Мы стояли почти пятнадцать минут, перед тем как я отстранилась, взглянув на Мануэля.
— Здесь есть кто-то еще? — Он уставился на меня расширенными и остекленевшими от шока глазами. Я потрясла его за плечи как можно нежнее. — Мануэль, здесь кто-нибудь есть? Хоть кто-то?
— Он… отослал всех, — ответил он. — Он знал, что вы идете. Не хотел, чтобы здесь был кто-то еще, когда вы появитесь.
Он отослал всех, кроме двух детей, за которых я волновалась. Я закрыла глаза. До сегодняшнего дня я не подозревала, что он может быть так жесток.
— Пойдем, Мануэль. Соберем твои вещи.
— Я не хочу оставлять ее.
Я перевела взгляд на его лицо, заставив себя улыбнуться:
— Ты должен, Мэнни. Скоро придут ночные призраки, и они не займутся своим делом, пока мы здесь.
— Но…
— Пойдем.
Комната, которую Дэйр и Мануэль делили с полудюжиной других детей Дэвина, была темной и загроможденной, с центра потолка свисали гамаки, чтобы матрасы не занимали весь свободный пол. Знакомо до боли. Я, бывало, делила такую же комнату с Митчем и Джули и с другими детьми, каждый из нас боролся за свой уголок и видимость достоинства, которую могло создать наличие «собственной частной жизни».
Я прислонилась к стене, наблюдая, как Мануэль пакует их с Дэйр скудные пожитки. Глухое эхо крыльев ночных призраков шепотом пронеслось по коридору от входа в здание, предупреждая живых держаться подальше; их дела имели отношение только к мертвым. Ночные призраки работают быстро. К тому времени как Мануэль подошел к двери, сжимая в одной руке рюкзак, а в другой потрепанный красный чемодан, все закончилось.
Он взглянул на меня все еще остекленевшими глазами и спросил:
— Куда мы идем?
— Я не знаю.
На тела в гостиной смотреть не стало легче, теперь, когда они выглядели человеческими. Я заставила себя не отводить взгляда от двери, таща Мануэля следом за собой. При виде манекена его сестры он умолк, снова впав в шок. Я не могла его винить. Он потерял сестру и учителя в одну ночь. Кто теперь о нем позаботится?
— Подожди здесь, — сказала я. Мануэль не ответил, просто остановился, тупо уставившись в стену. — Я схожу в кабинет. Подождешь меня? — Я помолчала, давая ему время ответить. Он ничего не сказал. — Ладно. Кричи, если кто-то появится.
Я оставила его и пошла в кабинет Дэвина в последний раз.
Свет был выключен, комната погружена во тьму. Я постояла в дверях, просто глядя в темноту. Никто никогда не входит в кабинет Дэвина без него самого, и он никогда не оставался в кабинете без света. Он действительно умер.
Надо будет вернуться позже и обыскать помещение, разобрать его по кирпичику, чтобы выяснить, кто мог знать, что он планировал, кого нанял, что заплатил. Сейчас это все могло подождать: мертвецы не возвращаются, что бы мы ни делали. Аптечка первой помощи лежала под столом. Я подняла ее, скривившись от нагрузки на мои ребра, причиненной этим движением, и повернулась к двери. Постояла, оглядываясь на доску, висящую на стене. Все эти фотографии…
Найти мое фото было легко. Митч возвышался над Джули и мной, заставляя нас обеих казаться очень маленькими и еще моложе, чем мы тогда были, в новой, с иголочки уличной одежде, в неуверенных попытках выглядеть угрожающе. Я вытащила кнопку, продолжая рассматривать доску.
В конце концов я нашла их снимок по глазам. Оттенок сияющих зеленых глаз оказался слишком ярким даже на фотографии. Я сняла фото Дэйр и Мануэля со стены, засунув его вместе с изображением моей маленькой банды в задний карман джинсов. Затем я повернулась, оставляя призраков позади себя, и направилась туда, где меня ждал Мануэль.
Он был не один. Я остановилась в дверях, моргая.
Помощь подоспела, пока я была в кабинете, в виде Сильвестра Торкиля и всех рыцарей, кого он сумел призвать, когда до него дошло послание Лили. Рыцари рассыпались по комнате с неуверенным видом — с кем им сражаться? Осталось только стоять, а Сильвестр встал рядом с Мануэлем, меч в ножнах болтался у него на поясе.
— Привет, ваша светлость, — устало сказала я, приближая к нему и кладя аптечку к ногам. — Пожалуйста, скажи, что ты на машине. Я не в настроении опять брать такси.
— Ты ранена? — Сильвестр протянул руку, стирая потеки крови с моей щеки. — Скажи мне, что это не твоя.
— Это Дэвина. — Я была на грани того, чтобы разрыдаться. — Или, может, Дэйр. Не знаю. Я ранена, но, вероятно, выживу.
Сильвестр вздрогнул:
— Мне так жаль. Я вызвал рыцарей, как только Лили сказала мне, куда ты собираешься, но охранные чары на этом доме оказались сильнее, чем я ожидал. Мы не могли найти вход.
— Над входной дверью чары коблинау, — объяснила я и нахмурилась. — Если вы не нашли табличку, как же вы…
— Мы последовали за ночными призраками.
— О дуб и ясень! — Я сделала шаг вперед и положила голову Сильвестру на грудь. — Это был Дэвин. Все время Дэвин. Ты был прав. Мне не следовало никогда… Я никогда не должна была…
— Ш-ш, — произнес он, обнимая меня. Я издала возглас боли, и он отстранился, широко раскрыв глаза. — Октобер?
— Прости. — Я вымучила улыбку. — Ребра. Думаю, они сломаны.
— Как?!
— Дэвин решил, что меня надо слегка отлупить. — Я указала на аптечку. — Как думаешь, можно попросить кого-то подлатать меня?
— Ты поедешь домой со мной. Вы оба. — Тон Сильвестра не оставлял возможности для спора. — Вам надо повидать Джин, перед тем как я соглашусь выпустить вас из виду.
— Да, ваша светлость, — согласилась я.
Взяв аптечку, я обняла Мануэля за плечи и потянула его за собой, направляясь следом за Сильвестром в очищающую темноту ночи на улице.
Сильвестр и его рыцари приехали в трех больших микроавтобусах, которые вполне уместно смотрелись бы на парковке перед химчисткой. Сильвестр подвел нас к среднему мини-вэну и сел рядом со мной. Я поморщилась, пристегивая ремень безопасности и пытаясь избежать давления на ребра. Потом я закрыла глаза, откидываясь на сиденье, и расслабилась. Некоторое время Сильвестр может обо всем позаботиться. Для этого и существуют сеньоры и друзья.
Когда мы добрались до Тенистых Холмов, вокруг толпились встревоженные лица, и Луна с Коннором были во главе. Рейзелин не было видно. Сильвестр вручил меня в руки Джин, местной целительницы, и я охотно сдалась, слишком измученная, чтобы сопротивляться. Она подлатала мои ребра, накричала на меня за то, что рана в плече открылась, еще больше возмутилась тем, что за последние несколько дней я не ела ничего существенного, и уложила в постель с запасом сэндвичей, строго приказав не двигаться без ее разрешения. Я была достаточно утомленной, чтобы действительно послушаться. Хорошая штука: шестнадцать часов, которые я проспала в Тенистых Холмах, были первой возможностью отдыха за последние несколько недель.
Потребовалась неделя, чтобы я восстановилась после всего происшедшего. Когда магический ожог добрался до меня, задержанный проклятием Розы и моим кратким контактом с сундуком с приданым, мне пришлось тяжко. Джин возилась со мной весь худший период, и, когда я снова смогла ходить, она поручила меня Митчу и Стейси.
Я оставалась у них десять дней, и в это время дети эксплуатировали меня по полной программе в плане баловства, а Митч совершал регулярные набеги в мою квартиру, чтобы умиротворить домовладельца. Он проконтролировал, чтобы мой ковер поменяли. Я почти поблагодарила его за это.
Сильвестр позаботился о Мануэле и о поминках Дэйр. У нее не было семьи, кроме Мануэля; никто в смертном мире не будет ее оплакивать. Мы похоронили тело, оставленное ночными призраками, в Летних Землях, в лесу за пределами герцогского холма, и Сильвестр стоял рядом со мной и обнимал меня, когда я плакала. Я была для нее героем — и подвела ее. В итоге я оказалась такой же, как остальные.
Я навещаю ее могилу так часто, как могу. Я оставляю букеты из розмарина и руты, говорю ей, что сожалею, и обещаю, что в следующий раз у меня получится лучше. В следующий раз, когда кто-то сделает из меня героя, я его спасу.
Понадобилось три недели, чтобы разобраться с делами Дэвина в Доме. Всеми записями, которые он вел, всеми вещами, которые украл. Половину его детей так и не нашли; их вещи хранятся в кладовой Тенистых Холмов в ожидании, когда их владельцы придут и предъявят на них права. Почему-то я сомневаюсь, что это случится. Я отдала бы почти что угодно, чтобы Роза еще раз оскорбила меня или чтобы Дэйр посмотрела на меня с обожанием в глазах. Но порой события просто происходят, и никто не в силах изменить историю; все, что ты можешь, — попытаться пережить ее.
В последний раз, когда мы пришли к Дому, после того как все, что стоило хранения, было вынесено отсюда, мы явились с факелами и тремя упитанными саламандражи в хрустальных кувшинах. Сильвестр положил руку мне на плечо со словами:
— Ты уверена, что хочешь это сделать? Я могу сам, если хочешь.
— Все в порядке.
Я сняла крышку с первого кувшина и вытряхнула саламандру на тротуар. Она лежала, моргая переливчатыми глазами в тупом замешательстве рептилии, пока Сильвестр не бросил зажженный факел в открытую дверь Дома. Рептилия повернулась, внезапно заинтересовавшись, и гибко устремилась следом за огнем. Ее сородичи направились за ней.
Мы сумели поймать саламандр до приезда пожарных, выманив их из пламени палочками корицы и миррой. Источник огня так и не был установлен.
Мануэль может жить в Тенистых Холмах сколько пожелает. Он приходит в себя после гибели сестры и выглядит довольно счастливым большую часть времени. В нем нет того огня, что был в Дэйр. Может, оно и к лучшему. Он избегает меня, когда я прихожу в Тенистые Холмы. Когда-нибудь он снова сможет смотреть на меня. Я подожду.
Я бываю в Тенистых Холмах намного чаще после смерти Дэвина. Луна помогла мне восстановить лицензию частного детектива; попытка бросить все это не удалась, так что я с тем же успехом могу снова попробовать прежнее дело. Может, если бы я сразу это сделала, ничего бы и не случилось. Коннор и я пересекаемся в коридорах; он пытается застать меня одну, а я стремлюсь избегать его. Я едва начала возвращать свою прежнюю жизнь и не готова к отношениям.
Сундук с приданым оставался в моем владении два дня после того, как Тибальт вернул его мне, и я его так и не открыла. Я даже не касалась его после той ночи, когда нашла. Это не значит, что у него не было возможности повлиять на меня. Мои головные боли теперь не так сильны, как прежде. Ночное зрение обострилось, впрочем оставшись в пределах возможностей подменыша. Если бы я еще раз притронулась к сундуку с приданым…
Баланс моей крови может ранить, но он мой. Я бы предпочла оставить все как есть. Я отдала сундук с приданым Королеве. До сих пор не знаю, почему она мне не помогла; я все еще боюсь, что она сходит с ума, хотя не знаю, что могу с этим поделать. Подменыш вряд ли может поставить под сомнение действия высшей аристократки в Королевстве. Пока что я буду наблюдать, посмотрим, что произойдет.
Я должна Тибальту за помощь, а Королева должна мне за возвращение сундука с приданым чистокровкам. Она ненавидит свой долг еще больше, чем я ненавижу свой. Однажды она должна будет отплатить мне — любовь заставляет мир вращаться, но милости хранят мир фэйри. Иногда я думаю, какого врага заполучила в лице Королевы, когда ввязалась в то, чего не могла избежать, но не думаю, что это имеет для нее значение. Что-то с этим очень не в порядке. Тем временем Лушак должна мне, а это самый опасный долг. Когда еще она мне отплатит.
Мы так и не нашли остальных наемников Дэвина, но это не важно; прошло много времени, и мне надо перестать бросаться на тени. Я не могу провести остаток жизни в ожидании, когда какой-то низкооплачиваемый головорез выскочит из кустов и нападет, — это не жизнь. Проклятие исполнилось. С этой точки зрения… остальное — лишь детали.
Я собираю воедино осколки былой жизни, по чуть-чуть; у меня получается. Это будет долгий процесс, и я никогда не верну все, что утратила, но, по крайней мере, я начала пытаться. Однажды я разыщу Саймона и Олеандр и заставлю их поплатиться за то, что они сделали. Однажды моя дочь снова позволит мне быть частью ее жизни. Времени много. Дэвин этого не учел. А я учла. Пока ты жив, время есть.
Меня зовут Октобер Кристина Дэй; я живу в городе у моря, где туман разрисовывает раннее утро, парковка дороже золота и келпи поджидают неосторожных за поворотами. Ни один из миров, в которых я живу, полностью мне не принадлежит, но никто их у меня не отнимет. Я сделала то, что должно, и, думаю, могу наконец начать понимать, что важно. Это долгий путь, но я собираюсь пройти его.
У меня есть время.