Магия лета

Глава 22

Фрэнсис откинулась на стуле и по очереди посмотрела на каждого из сидящих за столом джентльменов.

— Надеюсь, — спросила она с довольным видом, — что вы оба поняли, как глупо вели себя?

— Неужели ты не можешь придержать язык хотя бы на время? — проворчал Хок, догадываясь, что этим замечанием она не ограничится.

— Но разве не вы, милорд, ворвались в конюшню неудержимым галопом, чтобы обрушить на меня ливень притворного гнева? Ничего не скажешь, хорошую роль вы себе избрали! Роль супруга, украшенного ветвистыми рогами! — И Фрэнсис посмотрела на мужа с глубокой жалостью, как на тяжелобольного.

— Уймись, Фрэнсис! — вмешался маркиз.

— Кушайте, милорд, кушайте. Когда человек разрабатывает интригу, он ест мало. Я велела поварихе приготовить ваши любимые блюда. Отведайте бараньих котлет. Соус сегодня — пальчики оближешь! Вы не находите? Как жаль! В таком случае могу предложить вам картофельное пюре. Воздушное, не правда ли? Я расскажу вам, в чем секрет: оно избивается, как крем… свежайший, нежнейший крем…

— Фрэнсис! — не выдержал Хок. — Если ты не перестанешь, я отволоку тебя наверх, привяжу к стулу и вставлю в рот кляп!

Намек на крем он предпочел пропустить мимо ушей, чтобы не затрагивать щекотливую тему.

На этот раз отец и сын, должно быть, впервые в жизни находились по одну сторону редута. Она одарила обоих ослепительной улыбкой и изящно поднесла ко рту кусочек бараньей котлеты.

— Белвис сказал мне, что здесь призовая кобыла лорда Денверса, — обратился маркиз к сыну после

Нескольких минут благословенной тишины, — Мисс Маргарет, берберийской породы.

— Да, это так. Джентльмен Дэн, наверное, решил, что он еще при жизни попал в лошадиный рай. Хочется верить, что его временная подружка пребывает в том же восторженном состоянии. — При этом Хок многозначительно посмотрел на жену.

— Фрэнсис писала мне, — продолжал маркиз, сделав вид, что ничего не заметил, — о надеждах, которые возлагает на нескольких лошадей, в особенности на Летуна Дэви. Белвис как будто собирается взять их на скачки в Ньюмаркет, Летуна Дэви тоже, хотя ему всего четыре года.

— Она так писала?

Маркиз, довольный мирным ходом беседы, ограничился кивком и налег на котлеты.

— Белвис позволил мне принимать участие в тренировках Летуна Дэви, — похвасталась Фрэнсис.

— Но я ни разу не видел тебя в амазонке, — заметил Хок.

— Я езжу по-мужски, милорд. Не вы ли сказали мне, что дамское седло опасно?

— Да, припоминаю, что говорил что-то в этом роде. Хок представил себе жену верхом в облегающих брюках и почувствовал стеснение в паху. Как бы исхитриться и заманить ее в постель сегодня вечером, подумал он взволнованно. То, что случилось с Фрэнсис накануне ночью, заметно смягчило ее по отношению к нему. Смягчило, но не укротило. Это тревожило Хока. До сих пор, стоило ему доставить женщине удовольствие, как она принадлежала ему душой и телом.

Он снова представил Фрэнсис верхом, на этот раз на себе, и почувствовал, что краснеет. Потом он вообразил, что покрывает ее, как жеребец, и окончательно залился краской.

— Что это нашего дорогого Маркуса сегодня не видно? — спросил он, чтобы что-нибудь сказать.

Его запоздалое опасение получить в ответ шпильку от Фрэнсис не оправдалось. Она мягко улыбнулась:

— Маркус, как мне кажется, нашел много общего с Клорис Мелчер.

— Старшей дочерью викария? — заинтересовался маркиз. — Той, у которой соломенные волосы и сразу по две ямочки на щеках?

— Именно с нею.

— Как быстро он переметнулся к ней от тебя, — не удержался Хок.

— Все потому, что я слишком стара, — ответила Фрэнсис с видом глубокой печали. — Маркус сказал мне это прямо в лицо. Разумеется, в завуалированной форме, но не понять было невозможно. Он…

— Какой я глупец, что затронул эту тему! — застонал Хок. — Отец, прости, ради Бога. Я был настолько наивен, что верил: после этой ночи жена будет таять от любви ко мне.

Фрэнсис ахнула вслух. Хок невольно втянул голову в плечи, ожидая летящей тарелки с остатками еды.

Маркиз поднес к губам бокал, чтобы спрятать улыбку. Мило, очень мило, думал он удовлетворенно. Эти двое как будто притираются друг к другу. Разумеется, гордости в каждом на двоих хватит, и ни один не хочет уступить, и все же… не иначе как сын занялся-таки с женой любовью по всем правилам.

— Мы оба надеемся, отец, что Фрэнсис скоро сможет нас порадовать вестью о будущем наследнике.

— Да, милорд, — подтвердила та голосом холодным как лед. — А как только это случится, ваш сын сломя голову бросится в Лондон, где ему самое место. Я удивлюсь, если он пробудет в Десборо-Холле до конца недели.

— До конца недели осталось два дня, — заметил Хок и скрестил руки на груди. — Я ранен твоей жестокой насмешкой, Фрэнсис.

— Но, к сожалению, не смертельно, милорд.

— Хок, — поправил он ласково.

«Хотелось бы и мне вставить слово, — подумал маркиз с завистью, — но я слишком стар для такой пикировки».

— Отис, я думаю, мне пора отойти ко сну. Передайте поварихе мою благодарность за вкусный ужин. — Маркиз поднялся из-за стола. — Желаю вам доброй ночи, дети.

Хок почтительно проводил отца до дверей и подошел к Фрэнсис, остановившись у нее за спиной.

— Сыграем партию в пикет?

— Я бы с удовольствием, — ответила она с неко-284 торой настороженностью.

— Или ты предпочитаешь присоединиться ко мне в постели?

— Я бы не присоединилась к вам даже в раю!

— Не пришлось бы нам повернуть время вспять, к эпохе крема, — сказал Хок с сожалением.

Фрэнсис почувствовала на обнаженном плече горячую ладонь и попыталась отодвинуться. Пальцы Хока сжались, не отпуская ее.

— Хок, пожалуйста… — попросила она тоненько.

— Пожалуйста что?

Пальцы медленно перекочевали на соблазнительную округлость груди над корсажем. К полной растерянности Фрэнсис, она ощутила между бедер напряжение и тепло и от смущения заерзала на стуле.

— Пойдем, дорогая.

— Но я… я еще не попробовала имбирный пирог! — нашлась она.

— Если ты все еще голодна, я постараюсь тебя насытить.

— Я не хочу! — воскликнула она жалобно, обвивая ножки стула ногами.

— Пойми, дорогая, у тебя нет другого выхода, — благодушно объяснил Хок. — Если ты не пойдешь по собственной воле, я взвалю тебя на плечо, как уже бывало, и отнесу наверх насильно. У слуг, наверное, и без такого спектакля не закрываются рты. Хочешь добавить им повод к новой сплетне?

— Сыграем сначала в пикет!

— Есть много других игр, в которые можно играть прямо в постели.

— Я хочу бренди!

— Я и без бренди позволю тебе щекотаться, сколько захочешь. Трезвая жена ничем не хуже пьяной, а кое в чем даже предпочтительнее. Если мы обойдемся без бренди, то сможем и утром вволю побарахтаться в постели, не мучаясь похмельем.

Фрэнсис поднялась, собрав все свое достоинство, и посмотрела мужу в глаза.

— Я пойду с вами, — сказала она со вздохом, — но это ничего не изменит, абсолютно ничего.

То есть ты и завтра не будешь таять от любви? — спросил Хок, улыбаясь (дьявольской, отвратительно самоуверенной улыбкой, подумала Фрэнсис).

— Мое органическое неприятие подобных вещей вам известно, — отрезала она и выплыла из комнаты с высоко подмятой головой.

— Я не заставлю тебя ждать, — крикнул Хок вслед. — И советую помнить: я знаю Десборо-Холл лучше, чем ты. Никакой тайник не укроет тебя надолго.

Десять минут спустя Фрэнсис мерила шагами спальню. Она отпустила Агнес, которая своей таинственной улыбкой доводила ее до бешенства. Внутренняя дверь оставалась закрытой, никаких тревожных звуков из-за нее не доносилось. Негодяй, повторяла она снова и снова, негодяй и развратник! К тому моменту как Хок появился в дверях с самым непринужденным видом, она совершенно извелась от волнения.

— Боже мой, как ты хороша! — воскликнул он с порога. Ядовитая реплика застыла на языке Фрэнсис, Он и сам выглядел… выглядел очень прилично. Под его голубовато-серым великолепным халатом больше ничего не было! Нет, он положительно начинал ей нравиться! Вот еще не хватало! Фрэнсис не без усилия подавила неуместное возбуждение и процедила сквозь зубы:

— Крем при вас, милорд?

— Ты упорно не желаешь верить в мои способности. Фрэнсис.

Хок почувствовал, что вопреки внешней браваде она потрясена и испугана, не столько даже его присутствием, сколько своей реакцией. Поэтому он беспечно уселся в глубокое кресло и похлопал себя по коленям.

— Иди сюда, поговорим.

Точно завороженная, она сделала несколько неуверенных шагов, потом опомнилась и отскочила. Хок улыбнулся и снова похлопал по коленям.

— Ладно, будь по-вашему!

Она присела на самый краешек, выпрямившись и оцепенев, как Отис у двери.

— Мой отец души в тебе не чает, — заметил Хок.

— А я души не чаю в этом беспринципном интригане. Подумать только, написать письмо родному сыну о том, что его жена якобы развлекается на стороне!

Во время этой возмущенной тирады Хок потихоньку обнял жену за талию и привлек к себе. Мало-

Помалу она начала расслабляться и в конце концов прильнула к его груди.

— Хок?

— Что, дорогая?

— Неужели мужчинам хочется делать это каждую ночь?

— Не всем, дорогая. Кое-кто не возражает и против утренних, и против послеобеденных часов. Что до меня, ты так соблазнительна, что я мог бы любить тебя раз за разом, пока не свалился бы без сил.

— О!

— Все, что мне нужно, это небольшое поощрение.

— Раньше вам и этого не требовалось.

— Ты права, но раньше это было обязанностью, а не удовольствием.

Его голос, негромкий, убедительный, бархатный, вдруг напомнил Фрэнсис прикосновение к морде Летуна Дэви. Она не шевельнулась, когда ладонь приподняла волосы у шеи, щекотно поглаживая.

— Я прошу у тебя прощения за нашу брачную ночь и за те, что были после.

— Значит ли это, что вы… что ты получал мало удовольствия, когда я ничем не отвечала тебе?

Вместо ответа ладонь легла на грудь и мягко сжала ее. Фрэнсис по привычке начала вырываться.

— Не нужно. Положи голову вот сюда, мне на плечо. Хорошо. И постарайся хоть немного доверять своему мужу.

Это было даже лучше, что она не могла видеть его лица. Хок знал, что оно потемнело от прилива крови и выглядело, должно быть, пугающим. Он изнемогал от желания, но не хотел спешить.

— На ощупь ты словно шелк или атлас, — сказал он, погладив тыльной стороной ладони ее горло, и потянул завязку сорочки.

Ее груди уже налились, соски затвердели. Когда он коснулся их, Фрэнсис вздрогнула.

— Мне стыдно… — прошептала она едва слышно.

— Это пройдет.

Он раскрыл сорочку до пояса, согнул руку в локте и заставил Фрэнсис откинуться на нее. Она смотрела почти не мигая, взглядом, где тревога смешалась с зарождающимся доверием.

— Почувствуй, как это должно быть, Фрэнсис. Хок приподнял тяжелую грудь на ладони, сжав сосок между двумя пальцами и слегка двигая ими.

Словно невидимая молния скользнула внутри ее тела. Она пронзила ее грудь и иссякла между ног. Еще одна. И еще. Они рождались одна за другой, и по мере этого нарастала жажда, в точности такая, которую Фрэнсис впервые испытала в запаснике. Она хотела, чтобы это повторилось: и нарастание, и удовлетворение — все! Она хотела чувствовать поцелуи, прикосновения и то, как его рот ласкает ее…

Она выгнулась в руках Хока, бессознательно давая понять, чего хочет.

Он опустил ее ниже, чтобы можно было дотянуться до груди губами. Тело Фрэнсис сотрясала мелкая дрожь, грудь высоко поднималась и вновь опускалась, ускользая от него. На несколько секунд он прижался щекой к двум горячим; тяжелым, чуть влажным холмам, потом поставил Фрэнсис на пол и потянул к постели. — Постой…

Она послушно остановилась. Хок повернул ее спиной к себе, стащил с бедер сорочку и отступил, чтобы полюбоваться. Волосы, казавшиеся в полумраке темными, скрывали белизну спины, тонкая талия казалась пугающе хрупкой для такой роскошной гривы. Бедра круглились изысканными линиями греческой амфоры, ягодицы выглядели по-женски нежными и по-мальчишески крепкими. Хок положил ладони на ее бедра и притянул к себе. Так, спиной к нему, Фрэнсис казалась маленькой, его дыхание шевелило волоски на ее склоненном затылке.

Она не противилась, когда ладони двинулись вниз по животу. Это было так странно — прижиматься спиной, — так волнующе… совсем как у лошадей, как у них с мужем тогда, в запаснике. Она была тогда одетой, и все же он пробрался внутрь и ласкал ее до тех пор, пока она не почувствовала, что умирает от непонятных желаний… Волосы на шее мягко разделились, и прикосновение его губ наполнило ее тело жарким томлением. Если бы они оба опустились сейчас на четвереньки, то он был бы совсем как жеребец, а она…

В этот момент пальцы коснулись особенно чувствительного места и у Фрэнсис вырвался невольный крик. Хок прекрасно знал, о чем она думает. Он сам представлял себе ту же картину. Позже, думал он. Еще будет столько дней и ночей. Он полностью отдался ласкам, наслаждаясь нарастанием ее желания больше, чем с кем-либо другим. Без сомнения, ее оргазм был близок. Она едва держалась на ногах и совершенно не владела собой. Он крепко прижал ее к себе за талию. Голова Фрэнсис рывком откинулась ему на плечо, ноги оторвались от ковра в мгновенной судороге, ягодицы напряглись.

Не убирая руки, он развернул ее и прижался губами к ее рту, как обычно, упиваясь возгласами женского наслаждения. Он чувствовал себя очень странно. Хотелось поглотить ее целиком, выпить ее, познав тем самым наслаждение, никогда еще не испытанное, и одновременно погрузиться в нее и потеряться, стать единым целым. Он никогда не знал таких странных мыслей, ни с кем.

Ее лоб был влажным под его губами, ноздри трепетали, губы вздрагивали. Она была еще далеко, но уже возвращалась к нему. Хок поднял ее и опустил на постель бережно, осторожно.

Фрэнсис открыла глаза, чувствуя себя бесконечно слабой и ошеломленной. Оказывается, она шептала имя мужа, и он улыбнулся, глядя на нее сверху. Он хотел ее. Это было правильно, теперь была его очередь. Она с готовностью развела ноги, позволяя войти в себя.

— Обхвати меня ногами, Фрэнсис!..

Она подчинилась. Это было словно сладостная, податливая ловушка, в которую он попал по собственной воле. Когда бедра Фрэнсис сжали его с обеих сторон, внутри нее стало еще теснее, еще прекраснее.

Она вновь прошептала его имя, ладони легли на его ягодицы, стараясь притянуть поближе, — и он на время перестал сознавать окружающее. Возможно, он стонал сквозь стиснутые зубы. Возможно, он что-то шептал ей. Все было не важно, кроме одного: чтобы это длилось и длилось, сколько хватит сил. Когда терпеть дольше стало невозможно и Хок отпустил себя на волю, он хотел, чтобы и его содрогания длились долго-предолго, вечно. Они вновь разделили этот момент.

Когда все кончилось и она ощутила всю тяжесть тела сверху, Фрэнсис приняла это с радостью. Хок был все еще внутри, и ей не хотелось отпускать его. Она была ошеломлена и счастливо слушала тяжелые удары сердца рядом с ее грудью. В этот момент она была наполнена и странным образом лишена земного притяжения.

«Какая странная штука физическая любовь, — думала она рассеянно. — Она делает человека рабом, как будто ненадолго соединяет двоих в одно целое, но выхода из этой ловушки нет». Фрэнсис заметила, что поглаживает мужа по спине, словно успокаивая, но не отдернула рук, несмотря на то, что его целью изначально было привести ее к покорности, а ее упрямство ослабить любовью к нему.

Он разбудил ее, как и собирался. Проснувшись, она узнала ощущения, о которых даже не подозревала, открыла для себя целый новый мир, из которого не было дороги назад, в неведение. Фрэнсис тихонько засмеялась, думая: много ли нужно таких ночей, как эта. чтобы забеременеть? Наверное, немного, решила она, обняла мужа и уснула.

Вернувшись к действительности, Хок был более чем обеспокоен полной потерей самообладания — более того, потерей своего "я". Фрэнсис спала. Он понимал, что слишком тяжел для нее, но когда начал отстраняться, снова ожил внутри нее. Это его всерьез раздосадовало. Она была не любовницей, а женой, и должна была стать матерью его детей, а не источником утех. «Муж не проводит на жене целую ночь», — — прикрикнул он на себя.

Он понимал, что сотворил ее сам, в буквальном смысле своими руками. Он хотел только, чтобы она не протестовала, но добился того, что разбудил в ней темпераментную женщину. Фрэнсис изменилась сама и изменила его. Проклятие, ему это не улыбалось! Он не привык терпеть женское своенравие! Она была упряма, остра на язык, она умела парой фраз привести его в бешенство, немилосердно насмехалась над ним, на выпад тотчас отвечала выпадом… но как хорошо было с ней в постели!

Внезапно Хок понял, что безумно хочет жену, просто умирает от желания. Он разозлился всерьез и решительно выбрался из постели. Несколько минут он стоял над Фрэнсис с горящей свечой, пока не понял, что должен немедленно уйти, иначе будет любить ее снова. Он заставил себя прикрыть ее, потушил свечи и прошел в свою спальню.

Собственная постель показалась ему на удивление необычной и холодной. Он даже передернулся, коснувшись свежей простыни. Раньше с ним такого не случалось. Раньше он наслаждался одиночеством, которое представлялось ему свободой.

Фрэнсис проснулась, улыбнувшись потоку солнечных лучей, наполнившему спальню. Не глядя, она протянула руку туда, где должен был лежать Хок. Рука наткнулась на пустую подушку. Фрэнсис села в постели, шаря взглядом по комнате. Она была одна.

Постель была в беспорядке, но не потому, что они всю ночь проспали в ней вместе. Она уснула, и он тотчас ушел. Почему? Она была не только разочарована, но и обижена.

Мало-помалу к ней вернулись мысли, родившиеся после близости с мужем. Значит, он на самом деле хотел подчинить ее, сделать слабой от любви, податливой, покорной! Неужели только для этого все и затевалось?

— Будь ты проклят! — прошипела Фрэнсис, бросив ненавидящий взгляд на внутреннюю дверь.

Приказав Агнес налить ванну погорячее, она яростно терла себя до тех пор, пока вода совсем не остыла. Когда Агнес застегнула последнюю пуговку, у Фрэнсис был готов план действий.

Однако, когда она появилась в дверях комнаты для завтраков, сияя улыбкой, за столом сидел только маркиз. Фрэнсис с трудом удалось скрыть досаду.

— Где Хок? — спросила она без обиняков.

— Доброе утро, дорогая, — сказал маркиз, изучая ее лицо. — Хок поднялся еще на рассвете. Когда Граньон встретил его в коридоре, он был одет для верховой езды.

Фрэнсис кивнула Рози и уселась за стол, схватившись за нож и вилку, как за холодное оружие.

«Тебе не уйти от мести, Хок! Носись по полям хоть до Судного дня, я и тогда достану тебя!»

— Мой сын уже примирился с ситуацией? Фрэнсис бросила на маркиза ошеломленный взгляд,

Потом поняла смысл вопроса и пожала плечами:

— Я не уверена. Он был особенно расстроен по поводу тех пяти тысяч фунтов. Тем не менее он разрешил случить Джентльмена Дэна и Мисс Маргарет и не возражал против тренировок Летуна Дэви.

— Ты сильная женщина, Фрэнсис, — заметил маркиз после недолгой паузы. — Для меня было большим облегчением узнать, что Хок вернулся домой. Сказать по правде, я колебался насчет средства, которое выбрал для того, чтобы заманить его в Десборо-Холл. Бедняга Маркус! Надеюсь, он не подозревает о том, что чуть было не окончил свои дни в руках ревнивого хозяина?

— Маркус в своей невинности продолжает спокойно заниматься делами.

— Хотелось бы мне знать, что заставило Хока вернуться. Я много думал на эту тему, но так и не сумел понять, что могло подвигнуть его на столь неожиданный шаг.

— Чувство вины, — сухо объяснила Фрэнсис.

— Насколько я понимаю, чувство вины перешло в нечто иное, когда он увидел тебя в твоем теперешнем облике?

— О да! В желание задушить меня. Когда ваш сын перестал вопить на весь дом (а это заняло немало времени), он направился ко мне со скрюченными пальцами.

— Превосходно! Я знал, что мой парнишка справится с потрясением.

Это было сказано с такой откровенной нежностью, что Фрэнсис уронила вилку и уставилась на свекра:

— Парнишка? Ваш сын — все, что угодно, только не парнишка! Знаете, кто он? Высокомерный, упрямый, невоспитанный…

— …и прочая, и прочая, — безмятежно закончил маркиз. — Приятно видеть, что и наша своенравная шотландка понемногу примиряется с ситуацией.

— А вы, милорд, — прошипела Фрэнсис, — беспринципный, коварный, гнусный…

— Как это чудесно — быть нежно любимым свекром, — проворковал маркиз.

Он подошел к Фрэнсис, запечатлел на ее лбу отеческий поцелуй и вышел.

— Нет, я точно попала в сумасшедший дом, — 292 сказала она в пустоту