Любовь в огне

Глава 12

— Добро пожаловать, мисс Сидни! Как поживаете?

— Прекрасно, сержант Грейнджер, благодарю вас, — ответила Сидни Маккензи старшему надзирателю вашингтонской тюрьмы, которую прозвали в народе Старым Капитолием. Она откинула со лба прядь темных, с легкой рыжинкой волос и приветливо улыбнулась сержанту. — Могу я увидеть сегодня своих ребят?

— Разумеется, мисс Сидни. Конечно, хотелось бы думать, что вы приходите сюда к нам, старым добрым янки, но увы…

Сержант Грейнджер был уже пожилой и внешне совсем не походил на военного, скорее на заботливого семьянина. Всякий раз, когда она видела его, Сидни вспоминала о том, что это гражданская война, в которой соотечественники вынуждены убивать и мучить друг друга. Ужасно несправедливо! Она испытывала искреннюю симпатию к сержанту и некоторым другим янки, с которыми судьба свела ее в федеральной столице. Впрочем, это не могло остановить ее и отвратить от того, чему она посвятила себя в последнее время — тайной разведке, а также освобождению солдат-южан и возвращению их домой.

Впервые она оказалась здесь еще тогда, когда спасала попавшего в плен брата Джерома. Южане предлагали обменять его на капитана Джесса Холстона, молодого отважного кавалериста, который был ранен и пленен на Юге. Но обмен так и не состоялся. Тесть Джерома генерал Маги решил, что мужу его дочери будет лучше переждать войну за решеткой, где он по крайней мере останется жив и не сделает сиротой генеральского внука. Но тесть недостаточно хорошо знал своего мятежного родственника — Джером жил мыслью о побеге, и ничто, даже сорвавшийся обмен, не могло заставить его отказаться от мысли о свободе.

Сидни ухаживала за раненым Джессом в военном госпитале Ричмонда. Он считался очень важным пленником. Южане дорожили им и берегли, рассчитывая вызволить с его помощью какого-нибудь своего офицера, если не Джерома, так другого, столь же полезного мятежной армии. Джесс оказался идеальным пациентом и очень учтивым в обращении человеком. Наконец, он был просто красив как бог. Одним словом, они с Сидни подружились.

Правда, дружбе этой вскоре пришел конец. Однажды. Джесса все же обменяли — на генерала-конфедерата. Он вернулся в Вашингтон, куда затем приехала и Сидни, решившая помочь спастись Джерому. У одного из пленников-южан оказалась очень изобретательная мать-ирландка. С помощью Сидни она переправила в Вашингтон несколько нарядов исполнительниц ирландского фольклора, девушка сумела передать их Джерому, и вскоре группа заключенных решилась на побег. План едва не сорвался в самую последнюю минуту, так как о нем стало известно Джессу. Он отыскал Сидни и предупредил, что ни один из мятежников не покинет тюрьмы, если она не согласится остаться с ним в столице. Сидни пыталась разубедить его, но все было бесполезно. Она поняла, что у нее нет выбора. Джером и сам не хотел пускаться с ней в рискованное путешествие по тылам армии северян. Собственно, он даже обрадовался, когда узнал, что она не увяжется за ними. И побег состоялся.

Джесс привел ее к себе и запер в роскошной гостиной особняка в самом центре города, доставшегося ему от матери. Сидни кипела от гнева, но удалой кавалерист по-прежнему стоял на своем.

— Я делаю это ради вашей же безопасности, — уверял он ее. — Если бы вы сбежали вместе с братом, то рано или поздно получили бы пулю в лоб.

Весь день она провела в той комнате, не зная ни в чем отказа. А потом сказались усталость и нервное напряжение, и она заснула на диване, не раздеваясь. Открыв глаза, она первым делом посмотрела на часы и поняла, что проспала ровно десять часов. Джесс стоял у окна. Вскочив, Сидни решительно заявила:

— Вы можете арестовать меня, препроводить к самому президенту Линкольну, расстрелять или повесить, все равно! Я не собираюсь оставаться в этом доме больше ни минуты!

Джесс повернулся к ней спиной и после недолгого молчания проговорил:

— Если так, то вот вам дорога. Ступайте. Берегите себя.

Она ушла, и никто не попытался ее остановить.

В Старый Капитолий «ирландских певичек» уже не пропускали, но Сидни никто не заподозрил в организации побега, так что для нее двери тюрьмы были по-прежнему открыты. Ей разрешалось передавать тамошним обитателям съестные припасы, одежду и даже кое-какие медикаменты. Все знали, что ее братья — мятежники, но всем также было известно, что ее двоюродный брат Йен — герой армии северян, так что у Сидни имелись некоторые привилегии.

А Джесс вскоре вернулся в действующую армию, и она потеряла его из виду.

С тех пор она стала часто ходить в тюрьму, и пару раз ей удалось передать оттуда довольно важные сведения для командования южан. Сидни знала, что это опасная, рискованная игра. Но в нее нынче играли многие, а она была не хуже других. И потом, она никогда не забывала об осторожности, неизменно пускала в ход свое обаяние и ни при каких обстоятельствах не доверялась бумаге, передавая все только на словах.

Сидни считала, что ей ничего не грозит. У янки не было против нее никаких улик. Она спокойно анализировала все, что видела в Ричмонде и Вашингтоне, в армии южан и армии северян, знала силы и слабости обеих противоборствующих сторон.

Сила была на стороне Севера.

На стороне Юга был боевой дух.

Впрочем, и южане, и северяне в глубине души давно хотели, чтобы все это поскорее закончилось. Сидни тоже. Она устала каждый день дрожать от страха за жизнь близких. Она соскучилась по дому, матери, младшей сестренке. В Ричмонде Сидни работала вместе с Брентом, и теперь ей его ужасно недоставало. Приходилось жить среди врагов, зато она приносила пользу своим. Не так давно по Вашингтону поползли слухи о том, что генерал Ли задумал перенести боевые действия на Север. Сидни молила Бога, чтобы это случилось как можно скорее. Пусть северяне узнают, что это такое — когда под ногами горит твоя земля. Пусть Юг разорит Север точно так же, как Север разорил Юг. Северяне захватили южные города, пусть теперь южане захватят северные и установят в них столь же жестокие порядки.

Глаза Сидни горели ненавистью, когда она начинала мечтать о наступлении Юга. Но сейчас ее лицо сохраняло приветливое выражение.

— Что-то вы поздно сегодня, мисс, — проговорил Грейнджер.

— Дела задержали, сержант. Но вы ведь все равно меня пустите?

— Идите, идите с Богом. Арестанты только что поели, и теперь у них свободное время. Они на заднем дворе. Правда, мне придется проверить вашу корзинку, мисс Сидни. Уж извините старика…

— Что вы, конечно, я все понимаю.

Она передала ему корзину, которую принесла с собой. В ней не лежало ничего такого, что могло вызвать неудовольствие сержанта. Сидни принесла только еду — пирожки с мясом, свежий хлеб, яблоки и вишневый мармелад. Грейнджер внимательно осматривал и ощупывал каждый пакет.

— Поражаюсь я иной раз, мисс Сидни… — задумчиво сказал он, не поднимая головы. — Здесь столько женщин, которые ходят в тюрьму с передачами. Неужели они не понимают, что подкармливают тех, кто убивает их собственных сыновей и мужей?

— Не в этом дело, сержант, — все тем же приветливым тоном отозвалась Сидни, помогая ему открывать пакеты с провизией. — Эти женщины хранят верность федеральному правительству, и, клянусь вам, они горячо любят своих сыновей и мужей. Но им надоело каждый Божий день за них бояться. Они хотят, чтобы все их родственники наконец вернулись домой, сыновья к матерям, а мужья к женам. Они хотят, чтобы война закончилась. И не понимают, почему федеральные власти так упорствуют в своем нежелании отпускать Юг, заваливая поля сражений все новыми горами трупов.

Грейнджер только хмыкнул в ответ. Он аккуратно отодвинул все выложенные свертки и пакеты в сторону и взял в руки саму корзинку. Сидни давно зареклась проносить с собой в тюрьму что-либо запрещенное. Вечно дружелюбная физиономия сержанта не могла ее обмануть. Она знала, что этот старый лис хитер и наблюдателен, такой отыщет даже иголку в стогу сена.

— Признайтесь, вы не испытываете ненависти ко многим из ваших заключенных, — улыбнувшись, сказала она.

— Верно. Некоторые мне даже симпатичны. То и дело я встречаю среди них своих старых знакомых и приятелей. Я ведь до войны каретами торговал, лучшими на всю страну. Сейчас уж и не вспомню, сколько дюжин я отправил на Юг. Да и сам бывал там не раз.

— Вот видите! Вы закончили, сержант? Теперь мне можно пройти к несчастным арестантам? Если, конечно, вы не нашли в моей корзинке ничего похожего на пистолеты и патроны…

— Идите себе с Богом, мисс Сидни. — Грейнджер велел одному из охранников проводить ее во внутренний двор, где заключенным разрешались прогулки. — Только смотрите, будьте осторожны. У вас хоть и родня среди мятежников, но все же…

— А что такое?

— Вы слишком красивы, чтобы чувствовать себя в полной безопасности среди одичавших на войне мужчин.

— Спасибо, сержант. Я никогда не забываю об осторожности.

— Вот именно… — пробормотал Грейнджер себе под нос, провожая ее глазами.

Охранник быстро провел ее через холл по длинному коридору, дверь из которого вела во внутренний двор Старого Капитолия. Раньше в этом здании и правда располагалось федеральное правительство, а перед самой войной были меблированные комнаты. Сидни видела тюрьмы и похуже. Особенно на Юге.

Арестанты гуляли на просторном дворе. Тут же в углу стояли ученические парты и стулья. Порой в тюрьму приходили учителя и вели занятия среди желающих. Сидни увидела около двух дюжин небритых, оборванных мужчин. Завидев девушку, каждый улыбался и радостно ее приветствовал. Она прошла в дальний конец двора к партам и водрузила на одну из них свою вместительную корзину. Ее тут же обступили заключенные.

— Мисс Маккензи! Милая, милая мисс Маккензи! — воскликнул лейтенант Арон Андерсон, артиллерист из Алабамы, проталкиваясь сквозь толпу своих товарищей. — Вот и опять вы! Вы даже не представляете, как мы с ребятами каждый раз радуемся вашим визитам. Что вы принесли нам сегодня?

— Угощение, господа. Посмотрите в корзине.

— Боже, у меня уже слюнки потекли… — с улыбкой проговорил рядовой Томпсон из Миссисипи.

— Томпсон, разделите на всех, — приказал Андерсон, а сам увлек Сидни подальше от двери в здание, где стоял охранник.

Арестанты заслонили ее и лейтенанта от посторонних глаз и устроили шумный дележ провизии. Воспользовавшись этим, Андерсон наклонился к Сидни и быстро заговорил:

— Слушайте меня внимательно. Генерал северян по фамилии Пратт организовал караван с припасами, который поведет по Харперс-Ферри в то место, которое раньше называлось Виргинией…

Последние слова он произнес с презрительной ухмылкой. В конце 1862 года Виргиния разделилась, точнее, от нее откололась территория, которую прозвали Западной Виргинией. Там приняли решение не входить в Конфедерацию — южане считали, что рядовое население заставили пойти на это под угрозой расправы, — и вот-вот Западную Виргинию должны были принять в состав федеральных штатов.

— Генерал Пратт, говорите?

— Так точно. Вам известна эта дорога?

— И очень хорошо.

— Отлично. Передайте эту информацию Джеффри Уоттсу, у него своя лавка за мостом, видели? А уж он передаст все кому надо. Сопровождающих караван будет немного, потому что там не оружие, а в основном медикаменты — бинты, морфин, хинин и так далее. Янки прекрасно обойдутся и без них, а нашим это серьезное подспорье. Как я слышал, с караваном пойдут только человек пятнадцать или около того. Три возницы и десять — двенадцать солдат. Кстати, мне говорили, что там же будет и повозка, груженная обувью. Вот чего нам не хватает! Вы, конечно, слышали, что половина армии северной Виргинии сражается на босу ногу? А другая половина мародерствует, стаскивая сапоги с убитых янки. Караван лучше всего взять у перевала на южной стороне дороги. Нашим следует поторопиться, так как янки встретят своих в конце пути. Все поняли?

— Все, сэр.

Андерсон захлопал в ладоши и заговорил громко:

— Так, ребята, а ну не суетиться! Должен сказать, мисс Маккензи, что сегодня вы нас изрядно побаловали. Вот уж не думал, что в тюрьме у янки мне доведется отведать настоящего вишневого мармелада! Спасибо, дитя мое!

— Спасибо, мисс Маккензи, — нестройным хором отозвались арестанты.

Она улыбнулась:

— Я рада, что вам понравилось, господа. Как вы тут?

— Нога покоя не дает, мисс Сидни, — подал голос рядовой Лоутон.

Она опустила глаза и нахмурилась. Его нога была забинтована, но грязный бинт почернел от засохшей крови. Бедняга ковылял на низком костыле, сгибаясь почти пополам.

— Дайте взглянуть, — сказала Сидни.

— О нет, что вы, мэм! Женщины не должны видеть такое…

— Меня трудно чем-нибудь удивить, рядовой. Я работала в госпиталях Ричмонда. Подойдите ко мне, вам говорят.

— Нет, мисс Сидни, я не могу. Я, собственно, и не жаловался… — Лоутон застеснялся и покраснел. — Все пройдет, вот увидите. Ну а если вдруг станет хуже, я обязательно покажу вам, когда вы придете в следующий раз. Вы ведь еще придете?

Сидни вздохнула и перевела глаза на лейтенанта Андерсона. Тот лишь пожал плечами.

— Надеюсь увидеть вас завтра, мисс Маккензи. И тогда уж Лоутону не отвертеться.

— Ну хорошо. Дайте мне обещание, рядовой, что покажете ногу, когда я приду в следующий раз, — строго потребовала Сидни.

Он улыбнулся.

— С большим удовольствием. — Он учтиво поклонился. — Честно скажу, никогда еще дамы не брали с меня подобных обещаний!

Все вокруг рассмеялись. Сидни тоже улыбнулась, но не так весело. Состояние Лоутона ее тревожило.

— Что ж, не скучайте без меня, господа, я приду завтра. — Она взглянула на Андерсона. — Надеюсь, что все будет хорошо.

Проводить ее до выхода из тюрьмы взялся сам Грейнджер. Прощаясь, Сидни вдруг спросила:

— Скажите, сержант, а если мне вдруг понадобится врач, я смогу его здесь найти?

— В армии полно хирургов, мисс Сидни.

— Мне нужен хороший врач.

Он задумался на минуту, а потом хмыкнул:

— Знаете, насколько мне известно, сейчас в Вашингтон приехала одна вдова…

— Прошу прощения, сержант. Речь идет о солдате, но ему плохо вовсе не от недостатка женского общества. Ему нужен доктор.

Грейнджер смущенно посмотрел на нее и покраснел. Эта красивая молодая дама, очевидно, думала, что он предлагает раненому мятежнику проститутку.

— Мисс Сидни! Вы меня не так поняли! Что война делает с людьми… Об этой вдове говорит сейчас весь город, неужели вы не слышали? Болтают, что у нее какие-то сверхъестественные способности и она исцеляет больных и увечных, как Христос! — Тут он нахмурился и добавил:

— Кстати, она появилась в Вашингтоне благодаря вашей родне.

— В каком смысле?

— В самом прямом! Ее привезла жена вашего кузена. Она жила во Флориде, но всегда поддерживала северян.

— Вот как… — Сидни не смогла скрыть презрительной ухмылки.

— Если хотите, я могу послать за ней. Ее зовут миссис Тремейн. Только скажите сразу, что стряслось с вашим подопечным?

Сидни не ответила. Ей хотелось сначала самой взглянуть на ногу Лоутона. Возможно, врач и не понадобится. Но на это было мало надежды — она видела, как почернела его повязка. Скорее всего ему потребуется операция, но Сидни знала, что многие южане категорически отказывались ложиться под нож врачей-северян. И наоборот.

— Сначала я сама должна все проверить. Если врач все же потребуется, я дам вам знать.

— Как скажете. Понимаю ваши опасения, но, ей-богу, мы вовсе не такие чудовища, какими нас описывают невинным барышням в Ричмонде. Вы же хорошо ко мне относитесь, мисс Сидни?

— Очень хорошо, сержант, честное слово.

— Значит, до завтра?

— Да, до завтра. Надеюсь, вас не раздражают мои частые визиты? Я просто стараюсь подбодрить заключенных, они нуждаются в этом.

— Во всяком случае, это лучше, чем если бы вы жили сейчас в Ричмонде. Хотя вряд ли вы ограничиваетесь в ваших посещениях тюрьмы одними лишь словами ободрения для арестантов. Ну, признайтесь!

— О чем вы, не понимаю?

— Вы ведь передаете отсюда военные сведения. Так сказать, на волю. Не правда ли?

— Бог с вами, сержант, что могут знать эти люди, которые заперты в четырех стенах?

— И все-таки… будьте осторожнее, мисс Сидни. Вы мне тоже симпатичны.

— Вот и славно, — с улыбкой подытожила девушка, и они попрощались.

Джулиан отчаянно морщился, пот заливал ему глаза.

Внутри палатки жара казалась еще нестерпимее, чем на улице. Он родился и вырос в знойной Флориде, но не помнил такой страшной духоты, какая царила сейчас в Виргинии.

А ведь всего лишь неделю назад он еще жил в своем лесном лагере. Не бог весть что, но там он все-таки был хозяином положения. За эти дни он превратился из самопровозглашенного полковника народного ополчения в капитана регулярной армии. Его уважали, ценили, ему доверили командовать целым полевым госпиталем. Среди его подчиненных были даже офицеры, готовые с радостью выполнить любую его просьбу или распоряжение. И все-таки там, в лесу, командовал он, а здесь начальников хоть отбавляй. И каждому он обязан повиноваться.

Его полевой госпиталь базировался недалеко от железной дороги, у Брэнди-Стэйшн. Два дня назад генерал Джеб Стюарт решил вдруг устроить смотр своим войскам, разъезжая из части в часть в карете в сопровождений всех местных светских дам.

Увеселительная прогулка закончилась тем, что янки застали генерала врасплох и ему пришлось без подготовки принять сражение, в котором с обеих сторон участвовало по десять тысяч кавалерии.

Брент вплоть до самой битвы оставался на передовой. Впрочем, когда Джулиан прибыл на место, его уже не было. Буквально за день до приезда двоюродного брата Брента перевели в тыловой госпиталь под Ричмондом.

Со лба сорвалась тяжелая капля пота, Джулиан уже почти ничего не видел перед собой. Он молча повернул лицо к санитару, и тот наскоро утер его бинтом. Славный малый, этот Томас, но Джулиан познакомился с ним всего лишь пару дней назад. А те помощники, которых он привез из Флориды, находились сейчас на поле брани, вытаскивая оттуда раненых и контуженных, переправляя их сюда, в полевой госпиталь, пытаясь спасти их жизни…

Джулиан кипел от ярости. Раненых было слишком много, а времени слишком мало. В такой обстановке он не успевал помочь несчастным и едва не рыдал от сознания собственной беспомощности.

— А вот и пуля… — проговорил у него над ухом Томас. Нога оказалась сломана, но пуля, к счастью, прошла почти навылет.

— Вижу. Щипцы.

— Щипцы?! — Санитар изумился. — Но у нас нет времени на операцию, сэр…

Нет времени…

Джулиан все же решил потратить на этого юнца несколько драгоценных минут, чтобы тот смог вновь ходить на двух ногах, а не прыгать на грубом костыле. Он рисковал: после операции все равно могла начаться гангрена, а в это время за порогом умирали другие солдаты…

И тут Джулиан вспомнил о ней. Боже, если бы она сейчас была здесь, ему стало бы полегче. За все время их общения она не сказала ему ни одного доброго слова, и очень часто в ее глазах читалось только презрение. Но и в случае с Пэдди, и особенно в случае с Джеромом эта неприязнь у нее исчезала. Он видел тогда совсем другие глаза. Возможно, это был обман зрения, но он читал в них высокую оценку своего труда. Там они понимали друг друга с полуслова, даже с полувзгляда.

Ему очень не хватало ее сейчас…

— Сэр, пуля вынута, рана обработана и заштопана.

Джулиан очнулся.

— Тащи его со стола и давай следующего. Быстро!

— Вы очень хороший врач, сэр…

— Поменьше болтай, у нас нет времени на пустые разговоры.

За день ему удалось спасти нескольких человек, примерно столько же умерло прямо на операционном столе, других даже не донесли до его палатки. Он не помнил ни их лиц, ни имен. А глубокой ночью, когда Джулиан наконец свалился на свою кушетку, чтобы забыться на пару-тройку часов в тревожном сне, у него уже не осталось сил на переживания…

Перед тем как заснуть, он опять вспомнил о Рианнон. Точнее, она сама напомнила о себе. Эта женщина, красивая молодая ведьма, вошла в его сердце, и, ничто не могло его заставить отвлечься от этого образа хотя бы на сутки. Ни кровь, ни стоны раненых, ни их смерть… Он до сих пор помнил запах ее волос, бездонные глаза, прикосновения ее тонких рук, чарующий голос.

Его это бесило, но он ничего не мог с собой поделать. Ведьма…

Он безумно хотел, чтобы она была сейчас с ним рядом.

— Давай пойду я? — робко предложила Марла, глядя на то, как Сидни торопливо переодевалась. Она спешила в лавку у реки, чтобы выполнить поручение лейтенанта Андерсона.

Марла наблюдала за подругой, и было видно, что ей немного не по себе. Эта очень милая, миниатюрная молодая женщина с темными волосами и яркими голубыми глазами могла пройти, не вызвав никаких подозрений, мимо любого часового.

Сидни подняла на нее глаза.

— С чего вдруг?

— Ты устала за день, столько носилась…

— Нет-нет, я должна сама. Я обещала Андерсону. Это очень важно.

— Я вдова. Какой с меня спрос? Мне легче выйти на улицу в такое позднее время.

— Можно подумать, у тебя написано на лбу, что ты вдова. Не говори глупостей, Марла. Задание дали мне, и пойти должна я. Ну хорошо, для твоего спокойствия я возьму с собой Сисси.

Сисси была их черной служанкой. Она попросилась на работу вскоре после того, как Сидни и Марла сняли комнаты в этом доме. Сисси отличалась исполнительностью и расторопностью и при этом вела себя очень скромно. Порой девушки даже забывали о ее присутствии, а потом сетовали на это. Всякий раз Сидни строго наказывала себе не болтать при ней слишком много.

Марла согласно кивнула, но тревога не исчезла с ее лица.

— Да что с тобой? — воскликнула Сидни почти сердито.

— Ничего… — тут же ответила Марла и, помолчав, добавила:

— Не знаю… Ирландская кровь, должно быть. Бабушка говаривала мне, что у нее иногда возникают нехорошие предчувствия, когда ангелы смерти парят над землей, выискивая себе новые жертвы. В такие дни надо вести себя осторожнее.

Сидни усмехнулась. В ней тоже текла ирландская кровь, и ей тоже отчего-то было не по себе. Но ее раздражало волнение Марлы. Как будто можно никуда не ходить и остаться дома! Увы, у нее есть задание, которое необходимо выполнить.

— Мне надо ехать, — мягко сказала она. — Даже если меня ждет неудача, я все равно должна попытаться. Это действительно очень важно.

Марла только пожала плечами.

— Сисси! — позвала Сидни.

В комнату тут же вошла молодая негритянка. Она постоянно ходила, потупив взор, из чего девушки заключили, что до войны Сисси была рабыней. Когда же она наконец подняли глаза, Сидни вдруг впервые увидела, что девчонка очень красива. Кожа черная и бархатная, как ночное небо. Такие же глаза, длинные густые ресницы, правильные черты милого личика, стройная фигурка и, наконец, очаровательная, чуть застенчивая улыбка. Сейчас она свободна, но каково ей жилось до войны? Кто владел таким сокровищем, добрый человек или злой? Может быть, над ней издевались? Возможно, даже насиловали? Отчего она всегда так молчалива и послушна? Семья Сидни никогда не имела рабов. Дед был убежденным противником рабства и сумел привить отвращение к этому своим детям…

— Сисси, мне нужно побывать в лавке у реки. Сейчас поздно, но это ничего. Я хочу кое-что прикупить и немного развеяться.

— Да, мэм? — Служанка явно удивилась. Зачем хозяйка объясняет ей свои поступки?

— Ты поедешь со мной.

— Хорошо, мэм.

— Но учти, мы поедем верхом, иначе будет долго. — Сидни вдруг нахмурилась. — Ты вообще ездила когда-нибудь верхом?

— Да, мэм.

— Тогда пойди переоденься. Через десять минут я жду тебя на дворе.

— Хорошо, мэм.

— Будь осторожна! — в очередной раз повторила Марла, когда за Сисси закрылась дверь. — Дай я тебя обниму.

Они обнялись.

— Не надо тебе ехать… — прошептала Марла.

— У меня нет выбора, — отозвалась Сидни.

Они вышли на улицу и кликнули Тима, который присматривал за лошадьми. Сидни и Марла подождали у калитки, и вскоре он вывел к ним двух гнедых кобылиц. Сидни оглянулась на дом, в котором они снимали себе комнаты. Низкий заборчик окружал небольшой, засаженный цветами дворик. Чудная ночь! Дневной зной спал, и лицо Сидни обдувал приятный прохладный ветерок.

Она похлопала свою кобылу по литой шее. Красавица. До войны лучших коней разводили на Юге, но потом все изменилось. Теперь более или менее приличных лошадей можно было найти только на Севере. Во всяком случае, в Виргинии или Флориде она не купила бы такую кобылу.

Впрочем, предаваться праздным размышлениям не было времени. Из дома показалась Сисси.

Что такого в конце концов? Она едет в лавку купить кое-что для дома, при ней нет никаких компрометирующих записок, и она вообще не везет с собой ничего запрещенного.

«Все обойдется, все обойдется», — повторяла про себя Сидни.

Но Марла все же сумела испортить ей настроение своими дурными предчувствиями.

А с другой стороны… Предупрежден, значит, вооружен.