Магия крови. Розмарин и рута

Глава девятнадцатая

Сквозь туман в голове доносились голоса. Я попыталась не реагировать, ожидая, чтобы слова стали более четкими, перед тем как я совершу необратимое — открою глаза. Стоит вам признать, что вы живы, и вам уже не позволят снова изображать труп.

— Кажется, я велел вам позаботиться о ней! — орал Дэвин.

Его голос звучал так, будто Дэвин находится в нескольких футах от меня и чертовски злится. Если подменыш может умереть от повышенного давления, Дэвин явно сделает это в один прекрасный день. Когда он вернулся ко мне домой? Я покопалась в воспоминаниях за день и не смогла вспомнить, чтобы впускала его.

Воздух пах табачным дымом. Я никогда не курила, так что у меня возникла революционная идея: мы не в моей квартире. Я напряглась, затем расслабилась в ожидании. Если Дэвин здесь, я не в опасности. По крайней мере не в серьезной опасности.

— Мы пришли туда вовремя! — запротестовала Дэйр с отчаянием в голосе.

Бедная девочка. Она невоспитанная, но сделала что могла. Во всяком случае она спасла мою задницу, и я это ценю.

— Вовремя для чего? Вовремя, чтобы увидеть, как ее убьют? Отличная идея! Почему вы не захватили камеру? Могли сделать фотографии!

— Она не умерла! — завопила Дэйр.

Судя по голосу, она на грани того, чтобы разрыдаться.

Дэвин никогда не учил своих детей защищаться от него, наоборот, он приучал их к тому, что подчинение — это добродетель. Если хочешь сбросить его со своей шеи, надо научиться этому самостоятельно и без посторонней помощи. Это первый урок, который следует выучить, перед тем как уйти от Дэвина.

— Не благодаря вам обоим!

Обоим? Я слышала только голос Дэйр. Где Мануэль? Хмурясь, я приоткрыла один глаз, сквозь туман разглядев кабинет Дэвина. Готова поспорить, соседи получили массу удовольствия, наблюдая за парочкой перемазанных кровью подростков, несущих меня по дорожке. Вероятно, это их лучшее развлечение за неделю.

Открыв второй глаз, я моргала, пока комната не попала в фокус. Дэйр и Мануэль сидели на складных стульях напротив стола Дэвина, наблюдая, как он прохаживается взад-вперед. Дети выглядели почти больными, и Дэйр цеплялась за руку Мануэля, словно утопающий за соломинку.

— Но мы… — сказала она.

Дэвин стремительно упал в кресло, опираясь плечами на спинку. Кресло закачалось на задних ножках. Дэйр всхлипнула, и он заорал:

— Тихо! Вы идиоты! Вы должны были быть там на много часов раньше!

— Мануэль сказал, у нас есть время… — слабо запротестовала она.

Довольно. Может, я любила этого мужчину, может, нет, но не имеет значения, насколько он испуган, нет никакого повода выплескивать страх на Дэйр. Используя правую руку в качестве рычага, я приподняла себя:

— Будь с ними ласковее, Дэвин. Они делали свою работу.

Такое ощущение, будто я говорила ртом, полным ваты, но ничего не болело, во всяком случае пока. Уверена, боль скоро вернется.

— Тоби! — Дэвин оставил Дэйр и бросился ко мне, опускаясь рядом на колени и обеспокоенно изучая мое лицо. — Тоби, что случилось? Почему эта тварь напала на тебя? Ты в порядке? Что она хотела? Ты пришла в сознание!

— Способность говорить обычно подразумевает сознание, — заметила я, потянувшись, чтобы осторожно похлопать его по плечу. — Я в порядке. С учетом того, что значение этого слова включает «только что до смерти избитая доппельгангером», да.

Мануэль повернулся к нам, робко улыбнувшись:

— Здравствуйте, мэм.

Дэйр, дрожа, продолжала цепляться за его руку. Она выглядела испуганной, и я не могла ее винить. Дэвин может быть весьма пугающим, когда злится.

— Привет, ребята, — сказала я, улыбаясь Мануэлю в ответ. Оглянувшись на Дэвина, я добавила: — Эти двое спасли мне жизнь. Прекрати орать на них.

Его лицо исказилось и помрачнело.

— Это они подвергли твою жизнь опасности в первую очередь. Если бы они были там, где должны были…

— Я была еще в постели. — Я перебила его, покачав головой. — Доппельгангер воспользовался лицом моей дочери, чтобы попасть в квартиру, Дэвин. Это была Джиллиан. Я впустила бы ее независимо от того, были бы они или нет. Черт, да если бы они были у меня, когда она явилась, я их выставила бы. Если бы они были там в то время, они уже погибли бы.

Он застыл, заколебавшись, когда мои слова достигли его сознания. Я была права, и он это знал: несправедливо винить их в моей глупости. В итоге он скрестил руки на груди и сказал:

— Тебе следует быть более осторожной.

— Как? — поинтересовалась я. — Перестать общаться с людьми? Не выходить из дому или, что еще лучше, остаться здесь навечно? Я не смогу выяснить, что случилось с Розой, если так поступлю, а если я не найду ее убийц, ты не получишь свою плату. — Если я не узнаю, что произошло, твой гонорар — последнее, что меня волнует.

Дэвин вздохнул и потянулся, чтобы положить ладонь мне на щеку.

— Твоя жизнь мне дороже денег, Тоби. Еще есть время выйти из дела. Если ты не хочешь передать его в руки дворов, просто скажи мне, что у тебя есть, и я сделаю это проблемой кого-то другого. Ты можешь бросить это и знать, что сделала что могла.

— Не могу, — возразила я, качая головой. — Я дала ей слово.

Это была ложь: слова я не давала, Роза сама его взяла. Дэвин об этом не знал. Нет ничего постыдного или смущающего в том, что тебя поймали в узы, особенно если их набрасывает кто-то настолько могущественный, как Роза. Я хотела все ему рассказать. Но что-то было не так. Мысль о том, чтобы рассказать ему, просто показалась неправильной.

— Тоби… — Он вздохнул.

— Я знаю.

Несколько минут мы сидели, глядя друг на друга, Дэйр и Мануэль наблюдали со своих мест. Бедные дети, должно быть, думали, что находятся в эпицентре испытаний ядерного оружия. Кто из нас был страшнее — он или я?

Я была на грани того, чтобы начать извиняться за то, что оказалась дурой и меня прокляли, когда Дэвин покачал головой и отвернулся:

— Если с тобой что-нибудь случится…

— …мы просто вспомним предыдущий опыт и предположим, что я вернусь через четырнадцать лет. Тогда сможешь на меня покричать.

Он не смотрел на меня. По-видимому, это одна из тех ситуаций, которую юмор разрядить не может. Я никогда не умела их угадывать.

— Это не смешно.

Боль не возвращалась; если не считать, что диванные пружины колют меня в поясницу, я чувствовала себя хорошо. Это меня обеспокоило. Возможно, это значит, что мне уже не выздороветь.

— Я могу ходить?

Снова повернувшись ко мне, Дэвин улыбнулся с еще печальными глазами.

— Пытался бы я удержать тебя тут, если бы ты не могла ходить? — поинтересовался он и протянул мне руки. — Вставай. В туалете есть зеркало.

Встать легче сказать, чем сделать, даже с его помощью. Выпрямившись, я продолжала держаться за его руки и ждала, пока мир перестанет кружиться и придет в фокус. По крайней мере ноги меня слушались.

— Я в порядке, — сказала я, отпуская его и поворачиваясь, чтобы ковылять в сторону уборной.

Переход из хорошо освещенного кабинета в темный коридор дезориентировал. Мои носки наткнулись на порог, и я споткнулась, уцепившись за стену левой рукой. Я замерла, глядя на свою вытянутую руку. Ничего не болит. Ни нога, ни плечо — ничего.

Еще одна неприятная мысль пришла мне в голову, когда я оттолкнулась от стены как можно медленнее, чтобы не потерять равновесия. Который час? Я обещала Сильвестру позвонить, если мне понадобится помощь, и это было до того, как меня ранили. Должно быть, он вне себя от беспокойства.

Я позвоню, как только пойму, насколько велик нанесенный мне ущерб. Открыв дверь в женскую уборную, я шагнула внутрь.

Единственная разница между уборными в Доме заключалась в том, что в мужской комнате лучше граффити, зато в женской — тише. В мужском туалете был работающий писсуар, а в нашем его покрасили из пульверизатора в пурпурный цвет и завалили цементом еще до моего появления. Не знаю почему, но я уверена, что в деле было замешано большое количество пива. Полукровка-гувараген ссутулилась над раковиной, из уголка блестящих яблочно-красных губ свисала сигарета. Когда я вошла, она выпрямилась, уронив сигарету на пол, и торопливо ушла. Я непонимающе наблюдала за ее отступлением. Корни и ветки, я настолько страшная?

Набравшись решительности, я рискнула бросить взгляд в зеркало. Я была готова к чему угодно, кроме того, что на самом деле увидела.

— Что за?…

Пока я была без сознания, меня переодели: окровавленный халат исчез, сменившись прозрачной бордовой ночной рубашкой, вероятно купленной по каталогу из тех, что приходят запакованными в коричневую бумагу[8]. Она была длиной по щиколотку, но оставляла плечи — и не только плечи — обнаженными. Это могло бы меня обеспокоить, но я была слишком занята разглядыванием.

Мои волосы были собраны в хвост, открыв лицо и шею. Темные круги под глазами исчезли, кожа стала гладкой, даже без синяков. Я все еще напоминала подогретый труп, но не свежий, а, скорее, найденный в канаве.

Левое плечо было отмечено рубцом точно в том месте, где я ожидала увидеть пулевое ранение. Боли не было. Медленно я подняла ночнушку и обнажила правую ногу до бедра. Пулевое отверстие в бедре затянулось таким же образом. Неудивительно, что я могу ходить: мои ноги ощущали себя в порядке. Дэвин как-то умудрился заштопать меня, пока я была без сознания.

Конечно, шрамы остались. В мире нет магии, которая может вылечить раны от железа, не оставив шрамов.

Я постояла, отметив еще одну вещь, которая изменилась. Что бы ни заживило пулевые раны, оно же исцелило и отравление железом. Не думала, что это возможно. Как это случилось?

Привкус роз пощекотал мою гортань. Я напряглась:

— О нет, не сейчас…

Это и все, что я успела. Узы Розы накатились на меня волной, усиленные моим выздоровлением и обеспокоенные моим вынужденным бездельем. Воспоминания о ее смерти ударили меня, затянув комнату красной вуалью, и моя кровь безрассудно устремилась навстречу воспоминанию, не дав мне времени собраться с духом. Глупо с моей стороны было думать, что я могу вести себя как донья ши и не поплатиться. Цена есть всегда. Пикси, ключ, выстрелы, кровь и крики — все это было в розах, ожидающих меня и утягивающих меня вглубь. Все то же самое — всегда было и всегда будет. Смерть не меняется. Смерть никогда не меняется.

Освободиться, пока память не протащила меня по всему пути к могиле Розы, на этот раз оказалось еще сложнее. Моя кровь контактировала с железом, и недавно. Она не просто помнила, как это — умереть от железа, она знала.

Отпусти меня, подумала я. Если я умру здесь, ты тоже проиграешь. Отпусти меня…

Я обрушилась назад в свое тело и обнаружила, что цепляюсь за край раковины, меня тошнило. Я не помнила, как упала на колени или что-то еще, после того как ударили розы. Мир кружился, грудь и живот болели.

Застонав, я прижалась головой к раковине. Я знала, что проклятие заставит меня двигаться; такие вещи никогда не позволяют вам долго оставаться на месте. Я просто не осознавала, как далеко оно может зайти.

Во всяком случае, отчасти это моя вина. Воспоминания, которые я взяла из тела Розы, утроили узы, окутывая меня, и выхода не осталось. Они подгоняли бы меня и сделали несчастной, если бы я не подчинила ее кровь, может быть, даже убили бы меня, но не использовали бы против меня ее смерть. И они усилились. Со временем они станут настолько сильными, что я не смогу сопротивляться, и заставят меня переживать воспоминания о гибели Розы снова и снова, пока мое сердце не остановится.

Вероятно, она этого не хотела, но, к несчастью для нас обеих, она думала так, как ей было свойственно: она думала как чистокровка. Чистокровка может подчинить кровь без осложнений, собрав желаемую информацию и отбросив остальное. Роза не подумала о том, что я просто подменыш и моя магия не настолько сильна. Ее узы оказались слишком сильны, я не могу удерживать их вечно. И они становились сильнее.

У меня серьезные проблемы.

Дверь позади меня открылась. Я не шелохнулась, держа глаза закрытыми и пытаясь утишить дыхание. Что бы ни хотело убить меня, оно должно миновать Дэвина и его детей, и, если оно это уже сделало, пытаться бежать бессмысленно. Прислониться головой к раковине казалось идеей более привлекательной. В конце концов остается шанс, что я умру без того, что меня будут швырять туда-сюда.

Неуверенные шаги пересекли пол, остановившись примерно в ярде от меня.

— Да? — сказала я, не поднимая головы от раковины.

Раковина была хорошая. Ну, на самом деле она была грязная и отвратительная, но я не хотела думать, из чего состояла грязь, наросшая вокруг слива, ведь раковина давала мне то, к чему можно прислонить голову, и только это имело значение.

— Мисс Дэй? — сказала Дэйр неловко и немного испуганно.

В этот раз я не могла ее винить. Я дала весьма ясно понять, что она мне не нравится, а Дэвин наверняка грозил ей всякими ужасными наказаниями, если она не поладит со мой. Это хорошая штука; Роза и я никогда бы не смогли ужиться друг с другом.

— Да, Дэйр?

Она сделала шаг вперед, шаркнув по линолеуму. Я приподняла голову, следя за ее приближением, но не побеспокоившись встать. Я не настолько глупа.

— Вы себя хорошо чувствуете, мисс Дэй?

— Конечно, — ответила я, снова прислоняя голову к раковине. — Я люблю обниматься с сантехникой.

— По вам не скажешь, что вы в порядке, — заметила она, приблизившись еще на несколько шагов. Смелая девочка. — Мне позвать Дэвина?

Эти слова продемонстрировали определенное неожиданное мужество с ее стороны — дети Дэвина никогда не называли его по имени там, где кто-то мог их услышать.

— Я бы не хотела. — Я оставила успокаивающую твердость раковины и поднялась на ноги, опираясь рукой о зеркало. Я готова удержаться на ногах, если накатит очередная волна проклятия. — Со мной все хорошо.

Дэйр, с сомнением разглядывая меня, повторила:

— По вам не скажешь, что вы в порядке…

— Ладно, попробуем по-другому. Сейчас мне лучше, чем будет, если ты позовешь Дэвина. — Я прислонилась к зеркалу, пытаясь выглядеть сердитой, хотя в бордовой ночнушке это было сложно. — Думаю, он и так достаточно обеспокоен, не так ли?

Подразумеваемая угроза в действительности, казалось, расслабила ее. В знакомых вещах находишь комфорт, а для нее знакомым был хаотический и временами агрессивный мир Дома.

— Хотите, чтобы я дала вам пару минут, перед тем как мы вернемся вместе?

— Вероятно, это хорошая идея, да.

Я сглотнула, чтобы избавиться от привкуса роз во рту. Помогло плохо. Но я и не ожидала.

Дэйр заколебалась, покачавшись на каблуках, перед тем как снова обратить на меня большие глаза. Я была благодарна за перерыв в раскачивании — наблюдение за тем, как она это делает на высоких каблуках, вызывало у меня головокружение.

— Могу я задать вам вопрос, мисс Дэй?

— Разумеется, — ответила я, пожав плечами.

Она могла бы вызнать мои самые страшные мрачные тайны, просто забравшись в папки Дэвина. Я ожидала, что ее интересует что-то тривиальное, неумное, и все.

Она удивила меня.

— Как вы познакомились с Дэвином?

— С Дэвином? — Я выпрямилась, в первый раз действительно увидев ее с того момента, как она вошла в туалет. Она казалась обеспокоенной, почти напряженной, как будто нарушает какой-то важный неписаный закон. Я не понимала. — Это было давным-давно, — медленно произнесла я.

— Вы помните?

Конечно я помню, подумала я. Вопрос в том, почему ты интересуешься?

— Я познакомилась с ним давно, когда убежала из… не важно, откуда я убежала. Я стремилась избегать мест, где меня могли узнать, и умудрилась конкретно вляпаться. Однажды я просто обернулась и увидела его. Он сказал, что друг сообщил ему, где меня найти. И спросил, не хочу ли я попробовать что-нибудь новое. — Я пожала плечами. — Я пришла с ним в Дом. Вот и все. К тому времени, когда я осознала, во что ввязалась, было слишком поздно.

— Вы были… — Дэйр осеклась.

— Были — что? Друзьями? Да, после того как мы установили, что работа на него не означает, что я его собственность. — (Те годы были полны хаоса, игр за власть и мелких схваток, никогда не перераставших в войны.) — Любовниками? Да, это тоже. Сначала потому, что мне надо было расплатиться за долги, а потом потому, что он был неравнодушен ко мне. Или так казалось, по крайней мере. — (Наши отношения — если хотите их так назвать — закончились в ту ночь, когда я вошла в комнату, которую мы иногда делили, и увидела, как он трахает Джули, словно на олимпийских соревнованиях. Секс в качестве платы — это одно. Секс с моими друзьями — другое. Я согласилась сходить поужинать с Коннором на следующий же день.) — Он купил меня так же, как, вероятно, купил тебя. Мне нужно было место, куда можно пойти, и этим местом стал Дом, по крайней мере на какое-то время.

Щеки Дэйр покраснели, замешательство выдавало ее возраст.

— О!

Секс. Люди всегда зацикливаются на сексе.

— Ты знаешь правила, — сказала я грубее, чем намеревалась. Память творит со мной такие штуки: отчасти поэтому я Дэйр не особенно люблю. Но она этого не заслужила. Смягчив голос, я продолжила: — Если тебе не нравится, как здесь делаются дела, уходи. Найди себе другое место.

— Я пытаюсь, — сказала она так тихо, что я едва расслышала. Затем она взглянула на меня умоляющими глазами и спросила: — Как вы ушли?

Я моргнула:

— Он не держит тебя в заложниках.

— Если вы так думаете, вы глупы. — Она покачала головой. — Мы пришли сюда, потому что никакое другое место нас не принимало после смерти мамы. Все говорили нам уходить, а возвращаться, когда повзрослеем, будем лучше знать, научимся… Только никто не хочет учить нас, как взрослеть или знать лучше, — даже Дэвин. Они просто учат нас, как сломаться.

— Дэйр…

— Дэвин не так плох. Он знает правила сделки, но… как вы сказали? Всегда есть цена.

— Что ты от меня хочешь?

— Вы выбрались. — Дэйр взглянула на меня. — Мы все знаем о вас, потому что он говорит о вас постоянно. Даже когда он думал, что вы погибли, он продолжал говорить о вас. Мы слышали обо всем, что вы когда-либо совершили, потому что вы — та, кто ушел, та, кто был его и перестал ему принадлежать. Потому что мы тоже хотим это сделать.

Она была серьезна. Я уставилась на нее. Черт! Наконец я тихо сказала:

— Я сделаю что смогу, чтобы помочь тебе. Если смогу. Поверь мне. Нет правильного способа… но это можно сделать. И если я смогу помочь тебе, я это сделаю.

Взгляд, которым она одарила меня, был сияющим, полным благодарности и благоговения. Я поморщилась, стараясь не выдать своего смятения. Не полностью исчезнувший запах роз помог, дал мне что-то, на чем я могла сосредоточить свое внимание, помимо выражения ее глаз. Мне никогда не нравилось, когда на меня смотрели как на героя. Я всегда заканчивала тем, что причиняла кому-то боль. Иногда мне везет. Иногда страдания достаются лишь на мою долю.