Мара

8

На следующий день Мара сидела на деревянном сундучке — такой был у каждой танцовщицы — и чинила костюм, который ей выделила Мэй Мэйберри, костюмерша, как вдруг влетела Салли и плюхнулась на свою полку. Она выглядела бледной и уставшей, а под глазами темнели круги.

— Я прямо изнемогаю, — простонала она. — Эти последние ночи меня просто доконали.

Мара не знала, что ответить, и решила не отвечать ничего.

— Сэмми Джек спрашивал о тебе, — продолжала Салли. — Ты зря, Мара, он отличный парень. Он очень осторожен — можешь быть спокойна, не попадешься, — и деньги платит хорошие. За ночь — пятьдесят баксов. Учти, на ту мелочь, что мы получаем здесь, прожить нельзя. Мистер Сэм придерживает большую часть нашего жалованья до конца сезона. Он уверяет, что делает это в наших интересах — чтобы нам не пришлось голодать зимой. Но все это враки… тоже мне заботливый отец нашелся!

Мара молчала, и Салли добавила со вздохом:

— Ладно, надумаешь — скажешь.

— Я не думаю.

Салли не стала ее больше уговаривать и решила переменить тему:

— Где ты пропадала все утро?

— Я ходила в шатер репетировать.

— Да ты с ума сошла! Зачем гробить на это столько сил? Вот подожди, придет Первое мая, тогда еще навкалываешься. В сезон у нас бывает по четыре-пять выступлений в день, трехчасовой сон считается великим счастьем.

— Первое мая? — удивилась Мара. Сегодня за обедом в столовой царило особенное веселье, потому что было первое апреля, которое гаджо называют «первое апреля — никому не верю». — А я считала, что турне начинается в последнюю неделю апреля…

— Точнее говоря, в последний день апреля. Но Первое мая — это просто первый день сезона. Неважно, какой это месяц — хоть март, хоть апрель, — Салли хитро ухмыльнулась. — А таких, как ты, называют первомайскими девчонками. И ты будешь так называться, пока не проколесишь по дорогам целый год.

— И тогда ко мне будут здесь лучше относиться? — хмуро спросила Мара.

Салли пожала плечами:

— Для всего нужно время. Столько народу в цирке приходит и уходит каждый сезон, что старики к этому привыкли и не особенно стараются всех запоминать. Кстати, цирковые семьи не особенно дружат между собой: артисты народ завистливый. Родители отдают дочерей замуж только за тех парней, которых можно удачно использовать в номере.

— Совсем как цыгане, — подумала вслух Мара.

— Как кто?

Мара слегка испугалась.

— Я слышала, что у цыган похожие порядки, — пробормотала она.

— А… Ну так вот. Тебе нужно еще поосмотреться. В цирке много такого, чего не встретишь ни в каком другом месте.

— Может, мне сходить посмотреть, как артисты репетируют? Говорят, Лео Муэллер готовит новый номер.

— Эй-эй! Мой тебе совет: держись подальше от Лео. К тому же он всегда репетирует в одиночестве и никого к себе не подпускает.

— А где он репетирует? — спросила Мара как бы между прочим.

— В круглом амбаре рано по утрам. Надеюсь, у тебя к нему нет… интереса? — Салли нахмурила брови. — Знаешь, как от него досталось Даниэль, французской наезднице, которая выступает с братьями Дунканами! Ее уже несколько раз видели всю в синяках. Впрочем, она, наверное, тоже не из робких, недаром у Лео исцарапана шея.

— У него есть женщина?

— У него всегда есть женщина. Но тебе нечего об этом даже и мечтать. Он спит только с артистками — такие, как мы, для него не существуют.

Она пошла за горячей водой, а Мара все штопала и обдумывала слова Салли насчет Лео. Закончив штопку, она примерила костюм. Он оказался, на ее взгляд, чересчур открытым: крошечная юбочка лишь слегка прикрывала бедра. Но вернувшаяся с ведром воды Салли одобрительно кивнула.

— Какая у тебя складная фигурка! Так ты, пожалуй, многих из нас забьешь…

Тут вошли еще две девушки. Они смерили Мару взглядом, но ничего не сказали, и она почувствовала себя неловко. Забравшись на свою полку, она мигом переоделась в обычный репетиционный костюм.

В тот же день был объявлен бесплатный «утренник», который цирк всегда устраивал для местных жителей перед началом турне. Маре предстояло впервые выйти на арену с остальной танцевальной группой. Руби заранее ее проинструктировала:

— Учти, зрители любят, чтобы было видно голое тело. Постарайся повыше закидывать ногу и посильнее трясти задницей. Но тоже не переусердствуй: мы ведь как-никак живем в библейском поясе, а потому все должно быть более или менее пристойно. Мы не можем позволить себе чересчур неприличных костюмов и слишком обнаженных ног. На представление могут явиться блюстители порядка, и если что не так, у нас будут неприятности.

В цирке Мару удивили две вещи. Во-первых, в зрительном зале сидели в основном одни мужчины — от мальчиков-подростков до седоусых стариков. И хотя зрители — это было заметно — так и норовили заглянуть танцовщицам под юбки, они не сквернословили и не отпускали никаких скользких шуточек. Вероятно, им вполне достаточно было того, что они видят. Второе, что удивило Мару, — это собственные ощущения. Как ни странно, ей очень нравилось танцевать. И вообще она была в восторге уже от одной мысли о том, что работает на сцене.

После первого короткого танца шпрехшталмейстер, толстый круглолицый Берт, представил девушек зрителям.

Когда дошла очередь Мары, он объявил:

— А эта маленькая леди недавно прибыла к нам из Франции. Те из вас, кто был там в прошлом сезоне, могли наблюдать ее выступление в Кафе де Пари. Не правда ли, она очаровательна? Прошу всех, кто со мной согласен, крикнуть «да»!

Зал взорвался оглушительным «да!», и Мара густо покраснела. Но когда начался следующий танец, она почувствовала, что все стеснение как рукой сняло. Хотя Руби и не требовала, чтобы она особенно выкладывалась, Мара старалась изо всех сил, и Берт лишний раз вызвал ее поклониться, а публика отблагодарила ее громкими аплодисментами.

— Ты что, решила без ног остаться? — язвительно спросила Салли. — Ну ничего, не волнуйся, вот начнется турне, и ты поймешь, что нельзя себя так вымучивать. Будет ведь по шесть выступлений в день!

В ту ночь Мара долго не могла уснуть. Она лежала и строила планы. Через месяц начнется турне, и тогда у нее уже не будет свободного времени. Так что нужно использовать последний шанс начать учиться акробатике, надо поскорее уговорить Лео.

На следующий день новоиспеченная циркачка проснулась вместе с солнцем, осторожно слезла с верхней полки, нацепила трико для репетиций и поспешила в круглый амбар.

Цирк спал, над столовой еще не подняли флажок, а кругом стояла тишина. Но когда Мара подошла к круглому амбару — как и все остальные постройки на цирковом «зимовье», он был старый, но подремонтированный, — она поняла по доносившимся оттуда звукам, что Лео уже там.

Она тихонько проскользнула внутрь. Здесь было значительно теплее; стоял характерный для Флориды запах плесени, а еще пахло матами и потом. Спрятавшись в тень, она затаилась.

Тусклый свет зари проникал сквозь узкие окна под потолком, и Мара могла различить фигуру Лео, который упражнялся в воздухе, держась руками за кольца. Казалось, его тело не имеет веса, так легки были его движения. У Мары захватило дыхание от страха — и восхищения. Неужели этот человек может быть плохим и жестоким? Или все в цирке заблуждаются относительно Лео Муэллера?

После серии упражнений с одной рукой на трапеции Лео закинул ногу на перекладину, чтобы отдохнуть. Его лицо блестело от пота — видно, он и впрямь устал. В своем черном облегающем трико он был строен и гибок как кошка. И Мара подумала: «Пусть Джоко плохо о нем отзывался, но мне-то что до этого?»

— Эй, ты! Какого черта тебе здесь нужно? — внезапно раздался его голос, и Мара поняла, что он ее заметил.

Она задрала голову и ответила улыбкой:

— Я пришла сюда репетировать. Нельзя?

Он посмотрел на нее как на идиотку и, соскользнув с трапеции, подошел к ней.

— Ты что, не знаешь? Нечего входить сюда, когда я здесь репетирую!

— Нет, не знаю… Никто не говорил мне об этом. Простите, пожалуйста, — пробормотала Мара, а затем отбарабанила заранее приготовленную речь: — Я знала, что у вас в последнее время плохое настроение, но не думала, что вас раздражает, когда кто-то приходит посмотреть на ваши репетиции. Я тогда пойду.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но он взял ее за плечо:

— Что ты имеешь в виду? Из-за чего это у меня плохое настроение?

— Ну, вроде как у вас неприятности с вашей подружкой… — Мара расчетливо прикусила губу.

Он стиснул ее плечо:

— Кто тебе это сказал?

— Так, девчонки болтали… Не помню, кто именно.

Пауза была столь продолжительной, что Мара не на шутку испугалась. Она судорожно облизнула губы, не осмеливаясь поднять глаза.

Когда наконец она решилась посмотреть на него, то увидела улыбку на его лице, но не дружелюбную, а какую-то странную.

— Зачем ты все-таки явилась? — спросил он, и Мара поняла, что уже чем-то себя выдала — то ли словом, то ли жестом. А поэтому врать не стала.

— Я хочу, чтобы вы научили меня воздушной гимнастике.

— И чем же ты собираешься мне платить? Мои уроки дорого стоят… — Его голос стал мурлыкающим.

— У меня есть деньги, — твердо сказала Мара.

— Ах ты маленькая врушка! Судя по твоему виду, у тебя ни цента за душой. — Он нагнулся к ней, и его горячее дыхание обожгло ей щеку. — Так чем же ты намерена мне платить? Кувырками на сене? С чего ты взяла, что меня это заинтересует? У меня полным-полно первоклассных женщин, а не таких дешевых девок, как ты.

Внезапный приступ ярости охватил Мару. Как он смеет называть ее дешевой девкой?! Кровь ударила ей в голову, и она влепила Лео пощечину. Разозленный, он дал ей затрещину в ответ и, схватив за шиворот, начал трясти точно слепого котенка. Мара отчаянно кусалась и царапалась, но вырваться ей не удавалось — его рука трясла ее все сильнее. Поняв, что сопротивление бесполезно, Мара склонила голову набок, делая вид, что теряет сознание.

— Эй! — зло крикнул Лео. — Кончай притворяться, что умираешь! — Но трясти ее, однако, перестал.

Мара оставалась неподвижной, надеясь в глубине души, что он не швырнет ее со всего размаха на землю. Она ждала, что он пощупает ей пульс или послушает сердце, но он вдруг больно ущипнул ее за грудь. Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Лео громко выругался.

Мара застонала и открыла глаза. Встретив его холодный взгляд, она поняла, что перехитрить его не удастся. Она моргала, стараясь подавить слезы. «Теперь все пропало, — подумала она. — Ах я дура, дура!»

— Ну, может, ты и не дешевая девка, — сказал он, и в его глазах промелькнула искорка лукавства. — Ладно, я согласен тебя учить. Конечно, не воздушной гимнастике — на это нужно дикое количество времени, но я смогу подготовить тебя так, чтобы уже через три недели ты смогла выступать с синхронными гимнастками. А потом мы с тобой рассчитаемся. Я сам решу как.

Мара остолбенела от удивления. Она знала, кто такие синхронные гимнастки. Это восемь девочек, которые одновременно выполняют на восьми канатах одни и те же упражнения. Но она не вполне поняла, что значила последняя фраза Лео.

— Что вы имеете в виду? Как я должна буду расплачиваться?

Он улыбнулся, хитро щуря глаза. На его щеке еще розовел след от ее пощечины.

— В этом-то и заключается вся азартность мероприятия. Может быть, я попрошу тебя отдать мне все твое жалованье, все до цента. Может, потребую только поцелуй. А может, я захочу чего-то большего, чем поцелуй. Ты азартна по натуре? А?

Мара смотрела на него, силясь понять, что же все-таки ему нужно. Понятно, что не ее тело. Она видела его в столовой с потрясающе красивой женщиной-артисткой. Тогда что же за игру он с ней затеял? Мара не знала. Но упустить такой шанс она не могла.

— Если будешь думать слишком долго, я тоже могу передумать, — предупредил Лео.

Мара была неглупа. Она чувствовала, что он не передумает. Ему нравилось, что она у него в руках. Но важно, какую плату он потребует… Мысль о близости с ним привела ее в ужас. Хотя, с другой стороны, она все равно уже не девственница… Можно и потерпеть. Но все же лучше было бы расплатиться деньгами.

— О'кей, — сказала она. — Но только знайте, если вы потребуете от меня не деньги, я согласна всего на один раз.

Он криво ухмыльнулся.

— Ладно, если мне понадобится именно это, одного раза с меня хватит.

Он нагнулся и поднял пиджак:

— Встретимся завтра, на этом самом месте, ровно в шесть часов утра. Ни минутой раньше и ни минутой позже. Я не хочу, чтобы ты подглядывала, как я репетирую. Понятно?

Мара кивнула. Слова застревали у нее в горле. Свершилось чудо — она будет учиться! Пусть придется тяжело, но что в этой жизни давалось ей легко? Зато когда Мара научится у Лео Муэллера всему, чему только возможно, и расплатится с ним, она уже на целую ступеньку приблизится к своей заветной мечте!