чью-то ногу, показалась Мэриан настолько нестерпимой, что она содрогнулась. Ведь, в конце концов, сказала она себе, она не может быть абсолютно уверена, что граф каким-то образом ответствен за арест ее отца. Если он умрет из-за ее нерешительности и при этом окажется невиновным…

Она невольно расправила плечи, сразу почувствовав себя увереннее.

— Вряд ли мое вмешательство может стоить вашему хозяину ноги, конечно, если дело не зашло слишком далеко. Но я могу вас заверить, что, если только вы позволите Боджеру дотронуться до него, он окажется так близко к могиле, как никогда прежде. Вы должны доверить мне его раны.

Каким-то образом ее спокойный, уверенный голос убедил его.

— Что ж, тогда поспешим, — пробормотал он, поворачиваясь к ней спиной и вновь устремляясь вперед. — Мы теряем драгоценное время.

Очень скоро они вошли в ее старый любимый дом. Мэриан шла рядом с камердинером через анфиладу знакомых комнат, поднималась по знакомым лестницам и с невыразимой печалью вспоминала счастливые годы, проведенные среди этих дорогих ее сердцу стен. Длинный коридор на втором этаже был в значительной степени обновлен, но они шли так быстро, что Мэриан едва ли могла разглядеть, что именно здесь переделано. Напомнив себе, что она не должна подавать виду, как ей тяжело, девушка старалась не смотреть по сторонам, чтобы не травить себе душу воспоминаниями о тех днях, когда они были здесь так счастливы.

Внезапно тишина дома взорвалась громкими проклятиями. Мэриан бросилась бегом вслед за камердинером в дальний конец холла, туда, где, по всей видимости, находилась спальня графа. У девушки сжалось сердце — когда-то это была спальня ее родителей.

Однако то, что она там увидела, настолько ужаснуло Мэриан, что все остальные мысли просто вылетели у нее из головы. Один из слуг графа, очевидно старый солдат, стоял возле своего господина с пустой плошкой в руках. Сам же граф полулежал на широкой кровати, опершись на локти и вытянув перед собой ноги. Его мертвенно-бледное, искаженное болью лицо было покрыто бисеринками пота. В огне камина висел котелок, в котором что-то булькало, и Мэриан отчетливо ощутила запах кипящего масла. Граф снова громко выругался, сморщившись от боли.

Мэриан мгновенно забыла обо всех преступлениях, которые приписывала этому человеку, забыла о скрытой угрозе, прозвучавшей в его голосе в тот день, когда они встретились в лавке аптекаря. Ее сейчас волновало только одно — совершенно бессмысленные страдания человека, попавшего в руки самоуверенного, невежественного идиота, который вздумал использовать устаревший, почти бесполезный и в то же время наиболее болезненный способ обеззараживания раны.

— Если еще хоть одна капля упадет на его кожу, — угрожающе воскликнула девушка, бросившись вперед и выхватывая плошку из рук старого слуги, — то я сварю тебя самого в этом масле!

— Но, мадам, мы хотели выжечь заразу из раны! — возмущенно воскликнул тот, невольно отпрянув от налетевшей на него странной фигуры в черном, да к тому же еще и в маске.

Между тем Мэриан отшвырнула в сторону плошку и загородила старому слуге дорогу, когда он хотел поднять ее с пола и вновь наполнить кипящим маслом.

— Выжечь заразу, как бы не так! Убирайтесь отсюда, пока вы его еще не убили, — приказала она, тщетно пытаясь сдвинуть с места упрямого старика. Ее едва не затошнило от запаха обожженной плоти, который наполнил комнату.

— Слушайся женщину, идиот, — едва выдавил сквозь стиснутые зубы Фолкхэм. — Ради Бога, Уилл, выстави его отсюда!

Уильям быстро уговорил старого солдата уйти, что-то прошептав ему на ухо. Тот, недовольно ворча и качая головой, покинул спальню хозяина.

— Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы мучить меня еще больше, — простонал граф.

Он больше не морщился, и только пот, обильно стекающий по его лицу, свидетельствовал о невыносимой боли, которую он испытывал. Однако, взглянув на побагровевшую кожу в том месте, куда попало кипящее масло, Мэриан тяжело вздохнула. Даже в своем стремлении отомстить она не могла бы пожелать ему больших мук. Теперь она должна была успокоить его страдания, хотя единственное, чего она в этот момент желала, — это развернуться и убежать, чтобы не видеть этих ужасных ожогов. Тем не менее она немедленно достала из своей сумки с лекарствами мазь и принялась осторожно накладывать ее на обожженную кожу. При первом же ее прикосновении лицо графа вновь исказила гримаса боли.

— Сама рана не причинила мне такой муки, как этот старик своей так называемой помощью, — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы. — Это была полностью его инициатива. Он начал обжигать мне ногу, пока я находился в полузабытьи.

— Он просто невежда! — с отвращением поморщилась Мэриан и принялась внимательно осматривать саму рану.

Кто-то уже снял с графа панталоны. Простыня полностью прикрывала левую ногу и пах, оставляя открытой лишь поврежденную ногу. При виде ужасной рваной раны на бедре Мэриан едва не стало дурно.

— Рана опасная, — сказала она, пытаясь изо всех сил унять дрожь, — однако, похоже, крупные мышцы не разорваны, поэтому все должно хорошо зажить. Удачно еще, что у этих людей не было пистолетов.

— На самом деле у одного таки был, — заметил Фолкхэм, все еще не разжимая зубов. — Но он оказался неважным стрелком. Мне удалось отобрать у него пистолет. К сожалению, шпагой он владел лучше, чем я ожидал.

— А вы владеете шпагой лучше, чем ожидал он. Так, милорд? — подал голос Уильям:

Серые ясные глаза Фолкхэма подернулись пеленой, и выражение его лица стало еще более суровым.

— Да, полагаю, что так.

Мэриан изо всех сил пыталась подавить в себе волну ужаса, поднявшуюся внутри при этих словах. В полном молчании она пододвинула тазик с водой, который кто-то предусмотрительно поставил на стол возле кровати, затем обнаружила там же на столе льняные тряпки. Смочив и отжав тряпку, она медленными, очень осторожными движениями принялась обмывать рану.

Крепко сжатые губы графа и заходившие желваки на его скулах недвусмысленно сказали ей, что каждое ее прикосновение доставляет ему сильную боль, однако здесь она уже ничего не могла поделать. Так нежно, как только могла, она смыла засохшую кровь и кусочки материи, которые застряли в ране.

— А часто ли здесь на дорогах появляются разбойники? — спросил Уильям, внимательно наблюдая за тем, что она делает.

— Я впервые слышу об этом, — кратко ответила она, полностью поглощенная своим делом.

— Здесь никогда не было разбойников, — мрачно подтвердил граф сквозь стиснутые зубы.

Уильям внимательно взглянул на хозяина.

— Вы считаете, за этим стоит Тарле? — изменившись в лице, спросил он.

— Уверен. Он отнюдь не рад моему возвращению. Я вернул свои владения и поместье. И теперь он ужасно боится меня. Возможно, он понимает, как сильно я хочу перерезать ему глотку. Если бы не король…

Граф внезапно замолчал, пристально вглядываясь в закрытое маской лицо Мэриан, так как, едва он упомянул о возвращенном поместье, девушка застыла.

Ее сердце замерло, а затем бешено застучало, когда она поспешно продолжила обрабатывать рану. Правда, теперь она делала это уже не так нежно. Полностью теряясь под его пристальным взглядом, она перевела глаза на Уильяма, пытаясь хоть как-то сгладить свою растерянность.

— Вы уже сообщили констеблю?

— В этом нет необходимости, — охотно отвечал камердинер, заглядывая девушке через плечо. — Его светлость оставил их обоих лежать прямо там, на поляне, со вспоротыми животами.

— Довольно, Уилл! — резко оборвал его Фолкхэм. Но от девушки не укрылся многозначительный взгляд, который он бросил на своего слугу. — Совершенно ни к чему молодой женщине слушать о подобных вещах!

— Согласна, — поспешила вставить Мэриан. Ее желудок едва не вывернулся наизнанку, так как она тотчас же представила себе картину, описанную Уильямом. — Я не выношу убийства.

Фолкхэм скривил губы в улыбке, услышав, с каким презрительным вызовом она это произнесла.

— Вы бы, конечно, предпочли, чтобы вместо этого они убили меня?

Мэриан подавила в себе кровожадное желание ответить «да», но только потому, что не была совсем уверена в том, что он заслуживает смерти. Она подняла на него хмурый взгляд.

— Конечно, нет. Но мне не нравится, когда так равнодушно и даже небрежно говорят о смерти и убийствах.

— Простите меня, — мгновенно отозвался он, чуть приподняв от удивления брови. — Боюсь, мы с Уиллом слишком уж привыкли к смертям за последние два года. Служа под началом герцога Йоркского, мы участвовали во многих битвах.

Мэриан едва не задохнулась, услышав такое объяснение. Она невольно опустила глаза, взглянув на его обнаженный бок, и только тут заметила несколько белых шрамов на коже — видимо, следов от полученных в этих битвах ран. Она знала, что люди герцога Йоркского служили во французской и испанской армиях, завоевывая себе славу и почет. Так, значит, этот человек был одним из его прославленных наемников?

Неудивительно, что он почти не морщился, когда она очищала ему рану. Неудивительно и то, что он так спокойно, можно сказать, равнодушно отнесся к этому возмутительному, нападению, едва не стоившему ему жизни. Для такого молодого человека, каким казался, он, должно быть, видел слишком много смертей.

И сколько из этих смертей числятся на его счету? Девушка невольно задрожала, подумав о тех людях, которых он должен был порешить. Пусть даже многие из них и были убиты во время битвы.

Наконец Мэриан полностью обработала рану и теперь могла как следует рассмотреть, с чем ей придется иметь дело. Рана выглядела совсем не так ужасно, как ей показалось вначале. Если ее умело зашить и наложить бальзам, граф уже через несколько дней сможет двигаться. Мэриан почти с облегчением вздохнула. Ее взгляд невольно скользнул вверх по его обнаженному бедру, поросшему жесткими волосами.

«О Боже, нет!» — с ужасом, неясным ей самой, а потому показавшимся нелепым, подумала она, когда до нее дошло, что он почти полностью обнажен. Скрытое за маской, ее лицо вспыхнуло от непонятного ей самой смущения. Что это с ней? Сколько раз ей приходилось, работая вместе с отцом, видеть обнаженных мужчин, и ничего подобного с ней никогда не происходило. Однако этот человек был совсем другим. Он не был похож на тех солдат — серых, грязных, с загрубевшей кожей, которых ей приходилось лечить вместе с отцом.

Голос и изысканные манеры молодого человека отличались благородством. И все же он напоминал ей сейчас лежащую в колчане стрелу, с нетерпением ожидающую в своем молниеносном полете разрушить все, что встанет на пути. Даже в таком состоянии он излучал силу, хотя и лежал распростертый на кровати. Кожа на его бедре казалась почти мертвенно-бледной из-за большой потери крови, но сама нога, покрытая жесткими курчавыми волосками, несмотря ни на что, казалась мощной и крепкой. Взгляд девушки почти бессознательно скользнул выше, туда, где волоски росли гуще и где под простыней…

Мэриан поспешно опустила глаза. А затем вдруг поняла, что он внимательно наблюдает за ней, и ее рука невольно потянулась к лицу, проверить, на месте ли маска. Она храбро подняла на него глаза и… едва удержалась от шумного вздоха. Взгляд его ясных серых глаз, казалось, легко проникал сквозь шелк маски, для него не существовало никаких преград. Он словно читал ее нескромные, смущающие мысли.

— Ну так как? — спросил он, и в его голосе она уловила нотки сарказма. — Вы сможете с этим справиться?

Был момент, когда она подумала, что он имел в виду не только свою рану. Но затем, спохватившись, отругала себя за такие глупые мысли.

— Да, конечно. Но только мне надо, чтобы ваш человек принес кое-какие снадобья из лавки мистера Тиббета.

По лицу графа скользнула быстрая, насмешливая улыбка, при виде которой Мэриан готова была прикусить себе язык за то, что сама напомнила ему обстоятельства их первой встречи.

— Просто скажите мне, что именно вы хотите, чтобы я там взял, — отозвался Уильям и, не замечая странной улыбки хозяина, направился к двери.

— Скажите слуге, пусть даст вам горшочек с аконитовой мазью, да постарайтесь вернуться побыстрее, — деловито сказала Мэриан.

Уильям кивнул и открыл дверь.

— И вот еще что, Уильям, — добавила девушка, нервно оглянувшись на графа, — пусть слуга пошлет записку моей тете с сообщением, что я задержусь у пациента.

— Если вы объясните мне, где живете, я сам отнесу записку вашей тете.

— Нет!

Увидев, что оба мужчины смотрят на нее с немым удивлением, Мэриан постаралась говорить как можно более небрежным тоном:

— Я хочу сказать, вам нет совершенно никакой необходимости так утруждать себя. Просто пошлите слугу. И, пожалуйста, не упоминайте… кто мой пациент и где я сейчас нахожусь, не то тетя будет волноваться. Просто скажите, что я скоро вернусь. Тетя Тамара привыкла к тому, что я часто задерживаюсь у пациентов, поэтому она поймет.

После того как Уильям ушел, Мэриан обеспокоенно вздохнула. Тетя Тамара будет в ярости, когда узнает, где она сейчас. С той памятной встречи в лавке мистера Тиббета она много раз настойчиво повторяла, как важно держаться подальше и не попадаться на глаза молодому графу.

— Почему ваша тетя будет так уж беспокоиться, если узнает, что вас пригласили в Фолкхэм-хауз лечить меня? — спросил граф, и в его серых холодных глазах вспыхнул огонек неподдельного интереса.

Мэриан, которая в этот момент рылась в сумке с медикаментами в поисках толстой иголки и нитки, застыла на мгновение. Она старалась не показать своего смущения, вызванного вопросом графа. Чуть дрожащей рукой девушка вынула из сумки то, что искала, чувствуя, как пот тонкой струйкой течет по ее груди и спине под грубой тканью толстого шерстяного плаща. Неожиданно эта так хорошо ей знакомая комната показалась тесной и душной, что было совсем неудивительно, огонь в камине все еще горел. Однако не только, а может, и не столько духота в комнате вызвала такой странный жар в ее груди. Она вдруг внезапно поняла, что осталась с этим страшным, опасным человеком один на один.

Отвечая, Мэриан старалась осторожно выбирать слова, надеясь, что голос не выдает ее тревоги.

— Прошу прощения, милорд, если мои слова покажутся вам обидными, но только моя тетя не доверяет аристократам и не любит их.

Это была правда. Единственный аристократ, с которым Тамара мирилась, был ее отец.

Фолкхэм неожиданно рассмеялся, чем очень удивил ее.

— Отчего же так? Разве дворяне менее приятные и достойные доверия и уважения люди, чем цыгане?

— Некоторые из них достойны только презрения! — с вызовом заявила Мэриан, рассерженная тем пренебрежением, которое прозвучало в его тоне, когда он говорил о цыганах.

— Так же, как и некоторые цыгане. Возможно, вашей тете просто не повезло и она встречалась не с теми аристократами.

Злой ответ уже готов был сорваться с ее острого язычка, но Мэриан вовремя удержалась, понимая, как опасно спорить с таким противником. Да и была в его словах правда, что уж отрицать. Как-то однажды ее мама намекнула, что какой-то вельможа разбил сердце Тамары, и в этом коренилась основная причина, почему она с тех пор так подозрительно относилась ко всем аристократам. Однако было и еще кое-что. Тамара с презрением относилась к тем немногим аристократам, которых ей приходилось встречать, потому что она считала их слабовольными, слабохарактерными бездельниками и щеголями.

Мэриан взглянула на Фолкхэма, который стоически переносил боль, скрывая ее под напускной сдержанностью. Воистину граф очень сильно отличался ото всех тех вельмож, которых знала Тамара. Уж слабым-то его, во всяком случае, никак нельзя было назвать. Что ж, тем хуже для нее. Поскольку этот человек отнюдь не был глупцом, ее пребывание в Фолкхэм-хаузе с каждой минутой делало ее положение все более рискованным. Итак, ее благие намерения держаться как можно дальше от опасности, которую представлял собой граф Фолкхэм, рушились на глазах, и с этим она уже ничего не могла поделать, думала девушка со все возрастающим беспокойством.

Ну, во всяком случае, он достаточно серьезно ранен и не сможет побежать за ней, если у нее вдруг возникнет необходимость немедленно улизнуть отсюда. В то же время она не могла избавиться от предчувствия, что если он захочет преследовать ее, то сделает это, не обращая внимания на свои раны.

Ей остается только одно — добиться, чтобы у него не возникло такого желания. Мэриан посмотрела на иглу, в которую она только что вдела нитку. Похоже, после того, как она закончит зашивать ему рану, он вряд ли захочет когда-нибудь снова увидеться с ней и сам будет обходить ее за милю. И девушка внутренне содрогнулась при мысли о той боли, которую она должна будет сейчас причинить ему.

И тогда на помощь ей пришло воспоминание о том, кто он такой. Первый раз за весь вечер она внимательно оглядела комнату, которую он занимал сейчас, ту самую комнату, что принадлежала ее родителям. Ее неприятие еще более усилилось, когда она поняла, как он все здесь изменил до неузнаваемости. Старые, любимые кресла ее отца и письменный стол он заменил новой мебелью из ореха, которой недоставало уютной теплоты. Ее взгляд невольно наткнулся на окровавленную шпагу, что лежала на богатом светлом ковре, оставляя на нем зловещие пятна.

Граф был просто безжалостным убийцей, сказала она себе. Он заслужил всю ту боль, от которой сейчас страдал. И все же кровавые пятна, темнеющие на белых простынях, тут же напомнили ей о том, что он тоже человек и заслуживает жалости и сочувствия.

Ей лучше побыстрее закончить это тяжкое, неприятное дело, подумала она, решительно поднимая иглу.

— Я собираюсь сшить вам края раны, чтобы она не расходилась и лучше заживала, — предупредила девушка, снова приближаясь к кровати. — Но, боюсь, вам будет больно.

— Вряд ли будет больнее, чем уже есть, но я от души надеюсь, что вы умеете обращаться с иголкой, — насмешливо сказал он. — Мне бы не хотелось, чтобы завтра моя нога походила на кое-как залатанные панталоны.

Его внимательный взгляд остановился на ее тонких, нежных пальцах, в которых она держала иголку.

— Разве вы не знаете? Мы, цыгане, славимся своим искусством шить, — она пыталась говорить с ним легким, почти веселым тоном, чтобы хоть немного отвлечь его от своих действий.

— Но вы-то не цыганка, — процедил он сквозь стиснутые зубы, когда она стала протыкать иглой его кожу.

Его слова настолько смутили Мэриан, что она от неожиданности с силой вонзила в него иглу, забыв об осторожности.

— Черт возьми, женщина! — рявкнул он. — Я не подушка для булавок!

— Извините, — пробормотала она, пытаясь успокоиться. — Что вы имели в виду, когда сказали, что я не цыганка?

— У вас слишком правильная речь для цыганки. Вот ваша тетя — та другое дело, у нее вполне характерный выговор. Да и голос ваш и манеры говорят скорее о благородном происхождении.

Мэриан судорожно сглотнула. Ей надо постоянно держать ухо востро, этот человек слишком проницателен. Теперь придется выдумывать какое-нибудь объяснение. Вот только какое? Она вспомнила, как ее тетя однажды сказала, что чем ближе ложь к правде, тем она надежнее.

— Мой отец был аристократом, — сказала она тихо. — Только моя мать — цыганка.

Жесткий взгляд его прищуренных глаз впился в ее лицо, и Мэриан опять показалось, что он видит сквозь маску.

— Так, значит, вы — незаконнорожденная дочь какого-то вельможи? Что ж, это, конечно, объясняет вашу речь и манеры, но только в том случае, если вы воспитывались в его доме, как дворянка. Вы хотите сказать, что ваш отец признал вас?

Слава Богу, он сам пришел к такому заключению и предложил ей уже готовый вариант ответа, так что ей не придется придумывать совсем уж бессовестную ложь. Она с усилием заставляла свои пальцы слушаться и продолжала осторожно сшивать края раны. Однако говорить ей при этом было очень трудно.

— Да. Я жила в доме отца до самой его смерти, — прошептала она. Хотя бы здесь она могла не лгать. — Однако потом его семья отказалась от меня, и я вынуждена была жить со своей тетей как цыганка. С тех пор она и заботится обо мне.

— Вам пришлось нелегко в жизни, — сказал он тихо.

На какое-то мгновение его слова смутили девушку. Конечно, она лишилась обоих любимых родителей, но все-таки она не была одинока и несчастна все эти годы. А затем Мэриан вспомнила, что он думает, будто она обезображена оспой. И девушка внезапно почувствовала досаду и стыд за то, что своим враньем они с Тамарой вызвали его сочувствие и даже жалость.

— На самом деле моя жизнь вовсе не была такой уж тяжелой, — сказала она, осторожно протягивая нитку сквозь кожу. — Даже напротив, я была по-настоящему счастлива. Для меня жизнь похожа на заросший сад. Вы можете провести все свое время, проклиная сорняки, или же будете долго и старательно выпалывать их. Но в любом случае цветы — вот что главное! Вырастут они в вашем саду или нет — зависит только от вас.

Он закрыл глаза, и на его лице появилось то циничное выражение, которое так неприятно поразило девушку при их первой встрече.

— Некоторые сады настолько заросли, что их нет смысла спасать от сорняков, лучше сразу сровнять с землей.

Мэриан вновь отвела глаза от его лица, пораженная той неожиданной горечью, которая прозвучала в его словах.

— Может быть. Но только тогда, когда вы будете уверены, что сможете посадить новый сад.

Его губы сложились в жесткую, пренебрежительную усмешку.

— Что ж, я вижу, в вашем саду есть цветы. И не важно, что произойдет с вашим садом, вы приложите все силы к тому, чтобы он цвел.

Она улыбнулась под маской.

— Наверное, мои слова звучат слишком легкомысленно для человека, который только что был ранен разбойниками и едва не лишился жизни.

— Пожалуй. Немного. Или, быть может, слегка наивно.

Его слова неожиданно больно задели ее.

— А что вы знаете, милорд, о тяжелой, полной лишений жизни? — в запальчивости воскликнула она. — Вы сами когда-нибудь страдали в детстве от нужды? Или, может быть, видели, как умирают от голода дети? Вы видели смерть на войне, это правда, но вы ведь никогда не сомневались, что это достойная смерть во имя славы! — Мэриан невольно вспомнила тех бедных мужчин и женщин, которых лечили ее отец и мать, их ужасные и подчас бесцельные страдания. — Я столько раз видела, как смерть приходила за теми, кто ничем не заслужил ее, кто умер только потому, что родился в бедной семье. Нет, конечно, такие, как вы, предпочитают не замечать этих страданий. Вам и невдомек, что вы можете оказаться их причиной!

Он внимательно наблюдал за ее внезапной эмоциональной вспышкой, его глаза потемнели, как показалось девушке, от гнева.

— Ваша тетя не единственная в вашей семье, кто не любит аристократов, — тихо сказал он.

Мэриан отвернулась, смущенная и сердитая на себя за эту глупую вспышку. Почему она вдруг с такой злостью отреагировала на его, в общем, довольно безобидное замечание? Ведь она вовсе не может сказать про себя, что не любит аристократов. Да и с какой стати? Ее отец — баронет.

И все же она относилась к высшей знати несколько иначе, чем можно было бы ожидать от дочери придворного. Ее мать уже давно открыла ей глаза на страдания и нужды простых людей, она учила свою дочь лечить их, сострадать, ухаживать за бедными и нищими так же, как и за богатыми горожанами. Вот почему ее отец так неохотно согласился на роль придворного лекаря. Хотя его симпатии всегда принадлежали роялистам, с приходом Кромвеля он начал думать, что, возможно, это не так и ужасно — иметь правительство, которое управляет страной от имени всего народа, а не только самых богатых и знатных.

И вот теперь вновь вернулся двор — праздные, ленивые дворяне под предводительством своего развращенного государя. Мэриан испытующе посмотрела на графа. Возможно, он и кажется на первый взгляд другим, однако в глубине души он такой же, как и все вельможи при дворе. Он смотрит на мир предвзято, не задумываясь, не испытав хоть однажды безнадежного отчаяния нищеты. Мэриан вновь принялась сосредоточенно зашивать рану, на этот раз уже в полном молчании, упорно не поднимая глаз до тех пор, пока вся работа не была благополучно закончена.

Затем Мэриан, все еще охваченная негодованием на графа и таких, как он, принялась со злостью разрывать специально приготовленную простыню на узкие ленты.

— Почему-то у меня возникло такое чувство, будто вы представляете себе, как разрываете не эту тряпку, а меня на мелкие кусочки, — насмешливо сообщил он через несколько минут.

— Не говорите глупостей, милорд! — вспыхнула она. — Мне просто нужно чем-то перевязать вам ногу.

Он усмехнулся уже шире.

— По-моему, здесь достаточно бинтов, чтобы перевязать меня всего, и не один раз, если я не ошибаюсь.

Мэриан остановилась и растерянно посмотрела на груду льняных бинтов на кровати.

— Пожалуй, хватит, — с грустью согласилась она, опустив руки с остатками простыни.

— Если вы и в самом деле хотите использовать столько перевязочного материала, то, пожалуй, вам стоит проткнуть и мою вторую ногу, — продолжал подшучивать он. — Думаю, вы сделаете это с огромным удовольствием.

Как он может шутить, когда рана в ноге должна вызывать невыносимые мучения, с удивлением думала Мэриан. Или таким образом он пытается отвлечься от боли?

Она решила поддержать его шутливый, легкомысленный тон.

— Может быть, и стоило. Тогда я смогла бы проверить варварское средство вашего старого слуги на второй ноге.

Его лицо внезапно помрачнело, несмотря на невеселую усмешку. Мэриан поняла, отчего это, — улыбались только его губы, но не глаза.

— Нет уж. Разве что вы используете остатки бинта, чтобы привязать меня к кровати. Я прикажу ему, чтобы он под угрозой смерти не смел использовать свои врачебные таланты ближе чем в сотне миль от моего поместья. Мои арендаторы начнут умирать как мухи, если только он станет лечить их.

Очень медленно она подняла глаза и встретила его веселый, чуть удивленный, ироничный взгляд. Вот уж воистину, за сменой его настроения было почти невозможно уследить. И только она хотела спросить, какое, собственно, дело этому жестокому, порочному человеку до нужд его арендаторов, как вернулся Уильям с лекарством.

— Ну и штучка эта ваша тетя, — проворчал он, но глаза его при этом весело блестели.

Мэриан взяла у него бальзам дрожащими руками.

— Как вы нашли мою тетю?

— Да она как раз была в лавке аптекаря, когда я вошел туда, пытая этого бедного парня, его слугу, куда запропастилась ее племянница. Верно, она думала найти вас там.

Мэриан вздохнула чуть свободнее.

— Понятно, — пробормотала она, нанося бальзам на зашитую рану.

Уильям поморщился.

— Она прямо исколола меня всего своим острым язычком, ей-Богу! Она заявила, что вы вовсе не являетесь личной служанкой для всех горожан и что вам тоже нужен отдых, как и всем остальным людям. Затем она выбранила меня за то, что я не хотел сказать, где вы. Я сказал ей, что вы в безопасности. Но эта фурия все равно долго меня распекала. Велела мне не забывать, что вы, видите ли, невинны, как дитя, и чтобы я не смел вас и пальцем коснуться.

Мэриан нервно закусила губу, заметив, какой живой интерес вызвало это последнее замечание у графа.

— Моя тетя, как всегда, чересчур осторожна. Не обращайте внимания на ее слова, — пробормотала Мэриан, ловко накладывая повязку. Она осторожно перебинтовала ногу графа, вновь про себя удивившись твердым как камень мускулам его бедра.

— Трудновато не обращать внимания на женщину с таким острым язычком, как ваша тетушка, — усмехаясь, сообщил Уильям. Он уселся на стул возле кровати графа. — Хотя и без такого язычка на нее едва ли можно не обратить внимания, — несколько туманно добавил он.

Однако граф, кажется, прекрасно понял, на что намекал его камердинер.

— А тебе не кажется, что эта цыганка несколько для тебя старовата? — усмехнулся он, прищурившись.

Однако Уильям стоял на своем.

— Ну, она не так уж и стара, милорд. И смотреть на нее просто одно удовольствие.

Фолкхэм вновь усмехнулся, но его усмешка тут же превратилась в гримасу боли, когда Мэриан сердито затянула повязку у него на ноге.

— Если вы, господа, уже закончили обсуждать мою тетю, то я бы хотела объяснить Уильяму, как ухаживать за раной.

Тишина, внезапно воцарившаяся в комнате, заставила Мэриан в недоумении поднять глаза. От хмурого, тяжелого взгляда графа более робкое создание немедленно бы в ужасе бросилось прочь в поисках защиты, однако Мэриан отнюдь не была робкой. Она спокойно, не моргнув глазом встретила его взгляд.

— Разве вы не вернетесь, чтобы сделать перевязку? — спросил Фолкхэм с угрозой в голосе.

Теплый уютный свет от камина освещал комнату, но лицо графа оставалось в тени и оттого казалось девушке еще более грозным. Не обращая внимания на внутренний холодок страха, она храбро подняла голову:

— Уверена, Уильям сам прекрасно с этим справится.

Граф поймал ее руку в тот момент, когда она, закончив перевязывать ногу, попыталась подняться.

— Мне бы хотелось, чтобы это сделали вы, — негромко произнес он. Мэриан попыталась вырвать у него руку, но он лишь сильнее сжал пальцы вокруг тонкого запястья.

— Прошу вас, милорд, — пробормотала девушка, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Уверяю вас, в этом нет необходимости. Меня ждут другие пациенты.

— Ах вот как! Но ведь Уильям совсем незнаком с подобными делами, он может только все испортить.

Неожиданно граф с повышенным интересом принялся рассматривать тонкую, изящную кисть, зажатую в его руке.

Сила, с которой он держал ее, испугала девушку. Ей стало по-настоящему страшно.

— Я… я уверена, у него все получится, я ему подробно объясню…

— Возможно… — рассеянно ответил граф. Протянув вперед руку, он захватил в плен другое запястье девушки и так же внимательно рассматривал ее руку несколько мгновений. Мэриан чувствовала, как отчаянно пульсирует жилка под его большим пальцем.

Наконец он выпустил одну руку, и его пытливый, подозрительный взгляд впился в лицо девушки, словно стремясь заглянуть под маску.

— Скажите мне, Мина, как случилось, что на ваших руках нет никаких следов оспы?

На мгновение Мэриан растерялась. Такого вопроса она никак не ожидала.

— Я… я не знаю, — запинаясь, пробормотала она, не в состоянии придумать ответ, который мог бы усыпить его подозрения.

— Но разве это не странно, что на ваших руках нет ни единого пятнышка, в то время как лицо было столь сильно изуродовано оспой, что вам даже приходится носить маску? Насколько мне известно, при оспе так не бывает.

Свободной рукой он медленно сдвинул вверх манжету платья, обнажив руку до локтя.

— Вы сами разбираетесь в болезнях, — сказал он и, прищурившись, осторожно провел большим пальцем по гладкой золотистой коже, чуть прикрытой грубой льняной тканью рукава. — Так скажите мне, разве бывает так, что оспа поражает одну часть тела и оставляет совершенно нетронутой другую?

— Так иногда случается, — сухо сказала Мэриан, ее страх постепенно уступил место все нарастающему гневу. Да как он смеет так бесчувственно допрашивать женщину, которая, вполне возможно, стыдится своей внешности!

— А ты как думаешь, Уильям? — задумчиво спросил граф, с легкостью препятствуя всем ее попыткам вырвать руку из его железных пальцев. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы оспа вела себя так избирательно?

Это вконец переполнило чашу терпения Мэриан. Она вспылила, начисто позабыв о своей роли бедной испуганной цыганки.

— Немедленно отпустите меня, милорд! — с вызовом воскликнула она, гордо вскинув голову.

Но граф не обратил на ее вызов никакого внимания. Лишь его губы сложились в тонкую насмешливую улыбку.

— Что, если бы я захотел более подробно исследовать этот удивительный случай?

Мэриан чуть не задохнулась от возмущения.

— Тогда вы просто подтвердили бы то, о чем я все это время подозревала: несмотря на все ваши старания выглядеть благородным человеком, вы так же безжалостны и жестоки, как и все остальные придворные кавалеры!

Улыбка мгновенно исчезла с лица графа, и жесткий взгляд чуть прищуренных глаз, казалось, впился в ее лицо.

— А откуда, позвольте узнать, простая цыганка может знать о придворных кавалерах?

Мысленно обругав себя за несдержанность, Мэриан все же не смутилась.

— Я, как и все, много чего слышала, — заявила она с вызовом. — О том, как двор запятнал себя всякими постыдными, недозволенными удовольствиями. Как дворяне, подобные вам, бросают одну женщину, чтобы тут же залезть в постель к другой. А вы? Неужто вы так пресытились красавицами, что готовы мучить бедную, обезображенную оспой девицу, да еще после того, как она только-только закончила лечить ваши раны?

Она не могла сказать, что именно в ее словах так подействовало на графа, но нужного эффекта она все же добилась. Он резко отбросил ее руку и сжал челюсти, так что губы вытянулись в узкую тонкую линию.

— Ах да, мои раны! — сказала он с деланным спокойствием. Граф перевел взгляд на аккуратно перебинтованную ногу, и на его лице отразилась смесь самых разных чувств — от недовольства собой до яростного желания разобраться в своих противоречивых желаниях. — Вы хорошо позаботились о них. Вы правы, мне не подобает ставить вас в затруднительное положение.

Мэриан попыталась унять свой гнев, хотя это далось ей с трудом.

Граф ворчливо добавил:

— Я должен поблагодарить вас за вашу заботу.

Ее горячее желание влепить ему пощечину немного уменьшилось, однако все еще жгло ей руку.

— Неважно, забудем об этом, — сказала она, легко взмахнув рукой, словно отгоняя все недоразумения. Теперь ей хотелось только одного — как можно быстрее покинуть эту комнату, прежде чем он снова начнет мучить ее вопросами.

— Только не я. Я не могу позволить вам уйти, не наградив вас за ваши труды. Уилл, принеси-ка мой кошелек…

— Нет, не надо, прошу вас! — заупрямилась Мэриан, страшась вновь остаться один на один с этим человеком.

Уильям замешкался у двери, ожидая подтверждения приказа своего господина.

Брови Фолкхэма поползли вверх от удивления.

— Вы отказываетесь получить плату за свой труд? Я достаточно хорошо знаю цыган, они никогда ничего не делают просто так, да и своего никогда не упустят.

Мэриан никак не отреагировала на явное оскорбление, прозвучавшее в его словах. В этот момент она была слишком поглощена тем, как бы ей поскорее уйти отсюда неузнанной, чтобы обращать внимание на его слова. Если она проведет с ним еще хоть несколько минут, он, несомненно, вновь вернется к расспросам о ее загадочной оспе и причинах, по которым она закрывает лицо.

— Я не беру… не беру денег за свои услуги, — настаивала она в надежде, что он просто позволит ей наконец покинуть этот дом.

Однако ее надежды оказались тщетными. Если бы она подумала немного, то поняла, насколько разумнее было просто принять деньги. Но Мэриан, похоже, не могла в этот момент мыслить разумно.

Граф нахмурился.

— Уверен, ваша тетя не столь щепетильна. Я поговорю с ней, как только начну ходить…

— Нет!

Ее горячность еще более удивила графа.

Мэриан с отчаянием сжала руки. Она ни в коем случае не должна допустить, чтобы он разговаривал с ее тетей.

— Я… Я имею в виду, — затараторила она, — что тетя скажет вам то же самое. Я лечу людей просто так, для своего удовольствия. Тетя зарабатывает для нас обеих деньги шитьем… нам этого вполне хватает. Пожалуйста, милорд, не тратьте на нас свое внимание и время.

Он продолжал подозрительно смотреть на нее, и в ее душу закрались самые ужасные опасения. Она начала понимать, что допустила досадную ошибку. Она должна была взять его золото и покончить с этим, даже если бы ей пришлось на несколько минут остаться с ним наедине. Но разве она могла предположить, что он окажется таким настойчивым?

В конце концов он вежливо кивнул ей, хотя она видела по его глазам, что он не поверил ни единому ее слову.

— Как вам будет угодно.

Легкий вздох облегчения невольно сорвался с губ Мэриан.

— Благодарю вас. А теперь, милорд, я должна идти, прежде чем моя тетя начнет беспокоиться.

— Но вы ведь вернетесь, чтобы сделать перевязку, не так ли? — спросил он с настойчивостью, которая ей совсем не понравилась.

— Если возникнет такая необходимость, — неохотно ответила девушка.

Это не было заведомой ложью, убеждала она себя, когда позже вспоминала о своем обещании. Если возникнет необходимость, сказала она ему, но Мэриан была уверена, что такой необходимости не возникнет. Граф силен и молод, у него крепкий, здоровый организм, и рана обработана достаточно умело. Она должна зажить без всяких осложнений. Позже, когда Уильям будет разыскивать Мэриан у аптекаря, мистер Тиббет сумеет рассказать ему, как поменять на ране повязки, или в крайнем случае сделает это сам. Уже через несколько дней граф сможет вставать, а через пару недель забудет о том, что был ранен. И таким образом ей вовсе не надо вновь встречаться с этим опасным графом Фолкхэмом.

Если, конечно, граф не решит, что должен снова увидеть ее.

Но девушка постаралась убедить себя, что не стоит волноваться из-за того, что пока не произошло. Если он вздумает разыскивать ее, она придумает какой-нибудь способ, как помешать ему и отбить у него охоту проявлять излишнее любопытство.

У нее получится, заверила она себя.

Однако воспоминание о том, как он держал ее за руку, заронило в ее душе некоторые сомнения.