Магия лета

Глава 5

Тяжелый перстень ударился о середину стола и покатился, вращаясь, к самому его краю.

— Надень перстень сейчас же, Фрэнсис!

Она не шевельнулась.

— Я никогда не надену его, папа.

Александр Килбракеч открыл рот для гневной тирады, но тут в оружейную комнату ворвались Виола и Клер. За ними вошла София, на лице которой читались самые противоречивые эмоции.

— Я не верю в это, не верю! — крикнула Виола, топая ногой.

«Глупая, глупая Виола, моя маленькая сестренка, если бы ты только знала, какой несчастной судьбы ты избегла. Единственное, что мог принести тебе граф, — это горе».

— Ты обвела нас вокруг пальца, Фрэнсис, — выступила вперед Клер. — Скажи, что ты наобещала графу? София только что рассказала, что он сделал тебе предложение! Как это могло случиться? Ты выглядела уродиной, ты…

— Молчать! — взревел Александр Килбракен, перекрывая женские крики.

Виола и Клер умолкли, с ненавистью глядя на сестру

— Я по-прежнему не желаю выходить замуж за графа, — спокойно ответила Фрэнсис. — Думаю, и граф не имеет ни малейшего желания на мне жениться.

— Тогда почему он сделал тебе предложение? — спросила Клер. — Все шло так, как ты и хотела, и он едва мог заставить себя повернуться в твою сторону…

— Я объясню вам почему, — начала Фрэнсис, не сводя внимательного взгляда с отца. — Граф потому только и выбрал меня, что я выглядела почти не женщиной. Больше всего на свете он хочет, чтобы все в его жизни оставалось no-прежнему, а это возможно только с жалким ничтожеством, каким я предстала перед ним. Думаю, он собирается засунуть меня в какую-нибудь дыру, в одно из самых дальних своих поместий, чтобы самому жить так, словно никакой жены у него вообще нет.

Как ни владел собой Александр Килбракен, на его лице отразилось удивление, а пальцы так и впились в край стола. Как она могла так быстро докопаться до истины?

— Я вижу, что правильно разобралась, что к чему. Скажи мне, папа, я права?

Тот счел за лучшее промолчать.

— Я ничего не понимаю! — захныкала Виола.

— Тогда позволь мне объяснить подробнее, — холодно сказала Фрэнсис. — В тебе, Виола, как и в тебе, Клер, есть все то, что граф ценит в женщинах. Вы обе красивы, обаятельны, веселы. Вся беда в том, что жена графу ни к чему. Брак для него означает перемены, а как раз перемен-то он и не хочет. Он хочет жить, как жил. Теперь тебе понятно?

— В таком случае он мерзавец, дрянь! — вспыхнула Виола.

— Если не сказать больше, — подтвердила Фрэнсис.

— Да, но… я все равно хочу выйти за него. Я заставлю его измениться, сделаю счастливым, довольным жизнью…

— Прекрати этот детский лепет, Виола! Он съест тебя на завтрак, а кости выплюнет. Это законченный эгоист, бесчувственный и никчемный. Впрочем, одно хорошее качество у него все же есть. — Фрэнсис метнула в сторону отца яростный взгляд. — У него есть деньги, которыми мы можем воспользоваться.

— Но, Фрэнсис, — начал Александр Килбракен, — нельзя же считать графа Ротрмора исчадием ада только потому, что он находит удовольствие…

Он замялся, и Фрэнсис не замедлила перехватить инициативу:

— В чем он находит удовольствие, папа? Ну же, скажи это вслух! Я имею право это слышать, потому что именно меня ты приносишь в жертву.

— В жертву? — воскликнула Виола возмущенным фальцетом. — Как тебе не стыдно, сестра! Ты станешь графиней — богатой, известной, разодетой по последней моде. Что с того, что твой муж позволит себе кое-какие шалости? Если бы ты больше интересовалась жизнью высшего света, то знала бы, что такое брак по расчету. Именно по расчету вступает в брак каждая леди! Ты так бестолкова, что я не стала бы плакать, если бы тебя повесили или застрелили на моих глазах!

— Прекрати истерику, Виола! — вмешалась София. — Человек предполагает, а Бог располагает, так что смирись. Будем считать, что отношения выяснены и что каждая из вас сполна высказалась. Время заняться делом, Фрэнсис: у нас всего три дня на подготовку приданого. В день венчания граф будет здесь уже утром, и к тому времени все должно быть сделано.

— А ведь Фрэнсис права: ее приносят в жертву, — вдруг сказала Клер.

— Да что же это такое! — не выдержала София. — У меня голова раскалывается от вашего нытья! Поймите же наконец, что нам выпал редчайший шанс!

— Папа… — умоляюще прошептала Фрэнсис.

— В один прекрасный день ты поблагодаришь меня, доченька, — сказал Александр Килбракен.

— Скорее солнце взойдет на западе.

Но она проговорила это безразличным, усталым голосом и повернулась к отцу спиной.

Уединившись наконец в своей комнате, Фрэнсис с отвращением принюхалась. В комнате стоял мужской запах, и она яростно рванула простыни с кровати. Когда через пару минут в спальню вошла Аделаида, она все еще стояла нал грудой скомканного постельного белья.

— Дорогая моя, — улыбнулась экономка, — ты вывела из себя буквально всех и каждого.

— Знаю.

— Что ни делается, все к лучшему, Фрэнсис. — продолжала Аделаида.

— Тут я с тобой согласна. Если я стану женой грифа, то этим спасу от несчастливой участи Виолу и Клер.

«Но как же это нелегко — быть великодушной». —. добавила она уже мысленно.

— Замужество — неизбежность в жизни почти всех женщин, а граф, на мой взгляд, наиболее интересен в этом смысле. Все дело в том, что он поставлен в затруднительное положение. Если он выбрал тебя по тем соображениям, которые ты назвала, то его будет ожидать неприятный сюрприз.

— Это не приходило мне в голову, Аделаида… Как ты думаешь, что я должна теперь делать?

Экономка поощрительно похлопала ее по руке:

— Для начала подними с пола простыни, а на досуге поразмысли над теми возможностями, которые предоставляет тебе жизнь.

Возможностей оказалось не так уж много. Поначалу ей показалась соблазнительной идея предстать перед графом красивой, обаятельной и бойкой и потребовать сию же минуту отвезти ее в Лондон, но чем больше она думала об этом, тем больше укреплялась в мысли, что обману тый граф задаст ей хорошую трепку. Уж она-то достаточно сталкивалась с мужчинами, чтобы усвоить, как они несдержанны в гневе.

Наступил последний вечер перед венчанием, а она все еще не знала, как вести себя. За окном была непроглядная темень, когда в спальню Фрэнсис заглянула София:

— Можно войти?

— Конечно, входи, — ответила Фрэнсис, отвернувшись от окна.

На мачехе был элегантный шелковый халат, длинные густые волосы свободно рассыпались по плечам. Она выглядела совсем молодой.

— Что-то случилось, и мне нужно бежать на помощь? — с вялой насмешкой спросила Фрэнсис. — У Ангуса опять колики? Или преподобный Маклеод явился с поздним визитом?

София не только не ответила, но даже полуотвернулась, стараясь не встречаться с падчерицей взглядом.

— Что-то с папой? Он нездоров, да, София? Ответь же скорее!

— С ним все в порядке. Сядь со мной рядом. Мне нужно поговорить с тобой на очень важную тему.

Фрэнсис взобралась на кровать и села в углу, подальше от мачехи, обхватив колени руками.

— Ты должна знать, каковы обязанности жены.

— Перестань, София! — поморщилась Фрэнсис. — Неужели ты думаешь, что я их не знаю? Не волнуйся! Как только графу заблагорассудится откушать, стол будет накрыт незамедлительно.

— Речь идет совсем не об этом, а об интимных обязанностях жены.

— Ах вот как!

Фрэнсис до боли прикусила губу. Проклятие, она совсем забыла про еще одну отвратительную сторону брака! По правде сказать, ей и в голову не приходило, что граф — этот чужак — может ночью прийти в ее спальню и…

— Надеюсь, ты знаешь, что происходит между мужем и женой в постели? — спросила София не без неловкости. — Что ты молчишь? Знаешь или нет?

Смущение Фрэнсис перешло в настоящий стыд. Ей казалось совершенно естественным, что этим занимаются животные, но люди… у людей это должно было быть отвратительно Она низко опустила голову и кивнула.

— Я и твой отец уверены, что граф хорошо воспитан и отнесется с пониманием к тому, что ты чувствуешь.

(На самом деле, когда разговор коснулся этого вопроса, Александр Килбракен подмигнул жене и раскатисто захохотал: «Хок — парень не промах! Он научит девчонку кое-каким фокусам!») Разумеется, это замечание привело бы в ужас любую невинную девушку, и София постаралась представить вещи в подобающем свете.

— К тому, что я чувствую? Как это понимать?

— Я уверена, что он будет относиться к тебе с должным уважением и не станет делать ничего непристойного Когда он увидит тебя в твоем истинном облике, он будет доволен он будет внимателен к тебе и… и станет сдерживать свои свои… — и на этом София умолкла окончательно.

— Понятно, — едва слышно произнесла Фрэнсис Вопреки заверениям Александра Килбракена София

Чувствовала тревогу за падчерицу. Неожиданно заговорившая совесть заставила ее ласково погладить Фрэнсис по руке.

— Но ты должна быть готова к тому, что граф захочет наследника. Каждая жена должна выполнить эту святую обязанность по отношению к мужу.

— Захочет наследника… — механически повторила Фрэнсис.

Окончательно разнервированная, София лихорадочно подыскивала ободряющие слова, когда Фрэнсис вдруг подняла голову и прямо посмотрела ей в глаза.

— Спасибо, что объяснила мне это. Поверь, я все поняла, все абсолютно. Ужасно глупо, что я сразу не подумала… впрочем, не важно.

Когда София ушла, Фрэнсис забилась под одеяло, сжавшись в комок. Образ обнаженного графа, стоящего над водой на вершине невысокой скалы, снова всплыл в ее памяти. Она прекрасно знала, что плоть внизу его живота могла увеличиться. Мысль о том, что «эта штука» будет вставлена между ее ног, вызвала у Фрэнсис при ступ неуправляемой дрожи. Как это все гадко, нелепо и непристойно! Настоящая мерзость! Но после венчания граф будет иметь полное право на ее тело. Если она станет сопротивляться, он ее скорее всего изобьет, и жаловаться на это будет некому. Все права, все абсолютно, будут у него, а на ее долю не останется ни единого.

Фрэнсис трясло как в лихорадке, и она не сознавала, что беззвучно плачет. Заметив, что подушка уже промокла от слез, она разозлилась на себя и села в постели, отерев щеки тыльной стороной ладони. Ей вспомнился взгляд графа, скользивший по ее телу в тот час, когда ей было сделано предложение… нет, перед тем как ее поставили в известность о том, что она вскоре станет графиней Ротрмор. В эту самую минуту Фрэнсис приняла решение насчет своего будущего.

Она ничего не станет менять в своей новообретенной внешности — ни единой черточки — и останется невзрачной и бессловесной до тех пор, пока граф не сбежит в Лондон (что он, конечно же, сделает сразу, как только это позволят правила хорошего тона). Она не даст ему и пальцем прикоснуться к ней. Впрочем, пальцем пусть прикасается сколько угодно, лишь бы держал подальше от нее другую часть своего тела!

Если все пойдет по этому плану, жизнь в браке будет не такой уж тягостной. У нее появится свой дом, где можно будет вести себя как заблагорассудится, а супруг, если хочет, может перебрать по очереди всех леди в Лондоне.

Хок лежал на спине, он был удовлетворен, и его клонило ко сну. Рядом с ним, согнув в колене ножку, лежала Джорджина Морган, молодая вдова, у которой Хок охотно проводил время в Глазго. Это воплощение цветущей женственности было вдовой, несколько старше Хока годами. Она не уступала ему в темпераменте.

— Ты превосходный любовник, — ворковала Джорджина.

— Позволь заметить, что в этом ты восхитительна. — Хок коснулся губами душистых волос любовницы и вздохнул. — Мне придется выехать еще до рассвета. Меня ждут в замке «Килбракен», что на озере Лох-Ломонд.

— В замке графа Рутвена? А что у тебя за дело к нему?

Хок мог бы сказать, что это ее совершенно не касается, но не был настроен на лояльность по отношению к будущему тестю. К тому же новости все равно должны были просочиться рано или поздно.

— Завтра я венчаюсь с одной из его дочерей, — отметил он холодно.

— Жаль, — заметила Джорджина,

Новость поймала ее врасплох: она была уверена, что Хок проведет еще несколько дней в Глазго, а значит, и с ней.

— Вот именно, жаль, — согласился Хок, чувствуя, как колено Джорджины поглаживает ему низ живота. — Ты хочешь, чтобы на долю новобрачной вообще ничего не осталось?

— Зачем мне оставлять что-то на ее долю? Я не настолько устала.

— Посмотрим, надолго ли еще меня хватит. — ответил Хок, самоуверенно усмехнувшись. Он провел лалонью вниз по животу Джорджины и раздвинул ей ноги.

— Фрэнсис, мое терпение истощилось!

Александр Килбракен протянул руку, намереваясь стащить очки с носа дочери. Фрэнсис увернулась.

— Это несправедливо, папа! Я согласилась выйти замуж за твоего ненаглядного Хока, так должно же хоть что-то быть по-моему.

— Ты похожа на старую ведьму.

— Вовсе нет, милорд, — возразила Аделаида, неслышно входя в спальню Фрэнсис. — Она похожа на девушку, которая боится предстать перед будущим мужем в своем подлинном облике.

Фрэнсис испепелила экономку взглядом, проклиная ее проницательность.

— Пусть все идет, как идет, папа. Граф сделал предложение уродине, так пусть на ней и женится. Я не стану его разочаровывать.

— Что ж, дочь, — сказал Александр Килбракен после долгого молчания, — тогда и я буду молчать на этот счет.

— Ты обещаешь ничего не говорить графу?

— Обещаю.

Фрэнсис проводила отца взглядом и повернулась к Аделаиде:

— Пора?

— Боюсь, что так, дорогая. В последний раз советую тебе не отталкивать того, что твое по праву.

— Лучше дай мне побыть несколько минут одной, — уныло ответила Фрэнсис.

Она дождалась, пока экономка выйдет, и подошла к окну. День был хмурый, лишенный красок, моросил назойливый дождь.

«Если бы я была натурой романтической, то с сегодняшнего дня начала бы вести дневник. Для начала я написала бы в нем, что буквально схожу с ума от счастья».

Фрэнсис собралась посмеяться над подобной глупостью, но вместо хихиканья из горла вырвалось рыдание.

Тем временем преподобный Маклеод, ожидая появления невесты, затевал с Александром Килбракеном спор о том, насколько пресвитерианская церковь лучше английской. Спор на эту тему продолжался не один год. Это оживляло долгие зимние вечера, когда в камине уютно потрескивают поленья, а на столе стоит бутылка хорошего бренди. Преподобный Маклеод близко к сердцу принимал все, что происходило в семье Килбракен. Оглядев жениха, он решил, что, хотя тот и англичанин, в нем чувствуется порода и хорошее воспитание. Однако пастор был не на шутку озадачен, когда при появлении невесты лицо графа омрачилось. Возникло впечатление, что тот присутствует не на свадьбе, а на отпевании. Но это был не самый большой сюрприз, который ожидал достойного Маклеода. Когда Фрэнсис приблизилась, у него чуть не отвисла челюсть. Вместо живой, смешливой красавицы к нему подошла страхолюдина с унылым лицом.

Разумеется, пастор знал, что это брак по расчету, но не мог и представить себе, что все так обернется. Он покосился на Александра Килбракена. Тот улыбался и, казалось, был весьма доволен.

Все необходимое было сказано, спрошено и отвечено, и преподобный Маклеод благословил молодых.

За праздничным столом царило похоронное настроение. Когда трапеза кончилась (к великому облегчению большей части гостей) и Фрэнсис в дорожной одежде вышла из дверей замка, пастор поспешил к ней для разговора наедине. Лицо новобрачной было бледным и угрюмым. Эти ужасные очки… разве у нее ухудшилось зрение? Маклеод замешкался, вдруг растеряв все приготовленные слона.

— Счастливого пути! — наконец сказал он, целуя в лоб ту, кого еще ребенком качал на коленях. — Я буду молиться за тебя и твоего супруга.

— Я заранее благодарна вам за это, милорд, — ответила Фрэнсис, щурясь сквозь очки. — Жаль только, что вы не можете попросить Господа поразить меня молнией

— Ты венчалась против своей воли?

— Нет, — коротко ответила Фрэнсис.

Она видела, как встревожен преподобный Маклеод, но подавила порыв высказать правду. Отец стоял слишком близко, уже начиная хмуриться, а рядом с ним нетерпеливо постукивал перчатками по ладони ее молодой муж.

— До свидания, милорд, — только и сказала она. поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать пастора в щеку

Глаза ее наполнились слезами. Пожалуй, никогда еще она не была так благодарна сидящим на переносице очкам Виола, Клер, София и Аделаида по очереди обняли ее Наконец Фрэнсис оказалась в объятиях отца.

— Верь мне, дочь, — прошептал он ей на ухо. — а главное, верь в себя. Ты очень сильная, Фрэнсис.

— Да, папа.

Она обвела долгим взглядом замок и окрестности, спрашивая себя, увидит ли она все это еще когда-нибудь. Повернувшись к экипажу, на окнах которого были плотные занавески, она остановилась на полушаге, внезапно испуганная. За ее спиной раздались пожелания счастливого пути, и она вновь повернулась к провожающим. Все это были люди, рядом с которыми она прожила девятнадцать счастливых лет. Повариха Дорис, свадебный пирог которой на этот раз удался на славу, вытирала краем фартука мокрые щеки.

— Фрэнсис! — раздался резкий окрик графа, уже поднявшегося в экипаж. — Мы должны выехать как можно скорее!