Мама на фоне измены (СИ)

Глава 6

— Долго ты будешь доставать меня? — едва ли не кричу я в состоянии, что близко к истерике.

Даже не думала, что я такая предсказуемая и Буров так быстро найдет меня.

Не предполагала, что вместо разбитого сердца буду чувствовать злость и азарт… Именно его. Так велико было желание опередить, сбежать и показать ему настоящий не завуалированный фак.

— Ветрова, ты ЖЕ знаешь, что я всегда добиваюсь того, что мне хочется, — говорит Буров, возвышаясь надо мной.

— Что?!

Чтобы нивелировать это ощущение я встаю, но это не помогает. Львиная доля присутствующих в терминале уступает Бурову не только в росте, но и во внушительной комплекции. Я понятноЕ дело не исключение, но становится немногим лучше.

— Чего тебе от меня надо?

Плевать на то, что Костик оказался гандоном. Почему все в моей жизни идёт по одному месту стоит в ней появиться Бурову? Почему люди начинают вести себя рядом с ним, как сволочи стоит им только увидеть или почувствовать его?!

— Только тронь меня! — рявкаю я, уловив в его движении желание дотронуться до меня. — Я буду орать, как бешеная!

— Да ты уже орёшь, Кать, — выдает Павел Буров, но буднично, как всегда нравилось мне.

Ему было плевать что подумают о нем и начхать, что думают обо мне. Классно было. Но потом пришло понимание, что и на меня ему тоже класть.

— Почему бы тебе не засунуть свои замечания в жопу?

— А ты пожелаешь приятного путешествия мне и моим пассажирам? — интересуется он, ухмыльнувшись.

— Именно.

До того, как он встал рядом, я просто сидела в зале ожидания и ждала, когда объявят о начале регистрации. Не плакала. Просто писала каждому из своих клиентов о том, что уехала в отпуск и о том, что в случае крайней нужды смогу оказать помощь посредством видеозвонков.

— Оставь меня в покое.

— Хорошо.

Я попятилась, а точнее задвигалась в сторону. В прошлый раз, Буров сказал что-то похожее и Я оказалась на коленях перед ним. А что сейчас? Не хватало оказаться на месте мешка с картошкой на его плече!

— Твой любимый? — интересуется бабуля с тремя парами очков, кивая в сторону одного из проходов, в котором скрылся Павел Архипович ДУров.

Она вяжет что-то крючком, да поглядывает за играющими детьми неподалеку. Я пересела к ней, чтобы уж наверняка быть уверенной в том, что он, если вернётся, то будет вести себя нормально. Свободных мест рядом нет. А Буров так трепетно относится к старикам. Так что это моя страховка, что он не станет чудить.

— Нет. Бывший.

— Изврашенец?

Я качаю головой, вспоминая и тут же отмахиваясь от картинок из прошлого. Таких извращенецев надо поискать с которыми будет и не стыдно, и весело… Пофиг!

— Пьет?

— Не больше, чем все, — отвечаю я, не переставая оглядываться по сторонам, чтобы понять где он.

Чудилой надо быть, чтобы уйти после всего. Буров же не такой. Он целеустремлённый.

— Игрок?

Я поворачиваюсь к женщине, решая положить конец ее любопытству.

— Он женат.

— Как же тебя угораздило? — интересуется женщина, поглядывая на меня поверх своих бледно-голубых стеклышек. — Связаться с ним?

— Я была его невестой, а он выбрал другую. Так что это проще, чем кажется.

Я делаю вынужденно глубокий вдох.

— Я не хочу говорить о нем. Хочу забыть как страшный сон. Вы, извините, что так резко с вами разговариваю. Это все из-за нервов.

Бабуся не отвечает ничего секунд пять, а потом тянется в карман своего рюкзака, доставая из него треугольник из синтетической ткани.

— Перекладывай содержимое своего рюкзака, а его оставляй мне.

Она объясняет свое странное предложение.

— Знаю таких. Навидалась. Он вернётся, как пить дать. Скажу ему, что отлучилась ненадолго. А ты беги. Обменяй билет и лети туда куда он не предполагает.

— Спасибо вам! — благодарю я, сжав ее тонкое запястье. — Спасибо!

Хорошая идея. Если у Бурова хватило мозгов угрожать Лерке, то он не станет вытворять подобное со старушкой. Поэтому я перекладываю вещи в сумку от Перекрестка, а сама бегу к терминалам, чтобы обменять билет на международное направление. Благо все документы у меня с собой.

— У меня все хорошо, — пишу я сестре, когда самолёт начинает двигаться по взлетной полосе. — Напишу, как приземлюсь на Бали.

Всегда хотела там побывать. Всегда мечтала овладеть серфингом. Но куда больше мне не терпится прочувствовать магию острова с его особой энергетикой, вдохновляющей и раскрывающей внутренний потенциал.

— Привет, — говорит бородатый мужик, никак не желающий оставить меня в покое. — Не хочешь поменяться со мной местами?

— С чего бы это? — интересуется парень в огромной белой бейсболке.

Я смотрю на остановившегося рядом Бурова, обратившегося к пассажиру в кресле рядом со мной. Мной овладевает досада, отчаяние и злость.

— У меня билет в бизнес-класс, — объясняет Буров, держа в руках стаканчики с кофе. — Так что не прогадаешь.

— Окей. Кто я такой, чтобы спорить с удачей?

Хочется умолять парня в кепке, чтобы он не соглашался и остался сидеть рядом. Но словосочетание "бизнес-класс" творит чудеса. Он косится на меня, хмыкает и уже вскоре исчезает за шторкой, что разделяет лайнер на бедных и богатых.

— Помню ты любишь раф с банановым сиропом, — говорит Буров, поставив передо мной стаканчик с горячим напитком. — Ты никуда не денешься, Ветрова, пока мы не поговорим с тобой.

Желание плеснуть кофе ему в лицо так велико, что наверное написано у меня на лице.

— Но сначала выпей кофе и успокойся, — просит Буров, накрывая мой стакан своей ладонью.

— Надо было отдать билет мне, а самому остаться здесь, — цежу я, прикрыв глаза. — Тогда бы я успокоилась.

Буров не отвечает. Он пьет кофе. Может даже показаться, что не было ничего и он просто случайный пассажир.

— Ты же хотел поговорить! — тороплю я, желая, чтобы все скорее закончилось. — Говори!

— Не сейчас. Только тогда, когда ты успокоишься.

Он поворачивается ко мне.

— А не ты ли причина моей взвинченности?

— Я.

Он просто соглашается со мной и этого на удивление достаточно, чтобы меня отпустило немного.

— Кать, я не горжусь этим. В моих планах не было довести тебя до истерики. Нет этого и сейчас.

Он говорит, не отводя глаз. Буров должен понимать, что слово "успокойся", выданное мужиком не привело в равновесие ни одну женщину на свете. А раз так!..

— Ты стал думать о моем душевном равновесии теперь, а не тогда, когда оставил меня в ЗАГСе?

Ему придется выслушать всё и лучше бы он сам молчал при этом.

— Тогда мне было больше не плевать на тебя.

— Ты завелась с простого предложения поговорить…

— С простого?! — восклицаю я, мигом потеряв почву под ногами.

Меня просто выбросило в астрал бешенства. Но на минуточку. А точнее на секунду.

— Если тебя успокоит, то я не собирался ни угрожать, ни ахатать тебя, когда припёрся к тебе.

— А что ты хотел?

— Я все ещё хочу поговорить, задать пару вопросов и объяснить все, — говорит он, почесав идиотскую бороду. — Днём ты просто вывела меня своими словами о том, что никогда не любила меня.

Последнее предложение — это просто бальзам для моего сердца и души. Он заставляет почувствовать себя лучше. Мне кажется, что оно даже реанимирует часть уязвленного самолюбия.

— Два бокала вина, пожалуйста, — просит Буров, тронув за локоть проходящую мимо стюардессу. — Полусухого.

— Не надо заботиться обо мне, — произношу я тихо.

— Я забочусь о себе, Ветрова, в первую очередь. Лететь ещё девять часов

Это хорошее признание. Честное. Оно не нацелено на уязвимую часть меня, которая не забыла ничего из того, что было, представлялось и о том, о чем мечталось когда-то.

— Как ты смог разговорить бабулю? — спрашиваю я, проглотив напиток, что больше похож на вишневый сок.

Я вообще не почувствовала, что выпила алкоголь.

— Никак, — отвечает Архипович, покосившись на меня. — Ещё?

— Нет.

Я жду ответа. Именно они помогают мне расслабиться немного и уменьшают тяжеленный ком где-то в середине груди. Может быть у меня получится вытянуть из него что-то ещё до посадки.

— Случайные знакомства тебе удаются лучше, чем постоянные, — замечает Буров, оперевшись на ручку кресла. — В окно смотри.

Последняя фраза адресована не мне, а соседке у иллюминатора. Музыка в ее наушниках стихла и она не просто пялится на нас, а вслушивается в наш разговор, едва ли нависнув над моим коленями.

— Это ты правду говоришь — посторонние люди куда добрее ко мне, чем те, кто клялся мне в любви когда-то.

Я говорю это с непередаваемым удовольствием. Ведь это он утверждал, что это последнее дело гадостить женщинам, старикам и детям.

А потом я делаю движение подняться, переставляя посуду на его столик.

— Мне нужно в уборную, — объявляю я, возвысившись над ним.

Взгляд у Бурова в точности, как у котика из Шрэка и это ненадолго, но сбивает меня с толку.

— Только взлетели ведь, — замечает Павел Архипович, но все же поднимается, складывая и подхватывая скопившуюся тару.

— Ты ещё скажи, когда мне нужно писать, чтобы тебе было спокойнее, — говорю я, облизнув губу.

Я делаю это нарочито медленно, чтобы проверить кое-что. Реакция Бурова незамедлительная, хоть и скоротечная — его зрачки становятся ещё шире, а взгляд быстро падает на губы. Но он поднимается.

— А я не про тебя, а про гальюн, — отвечает Павел Архипович и так получается, что мне на ухо.

Он ведь не пытается интимничать, а всего лишь на мгновение равняется с моим лицом.

— Будем считать, что салон полон арбузеров, — говорю я, отдергивая топ. — Все стремятся сбежать от них, чтобы на минуточку почувствовать себя лучше.

Манипуляции с задравшимся топиком случайны, но они подтверждают мое мнение о нем — он козел. Мой преследователь смотрит мне в декольте, потом поднимает взгляд, не пряча своих расширившихся зрачков. Они говорят о том же, что и два-три года тому назад, когда достаточно было взгляда, вздоха или мимолётного прикосновения, чтобы вызвать коллапс и потерять связь с миром напрочь.

— Я дынщик, Ветрова, — усмехается он, выпуская меня в коридор. — Знаешь, что это значит?

Вместо ответа я приподнимаю бровь.

— Это означает, что я интересуюсь исключительно дыньками — произносит он и, не скрываясь, вновь смотрит на мою грудь. — И, что тебе уже не сбежать от меня.

Буров конечно выигрывает в этих догонялках, но это пока.

— Ты козел, Паш, — откликаюсь я, устремляясь к wc. — Ой, козел.

Время, которое я провела в очереди, а потом и в самой уборной дали мне время обдумать все и придумать план, как разговорить Бурова.

Всего-то и надо сначала предупредить стюардессу, а потом попросить какого-нибудь огромного мужика выручить меня, пожаловавшись на бугая, что пристает ко мне.

Его денег и связей не хватит, чтобы купить всех присутствующих в этом самолёте.

Он скажет мне все сейчас или я буду спать в кресле соседнем ряду.

— Тебе придется начать говорить и задавать свои вопросы уже сейчас, Буров.

Я решаю не озвучивать свои угрозы до поры до времени.

— Между состоянием "терпеть тебя рядом с собой" и "ненавидеть ещё больше" я выбираю последнее. Мне все равно, как ты будешь чувствовать себя весь остаток пути, потому что тебе было также индифферентно на меня все это время.

Буров открывает глаза, вынудив коснуться себя. Показалось, что я говорю в пустоту, вызывая заинтересованность соседки по ряду. Но он смотрит на меня, вновь окунув меня в свой звериный взгляд, задерживается на груди в светлом топе и вновь смотрит в глаза.

— Я всегда думал о тебе, Кать, веришь ты в это или нет.

— Ну конечно! — фыркаю я, оперевшись на кресло позади. — Так думал и так переживал, что хватило ума сбежать и даже жениться на другой.

— Я не женат.

Три слова заставили что-то вспыхнуть в душе и тут же забыть об этом, напомнив что это не значит ничего.

— Развелся?! — восклицаю я, добавляя едкое. — Поздравляю.

Я говорю это, поздно спохватившись, что не стоит выдавать своих чувств.

— Я никогда не был женат. Ты единственный человек с которым я хотел связать свою жизнь раз и навсегда. Не веришь? Вот тебе мой паспорт.

Он тянется в нагрудный карман пиджака, выуживая из него книжку с гербом.

— Ты мог не ставить штамп в паспорт.

— Для того, чтобы убедить тебя через два года в собственной непогрешимости? Для чего?

Его слова подбросили что-то внутри. Это можно было сравнить с турбулентностью, но только с той единственной разницей, что ничего не встало на свои места. Так плохо, что я стала оседать на пол, но была подхвачена Буровым и усажена в его кресло.

— Образцов ездил к тебе, — говорю я потрясенная новостью. — Он говорил, что там была твоя мама.

— Он соврал, — отвечает Буров с мгновенно переменившимся взглядом. — Понятия не имею куда именно он ездил.

Его голубые глаза стали льдинками.

— Меня не было в стране в тот день и ещё полгода после того, как мы должны были встретиться в ЗАГСе.

— Зачем он сделал это? — спрашиваю я, вцепившись в недавнее воспоминание. — Он сказал тебе?

— У Образцова проблемы с самооценкой. Оказалось, что свет моего успеха затмевал сияние его гения. Он завидовал мне и втайне ненавидел, а заодно тихо наяривал на тебя. Когда представилась возможность, он забрал себе все, сочинив мерзкую историю о моем побеге, о женитьбе…

— И о ребенке, — добавляю я, приподнявшись на месте.

Я достаю смартфон, чтобы написать Образцову, но, едва начав, откладываю его на пустое сидение рядом. Он не скажет правды.

— Где ты был все это время, Паша? Почему не приехал в ЗАГС? Почему не отвечал на мои звонки? Почему не позвонил?

— Потому что я был в тюрьме на другом конце света. В Кейптауне.

Пашка достает заграник и открывает его на странице с печатями виз. Он не врет. Буров действительно был в Африке и покинул ее в октябре.

— Тюремщики везде одинаковы, но с неграми было сложнее договориться отдать мне смартфон в постоянное пользование. Давали звонить со стационара.

— Зачем ты поехал туда? Ты говорил, что поедешь за мамой в Саратов. В Саратов!

Точнее не в этот город, а в область, в деревню, где со связью было не очень. О чем он честно предупредил меня и потому до самого последнего я почти не беспокоилась ни о чем.

— Я поехал за Яной Смородиной. Она попала в тюрьму и позвонила оттуда с просьбой помочь ей.

Я отворачиваюсь. Огонёк надежды, то вспыхивает, то вновь гаснет, как сейчас.

Яна Смородина бывшая подружка Пашки. У него были отношения с ней до меня с долгими и мучительными расставаниями, воссоединениями, скандалами и вновь расставаниями.

— Кать, это не то о чем ты думаешь.

— О чем я думаю? Скажи о чем я должна думать, кроме как о том, что ты вместо того, чтобы жениться на мне, бросился спасать свою бывшую девушку? Спас? Вытащил? А что не женился?

Буров поглаживает костяшки мои пальцев, а я, опомнившись, отдергиваю из.

— Мама просила за нее и я не смог отказать ей. Ты знаешь, как я отношусь к ней. Тебе ничего не сказал, потому что понимал, что увижу и наткнусь на тоже, что и сейчас. Тем более, я верил в то, что успею справиться со всем, а потом, когда уже все случилось я просил Образцова объяснить тебе всё.