Глава 5

— Не так уж сильно я любила тебя, — говорит Ветрова, с покрывшими ее грудь, плечи и руки прекрасными мурашками.

Когда-то я любил их и женщину, чьей частью они являются и какой чувственной делают ее.

Но сейчас, глядя на нее и слыша то, что говорят ее все ещё прекрасные и желанные губы, я ощущаю ничего кроме злости на себя и на нее.

Злюсь на нее за то, что ещё не остыл к ней, за то, что она говорит мне и на то, как это отзывается во мне.

— Хорошо, — произношу не в силах перебороть себя и плюнуть на все. — Я попытался.

Очень всрато попытался и наху*** дел.

Понимаю это только тогда, когда оказываюсь в тачке, гоню куда-то, а потом останавливаюсь с лёгкого взмаха товарища в ментовском.

— Нарушаем?

— Документы, права, страховка, — перечисляю я, выдавая бумажки. — Смотри, выписывай и отваливай. Не до разговоров.

Говорю, а сам вытряхиваю сигарету, сжимая флэшку. То, что должно было остаться памятью и материалами для встречи с одной затеявшей это все психологиней, стало компроматом.

Пи*** какой-то!

Ну какой нах "бросай"?! А "ахаться"?!

Ну не стану я спать с теперь уже чужой бабой, которая плюет, шлёт меня и вышвыривает на улицу, словно обосранного щенка!

— Чтобы не случилось, товарищ Буров, это не повод стремиться на тот свет — говорит мент, почти в точности повторяя фразу однажды сказанную мне Ветровой. — Удачного вечера.

— Не дождешься, — отвечаю я, потому что у меня есть ради кого жить на самом деле.

Обошелся бы без встречи с этой стервой. Вот только родным стало со мной невмоготу — если не бросаюсь и не ору на ровном месте, то достаю посторонних людей и так, как не было никогда. Ещё немного и начну искать смысл на дне рюмки с беленькой.

— Не помогло, — признаюсь я, дозвонившись той, которая смогла разобраться в моих мозгах. — Придется придумать что-нибудь ещё.

— Ты не поговорил с ней, — говорит психологиня, пропустив мои слова мимо ушей. — У тебя на лице все написано, Буров.

— Почерк-то нормальный? — рявкаю я и это напрягает себя самого.

Асаева кивает и ждёт чего-то.

Хорошего специалиста подкинула мне судьба.

Такую, что не напугаешь ни прошлым, ни настоящим, ни будущим. Она сама кого хочешь за яйца возьмёт.

— Поговорил, но не так как планировал, — признаюсь я, вываливая все как на духу.

— Ты должен вернуться и задать ей все интересующие тебя вопросы. Без угроз.

— Она слушать меня не станет после всего, — отвечаю я, отворачиваясь от приборки. — Я выключу камеру, нагляделась же?

— Ага.

Невыносимо смотреть на цветущую психологиню в стенах ее дома с ребенком на руках. Она конечно не виновата в том, что мне ее вид кажется сущим издевательством и пыткой. У меня могло быть все это, а получилось черт знает что.

— Ты придумай что-нибудь, — произносит Асаева, таким же невозмутимым голосом. — Ты способный, Буров.

Я качаю головой, усмехаясь про себя. Способный творить дичь и не совладать с собой с одной конкретной бабой. Так и влип когда-то.

— Как-то получилось у тебя влюбить в себя эту женщину.

Я отключаюсь, а сам некоторое время сижу в авто, решаясь на второй заезд.

С одной стороны, предельно понятно, почему Катька кинула меня, не дождавшись, когда меня освободят из своих оков кейптаунские палаты — все слова любви с ее стороны были сущим бла-бла-бла.

Но только мне все равно нихрена не ясно! Какого черта она связалась со мной, если знала кто я и что я с самого начала? Никогда не обманывал ее и не скрывал, что за прошлое у меня за спиной; какие дела воротил и что сидел когда-то.

Заметила бы с Образцовым сразу, явив мне свою лядскую натуру.

— Сбрось мне ту запись, — говорит Асаева, позвонив через несколько минут.

— Зачем? — спрашиваю я, не выпуская из рук доказательство своей тупости.

— Посмотреть и понять, что между вами и как, — Виктория веселится, задавая следующий вопрос. — Или, ты скрываешь что-то и я увижу там ещё что-то?

— Не мечтай, Асаева. Не мечтай.

Приходится повозиться и посидеть в авто пока я сбрасываю ей запись. Сам ведь подписался на это, по соседски наслушавшись одну умную бабу.

Этого времени достаточно, чтобы отрепетировать речь.

Пусть она будет слушать меня через дверь, но выслушает, а там все сложится и так. Надеюсь на это.

— Открывай! — говорю я, стуча в дверь. — Если не хочешь разбираться с ментами.

— Зачем? — спрашивает младшая Ветрова, ныне Воробьева, просунув нос в щелку между дверью и стеной.

Удивительно, как похожи и непохожи одновременно две сестры.

— Хочу поговорить с ней, — говорю я, пытаясь распахнуть дверь.

Но Ветрова-младшая держит ее и не уступает мне.

— Что такое, Буров? Флэшку потерял?! Нужен новый компромат на нее?

Я оставляю дверь в покое. Это б*** никогда теперь не отлипнет от меня. Но да пох***!

— Мне нужно задать ей пару вопросов. Позови ее!

— Нет! Нет её! Буров, оставь ты нас в покое, а?

Не могу. Просто не могу сделать этого. Должен довести этот гештальт до конца и забыть уже наконец.

— Может ты мне ответишь: какого черта она связалась со мной? Почему не дождалась? Почему кинула, не сказав ничего?

Ни смс, ни письма, ни звонка. Насчёт звонков это конечно круто. Не дозвонилась бы она до меня тогда. Но пару строк бы чиркнула. Нашла бы как передать записку. Мать ее!

— Буров, ты нормальный? — спрашивает Сашка, распахнув дверь. — Это ведь ты бросил ее, расписавшись в тот же день с другой.

Котел внутри меня, в котором кипела усталость, неразрешимость и мука вдруг остановился, перестав бренчать крышкой.

— Что? Не так было хочешь сказать?

— Не так, — отвечаю я, осознав, что теперь точно удивился сказанному. — Я до сих пор не женат.

Единственный раз решил вписаться в это и повторять второй раз не захотел.

— Заходи, — командует Сашка, отступив в сторону. — Расскажешь мне свою версию реальности.

Понятно, что ничего не понятно.

Теперь уже не до соплей в сахаре!

Просто хочется понять, что там случилось и как, пока я метнулся на другой край земли и застрял там.

— Сначала ты.

— А я уже. Ты не приехал в ЗАГС. Катька прождала тебя в нем три часа. Она и Образцов соревновались друг с другом в том, чтобы узнать что с тобой и как. Гости разъехались. Она ещё месяц жила в той квартире. Все верила, что ты не скотина и найдешь силы объясниться с ней.

— Образцов? — спрашиваю я, делая самый глубокий вдох в мире.

Уж кого я не ожидал встретить в этой истории так это друга детства. Точнее не в этой роли. Не после того, как сумел дозвониться ему из участка, обрисовал все и попросил вызвать мне адвоката. Про Катьку тоже не забыл, просил присмотреть и позаботиться о ней, пока я выковыриваюсь из очередного д***.

— Вот ведь п***, — восклицает Сашка, выслушав меня. — Почему ты не рассказал ей ничего?

— Потому что что-то пошло не так.

Александра медленно пережевывает что-то.

— Потому что не знал всего.

Я тянусь за начатым бокалом вина, делаю глоток и ставлю пустую тару на место.

— Потому что, правда, мать ее, была совершенно другой.

Потому что было ещё кое-что, что не дало мне так просто прийти и потребовать свое. Я ведь действительно изменил ей. Не до того, как мы придумали жениться и не во время подготовки к свадьбе, а после, когда оказался в Кейпе.

Технически, мы расстались к тому времени, но только я то не знал об этом, когда ахнул Янку.

Не хочу оправдываться и говорить как сильно это ничего не значило. Значило, раз стало поводом для стыда. Не имело значения раз я упарываюсь по одной и совершенно равнодушен к другой.

— А зачем?..

Сеструха Ветровой качает головой.

— На кой чёрт ты устроил все это? Зачем нужно было делать запись? Зачем нужно было говорить все это? Почему нельзя было…

— Потому что тебя не было там, — выдаю я зло. — Потому что тебе не понять, что чувствовал я, когда она стала хвастать своим безупречным Костиком! С чего мне быть добрым, когда она говорит мне о своем е***?! Я никогда не утверждал противоположного!

Александра смотрит таким знакомым взглядом в котором видится другая сестра с этим ее "аха!"

— Что?

— Тебе стоит поспешить, если и правда не хочешь потерять ее.

— В смысле? Она ведь не…

— Перестань, — перебивает рыжая, проходя в коридор и распахивая шкаф. — Она с завихрениями, как любят говорить обычные люди, но не до такой степени.

Я не понимаю языка намеков и полунамеков.

Но Сашка всего лишь не собирается помогать мне больше, чем нужно. Она не объясняет и не называет адреса. Считает… Она как и Катька пропитана теориями об изнанке мира.

— Тебе стоит знать только то, что она поехала в депо.

Это не вокзал, и не старая ветка метро, это фудмолл. В который я среди прочих вложился когда-то. Не пожалел. Иначе, меня бы не пропустили в столь поздний час.

А что дальше?.. Я продолжаю творить дичь. Иного способа раскрутить Образцова на правду нет. Ему всегда было важно, что о нем подумают другие.

Правда перед этим я звоню все тому же Волкову и прошу его рассказать что-нибудь о своем бывшем товарище. Не за так, конечно же.

— Еще два года в кресле директора теплосети, а дальше он подастся в губернаторы. Это не точно. Может он просто навещал кого-то в ЦИК. Организовал личную доставку.

Смешно. Но может быть и так. В этом, как подсказывает нутро что-то есть. Особенно, если вспомнить, что когда-то мне предлагали занять кресло губернатора Подмосковья. Только от кресла гендира до губернатора, как до Африки пешком.

— Значит справляется.

— Цаплин доволен им, — соглашается Волков.

— Но кто-то же должен был рекомендовать его?

Волков думает, не то клацая, не то щёлкая чем-то.

— Это был не ты?

Мне было как-то не до того, как минимум полгода, а потом ещё дольше. Было не до рекомендаций, не до интриг и не до новых забот. Благо жить есть на что.

— Можешь узнать кто?

— Разумеется.

Я прощаюсь, но Волкову нужно спросить ещё что-то.

— Насчет той институтки, которую ты прислал мне. Серьезно хочешь, чтобы я взял ее на работу?

Дня не прошло, а он уже напрягся.

— Я выполняю обещание, а так-то мне плевать, — говорю я, нисколько не кривя душой. — Решай и смотри сам.

Думаю, что настоящим уроком для нее было бы вышвырнуть на улицу на следующий же день. У нее в конце концов есть всё для того, чтобы добиться чего-то. Но она пожелала лёгкого пути, продав ту, что помогла ей.

Но не о ней речь.

Речь об Образцове, который оказывается той ещё гнидой.

— Просто скажи мне: почему именно она? — спрашиваю я, провожая взглядом Катькину фигурку.

Не я один смотрю на это воплощение женственности в белом платье.

— Сердцу не прикажешь знаешь ли.

— Тогда бы рассказал ей правду и не устраивал цирк или, твоему сердцу подавай рыдающих женщин в белом?

Образцов открывает рот, чтобы ответить, но я то знаю, что это будет пустой трёп ради трёпа. Всегда вижу это на его лице.

— Что у тебя не устраивало в нашей дружбе? — спрашиваю я, удерживая себя от того, чтобы не побежать за ней.

Надо дать ей время прийти в себя. Пусть выпьет вина и потрындит с сестрой. А потом поговорим в третий раз.

— Меня надоело быть в твоей тени, — говорит Костик после некоторого молчания. — Я устал быть другом того самого Бурова.

Даже не знаю, что сказать ему на это. Не извиняться же за себя самого в этом вопросе. Образцов плачется, а я в таких случаях бухаю.

— Знаешь, как меня назвали как-то, когда тебя не было рядом? Подавал! Корчмарь Бурова!

— А меня как-то назвали твоим телохранителем. Но я не побежал говнить тебе, Образцов.

Я выпиваю ещё бокал вина, чтобы избавиться от мерзкого послевкусия.

— А я и не говнил тебе. Ты сам включил благородство и поехал выручать Янку из тюрячки. Хотя, надо было оставить ее там. Чтобы было уроком. Ты и твоя репутация сыграли против тебя. Там тоже не дураки, поняли все и доили тебя с твоими адвокатами, как лоха. Я лишь воспользовался ситуацией и переиначил действительность.

— Придумал всё и за один день? — уточняю я и разумеется не верю в это. — Я узнаю кто стоит за тобой, а ещё лучше не стану делать этого, а заберу то, что есть у тебя сейчас.

Я поднимаюсь из-за стола.

— Нужна ли ему будет прокладка в твоём лице? Как думаешь, как скоро он объявится и предложит свою схему?

Костик самоуверенно улыбается. А значит уверен что нет. Что тоже наводит на определенные выводы.

Не так много людей, что интересуются политикой и совсем мало тех, кто не готов работать со мной.

— Ты просто гнида, Образцов. Ты и мать продашь за то, чтобы все было просто и без напряга лишь бы не рисковать ничем.

— Ты так говоришь потому что в твоей жизни все просто.

Не просто. Но я отношусь к этому иначе. Это жизнь и расплата за поступки, за возможности, за желание жить иначе, чем все остальные.

— Конечно, Кость. Тебе ли не знать об этом, когда ты развивал бизнес, а я сидел за эти деньги.

После этого обычно бьют по морде, что я и сделал.

Загрузка...