Глава 13

Она платит ему той же монетой.

Джонатан Свифт

Маркус Карутерс уставился на Фрэнсис с открытым ртом, тем самым живо напомнив ей о первоначальной реакции миссис Дженкинс

— Но, миледи, я… э-э… я не думаю, что… нет, это совершенно невозможно… его светлость…

Фрэнсис почувствовала, что не может справиться с искушением.

— Я, например, родилась и выросла в Шотландии, но все же умею изъясняться членораздельно. — Это прозвучало необидно, как мягкое поддразнивание.

Управляющий несколько раз безмолвно раскрыл и закрыл рот, словно выброшенная на берег рыба, потом промокнул лоб белоснежным носовым платком. По-видимому, он был все еще не готов к членораздельной речи.

— Выслушайте меня, Маркус. Оба мы без году неделя в Десборо-Холле. Не нужно вести себя так, словно небо только что упало на землю. Все, что я сделала, — это поставила вас в известность о затратах, которые намерена совершить в ближайшее время. Даже если это не только затраты на гардероб и хозяйственные нужды, ничего страшного в этом нет. Мой муж, как нам известно, находится в Лондоне, но вне зависимости от этого его не волнует состояние дел в Десборо-Холле.

— До того, как его светлость отбыл в столицу, мы провели вместе много часов, — ответил управляющий не без вызова, но при этом подумал: его светлости и правда глубоко плевать на поместье.

— Я знаю, что вы привыкли обсуждать дела с моим мужем, но теперь его нет здесь. Какие указания он оставил вам, уезжая?

— Он… э-э… он велел мне продолжать. — Продолжать? Что продолжать?

— Продолжать заниматься хозяйством в его теперешнем виде.

— Этого недостаточно, Маркус, — с силой сказала Фрэнсис, наклоняясь вперед и упирая ладони в стол — поза, постепенно входившая в привычку. — Я намерена взять на себя заботу о племенном заводе и скаковых конюшнях. Из разговора с маркизом я узнала о прежнем величии Десборо. И Невил, брат его светлости, прилагал усилия к тому, чтобы сохранить эту благородную традицию, но после его смерти все пошло из рук вон плохо. Это недопустимо! Я не позволю, чтобы традиция племенного коневодства прервалась.

Помедлив, чтобы собраться с мыслями, Фрэнсис посмотрела в смущенное лицо управляющего.

— Но ведь вы… э-э… вы леди!

— Спасибо, что напомнили мне об этом, Маркус, однако вернемся к племенному заводу. По выгонам бродят чистокровные трех-и четырехлетки, которые тем только и заняты, что поглощают фураж, тем самым объедая Десборо-Холл. А ведь, будучи натренированными для скачек, они могли бы приносить доход, и немалый. Мальчишки-конюхи от нечего делать носятся на них верхом! На чистокровных рысаках, мыслимое ли дело! Кроме того, я видела в стойлах арабских и берберийских жеребцов, великолепных производителей с безупречной родословной, которые могли бы принести нам большие деньги, если бы их использовали на племя.

— Все это мне известно, — вздохнул Маркус Карутерс, — да и его светлость прекрасно об этом знает.

— Что же он намерен делать?

— Он… э-э… он не интересуется племенным заводом.

— Вот как! Что ж, зато я и вы очень даже интересуемся им. Для начала нужно будет уговорить вернуться мистера Бел-виса. Маркиз заверил меня, что тренерский опыт Белвиса не имеет себе равных в Англии, кроме того, мистер Белвис знает все о лошадях Десборо-Холла.

— Все это так, миледи, но я должен сообщить вам кое-что важное. Его светлость упоминал, что собирается продать всех лошадей Десборо-Холла: рысаков, племенных жеребцов, включая арабских и берберийских, и даже призовых кобыл. Вы знаете, ни одна из них так и не была покрыта.

— Что?! — вырвалось у Фрэнсис. — Он намерен разрушить вековую традицию только потому, что не хочет обременять себя ответственностью? Да его за это убить

Мало!

— Его светлость еще не решил… он просто обдумывал

Такую возможность…

Фрэнсис вышла из-за стола и начала вышагивать по комнате. Маркус следил за ее широким шагом, в котором не было и следа женского жеманства, с растущим настороженным интересом.

— Думаю, настало время посоветоваться с маркизом насчет нашего финансового положения, — сказала она, останавливаясь. — Для того чтобы вернуть конюшни в прежнее состояние, понадобится немало денег, и я не возьму на себя смелость принять такое решение в одиночку.

— Конечно, нет, миледи! Его светлость считает, что…

— К черту его светлость!

Фрэнсис схватилась за ближайший шнурок и яростно рванула его несколько раз подряд. Почти сразу на пороге появился Отис, словно некий вездесущий джинн, до этого паривший поблизости в ожидании вызова.

— Его светлость маркиз у себя?

— Я тотчас пошлю узнать, где находится его светлость, — ответил дворецкий, созерцая пылающее лицо хозяйки и втайне изнемогая от любопытства.

Минут через десять маркиз, недавно пробудившийся после освежающего послеобеденного сна, вошел в кабинет своей обычной бодрой походкой.

— Какая муха укусила на этот раз мое беспокойное литя? — спросил он благодушно.

— Не муха, милорд, отнюдь не муха! Знаете ли вы, что Хок намерен продать оптом всех лошадей Десборо-Холла?

— Будь я проклят! — вскричал маркиз.

— Будь проклят кое-кто другой! Однако, милорд, я просила вас прийти сюда вовсе не поэтому. У меня возникла

Идея…

— Одну минуточку, Фрэнсис, я только налью себе бренди. Не присоединитесь ли ко мне, Карутерс?

— Налейте и мне, — потребовала Фрэнсис. — Из нас троих мне особенно нужно подкрепить свои силы, потому что именно я собираюсь взвалить на себя ответственность за конюшни Десборо-Холла!


Мир в основном состоит из

Дураков и мошенников;

Джордж Вильерс


Эдмонд Лэйси, виконт Чалмерс, совершенно спокойно выдержал взрыв негодования леди Дансмор, с которой был обручен вот уже несколько месяцев.

— Я не хочу ничего слышать! — продолжала Беатриса, щеки которой, известные своей мраморной белизной, в этот момент пылали от негодования. — Можешь мне поверить, Эдмонд, это какая-то ловкая махинация моего невозможного отца! Разве ты не говорил, что мой дорогой братец сейчас в Лондоне, и притом без своей благоверной?

— Говорил, — согласился виконт, который до этого благоразумно не произнес ни слова. — Замечу также, что он здесь ни в чем себе не отказывает.

— То есть он проводит время у любовницы? У этой Амалии?

— Именно так, насколько мне известно.

— Мог бы заехать ко мне из вежливости, если не из родственных чувств!

Эдмонд только пожал плечами, вертя на бархатной ленточке свой лорнет.

— Хотелось бы мне знать, что говорит по этому поводу Констанс.

— Я бы сказал… я бы сказал, она немного расстроена. Как раз вчера я встретил Констанс в парке прогуливающейся с ее мерзким пекинесом и ее рохлей служанкой. Она была очень красноречива, выражая неодобрение поведению твоего ветреного брата.

Беатриса терпеть не могла Констанс, старшую дочь графа Ламли, считая ее ужасной занудой (во всяком случае, в женской компании). Все же она предпочла бы такую родственницу никому не известной провинциалке, на которой — Бог знает почему — вдруг женился Хок. Беатриса уже не раз задавалась вопросом, имеет ли молодая жена какое-либо влияние на брата, и если имеет, то как это отразится на Десборо-Холле.

Поразмыслив, она пришла к выводу, что некстати совершившийся брак был делом рук маркиза. Это сразу объясняло присутствие Хока в Лондоне без жены. Бегство, вот как это называлось. Должно быть, ее брат не мог без содрогания смотреть на свою половину!

— После возвращения Хока ты заводил с ним разговор насчет лошадей Десборо-Холла?

— Я джентльмен, дорогая, а не купец, — заметил виконт и улыбнулся, когда Беатриса покраснела от досады. — Всему свое время. Если начать давить на Хока, он может всерьез заупрямиться.

— Если бы только, ах, если бы только я родилась мужчиной! Тогда и племенной завод, и конюшни были бы моими по праву. Это несправедливо, Эдмонд! Хоку наплевать и на то, и на другое, в то время как я сгораю от желания обладать всем сразу!

— Однако, дорогая, если бы ты родилась мужчиной, мы не могли бы обручиться.

Беатриса приостановилась, но лишь ненадолго.

— Ах это! — И она сделала изящный пренебрежительный жест белоснежной ручкой, не принимая в расчет того, что будуший муж может оскорбиться. — Одним словом, если мой дорогой братец согласится на сделку, я не постою за ценой.

— Не сомневаюсь в этом, дорогая.

— Дело в том, что Хок никогда не знал ничего, кроме армии, и когда армейская дисциплина потеряла над ним власть, он опьянел от свободы, бросившись во все тяжкие. Пару месяцев назад он признался мне, что титул и состояние Невила скорее обременяют его, чем радуют. Ты не знаешь, он много проигрывает?

— Беатриса, твой брат не настолько глуп. И даже если бы он был глупцом, ему пришлось бы здорово потрудиться, чтобы проиграться вчистую. Я не думаю, что он прикрывает завод из-за нужды в деньгах.

Беатриса впала в долгое раздумье. Эдмонд не мешал ей, исподтишка наблюдая за сменой выражений на ее лице, полностью замкнутом на людях. Вот сидит зеленоглазая колдунья, думал он, которую будет интересно подчинить себе после венчания. Эдмонд не имел ни малейшего желания исповедоваться невесте в том, что ему нечем платить за лошадей Хока, если тот согласится их продать. Он рассчитывал поправить дела приданым Беатрисы и ничуть этим не смущался: в конце концов они оба получили бы то, что хотели. Ласковая усмешка заискрилась в его янтарных глазах.

Эдмонд не любил свою будущую жену, что не мешало ему желать ее, и он собирался в самом скором времени уложить ее в постель. То, что она была вдовой, только упрощало дело. Ее почтенный супруг скорее всего не слишком усердствовал по ночам. Внешне Беатриса была очень хороша — копия своего брата, только более женственная и изящная. Ее волосы были цвета воронова крыла, а глаза напоминали оттенком густую и темную зелень дождливого лета. Высокая, с тяжелой грудью, она едва начинала набирать вес и должна была еще долгое время оставаться физически привлекательной.

Эдмонд быстро пришел к выводу, что брат и сестра не особенно привязаны друг к другу. Если так, не было ничего странного в том, что Беатриса помогала ему фактически обобрать Хока, вместо того чтобы этому противиться. Виконт очень рассчитывал на невежественность будущего шурина в вопросах племенного коневодства.

— Почему бы тебе не пригласить брата на обед, Беатриса? Я тоже буду здесь и найду подходящий предлог, чтобы повернуть разговор на интересующую нас тему.

— Превосходная мысль! — загорелась Беатриса. — Только разыскивать Хока придется тебе.

— Не ехать же мне с визитом к его любовнице, — сухо заметил Эдмонд. — Это был бы поступок дурного тона.

— Не думаю, что Хок заточил себя в стенах ее дома.

Эдмонд ограничился улыбкой, потом поднес к губам ладонь Беатрисы и коснулся ее легчайшим, щекочущим поцелуем. Пульс на ее запястье тотчас забился быстрее, и на груди под тончайшим муслином обрисовались бугорки сосков.

— Всему свое время, — повторил он и вышел, не оборачиваясь.

Да-да, она колдунья, думал Эдмонд, спускаясь по лестнице, а колдунья в постели — это сокровище.

Несколько часов прошло в поисках Хока, и в конце концов удача улыбнулась виконту: он заметил своего будущего шурина в читальном зале игорного дома, где тот сидел в окружении завсегдатаев, каждый из которых был старше него минимум на два поколения.

В помещении царила полнейшая тишина, нарушаемая только случайным шелестом переворачиваемой газетной страницы. Это неестественное безмолвие произвело на Эдмонда угнетающее впечатление, и он поспешил привлечь внимание Хока, коснувшись его плеча.

— Неважные дела, — сообщил тот, поздоровавшись и указывая на статью в «Газетт», посвященную военным действиям. — Что ты здесь делаешь, Эдмонд? Как здоровье Беатрисы?

— Она находится в добром здравии. Я здесь по ее поручению. Как насчет того, чтобы отужинать с нами сегодня в Дансмор-Хаусе?

На бесстрастном лице Хока ничто не отразилось, но он подумал: «Еще один допрос насчет моего брака!» Впрочем, он достаточно долго откладывал визит к сестре и сейчас почувствовал себя неловко. Несмотря на то, что Беатриса удивительно походила на него внешне, Хок никогда не чувствовал особенного тепла по отношению к ней. Они почти не общались, когда были подростками, а когда их дедушка умер и семья маркиза перебралась в «Чендоз», они и вовсе встречались от случая к случаю (Хок тогда находился в Сэндхерсте).

— Я с удовольствием отужинаю с вами обоими, Эдмонд, — спохватился он, сообразив, что так и не ответил на приглашение.

Они дружески поболтали о войнах вообще и текущей войне в частности, и Хок сам не заметил, как поддался обаянию будущего шурина и нашел, что тот на редкость эрудирован. Это не какой-нибудь пустоголовый аристократ, который только и умеет что молоть светскую чушь, думал он восхищенно.

— Вам не нужно беспокоиться о том, что Беатриса устроит допрос насчет вашей женитьбы, — сказал Эдмонд, уже собираясь уходить. — Я убедил ее, что это ее совершенно не касается. И меня тоже, разумеется.

— Должен заметить, что вы не робкого десятка, — усмехнулся Хок. — Я слышал разговоры о том, что смерть лорда Дансмора — единственный поступок, который он совершил по собственной воле.

— Говорить такое о сестре! — Эдмонд всплеснул руками в преувеличенном негодовании. — У нее всего лишь пылкий темперамент. Уж не думаете ли вы, что мне уготована безвременная смерть?

Хок расхохотался и был немедленно призван к порядку раздраженным хмыканьем, раздавшимся со всех сторон сразу: подобные вольности не поощрялись в здешнем читальном зале. Эдмонд Лэйси направился к выходу. Хок проводил его взглядом, размышляя о том, что вот-вот обретет очередного незаурядного друга. Виконт Чалмерс показался ему превосходным образчиком современного джентльмена: ничего помпезного, никакого бессмысленного следования моде, никакой изнеженности. Эдмонда Лэйси невозможно было представить себе унизанным перстнями и увешанным цепочками, как это было принято среди светских щеголей. Хок, цинично усмехнувшись, сказал себе, что этот человек, без сомнения, создан для того, чтобы поставить Беатрису на место.

Бог знает почему ему вдруг вспомнилась Фрэнсис, и чем больше он старался выбросить ее из головы, тем настойчивее и живее становились воспоминания. Выйдя из игорного дома, Хок праздно пошел вниз по улице, ведущей к Темзе, спрашивая себя, уехал отец из Десборо-Холла или до сих пор обретался там. Последнее казалось более вероятным: кто-то же должен был держать в руках прислугу, время от времени напоминая лакеям и горничным, что невзрачное создание, тенью скользящее по коридорам, — их новая хозяйка. Возможно, если достаточно долго кудахтать над Фрэнсис, она расхрабрится настолько, что купит себе пару новых платьев. Возможно, она даже перестанет забиваться в углы при первом же шорохе или стуке. Может быть, написать ей письмо? Пожалуй, это не повредит.

Постояв немного на мосту, Хок вернулся на Портланд-сквер в свой лондонский дом. За исключением Граньона, там почти не было слуг, но это не имело значения, поскольку Хок там никогда не ужинал.

Мажордом Роланд был даже старше Отиса из Десборо-Холла, а величественный Шипп из «Чендоза» выглядел бы рядом с ним резвым и неуклюжим щенком. Единственной обязанностью, с которой он теперь удовлетворительно справлялся, было отпирание дверей на стук. Все остальные обязанности ложились на Граньона. Поэтому, когда Хок распорядился подать ему в библиотеку бумагу и чернила, все это принес камердинер.

Как Роланд? — спросил Хок, благодушно усмехаясь.

— Прилег отдохнуть после того, как впустил вас.

— Бедняге давно пора на заслуженный отдых, но у старика нет ни одного родственника, который мог бы о нем позаботиться. Он пережил их всех — уму непостижимо! Я слышал от отца, что он был в семье последним — девятым — ребенком.

— Долгожитель! — заметил Граньон с уважением. — А кому это вы затеяли писать? Неужто леди Фрэнсис?

Это была фамильярность ординарца, прошедшего со своим командиром огонь и воду и давным-давно уяснившего, за что ему могут снять голову с плеч, а за что — нет.

— Ты угадал, — ответил Хок, обмакивая перо в чернила. — Сегодня вечером я обедаю с моей сестрой и виконтом Чалмер-сом. Подбери мне что-нибудь из одежды, приличествующее случаю.

— Само собой, милорд. Кстати! Передайте леди Фрэнсис мои… э-э… наилучшие пожелания.

— Распоясавшийся болван!

— Шедевр портновского искусства! — воскликнул камердинер вечером, оглядывая стоящего перед зеркалом Хока.

— Что ты сказал?

— Я слышал, как такое говорили о вашем прошлом костюме. Этот, пожалуй, будет пошикарнее.

— Какая ерунда! Я вовсе не собираюсь становиться щеголем. Шедевр, скажите на милость! Бьюсь об заклад, ты понятия не имеешь, что это значит.

— Это значит, милорд, что у вас хороший портной. Ну и, конечно, что у вас в этом наряде элегантный вид. Что такое элегантный, я тоже знаю.

Хок ограничился ехидным смешком, принял плащ, перчатки и трость и вышел раньше, чем прозвучала очередная реплика камердинера.

До Гросвенор-сквер было недалеко, и он предпочел нанять кеб. В дверях Дансмор-Хауса его встретила сияющая Беатриса, переполненная восторгом по поводу встречи с ненаглядным братом. Хок стоически выдержал горячий сестринский поцелуй в щеку и осторожные объятия — чтобы не смахнуть пудру с плеч на его одежду. Эдмонд, разведя руками за спиной своей невесты, стушевался, предоставив ей свободно изливать родственные чувства.

Ужин состоял из великолепно приготовленных блюд французской кухни: телятины в восхитительном винном соусе, дичи, фаршированной виноградом, жареных каштанов, сладкого риса и мяса ягненка, настолько нежного, что оно буквально таяло во рту.

— Думаю, настало время наведаться в клуб, попробовать тамошних кулинарных новинок. Завтра с утра мы этим займемся, — сказал слегка осоловевший Хок, удовлетворенно откидываясь на стуле.

— Согласен.

Эдмонд кивнул Беатрисе, и та без единого слова протеста направилась к двери.

— Я присоединюсь к вам, джентльмены, когда вы сполна насладитесь своим портвейном.

— Поздравляю, укротитель пантер, — засмеялся Хок, когда дверь за Беатрисой закрылась.

— Думаю, мы с ней уживемся к обоюдному удовольствию. После того как обряд венчания будет совершен, в душе вашего отца наконец воцарится мир.

Хок вспомнил, что новость про обручение Беатрисы вызвала у маркиза пренебрежительное «пфф!» — обычную реакцию, когда дело касалось непокорной дочери. Потом, однако, он пробормотал сквозь зубы:

— Надеюсь, девчонка наконец обзаведется детьми. Единственное, что меня тревожит: виконт Чалмерс был закадычным другом Невила.

Хок нахмурился тогда — нахмурился и теперь, вспоминая это замечание. Довольно странно было слышать подобное от отца, даже если тот не благоволил к своему старшему сыну. Он решил пропустить слова Эдмонда мимо ушей и вместо ответа широко улыбнулся.

— Однако, виконт, я отдаю должное силе вашей воли Беатриса не задала ни единого вопроса по поводу моего злополучного брака.

Злополучного? Эдмонд отметил эпитет, но никак его не прокомментировал. Он налил Хоку еще порцию превосходного портвейна, поудобнее устроился на стуле и сказал, как бы обращаясь к самому себе:

Какая все-таки незадача случилась с одним из призовых рысаков лорда Эгремона…

Хоку было совершенно все равно, что случилось с любым из рысаков в мире, но он изобразил вежливый интерес.

— Лошадь по имени Сокол охромела во время тренировки, буквально накануне скачек в Ньюмаркете. Поговаривают, что тренер, допустивший это безобразие, сбежал на континент.

— Какая низость! — рассеянно вставил Хок.

— Я только хотел показать вам на этом примере, что нет в мире совершенства. Чтобы преуспеть в качестве владельца скаковых лошадей, нужно отказаться от всего остального, буквально жить скачками, тренировками, лошадьми. Взгляните на герцога Портленда или на герцога Ричмонда — именно так они и поступают, и поэтому им сопутствует удача. Невил тоже был фанатиком скачек. Лошади, лошади, лошади! Только ими он жил, ими дышал, только они снились ему по ночам. Все остальное казалось ему не заслуживающим внимания.

К досаде Эдмонда, Хок отреагировал на это вовсе не так, как тому хотелось бы.

— Я понятия не имел об этом… впрочем, вы знали брата гораздо лучше, чем я. За последние шесть-семь лет я почти не встречался с ним. Что, ему везло на скачках в Ньюмаркете и Эскоте?

Эдмонд чуть было не обмолвился, что для этого у Невила были недостаточно хорошие скаковые лошади, но прикусил язык, понимая, что этим только навредит себе: зачем бы тогда ему так суетиться, чтобы выкупить племенной завод Десборо-Холла?

— О да, — солгал он, — ему невероятно везло!

— Насколько я понял, вы тоже помешаны на скаковых лошадях?

— Как раз поэтому я и намерен скрестить ваших лошадей с моими, — оживился Эдмонд, лихорадочно подыскивая правильную линию разговора. — Я бы даже сказал, это моя честолюбивая мечта. К счастью, ваша сестра не уступит мне в пристрастии к скачкам. Она надеется в один прекрасный день таким образом прославить свое имя.

— Ах вот как!

Неожиданно для себя Хок понял, что уже не так настроен на продажу лошадей, как пару месяцев назад. Теперь он перешел в разряд женатых мужчин, а женатые мужчины рано или поздно становятся отцами семейства. Что сказал бы его сын или (что даже лучше!) сыновья, узнав, что отец оставил их без такой существенной части наследства, как племенной завод? Такой ход мысли не доставил Хоку удовольствия, особенно в данный момент. Он симпатизировал виконту Чалмерсу и вовсе не хотел его разочаровывать и потому ответил как мог уклончиво:

— Я еще не пришел к решению по поводу продажи. По правде сказать, мне было не до этого. Моя жизнь слишком круто изменилась за последние месяцы, и я отложил все дела на потом. Впрочем, вас вряд ли интересуют эти подробности, главное в том, что мы вернемся к этому вопросу несколько позже. Может быть, попросим Беатрису сыграть нам на рояле?

Появившаяся сестра бросила на своего жениха вопросительный взгляд, который не укрылся от внимания Хока и насторожил его, поэтому он лишь вполуха слушал ее виртуозную игру. В какой-то момент, вспомнив Фрэнсис и ее дребезжащие аккорды, он содрогнулся всем телом.

— Он само совершенство, не правда ли, Белвис?

— Пожалуй, можно так сказать, миледи. — Тренер похлопал Летуна Дэви по крутому боку, наблюдая за восторженным блеском в глазах Фрэнсис. — Свыше пяти футов в холке и настоящей гнедой масти! Чистокровные жеребцы почти всегда гнедые, скорее светлого оттенка, чем темного, а уж серого или вороного рысака, считай, и не встретишь. Гляньте-ка на изгиб его шеи, на узкую морду — в нем течет арабская кровь, в нашем Летуне Дэви! А что до белой звездочки у него на лбу и его белых носочков, то такое встречается один раз на… на… я даже не знаю на сколько!

— А какой породы были его родители?

— Как странно, что вы спросили об этом. — Тренер потер подбородок, заросший колючей щетиной. — Летун Дэви был привезен в Десборо-Холл четыре года назад, и в пути его сопроводительные бумаги затерялись. Однако он чистых кровей, это видно и невооруженным глазом.

Белвис умолчал о том, что жеребец не был внесен ни в одну из племенных книг — должно быть, из-за забывчивости его светлости Невила. Фрэнсис достала морковку и начала скармливать ее жеребцу, наслаждаясь ощущением его теплого дыхания на ладони.

Почему же вы не потребовали, чтобы прежний владелец выправил новые бумаги на Летуна Дэви?

— Потому что он к тому времени уехал в Индию. Его светлость граф Невил говорил, что там он вскоре и умер.

Фрэнсис вытерла руку о старую шерстяную юбку, которую хранила специально для посещения конюшен.

— Так вы вернетесь в Десборо-Холл, Белвис?

— Я уже не так молод, как прежде, — уклончиво ответил тот.

— Мы все не молодеем, однако с годами опыт и мастерство только крепнут.

— В этом вы правы.

Он колеблется, подумала Фрэнсис и уже собралась усилить напор, когда старый тренер сказал:

— Я оставил Десборо-Холл потому, что его светлости наплевать на племенной завод. Он даже грозился продать всех лошадей скопом!

— Он этого не сделает, — перебила Фрэнсис, незаметно скрестив пальцы на каждой руке.

— Вам не занимать присутствия духа, миледи, и все же…

— Я прошу вас, Белвис, вернитесь!

Фрэнсис внимательно оглядела старика. На вид ему можно было дать лет шестьдесят — возможно, и больше, — но он выглядел на редкость крепким и здоровым. Его лицо, продубленное всеми ветрами, было сплошь покрыто глубокими морщинами. Блекло-голубые глаза казались выцветшими от блеска солнечных лучей. Фигура благодаря постоянной физической тренировке оставалась прямой и жилистой, без единой унции жира. Несмотря на невысокий рост, Белвис был невероятно силен. Но самое главное, лошади хорошо его знали и доверяли ему. Фрэнсис вспомнила, что отец называл таких людей конюхами от Бога. И подумала, что сама не уступит в этом старому тренеру. Она вызывающе выставила подбородок вперед.

— Я буду платить вам три сотни фунтов в год, — заявила она, набрав побольше воздуха, чтобы голос ненароком не дрогнул.

Белвис крякнул, потом зашелся в долгом приступе смеха, который перешел в кашель и завершился слезами.

— Томми сказал, что вы залечили ушиб на ноге Прыгуна, — сказал он, отдышавшись и вытирая глаза рукавом. — Он больше не хромает?

— Нисколько. И ничего смешного в этом нет. С детства я училась заботиться о лошадях, лечить их,

Готовить для них лекарства. Мне даже приходилось принимать телят и жеребят. Что касается Прыгуна, я просто наложила ему мазь, чтобы снять отек, и сделала тугую повязку.

— Странное увлечение для настоящей леди…

— Я выросла в Шотландии, Белвис, — возразила Фрэнсис, сузив серые глаза. — Мне не очень улыбается жизнь изнеженного существа, которое выхаживают в вате!

— Понимаю, понимаю!

— А то, чем я занимаюсь, вовсе не увлечение. Не занятие от скуки.

— Я же сказал, что понимаю вас, миледи, — Белвис снова поскреб подбородок, — но и вы постарайтесь меня понять. Дело не в том, что мне не хочется возвращаться в Десборо-Холл, просто окончательное решение по любому поводу здесь принимает его светлость. Все здесь Принадлежит ему, миледи,

— Его светлости здесь нет, Белвис.

— Это так, но…

— И он вряд ли вернется в течение ближайшего полугодия.

— А когда все-таки вернется, у вас уже будет готов для него сюрприз?

— О да! — воскликнула Фрэнсис, лицо которой озарилось лукавой улыбкой. — У меня будет готов такой сюрприз,

Что его светлость не устоит на ногах!

— Но что, если он оформит продажу еще до своего возвращения?

Улыбка Фрэнсис померкла. Она помолчала, перебирая возможные решения этой проблемы.

— Что ж, в таком случае я немедленно отправлю его светлости письмо.

«Я буду умолять его, буду хоть в ногах у него валяться!» В этот момент Летун Дэви ткнулся теплой мордой в шею Белвиса. Старый тренер ласково потрепал лошадь по шее.

— Ладно, я останусь… по крайней мере до тех пор, пока все не выяснится.

— Вот и чудесно!

Фрэнсис с улыбкой пожала старому тренеру руку, но позже, в кабинете управляющего, она мрачно уставилась на чистый лист бумаги, разложенный на столе.

Чтоб вас разразило, ваша светлость! — прошипела она, с силой макая перо в чернила.

Загрузка...