Кланки наклеивала в альбом газетные вырезки. Принявшись резать ножницами номер «Биллборда», где была помещена статья о Брадфорд-цирке и прежде всего, конечно, о Маре, Кланки не удержалась и еще раз пробежала глазами публикацию, хотя уже читала ее подруге вслух.
Кланки всегда была рада любому успеху Мары, хотя понимала, что у Принцессы есть недостатки — она своенравна, очень любит успех и славу и буквально на все готова, чтобы еще и еще увеличить свою популярность. Все это так; тем не менее, Мара — верный друг: она столько раз помогала Кланки, утешала — взять хотя бы ту историю с Джонни. И в самую трудную для Кланки минуту Мара ее не бросила.
Случилось так, что Кланки стало тяжело работать на канате. Кланки тщательно старалась это скрыть и поэтому даже не обратилась к доктору Макколлу, а пошла к городскому врачу. Тот, выслушав ее жалобы на боли в суставах, сказал: «Ничего страшного. Это, вероятно, последствия старой травмы. Вам нужно прекратить тяжелую физическую работу, иначе боль может усилиться». С тех пор Кланки стала еще осторожнее, но Оли Джонсон всегда все замечал. Он отозвал Кланки в сторону: «Сезон заканчивается. Может, тебе лучше оставить цирк?»
Оставить цирк? Кланки хотелось закричать. Что ей делать после этого? Пойти работать в ресторан? Жить той жизнью, которую она совершенно не знала? Конечно, мистер Сэм помог бы ей найти какую-нибудь работу, что-нибудь вроде билетерши или разносчицы воздушной кукурузы. Но тогда ей пришлось бы перебраться из спальни гимнасток в палатку, где жили все работницы, и последней получать еду в столовой…
Мара спасла ее от этого унижения. Никто так и не узнал правды. Все думали, что Кланки просто надоела гимнастика и она добровольно согласилась стать секретарем и правой рукой Принцессы Мары. Кланки пользовалась теперь не меньшим уважением, чем помощники мистера Сэма.
Кланки была предана Маре всей душой. Она оберегала подругу от назойливых визитеров; следила, чтобы Мара достаточно отдыхала; стала ее парикмахером, модельером, девчонкой на побегушках. Кланки никогда не распространяла о Маре никаких сплетен, хотя как никто другой была посвящена в тайны Принцессы. Например, только она и Джоко знали, что Мара едва может накарябать собственное имя. И с кем, как не с Кланки, обсуждала Мара все свои творческие планы?
Кланки страшно гордилась тем, что она лучшая подруга Мары. Джоко, конечно, тоже друг, но он частенько бывал слишком болтлив, особенно когда выпивал лишнего. Ходили слухи, что он еще и гашишем балуется. Все в цирке знали, что у него в жизни была какая-то трагедия, и принимали это во внимание. Как жаль, что он влюблен в Мару! Ведь каждый раз он страдальчески морщится, когда видит ее с другим мужчиной…
Мужчины — вот еще один секрет Мары, известный Кланки. Нет, их было немного, и ни с одним из них роман у Принцессы долго не продолжался. Как только они становились чересчур обременительны и ревнивы, Мара предпочитала с ними расстаться.
Кланки вздохнула, подумав о своей собственной личной жизни, а вернее — об ее отсутствии. С тех пор как Джонни так жестоко с ней обошелся, она стала избегать мужчин. Нельзя сказать, что у нее совсем не осталось шансов — нет, просто у нее пропал интерес к мужчинам: она пришла к выводу, что они всегда приносят женщине только несчастья.
К тому же у Кланки почти все время отнимали заботы о Маре. Взять хотя бы музыку — Мара в ней совершенно ничего не понимала, не могла отличить одной мелодии от другой, не знала даже самых старинных и известных песен. Создавалось впечатление, что до того, как попасть в цирк, Мара вообще не слушала радио и не ходила в кино. Поэтому и подбор музыкального сопровождения Кланки пришлось взять на себя. Она отбирала подходящие пластинки, прокручивала их Маре на старенькой, купленной специально для этого «Виктроле», и когда Мара отдавала предпочтение той или иной песне, Кланки сообщала об этом Оскару Тэнкверею.
Нельзя сказать, чтобы Оскару этот диктат нравился. Однажды он даже назвал Мару «стервой». Страсти разгорелись, и Мара надавала ему пощечин. Когда Оскар пошел жаловаться мистеру Сэму и пригрозил, что уйдет — «уходил» он, впрочем, регулярно каждый месяц, — ему было сказано, что если он не извинится перед Принцессой Марой, то может действительно убираться восвояси. Он попросил у Мары прощения — тем дело и закончилось. Мара не умела подолгу на кого-нибудь обижаться.
Были, однако, и кое-какие вещи, о которых Кланки предпочитала Маре не рассказывать. Вот, например, та статья, которую она как-то прочитала на газетном стенде в Нью-Джерси. В ней говорилось о сыне известного политика, ставшего жертвой убийцы по имени Лео Муэллер. Был ли это тот самый Лео или просто его однофамилец — сказать трудно, но в любом случае Кланки решила ничего не говорить Маре. Зачем волновать ее попусту?
Сейчас же Кланки больше всего беспокоил тот студентик из Гарварда с внешностью кинозвезды. Она уж было обрадовалась, что Мара отшила его навсегда, как тут буквально на днях наткнулась на него. О Боже! Одетый в рабочие штаны и грубый свитер, он помогал ставить палатки. Это был именно он, и никто другой. В следующий раз она увидела, как он убирается в клетках у слонов. Нет, его ни с кем невозможно спутать! У кого еще такое красивое лицо и такие густые светлые волосы?
Значит, он все еще охотится за Марой. Кланки это нисколько не удивляло. Огромное количество мужчин были без ума от Принцессы. Неужели студент не понимает, что у него нет никаких шансов? Мара все рассказала Кланки о том вечере в Бостоне. Может быть, конечно, не все… не случайно ведь Мара позвала на помощь Лобо, чтобы приструнить этого богатого мальчика? А то они все думают, что артистку цирка можно купить за букетик цветов!
Может, рассказать обо всем Лобо? Он уже однажды отделал парня, что ему стоит припугнуть его еще разок? Да, над этим надо подумать.
Кланки наклеила последнюю вырезку, на этот раз из газеты «Индианаполис», и убрала альбом. Позднее, когда Мара будет отдыхать после обеда, Кланки прочитает ей все последние публикации. Принцесса относилась к этому альбому трепетно, как ребенок. Не умея читать, она частенько листала его, гладила рукой собственные фотографии в газетах. Что-то очень страшное приключилось с Марой до того, как она попала в цирк… но сколько Кланки ни пыталась расспросить об этом подругу, та упорно отмалчивалась. Ну да ладно, в конце концов, это — насколько известно Кланки — единственное, что Мара держит от нее в секрете.
Джейму не оставалось ничего другого, кроме как устроиться на работу в Брадфорд-цирк. Когда он вернулся в Бостон с разбитым носом и бесчисленными синяками по всему телу, он поклялся, что никогда больше и не вспомнит о Принцессе Маре. Но сердцу не прикажешь — сколько Джейм ни старался, он не мог ее забыть.
Никогда в жизни он еще не желал ни одной женщины так страстно, как он жаждал Мары. И это казалось ему чрезвычайно унизительным. В конце концов, он давно уже не подросток, обремененный гормонами, а взрослый мужчина, опытный любовник, знающий толк в женщинах и в сексе, но не слишком этим озабоченный. Кроме того, он всегда считал себя прекрасным партнером. Он никогда не достигал удовлетворения слишком быстро, всегда умел сделать так, чтобы его подружке было хорошо с ним, и очень этим гордился. Но в последнее время его преследовала одна навязчивая идея: ворваться в домик Мары, кинуть ее на кровать и овладеть ею, — быстро, яростно, безо всяких излишеств любовной игры. И неважно, какие будут последствия.
Это невыносимо! Что за чертовщина с ним происходит? Он ведь никогда не сходил с ума из-за женщины и не собирался этим заниматься. Но теперь образ Мары всецело захватил его. Он представлял себе ее выразительное личико, чувственный рот, обещавший сказочное удовольствие, великолепные волосы, в которые ему так хотелось зарыться лицом. А длинные стройные ноги, а круглые груди — о Боже! — они врезались в его память так прочно, что заставили забыть обо всем — о друзьях, об учебе, о других женщинах…
Джейм безвылазно сидел у себя в норе, не показывался на вечеринках, не отвечал на телефонные звонки, не открывал дверь. Так длилось до тех пор, пока перед самым выпускным экзаменом Оззи не ворвался к нему и не потребовал в весьма ультимативной форме объяснить, какого дьявола он заточил себя в монастырь. Джейм во всем признался приятелю, но напрасно он рассчитывал встретить сочувствие — Оззи расхохотался в ответ как сумасшедший.
Впрочем, кончив гоготать, Оззи все же дал Джейму один совет:
— Если ты хочешь заполучить эту маленькую королеву цирка — поезжай за ней. У тебя все лето свободно — так сделай же что-нибудь! — Оззи ухмыльнулся, глядя на кислую физиономию Джейма. — Возьми, например, и устройся работать в цирк. У тебя будет вполне официальная причина там околачиваться.
Джейм тогда сказал Оззи, что тот совсем спятил, но эта идея все-таки запала ему в душу. Сен-Клер находил десятки причин, по которым устроиться в цирк было абсолютно нереально, но ни о чем другом он думать уже не мог, и в конце концов решил последовать совету Оззи. Осенью Джейму предстояли серьезные экзамены, но впереди были целых три свободных месяца. «Быть может, как только я вновь увижу Мару, — думал Сен-Клер, — моя страсть пройдет».
Оззи, обожавший разного рода аферы, был на седьмом небе от счастья, узнав, что Джейм наконец решился, и надавал другу советов. Например, он убедил Джейма, что идти устраиваться на работу в цирк в костюме, выдававшем воспитанника Гарварда, — полная безнадега, поэтому Джейм отправился в универмаг и накупил себе рабочих штанов и рубашек, дешевых носков и грубого нижнего белья.
Одевшись, он предстал пред Оззи и понял по выражению лица приятеля, что в этом мужчине в кепке и рабочей одежде, да еще с отросшей за два дня щетиной трудно узнать мистера Джейма Сен-Клера, богатого наследника и будущего адвоката. Только итальянские ботинки могли его выдать. Но с ними Джейм расставаться не хотел ни за что: уж очень они удобные, — а потому решил просто испачкать их грязью.
Теперь он не сомневался, что его возьмут на работу. Время было благоприятное — так, по крайней мере, говорили все, кого он знал, — так что почему бы и нет? Джейм не рассчитал только, что в городишке с русским названием Санкт-Петербург, где сейчас выступал цирк, было полным-полно неквалифицированных рабочих, готовых устроиться куда угодно, лишь бы получить хоть какой-то заработок.
У причудливого фургона выстроилась очередь из нанимавшихся на работу, но лишь несколько парней выделялись своим крепким телосложением, остальные были низкорослыми и костлявыми. Видимо, их всех изрядно потрепала жизнь, а судя по некоторым лицам, можно было сказать, что они только-только вышли из государственной исправительной тюрьмы во Флориде.
По суровым взглядам, которые они кидали на Джейма, Сен-Клер понял: они уже вычислили, что он здесь чужой. «Может, шею мне тоже не следовало мыть недели три?» — подумал он.
Наконец настала его очередь. Беседовавший с ним человек средних лет выражал явное нетерпение. Когда он попросил Джейма назвать место, где тот работал раньше, Сен-Клер моментально выдал названия двух цирков, подсказанные ему Тодом.
«Они все равно не станут проверять, — объяснил ему приятель. — Так что можешь спокойно соврать. Только смотри, ничем не выдай себя. Лучше помалкивай, если не знаешь, что сказать».
Потом человек спросил, что он умеет делать, и Сен-Клер с готовностью перечислил:
— Разбивать палатки, чистить клетки, ставить скамейки…
Человек кивнул.
— Да, на вид ты сильный и крепкий. Я дам тебе возможность попробовать. Надеюсь, ты не пьяница?
Джейм хотел было сказать, что он трезвенник, но передумал.
— Я люблю иногда выпить.
— В свободное время можешь делать все, что тебе вздумается, но если хоть раз притащишься под мухой на работу — пеняй на себя: выставлю в два счета. А если проспишь на следующий день после получки, можешь сюда больше не возвращаться. И никакой ругани чтобы я не слышал. — Он хмуро оглядел Джейма. — Ты из Бостона?
— Да, из южного Бостона, — ответил Джейм, намеренно называя рабочий район города.
— Я это сразу понял по твоему выговору. Какие-то проблемы дома, не хочешь возвращаться? Нет, можешь не говорить, мне все равно, лишь бы ты не воровал и хорошо справлялся с работой.
В первый день Джейм помогал расставлять палатки. На следующий мыл клетки слонов: в зверинце не хватало рабочих. Сен-Клер залюбовался огромными серыми животными; особенно ему понравилась ласковая слониха Конни.
— Тебе нравится этот слон? — спросил его подошедший «слоновий босс», заметив, как Джейм кормит Конни яблоком.
— Слон? Мне казалось, это слониха.
— Да какая разница! Все равно они все слоны, вне зависимости от пола.
И «слоновий босс», которого звали Кэппи Хайнс, принялся рассказывать ему о том, чем слоны принципиально отличаются от всех остальных цирковых животных. Джейм слушал с интересом, и Кэппи сказал:
— Я вижу, ты неплохой парень. Если хочешь, я попрошу Ральфа, чтобы он приставил тебя работать здесь постоянно. А?
— Это было бы здорово!
— Надеюсь, у тебя крепкая спина и… здоровый желудок. А то ты даже представить себе не можешь, сколько дерьма порой приходится за ними выгребать, — Кэппи улыбнулся Джейму беззубой улыбкой.
А Джейм вдруг подумал о том, какое лицо будет у Эрла Сен-Клера, если он однажды узнает, что его единственный сын подрабатывал тем, что убирал дерьмо за слонами, и расхохотался.
Кэппи похлопал его по плечу, решив, что Джейм смеется над его шуткой:
— Я рад, что ты парень с юмором! Думаю, мы сработаемся.
И вскоре оказалось, что они и впрямь неплохо ладят. Кэппи был жутким сплетником, он знал все, что происходит в цирке, и уже через несколько дней Джейм собрал о Маре немало полезной информации. Перевести разговор на Принцессу было очень просто: Джейм твердил, что восхищается ее талантом. Кэппи соглашался и начинал по сотому разу пересказывать историю о том, каким молниеносным был ее путь к славе. Именно от Кэппи Джейм впервые услышал о Лео Муэллере:
— Он и впрямь взял на Мару курс. Я его, честно говоря, всегда побаивался, а я-то не из трусливых. Он артист отменный, лучше его на трапеции я никого не видел, но сво-о-лочь… самолюбивый как дьявол и такой же злющий. Он вляпался в какое-то дело, и сейчас его засадили в тюрягу. У нас по нему никто не плакал.
— А что значит «взял курс на Мару»?
— Да он просто с ума сходил по девчонке! Глядел на нее так, точно хотел заглотать целиком. Таскался на все ее представления, а это с артистами случается нечасто.
— А она тоже… проявляла интерес к этому… как его… Лео?
— Да нет! Она всегда терпеть его не могла.
И Кэппи принялся расписывать, какая Мара трудолюбивая и способная. Когда он сказал, что она к тому же еще и очень естественная, Джейм кивнул. Да, она и впрямь была чрезвычайно непосредственной.
Может быть, именно поэтому он и здесь, чистит за слонами клетки.
К концу первой рабочей недели Джейм знал о цирке уже немало — пожалуй, даже больше, чем ему хотелось бы. Устраиваясь на работу, он рассчитывал, что будет часто видеть Мару, но его ждало глубокое разочарование: за все это время он видел ее всего два раза, и то издалека. Ходить на представления он теперь не мог — весь день был занят работой.
Прошла еще неделя, и он так ни разу и не встретился с Марой лицом к лицу, а уж о том, чтобы поговорить с ней, он теперь и не мечтал.
Мару вот уже три дня мучила ужасная головная боль. Подобное явление не было для нее новостью. Иногда боль обручем сковывала ей голову на несколько дней, а потом пропадала на целый год. Обычно она возникала от неприятностей, но с чего вдруг появилась эта — непонятно. Ведь у Мары в последнее время все складывалось прекрасно, она стала лучшей артисткой в цирке, «не хуже Лилиан Лейцель».
Мистер Сэм предоставил — после долгих пререканий — в ее распоряжение один из легковых автомобилей и даже предложил приставить к Маре механика, чтобы тот научил ее водить машину. Мара обрадовалась было, но как только узнала, что на права нужно сдавать письменный экзамен, тотчас отказалась. В конце концов, у нее всегда был рядом Лобо, готовый отвезти ее куда угодно.
Что касается отношений с другими артистами, то Мара прекрасно со всеми ладила, даже с мистером Сэмом. Он с некоторых пор сделался очень любезен. Но Мара была неглупа. Она понимала, что хозяин очень боится, как бы она не сбежала в конце сезона в другой цирк.
Впрочем, Мара при любых условиях не собиралась этого делать. Единственное, о чем она еще просила, так это предоставить ей пульмановский спальный вагон, вроде того, что у Лилиан Лейцель. Во-первых, в этом вагоне можно было бы отвести комнаты для Кланки и Лобо, чтобы они даже ночью были поблизости. Во-вторых, Маре страшно хотелось устроить красивую гостиную. Однажды Кланки прочла ей статью в газете, где упоминалось о гостиной Лилиан (журналист называл ее обстановку «турецкой роскошью»), и Мара загорелась идеей перещеголять свою главную конкурентку. Мистеру Сэму она объяснила, что гостиная нужна ей, чтобы принимать по его просьбе бизнесменов, банкиров и политиков.
— Потом еще мне необходим личный повар, — добавила она и про себя усмехнулась, услышав тяжелый вздох мистера Сэма. От этого требования она, хорошенько поторговавшись, разумеется, откажется, но зато первое мистер Сэм выполнит тогда уж непременно — этот цыганский прием был стар как мир.
Хотя хозяин и не дал ей окончательного согласия, Мара была уверена, что в следующем сезоне непременно получит пульмановский вагон. Так что все шло отлично. Пожалуй, только Джоко огорчал Мару. Джоко прожигал жизнь. В последнее время от него слишком часто пахло спиртным, и за ним вечно таскалась какая-нибудь девица. Всем было известно, сколько денег он ухлопывал на женщин. К тому же он постоянно бывал чем-то недоволен: то просил жилье попросторнее, то требовал, чтобы цирк оплачивал ему костюмы и реквизит, хотя последнее было не принято.
И все же они оставались добрыми друзьями. Частенько отправлялись они вместе пообедать и могли часами болтать, вспоминая прошлое.
Так что же случилось с Марой? Она плохо спала, а как только засыпала, ей тотчас начинал сниться этот наглый студент, Джейм Сен-Клер. И, Господи, что ей только не снилось в связи с ним! Стоило Маре задремать, как она уже видела, что они с Джеймом занимаются любовью… Просыпалась она вся в поту и вновь заснуть уже не могла. «Может, выкроить время и посоветоваться с хорошим врачом? — размышляла Мара. — Надо будет это обдумать…»
Стоял конец июня, прошло уже десять недель с начала турне 1925 года, когда Мара вновь встретилась с Сен-Клером. Он стоял к ней спиной — красил одну из клеток, но Мара сразу его узнала. Ее охватили смешанные чувства. И хотя этот парень доставил ей столько неприятностей, она почему-то радостно улыбнулась. А потом, разозлившись на себя, подошла к нему и спросила:
— Что вы здесь делаете?
Он обернулся.
— Разве вы не видите? Крашу.
— Вы же прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю. Я спрашиваю, за каким чертом вы вырядились в этот… костюм и делаете вид, будто вы цирковой рабочий?
— Да ведь я и есть цирковой рабочий. Я решил, что будет забавно повкалывать летом в цирке. — Он скорчил гримасу. — Правда, статус первомайца не слишком приятен. Однажды я провел целый день в поисках сортира — мне каждый говорил: поверни налево.
— Вам понадобился целый день, чтобы понять, что они дурят вам голову? — Мара с трудом сдерживала смех.
— Ну да. Но в целом мне здесь нравится: не надо слишком перегружать мозги.
— Надеюсь, это пойдет вам на пользу.
— О да! Недавно мои «коллеги» уговорили меня с ними выпить. Это оказалась такая гадость! Какое-то средство от тараканов, настоянное на красном перце. Я чуть было не сжег себе горло и всю ночь провел в уборной.
Мара не выдержала и расхохоталась.
— Так вы мне и не объяснили, зачем вам все это.
— По-моему, все и так ясно. Послушайте, мне ужасно стыдно за тот случай. Я действительно заслужил тогда хорошую взбучку. Но ведь что было — то прошло, не так ли? Почему бы нам не познакомиться заново? Мы могли бы сегодня вечером вместе пообедать. В Индианаполисе, знаете ли, прекрасные рестораны. Я могу взять машину…
— С какой стати я должна идти в ресторан с разнорабочим? — спросила Мара, покачав головой.
— Действительно, вы правы: с какой стати вам идти в ресторан с разнорабочим? Но вы можете отправиться туда с Джеймом Сен-Клером, который всерьез считает вас прекрасной полураспустившейся розой.
— Ах да, цветы, — пробормотала Мара. — Ведь это вы посылаете мне белые розы, да?
— Вы меня вычислили, — усмехнулся он.
— Эти розы стоят больше вашей зарплаты за месяц. Это значит, что вы меня пытаетесь купить?
— Это значит, что я пытаюсь за вами ухаживать. И это единственная причина, по которой я здесь. Но самое смешное, что мне здесь даже нравится. Особенно я люблю помогать Кэппи. Я в восторге от слонов, особенно от симпатяги Конни.
— Да?! Вам она тоже нравится? Не правда ли, чудесная? Она стала одним из моих первых друзей в цирке.
— Вот видите, в одном наши вкусы совпадают! Как знать, может, они совпадут и в остальном? Пойдете со мной обедать?
Мара опять покачала головой:
— Скорее весь мир перевернется вверх тормашками, чем я пойду обедать с вами, мистер студент Гарварда.
Она развернулась так резко, что едва не упала, споткнувшись о лежавший на земле канат. Но не обернулась и уверенно пошла дальше, так и не узнав, как он воспринял ее отказ.
На следующий день белых роз Мара не получила. Неужели он так легко сдался? Мара была разочарована и сама удивилась этому чувству. Почему она ощущает себя так, будто ею пренебрегли?
В последнее время Мара часто ловила себя на мысли, что сама себя не понимает…
Сегодня в цирке были объявлены пятидневные каникулы, с радостью встреченные абсолютно всеми. Женщины получили наконец возможность устроить долгожданную стирку, подстричься, пробежаться по местным магазинам, а мужчины — посидеть за бутылкой пива, зная, что ночью они могут спокойно выспаться.
Несколько дней отдыха! Казалось бы, Мара должна была радоваться вместе со всеми — но нет. Ее не покидало предчувствие, что должно случиться что-то нехорошее. К тому же к вечеру в цирке разразился скандал: несколько зрителей явились к мистеру Сэму, крича, что их обсчитали в кассе.
Весь сегодняшний день Маре было как-то не по себе. Вновь разболелась голова, но главное — это предчувствие… Что оно может значить? Она искоса поглядывала на ящичек, где лежали ее гадальные карты. Странно, сколько раз за эти три года она собиралась их раскинуть, но все время что-то ее останавливало!
Мара уже приготовилась спать — сняла костюм, повесила его на вешалку, надела ночную рубашку, — как вдруг сзади послышался шорох. Она резко обернулась.
Перед ней стоял Лео Муэллер и злобно улыбался. Мара слишком испугалась, чтобы закричать. Как оказался Лео здесь, если он должен быть в тюрьме, за много миль отсюда?! Когда он сделал шаг вперед, ужас охватил Мару. Она попыталась бежать, но Лео был проворнее. Он схватил ее за запястье, схватил так крепко, что боль пронзила руку Мары, даже несмотря на медный браслет.
— Не вопи, а то хуже будет, — сказал он. Лео говорил спокойно, и от этого его угроза звучала еще более убедительно.
— Ничего ты со мной не сделаешь, а иначе снова попадешь в тюрьму, — проговорила Мара, стараясь унять дрожь в голосе.
— Я никогда больше не попаду в тюрьму! — Его черные глаза дьявольски сверкнули. — В цирке сегодня был скандал. Так что если тебя найдут завтра утром изнасилованной и задушенной, то обвинят во всем недовольных зрителей. Неужели ты считаешь себя такой важной персоной, что из-за тебя мистер Сэм станет поднимать шум и звать сюда кучу полицейских? Как бы не так!
Он склонился к ней, словно собираясь поцеловать, и Мара что было сил оттолкнула его. Лео выругался и резко прижал ее лицо к своей груди, чтобы не были слышны ее крики. От него пахло потом, табаком и еще чем-то — это был запах, заставивший Мару задрожать.
«От него пахнет смертью», — подумала она.
Неужели этим закончится ее жизнь? Неужели судьба ей уготовила именно такое — быть изнасилованной и убитой Лео Муэллером?
Нет, она слишком хочет жить! Мара судорожно соображала, как спастись. Внезапно она перестала сопротивляться и бить Лео кулаками. Она заплакала. На мгновение Лео остолбенел, затем оттолкнул ее от себя и вгляделся в ее лицо.
— Что за черт? Что с тобой? — спросил он.
— Ты не должен так со мной говорить… — Мара захлебывалась от рыданий. — Я не виновата, что тебя посадили…
Он задумался.
— Но кто-то ведь настучал на меня?
— Это не я! Я всегда тебя недолюбливала, но я не стала бы доносить. Это кто-то другой.
— Хорошо. Пусть не ты. У меня достаточно врагов и без тебя, — Лео рассуждал так здраво, что Мара даже немножко успокоилась. — Нам могло бы быть очень хорошо вместе, Мара. В тот, первый, раз — помнишь? — тебе понравилось. А потом ты страшно разозлила меня, когда стала вдруг одеваться, да еще так посмотрела… так, точно я дерьмо последнее. Но, может, еще не поздно. Я знаю, ты хочешь меня…
Мара дрожала от ужаса и отвращения. Лео заметил это, но истолковал по-своему. Его рот перекосило, а черные глаза загорелись желанием. И он набросился на нее, сжал в своих каменных объятиях так, что Мара не могла ни кричать, ни дышать.
«Я умираю», — подумала она.
Джейм понял, что глупо прогуливаться возле палатки Мары. Но сегодня у кассы недовольные зрители затеяли страшную драку и были очень воинственно настроены против всех цирковых артистов. Наверное, Мара окружена сейчас людьми, наверное, с ней Лобо и женщина-монстр, наверное… и все же, прежде чем отправиться спать, Джейм должен был удостовериться, что Принцесса не одна и есть кому ее защитить.
Палатка Мары была последней в ряду других таких же палаток и домиков артистов. Проходя мимо большого шатра клоунов, Джейм услышал их смех, радостные голоса и подумал: ну не глупо ли ему беспокоиться? В следующих трех палатках свет не горел: видимо, их обитатели отправились в город выпить, ведь завтра утром можно было поспать подольше. Пили гимнасты, впрочем, редко и мало: их профессия плохо сочеталась с пристрастием к спиртному. Другое дело рабочие — те поддают что надо.
Он подошел к шатру Мары и остановился. Снизу просачивалась узкая полоска света. «Там кто-то есть, — подумал Джейм и тут же услышал голоса: мужской и женский. — Ага, значит, она развлекается сегодня с каким-то счастливчиком. Неужели у нее есть любовник? — Укол ревности пронзил сердце Сен-Клера. — Впрочем, чему тут удивляться? Она красивая, восхитительная женщина и к тому же страстная — я просто уверен в этом». Голоса смолкли. Джейм решил уже уйти, чувствуя, что не вправе вмешиваться в ее жизнь, как вдруг раздался какой-то странный звук. Что это? Вздох? Кашель? Нет-нет… такое впечатление, что кого-то душат!
Не медля ни секунды, он ворвался в палатку. Перед ним была Мара, полуобнаженная, сжатая в тесных объятиях какого-то брюнета. Ревность на мгновение сковала Джейма. Но тут он увидел, что Мара борется, пытается вырваться, что ее лицо перекошено от смертельного ужаса… и кровь ударила ему в голову, почти ослепила его.
Джейм с прекрасной реакцией заядлого теннисиста кинулся к мужчине, двинув изо всех сил его в челюсть. Тот упал как подкошенный. Джейм заметил, что изо рта у брюнета заструилась кровь. По тому, как странно дернулась его челюсть, Джейм понял, что она сломана.
— Только попробуй встать, подонок, и я прикончу тебя, — сказал Джейм, вполне готовый исполнить свою угрозу.
Но встать мужчина и не пытался. Он лежал на боку и стонал, держась за челюсть. Джейм обернулся к Маре. Она, как ни странно, выглядела очень спокойной.
— Что вы здесь делаете? — были ее слова. Она в точности повторила ту первую фразу, которую произнесла при их последней встрече.
От удивления Джейм ничего не ответил. Он пристально посмотрел на нее. Нет, в ней говорило не хладнокровие, это был шок. Джейм раскрыл ей свои объятия… Но она не бросилась ему на грудь — она опустила голову и заплакала.
Послышались быстрые шаги, и на пороге появился Лобо. Увидев слезы на глазах хозяйки, он тотчас бросился на обидчика.
— Нет-нет! — Мара закрыла собой Джейма. — Это не он. Это Лео.
Только теперь Лобо заметил лежащего на полу Лео. На этот раз его остановил Джейм.
— У парня сломана челюсть, и, судя по количеству крови, он прокусил себе язык. Нужно передать его в руки полиции.
Одним резким движением Лобо поставил Лео на ноги и вытолкал из палатки.
— Вы уверены, что этот тип не сбежит от Лобо? — спросил Джейм у Мары.
Она не ответила, только молча вытирала слезы.
— Я испугалась, — сказала она наконец, словно извиняясь за то, что расплакалась.
— Пойдите умойтесь, вам станет лучше.
К его удивлению, она сразу послушно скрылась за занавеской. Он услышал плеск воды. Через несколько минут она вернулась, уже одетая в платье.
— А где ваша служанка-монстр?
— Вы имеете в виду Кланки? Я уже отправила ее спать. Но она не служанка, она мой секретарь и к тому же лучшая подруга. Все в цирке об этом знают.
— Я тоже хочу быть вашим другом, Мара, — мягко сказал Джейм.
— А чего еще вы хотите? — Она бросила на него презрительный взгляд.
— Еще я хочу быть вашим любовником, — честно ответил Сен-Клер.
Она не рассмеялась. В глазах ее блеснул такой огонек, точно ей хотелось того же самого.
— Что ж, хорошо, что вы со мной откровенны. Я не доверяю мужчинам, которые твердят, что хотят быть моими друзьями, твердят до тех пор, пока я не останусь с ними наедине.
— Вы очень красивая, но дело не только в этом…
— Но вы же обо мне совсем ничего не знаете!
— Я знаю, что вы самая прекрасная из женщин, лучше всех, кого я когда-либо встречал. Я безумно люблю вас, Мара.
Она хотела было что-то сказать, но тут на пороге появился мистер Сэм. Он был не на шутку перепуган.
— Ты как, Мара? — тотчас спросил он.
— О'кей.
— Ребята охраняют Лео. Они чуть не покалечили его, хорошо, что я вмешался. Если с тобой все в порядке, я пойду велю им вышвырнуть его из города. Не знаю, правда, жив ли он еще. Парни настроены очень воинственно, особенно Лобо.
— Скажите им, что я только испугалась — и больше ничего.
— Позвольте, вы что же, не собираетесь передать Лео в руки полиции?! — вмешался Джейм.
— И оставить здесь бедную Мару на несколько недель как свидетельницу? Да ты спятил, должно быть? Кстати, тебя как зовут?
— Сен-Клер. Я работаю у…
— Да, я помню. А что ты делаешь здесь?
— Я случайно проходил мимо палатки Ma… Принцессы Мары и услышал ее крики. Я вбежал и увидел, как она борется с мужчиной. Я ударил его и…
— Где был Лобо? — нахмурился мистер Сэм.
— Наверное, помогал вашим ребятам разнять драку около кассы, — пробормотала Мара.
— Я плачу ему жалованье за то, чтобы он охранял тебя, — сказал мистер Сэм и повернулся к Джейму: — А тебе, парень, пора идти к себе.
Джейм кивнул Маре и направился к двери.
— Джейм, подождите, — остановила она его.
Он обернулся.
— Спасибо вам… — пролепетала Принцесса.
И Джейм отправился в свою спальню, которую делил с двадцатью пятью другими рабочими. Он забрался на полку, но уснуть не мог очень долго. Мара поблагодарила его, она сказала «спасибо» очень искренне, но значит ли это, что он наконец заслужил ее доверие?
«И все-таки это уже кое-что!» — подумал он и улыбнулся, засыпая.