Сержик Мызин бочком, как благородная барышня в дамском седле, сидел на подоконнике, смотрел на улицу и с грустью думал о том, что не так он представлял себе работу в Конторе. Сержик был глубоко разочарован ничтожностью своего первого задания и не скрывал растрепанных чувств от горшка с традесканцией, составлявшего ему компанию на подоконнике.
— Понимаешь, кактус! — проникновенно сказал он традесканции, до неузнаваемости искаженной борьбой за выживание в условиях вечно задымленной курилки. — Я, конечно, не ждал, что студенту-практиканту поручат ловить шпионов или охранять президентов. Но все-таки! Я думал, что буду делать что-то большое и важное! А мне поручают только мелкое и незначительное!
Сержик потряс перед равнодушной традесканцией кулечком с бубликами и посмотрел на мучные изделия с ненавистью, которой они не заслуживали. Сержик бегал за бубликами уже третий день и в связи с этим чувствовал себя отвратительно.
— Ну-с, курсант, пора вам показать себя в деле! — посмотрев на часы, значительно сказал позавчера утром капитан Никифоров — сорокалетний мужчина среднего роста, нормального телосложения, с умеренно приятным незапоминающимся лицом и внимательным взглядом.
— Я готов! — ответил Сержик, расправляя лопатки.
— Смотрите внимательно, коллега, — понизив голос, сказал старший лейтенант Березкин — молодой мужчина спортивного телосложения, с умеренно приятным незапоминающимся лицом и внимательным взглядом. — Это схематическое изображение вашего маршрута. Отправная точка — здание Конторы, место назначения — муниципальное унитарное предприятие булочная «Колобок», расчетное время в пути — семь минут. Туда и обратно — четырнадцать.
— Плюс от минуты до пяти на выполнение задания, — веско добавил капитан Никифоров.
— А какое задание? — замирающим голосом спросил практикант.
Муниципальное унитарное предприятие булочная «Колобок» в его представлении запросто могло располагать стратегически важной технологией выпечки солдатских галет, рецепт которых жаждали заполучить все потенциально вражеские армии.
— Бублики! — страшным шепотом сказал лейтенант Березкин и сверкнул глазами.
— Бублики? — удивился Сержик.
Технология выпечки бубликов не казалась ему достойной грифа «совершенно секретно».
— Бублики! — подтвердил капитан Никифоров, поверх нарисованной лейтенантов карты-схемы выкладывая пятидесятирублевую купюру. — Шесть штук. Свежих, румяных, хорошо пропеченных бубликов, посыпанных маком. Вы должны взять их тепленькими и доставить в этот кабинет к десяти ноль-ноль!
— Время пошло! — сообщил Березкин и постучал крепким ногтем по циферблату своего наручного хронометра.
Горящее сердце практиканта Мызина потухло, зато заалели щеки и уши. Выходя из кабинета с капитанским полтинником в кулаке, Сержик чувствовал, как пригибает его плечи давящая тишина. Она сменилась хохотом на два мужественных голоса, когда он спускался по лестнице. Обидный смех милосердно заглушил грохот падения сотворенных Сержиком кумиров. До обрушения у них были в меру приятные незапоминающиеся лица и крепкие спортивные фигуры...
Впервые Мызин, тогда еще десятиклассник, увидел коллег капитана Никифорова и старлея Березкина в Сочи, где отдыхал летом с родителями. В один прекрасный июльский день отдыхающие, направляющиеся на пляж, встретили на своем пути переносное ограждение, в узловых точках усиленное милиционерами в парадной форме.
Черный автомобиль, лаково блестящий отполированными боками, остановился совсем рядом с Сержиком. Из машины вышел не кто-нибудь, а Сам Путин! Толпа приветственно зашумела, моментально уплотнилась, проросла множеством раскрытых ладоней, и некоторым из них повезло удостоиться рукопожатия Самого. В восторженном изумлении Сержик Мызин следил за происходящим и проникался нестерпимой завистью... Нет, не к ВВП — к окружающим его великолепным мужчинам! Среднего роста, спортивного телосложения, с умеренно приятными лицами и внимательными взглядами, они сохраняли спокойствие посреди всеобщего восторженного хаоса. Их движения были экономны и точны, а взгляды перемещались по людскому морю несуетно, но безостановочно, как ослепительные лучи пограничных прожекторов по морским волнам.
— Это «фейсы»! — значительно объяснил Сержику папа. — Служба безопасности Путина.
«Служба безопасности Путина» звучало почти так же заманчиво и романтично, как «мушкетеры короля» или «пираты Карибского моря». Сержик Мызин понял, что его будущее предрешено.
Думал ли он тогда, с каких подвигов начинали свое служение короне мушкетеры-новобранцы? Гоняли ли их старшие по званию к трактирщику за бургундским или в галантерейную лавку Бонасье за пуговицами для кальсон?
— Надоело уже, — пожаловался Сержик традесканции и со вздохом слез с подоконника.
К третьему дню он посрамил старлея Березкина с его планом-схемой, разведав более короткий путь в булочную. Отныне для регулярного похода за бубликами и обратно довольно было десяти минут. Сэкономленное время обиженный Сержик решил считать личным свободным и использовать по своему усмотрению. Для душевной беседы с кактусовидной традесканцией, например.
Короткий сеанс психологической разгрузки в курилке помогал восстанавливать правильное — умеренно-приятное — лицо. Сегодня Сержик даже сумел пошутить над собой:
— Товарищ капитан, бублики захвачены и доставлены для ликвидации!
— С опережением графика! — одобрительно заметил капитан Никифоров, зафиксировав показания секундомера. — Молодец, боец! Нашел короткий путь через подворотню?
— И еще более короткий — через дырку в заборе и по крышам гаражей, — не стал скрывать свое ноу-хау молодцеватый боец Мызин.
Капитан и старший лейтенант переглянулись. Березкин молча развел руками, выдвинул ящик стола, достал из него пачку «Бонда» и перебросил ее Никифорову.
— Не надо спорить со старшими по званию! — наставительно сказал капитан и спрятал курево в карман. — Я говорил, пацан не промах! Эти бублики ему на один зуб!
Сержик Мызин слушал неожиданные комплименты, смущенно краснел и ощущал, что в душе его совершаются мощные ремонтно-строительные работы. Осколки разбитых кумиров чудесным образом собирались вместе и складывались в спортивные фигуры и умеренно приятные незапоминающиеся лица.
— Подсаживайся, боец! — Никифоров похлопал ладонью по свободному стулу. — Бублики ты раскусил, так что получаешь задание посерьезнее.
— Я так не думаю! — возразил старлей Березкин.
— Давай еще на пачку поспорим? — поддел его капитан. — Дети мои, эта тема выглядит как полное фуфло, но поверьте моему жизненному опыту: именно такие дела имеют тенденцию разворачиваться в первостатейные вонючие скандалы. Вот что мы имеем по факту?
— Голый ноль! — резко сказал непримиримый Березкин.
— Сущую малость! — поправил его Никифоров. — Некий кандидат в депутаты городской думы незадолго до выборов сообщает прессе о том, что его преследуют недоброжелатели, читай — политические противники. С месяц назад вроде невнятно пригрозили, пару дней назад вроде побили и, наконец, вчера, кажется, все-таки побили с угрозами.
— А кому кажется? — осмелев, вылез с вопросом Сержик Мызин.
— Зришь в корень! — похвалил его капитан. — Неоспоримых доказательств, что все было именно так, не имеется. А верить на слово гражданину кандидату я лично бы не стал: сами понимаете, в предвыборной борьбе все средства хороши. Но три дня назад при обстоятельствах, указывающих на тщательно подготовленное и безупречно организованное убийство, погиб товарищ по партии и непосредственный шеф нашего кандидата. И это совпадение, согласитесь, придает газетному трепу о политической травле определенный вес. Так что, хотим мы того или нет, а проверить информацию придется.
— Мы хотим! — отсалютовал практикант-мушкетер Сержик Мызин.
— Возьми контакты гражданина кандидата, — кивнул ему капитан. — Самого его трогать не надо, чтобы меньше вонял, но у дома повертись. Надо поспрашивать там, кого можно, о людях в черных масках.
— Есть!
Сержик обрадовался и засобирался в настоящий поход — не за пошлыми бубликами, а за важными сведениями.
Проходя через светлый просторный вестибюль Конторы, он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен увиденным: отражение продемонстрировало Сержику умеренно приятное малозапоминающееся лицо с внимательным взглядом.
Разбудил меня Бронич. На звонок я ответила машинально, но, услышав в трубке голос шефа, моментально проснулась. Посмотрела на часы, выяснила, что утро едва началось и подобралась, как купальщик перед прыжком в холодную воду. За четыре года моей не беспорочной службы в «МБС» Бронич звонил мне не одну сотню раз, но он крайне не часто делал это в седьмом часу утра и вовсе никогда — просто с целью поболтать.
— Инночка! — отдаленными громовыми раскатами пророкотал начальственный голос. — Это что за чертовщиночка?
Рифма была роскошная, но я не успела выразить начальственному пииту свой респект.
— Куда все пропадают? — спросил шеф.
— Кто — все? — заинтересовалась я, кстати вспомнив про пропавшего Александра Пущина.
— Ты! Андрюша! Катюша! Все!!!
— А-а-а, мы все! — я успокоилась, сообразив, что неурочный звонок шефа спровоцировал обострившийся кадровый вопрос. — Насчет Эндрю я ничего не знаю, Катя в ожидании малыша на больничном, а у меня семейные проблемы — ребенок из Америки прилетел.
— Чей ребенок? — Бронич явно запутался в детях сотрудников.
— Моей двоюродной сестры и ее мужа, владельца похоронной конторы, — добросовестно объяснила я.
— О! — шеф замолчал.
— Но я сегодня буду в офисе, вы не волнуйтесь, — успокоила его я.
В котором часу я буду в офисе, сказано не было. Поэтому я не стала спешить со сборами, неторопливо позавтракала и, дождавшись девяти утра, позвонила Тоне Петровой из пресс-службы ЗСК. Она не знала, кто такой Александр Сергеевич Пущин, но обещала это выяснить. Мы договорились встретиться в обеденный перерыв в приснопамятном кафе-кондитерской на площади у фонтана, и я поехала на работу.
— Ну наконец-то!
Шеф всплеснул короткими лапками, подвинулся, открывая мне вид на гостевой диван, и я без удовольствия испытала ощущение, которое красиво называется «дежавю». На диване с кислой миной сидел Коля Махов из администрации Тихошевска. При моем появлении он встал, и Бронич с облегчением сказал:
— Инночка, поручаю нашего дорогого гостя тебе!
— Здравствуйте, Николай! — умеренно сердечно (чтобы наш дорогой гость не слишком важничал) сказала я и прошла к своему столу. — Чем могу помочь?
— Это, скорее, я! — бессвязно ответил Махов и сунул руку под летний пиджак. — Я вам ваше... вот...
Прежде чем вынуть руку из кармана, он с самым озабоченным и даже таинственным видом огляделся по сторонам, из-за чего степень моего интереса к незваному гостю резко и сильно возросла. Стало крайне любопытно, что же такое необыкновенное вытащит из-под пиджака пресс-секретарь нового тихошевского мэра? Белого кролика, булатный кинжал, пробирку с обогащенным ураном?
«Он сказал — "ваше"! — напомнил мой внутренний голос. — А у тебя никогда не было ни кинжала, ни урана!»
«У меня только кролик был!» — вспомнила я.
Строго говоря, маленький ушастый друг был не у меня, а у моего брата Зямы. Он жил у нас недолго: как-то в летнюю жару безответственный братец забыл налить подшефному животному водички, и истомленный жаждой зверек пошел на водопой в туалет, где и утонул, свалившись в унитаз.
Я представила, как Николай Махов достает из кармана насквозь промокшего дохлого кролика и содрогнулась. Уж лучше пробирку с радиоактивным ураном!
— Вот!
Перед моими глазами и впрямь закачалось что-то белое, но только маленькое, не больше мыши. Я малодушно зажмурилась.
— Поразмыслив и посоветовавшись со старшими товарищами, я решил, что не могу принять такой подарок, — сказал Николай.
«Если это действительно дохлая мышь, ты тоже не можешь!» — заботливо предупредил меня внутренний голос.
— Как служащий городской администрации, я понимаю, что такая вещь имеет значение государственного символа, следовательно, она не может служить предметом забавы и использоваться без согласования и даже прямого распоряжения свыше. Большое спасибо за доверие, но я вынужден вернуть вам этот артефакт, — витиевато объявил Махов.
Красивое слово «артефакт» с грызунами у меня не ассоциировалось — в наших аграрных широтах они не настолько редки. Я также затруднялась придумать государство, символом которого могла быть дохлая мышь. Поэтому я рискнула открыть глаза, и Коля торжественно вручил мне мягкую белую тряпочку.
Затем он коротко попрощался и сразу же ушел, вероятно, торопясь рапортовать старшим товарищам о благополучном возвращении мне артефакта государственной важности. Я озадаченно посмотрела на предмет, вызвавший штормовое волнение в административных кругах города Тихошевска. Это был воздушный шарик с оттиснутым на нем портретом Премьер-министра нашей страны.
— А что такого? — пробормотала я и растянула резинку, чтобы рисунок стал крупнее.
Пальцы моей правой руки нащупали под резиной что-то твердое. Я распялила пошире горловину шара, заглянула внутрь и увидела какую-то мелкую штуковинку. Вывернула шарик наизнанку, как носок, и вытряхнула на стол цифровую карточку памяти.
«Чем дальше, тем интереснее!» — прокомментировал внутренний голос.
Я прошла в каморку видеоинженера, включила его компьютер, вставила находку в карт-ридер и с растущим недоумением просмотрела получасовую запись.
Это была откровенно любительская съемка в казино. Полная халтура, даже без звука, и в смысле картинки ничего особенно интересного. Крупных планов мало, в основном «общак» одного зеленого стола: люди за ним делают ставки, рулетка крутится, крупье шерудит своими грабельками туда-сюда, как трудолюбивый садовник. Через жесткую склейку — новый длинный кусок: опять крупье, опять игроки, только уже с картами. Один из игроков — тот же, что и в предыдущем эпизоде. Благообразный седой мужчина, немного похожий на ведущего Поля Чудес — тоже с большими холеными усами. Впрочем, кроме них, других оснований говорить о сходстве с Якубовичем я не нашла: глаза игрока до бровей скрывали очки-»хамелеоны». Аккуратные, волосок к волоску, седые брови лежали на дугах оправы, как толстые серебристые гусеницы на выгнутых травинках.
И вдруг я снова испытала «дежавю»! Эти гусеницы... То есть, эти брови...
Белая вспышка перебила картинку на экране, и перед моими глазами закрутилось мысленное видео.
Солнечный день. Размеренно шумящий фонтан разбрасывает вокруг хрустальные брызги и слепящие солнечные блики. Мимо меня, собирающейся стартовать с лавочки на перехват движущейся цели, проходит в свой последний путь представительный мужчина в модном льняном костюме и щегольской летней шляпе в мелкую дырочку-депутат Геннадий Петрович Ратиборский. У него шоколадного цвета бородка и брови, похожие на аккуратно причесанных волосатых гусениц коричневого цвета.
Я остановила видео на экране и стала изучать картинку, сравнивая ее с той, которую сохраняла моя память, примерно так, как это делает пытливый ребенок, разглядывающий журнальные иллюстрации под заголовком «Найди пять отличий!» В данном случае отличий было гораздо больше, так что я искала, наоборот, выраженные общие признаки.
«Ну-ка, посмотрим! — Мой внутренний голос азартно включился в игру. — У игрока на видео нет бородки, только усы, причем не шоколадные, а седые с легким сиреневым оттенком. То есть и в том, и в другом случае волосяные украшения на лицах персонажей имеют неестественный цвет. Это раз».
«Вид у них тоже неестественный! Это два. Усы, борода, брови — все такое гладенькое, волосок к волоску, как свежая укладка из парикмахерской!»
«Возможно, так оно и есть? — предположил Внутренний. — Ратиборский, царство ему небесное, был мужик не бедный, вполне мог позволить себе холить и лелеять усы и бороду в салоне красоты. И этот дядька в казино явно не на последние деньги играл...»
«И еще много выиграл», — заметила я без видимой связи с темой, просто потому, что это бросалось в глаза.
«Ой, мама! — еще более нелогично (ибо нашей мамы там не было) вскричал мой внутренний голос. — Слушай! А что, если это ОДИН И ТОТ ЖЕ мужик?!»
— Ратиборский?! — я вонзила испытующий взор в лицо седовласого джентльмена на экране, но с уверенностью определить, так это или нет, не смогла.
Чтобы иметь возможность еще раз посмотреть интригующее видео дома, я скопировала запись с флешки на DVD. Диск сунула в сумку, а карточку, для которой у меня дома все равно не имелось подходящего считывающего устройства, оставила в ящике стола.
«Есть еще идея, — посоветовал мне внутренний голос. — Можно распечатать картинку с экрана на принтере и показать ее кому-то. Тому, кто хорошо знал Ратиборского».
Катерине!
Я подумала, что сегодня у меня, похоже, будет день встреч с подружками. Такой многосерийный девичник: сначала с Петровой, потом с Катериной.
К Катьке все равно надо было заглянуть, чтобы поддержать ее морально: Алка позвонила мне и сказала, что Катерина сильно расстроена телефонным разговором с Геночкиной законной половинкой. Та обманулась в своей надежде стать богатой вдовой и пришла в бешенство. Оказывается, Ратиборский потихоньку от супруги продал львиную долю своего недвижимого имущества, а деньги пристроил неизвестно куда! Разгневанная мадам Ратиборская в финансовых закидонах Геночки обвинила бедолагу Катьку.
«Где деньги, Зин?» — пробормотал мой внутренний голос.
И эта песенная цитата оставила в моих мозговых извилинах зарубочку на память.
В обеденный перерыв я поехала на рандеву с Петровой.
Предложение встретиться исходило от меня, но кафе как место встречи назвала Антонина.
— Почирикаем и поклюем что-нибудь, — сказала она.
Однако пришла Тоня не одна. Увидев ее со спутницей, я заволновалась. Тонина спутница была высока, плечиста и мускулиста, как античный герой. Если бы у Геракла была сестра-двойняшка, она выглядела бы именно так! Я подумала, что аппетит столь могучей женщины наверняка соотносится с употребленным Тоней глаголом «поклюем» примерно так же, как новогодняя хлопушка с ядерной бомбой, и забеспокоилась, хватит ли мне денег, чтобы оплатить обед на три персоны.
— Это Сусанна, она знает Пущина, — Тоня сразу же обосновала присутствие дополнительной нахлебницы. — Сусанна, это Инна.
Мы обменялись рукопожатиями, причем Сусанна стиснула мне руку так, что мои пальцы слиплись, как замороженные сосиски в брикете. Я протестующе пискнула, и новая знакомая виновато пробасила:
— Ох, простите, не рассчитала!
— Сусанночка — чемпионка округа по гиревому спорту! — похвасталась Тоня. — Не поверишь, она гнет стальные вилки и может раздавить в кулаке кокос!
Я уже успела пролистать меню — кокосов в нем не было, и столовых приборов нам тоже пока не принесли, Поэтому, чтобы не искушать Сусанночку с ее разрушительными порывами, я убрала подальше руки и предложила дамам определиться с заказом.
— Ой, я не голодная! С утра дважды позавтракала и еще кофе пила, так что мне что-нибудь символическое, на один зуб, — кокетливо прочирикала Антонина.
— Например, блинчики с малиной в клубничном сиропе или венские вафли с мороженым? — проницательно предположила я.
Я давно заметила, когда женщина говорит, что она кушает, как птичка, обычно имеется в виду продолжительность процесса приема пищи во времени: птички, если судить по голубям и курам, едят с утра до вечера без перерыва, и сплошь калорийные углеводы!
— И кофе со сливками, — кивнула Тоня, одобрив блинчики с вафлями в комплекте.
Себе я заказала вареники с вишней. А вот сестрица Геракла меня удивила! Она отказалась от всякого угощения, смущенно объяснив:
— У меня с собой.
После чего достала из сумки, в которую запросто поместились бы пудовая гиря и еще пятитомник мифов и легенд Древней Греции в придачу, завернутую в фольгу печеную морковку и принялась деликатно ее кушать. И даже ни разу не загляделась на горы лакомств перед Тоней!
«Ув-важаю!» — поперхнулся вареником мой внутренний голос.
Я несколько раз пробовала питаться «полезными» продуктами, но продержаться на печеной морковке целый день смогла лишь однажды, когда начало строгой диеты удачно совпало с желудочным расстройством. В дальнейшем повторить этот подвиг мне не удавалось. Строгость диеты неизменно оказывалась обратно пропорциональна крепости желудка.
— Как ты можешь есть эту гадость! — вслух выразила наши общие чувства бестактная Тоня.
— Это только сегодня, — добродушно ответила древнегреческая героиня. — Завтра у меня будет белковый день. С утра съем говяжий стейк!
Она мечтательно зажмурилась. Я решила, что тему еды пора закрывать, и напомнила о цели нашей встречи:
— Так что насчет Пущина?
— Сусик, расскажи! — Тоня энергично распиливала блинчик, истекающий красным соком.
— А что рассказывать? — Сусанна пожала могучими плечами. — Ничего особенного, парень как парень. Задохлик.
Мы с Тоней переглянулись. Нетрудно было догадаться, что эта родственница Геракла способна назвать задохликом самого Шварценеггера.
— Ну да, задохлик! — повторила Сусанна. — Для своего роста весит на десять кило меньше нормы, я уж не говорю про мышцы, которых нет. Ему бы качаться и качаться, а он ленится и сачкует! То его шеф туда послал, то сюда погнал — ну, никакой возможности регулярно ходить на тренировки! Спрашивается, зачем вообще было в секцию записываться? «Мне, говорит, надо форму набрать!» Тренер ему прямо сказал: «Если тебе, дружок, просто десять кило набрать охота, то есть более подходящая для тебя тренировка: почаще лежи на диване и побольше жри пиво!»
— А кто он вообще такой этот Пущин? — спросила я.
— Да никто! Артист погорелого театра, — фыркнула Тоня.
— В смысле?
— Он раньше в театре музыкальной комедии работал, представляешь? — Антонина засмеялась. — Ну, в принципе, продолжил трудиться по профилю. В нашем заведении только с музыкой напряженно, а комедии случаются сплошь и рядом.
— И трагедии тоже, — пробормотала я, вспомнив последний выход Ратиборского. — Значит, этот Пущин конкретной должности не имел?
Тоня помотала головой:
— Он даже не в штате! Ты разве не знаешь нашу систему? При каждом мало-мальски значимом депутате обязательно целая толпа помощников — как свита при короле. Причем по штату помощники полагаются далеко не всем.
— Но Ратиборскому полагались?
— Полагался, но только один, и он у него был, как положено. Некий Гольцов, Алексей.
— Рыжий такой? — Сусанна посмотрела на морковку и скривилась. — Знаю. Рост сто девяноста, а вес от силы восемьдесят. Сырой материал! Работать и работать.
— А Пущин у Ратиборского был помощником на общественных началах, — объяснила Тоня. — Типа мальчик на побегушках и прислуга за все. У наших вождей таких прихвостней много. Чем занимаются, непонятно, но у каждого служебное удостоверение с печатью. А эти корочки вещь полезная — и тебе бесплатный проезд в общественном транспорте, и беспрепятственный вход в присутствие, и разрешение на парковку в закрытой зоне, и респект у гаишников, да мало ли что еще...
— Погоди-ка! А как насчет зарплаты?
— А вот это не положено! Говорю же — на общественных началах!
— Интересно, но с экономической точки зрения невыгодно. — Я рачительно подобрала последним вареником вкусную смесь сметаны и вишневого сока. — Если официальной зарплаты у Пущина не было, а делами шефа он занимался с утра до вечера, то как же Ратиборский расплачивался с добровольным помощником за его работу?
— Ой, да мало ли вариантов! — отмахнулась Тоня. — Помнишь, как у Жванецкого? «Кто что охраняет, тот то и имеет!» Ратиборский у нас какое направление курировал?
— Комитет по делам молодежи, — вспомнила я. — А что можно взять с молодежной политики?
Теперь уже переглянулись Тоня с Сусанной.
— Мне пора, — сестра Геракла отодвинула стул и встала. — Спасибо за компанию, приятно было познакомиться.
— Взаимно, — кивнула я и проводила новую знакомую прищуренным взглядом. — Я вижу, Сусанна очень заботится о своем здоровье. Ни лишних калорий, ни лишних слов...
— Не все же такие дуры, как я! — вздохнула Тоня, с сомнением глядя на последнюю вафлю.
Подумав, она все-таки взяла ее и надкусила.
— А почему ты интересуешься этим Пущиным?
— Его жена обзванивает всех знакомых, разыскивая мужа. Он куда-то пропал.
Мне казалось, я аккуратно подобрала слова, но Тоня перестала жевать и отодвинула тарелку.
— Слушай, мне срочно надо бежать! Опаздываю.
Ясно было, что она просто не хочет продолжать сомнительный разговор.
Я расплатилась по счету, вышла из кафе и остановилась на тротуаре, глядя на красивое здание Законодательного собрания края. Я отчетливо чувствовала, что в моей душе растет и крепнет нехарактерный для меня, абсолютно аполитичной особы, интерес к делам того самого комитета, который три дня назад остался без руководителя.
После работы я поехала в роддом к Катерине и была приятно удивлена, застав у нее Трошкину.
— А мы тут к свадьбе готовимся! Я вот крахмал привезла, — сообщила она, опередив мой вопрос.
— Крахмал для свадьбы? — мне показалось, что я ослышалась.
Кажется, девочки небанально подошли к меню свадебного обеда!.
— Ага! — радостно ответила Катерина, бойко колотя ложечкой в чашке с мутной жидкостью.
Во второй такой же чашке сидел кипятильник, включенный в розетку и производящий нарастающее бурчание. На поверхности воды ожесточенно толкались и лопались пузыри. Трошкина наблюдала за ними так внимательно, словно вела какую-то научную статистику.
— Выключай! — скомандовала Катя.
Трошкина выдернула вилку из розетки, отложила на тарелку кипятильник и взялась за горячую ручку чашки, использовав в качестве прихватки многократно сложенный носовой платок.
— Лей! — велела Катька и протянула ей свою чашку. — Потихоньку, тонкой струйкой!
— Девочки, а что это вы делаете? — спросила я, с интересом наблюдая за этой деловитой возней. — Клейстер, что ли? А зачем? Клеить будете? А что? Или кого? Вроде кого надо мы уже склеили, он уже даже жениться пообещал!
— Вот именно! — веско сказала Катька, плавно размешивая загустевшую массу в чашке. — Мы не клеить, мы крахмалить будем!
— Катя закончила вязать фату, но ее нужно немножко подкрахмалить, — объяснила Трошкина. — Смотри, какое чудо!
Она распялила на руках необыкновенно красивое кружевное полотно, и я ахнула:
— Ка-атя! И ты молчала, что умеешь делать ТАКОЕ?!
— Я заказы не беру! — поторопилась предупредить мастерица. — У меня на заказ никакой красоты не получается.
— Не продается вдохновенье? — сквозь дырочки безумно красивого кружева я с укором посмотрела на Катерину.
— Да правда, не получается! Вот те крест! — Катька перекрестилась чайной ложечкой и окропила себя и нас жидким клейстером. — Сколько раз пыталась связать что-нибудь для других, ничего не выходило! Плела кофточку маме — ей не подошла никак, а мне как раз впору! Сестре двоюродной перчатки вязала — на ней они как на корове седло, а на мне — шик и блеск! Бабуле хотела скатерть сделать — не поверите, в результате получился летний кружевной зонтик!
— Это тот, с которым ты была в Испании прошлым летом? — вспомнила я.
— Да, с Геночкой, — Катерина вздохнула, помолчала и вспомнила еще: — Кстати, я ведь даже для Геночки воротник связать не смогла, а ведь так хотела!
— Ты хотела, чтобы депутат ЗСК носил кружевной воротничок? — хихикнула Трошкина. — Катя! Похоже, ты не слишком разбираешься в современной мужской моде!
— А это была как раз не современная мода! — возразила Катерина. — Геночка под Новый год на маскарад собирался и придумал одеться кардиналом Ришелье. А какой же кардинал Ришелье без одноименного воротника? Я и начала вязать.
— Начала вязать воротник, а получилось — что? — спросила я просто так, без всякой задней мысли.
После эффектного превращения скатерти в зонтик мне было интересно узнать об иных метаморфозах кружевных изделий.
— Получился чудесный корсетик, — Катя потупилась.
— И Геночке пришлось идти на маскарад в образе миледи? — съязвила Трошкина.
— Зачем же? Он был кардиналом, как и собирался. Только костюм ему помощник взял готовый, в театре. Отличный был наряд, очень красивый, а заодно Геночку там же, в театре, загримировали. Такой Ришелье получился — ни одному Людовику от настоящего не отличить! Я, как увидела его, просто заново влюбилась, усики и бородка были ему к лицу чрезвычайно! Геночка потом специально свои собственные усы и бороду отпустил, правда другого фасона, менее театрального.
— Вот, кстати!
Я жестом фокусника извлекла из сумочки распечатанную на цветном принтере картинку — кадр видеозаписи в казино.
— Узнаешь?
— Еще бы! Это же Гена! Конечно, это он! — Посмотрев на распечатку стоп-кадра, кивнула Катерина.
— Уверена?
— Разумеется, уверена! Его лоб, его нос! Его родинка на щеке!
— А брови, борода и усы вовсе не его! — напомнила Трошкина, знакомая с характерной наружностью Ратиборского по снимкам в монументальном альбоме.
— Подумаешь — усы и брови! Усы и брови, чтоб ты знала, в мужчине не главное!
С этим никто из нас спорить не стал, но Катька уже обиделась.
— Вы думаете, я не способна узнать своего любимого мужчину в любом виде?!
Она сердито швырнула в миску с крахмальным раствором ни в чем не повинную рукодельную вуаль.
— Ну, не знаю...
Я честно задумалась. Способна ли Катерина узнать своего любимого мужчину в любом виде? Способна ли на это вообще любая женщина? Например, я сама?
«И в каком это — в любом виде? — отметил неточность формулировки мой внутренний голос. — Одно дело, если мужик в рыцарских доспехах, с головы до ног в непроницаемом железе, и совсем другое, если он в тугом балетном трико!»
Мой внутренний голос тоже полагал, что главными приметами любимого мужчины являются отнюдь не усы и брови. Я снова вспомнила интригующего «Валентина в колготках» и по ассоциации посмотрела на Трошкину. Она с готовностью сказала свое веское слово:
— В «Сказках Шахерезады» есть такая история! Один восточный принц должен был опознать свою возлюбленную среди тысячи других прекрасных девушек!
— И как? — Катерина заинтересовалась и замерла с мокрым кружевом в руках. С вуали с тихим чавканьем потекла крахмальная жижа. — Справился?
— Представь себе, да! — Алка кивнула и потянулась, чтобы аккуратно отжать кружева. — Но процесс опознания затянулся года два или три.
— Почему же так долго?
— А он методом перебора искал! — фыркнула я, вспомнив сказку. — Добросовестно опознавал по одной девушке каждую ночь. А любимая, по закону подлости, оказалась где-то в последней сотне.
— К этому моменту принц вполне мог позабыть волнующие ощущения, связанные с его единственной любимой, — справедливо заметила Катька и вновь задумчиво посмотрела на картинку с изображением седовласого Ратиборского. — Гм... А когда было сделано это фото?
— Смотри тайм-код в углу кадра, — подсказала я.
Катерина отдала мокрое кружево Алке и прищурилась на картинку:
— В субботу? Постойте, но это же просто невозможно! Как раз в эту субботу Гена погиб!
«Ушел в мир иной в своих бровях и усах шоколадного цвета!» — припомнил мой внутренний голос.
Я выдернула из Катькиных рук распечатку.
— Дай-ка... Ну, что невозможного? Смотри на время съемки, это же третий час ночи! А взорвался твой Геночка в тот же день, но позже, уже ближе к обеду! Так что все сходится.
— Все, да не все! — влезла Трошкина, тряся над тазиком «сопливыми» кружевами. — Получается, что ночью Ратиборский играл в казино, с утра пораньше пошел на заседание своего комитета, а перед этим еще успел радикально перекрасить растительность на лице?!
— И изменить форму бороды! — Я задумчиво пошевелила собственными некрашеными и нестрижеными бровями и вопросительно посмотрела на Катьку. — Лично я не знаю в нашем городе круглосуточных парикмахерских и салонов красоты! Может, у твоего любимого был собственный мастер, готовый к работе чуть свет?
— Ой, да не усложняйте вы! — Катерина спустила ноги с кровати, сунула их в тапки и прошлепала к окну. — По-моему, все очень просто.
Вдвоем с Трошкиной они вывесили влажное кружево на просушку, прицепив его английскими булавками к капроновой занавеске.
— Просто и эффективно! — похвасталась Алка.
— Вот именно, — Катька вернулась в постель, устроилась в подушках и развила свою мысль: — По-моему, очевидно, что в казино Гена был в гриме. В седом парике и таких же усах!
— Я, конечно, понимаю, что руководителю комитета по молодежной политике негоже было подавать дурной пример подрастающему поколению, открыто предаваясь пороку азарта, — звонким голосом сознательной пионерки сказала Трошкина. — Но наклеивать фальшивые усы и бороду поверх настоящих — это уж слишком сложная маскировка, по-моему!
— Только представь, как ему, бедному, было жарко в двойной бороде! — хихикнула я.
Алка звонко засмеялась, а Катерина поджала губы:
— Во-первых, в «Пирамиде» отличное кондиционирование! А во-вторых, вы просто не понимаете, о чем говорите!
— А ты объясни, — предложила я, мысленно отметив, что Катька отчего-то уверена: маскированный Ратиборский предавался пороку азарта не где-нибудь, а именно в казино «Пирамида».
— Не буду! Я устала и нуждаюсь в отдыхе.
Она скрестила руки на груди и откинулась на подушки с таким лицом, которое живо напомнило мне книжные иллюстрации к героическим историям про Мальчиша-Кибальчиша, Зою Космодемьянскую, генерала Карбышева и исторически чуждого им, но идейно близкого Джордано Бруно. Люди с таким выражением лица необычайно стойко противостоят вражеским попыткам сломить их моральный дух и вырвать некие порочащие признания. Сколько раз на моих глазах Катерина с таким вот лицом отражала атаки недовольных клиентов, кавалерийские наскоки фискальных служб и попытки несознательных членов нашего собственного трудового коллектива вызнать реальную дату выдачи заработной платы!
Я поняла, что от Катерины мы никакого компромата на Геночку не получим, и позволила Трошкиной увести меня из больничного будуара невесты.
— А красивющая вуаль у нее получилась, правда? — с нескрываемой завистью вздохнула Алка, остановившись во дворе под окном Катькиной палаты.
На мелкой сетке желтовато-серой больничной занавески отчетливо виднелся кипельно-белый кружевной треугольник. Его изящная форма и изысканный узор вызывали смутные мысли о мантильях, дуэньях, хитроумных благородных дамах и пылких кабальеро. Я мысленно примерила белоснежную кружевную мантилью к рыжим кудрям Катерины и невольно вздохнула:
— И такая-то знойная красотища вся достанется тугоухому лысому Сашеньке!
— Се ля ви, — Алка тоже вздохнула.
С полминуты мы сокрушенно молчали, осознавая разительный контраст между поэтической мечтой и прозой жизни. Потом Трошкина шумно вытерла влажный нос кулачком и деловито сказала:
— Послезавтра свадьба. Мы-то с тобой наряжаться будем? Или так пойдем, как две замарашки?
Это был риторический вопрос. Остаток трудового дня мы с подругой провели в торговом центре, странствуя по залам, уединяясь в примерочных и игнорируя телефонные звонки моего шефа, который отнюдь не утратил желания понять, куда мы все подевались и, главное, когда вернемся к работе? Обнадеживать и обманывать его я не захотела. Возвращение в офис в моих планах на вечер не значилось.
По дороге домой, пока утомленная шопингом Трошкина клевала носом над пакетами с покупками, я позвонила Максиму Смеловскому, чтобы узнать, что ему известно о казино «Пирамида».
— Его правильнее было бы назвать казино «Треугольник»! — хмыкнул Макс. — Там, как в знаменитом Бермудском треугольнике, происходят таинственные исчезновения...
— Денег?
— Нет, не денег. Они-то никуда не пропадают, только переходят из рук в руки, точнее — из кошельков игроков в карманы хозяев, — Макс снова хмыкнул. — А вот сами хозяева... У этого казино за два года черт знает сколько раз менялись владельцы! Ужасно, знаешь ли, неудобно: только наш коммерческий директор договорится о рекламе с одним хозяином, как вместо него приходит другой, и приходится окучивать его заново!
— Как интересно, — протянула я.
— Вот и мне интересно, с чего это ты «Пирамидой» интересуешься? Поймала бациллу азарта или собралась в ночное с каким-нибудь игроманом? — ревниво спросил мой вечный поклонник.
— Никаких игроманов, боже упаси! — я перекрестилась и с чистой совестью соврала: — Просто мы в «МБС» получили заказ на рекламу для этого казино, так что интерес у меня сугубо деловой.
— Поосторожнее с таким делом! — предупредил Максим. — «Пирамида» — любимый клиент Веры Осиповны, а ты ее знаешь, наш коммерческий директор — дама серьезная, она не жалует нарушителей конвенции. Если наша комдирша узнает, что «МБС» перебежало ей дорогу, будет жуткий скандал!
— Я с ней поговорю, — пообещала я.
И на этот раз не обманула, набрала номер «комдирши» местного ТВ, как только попрощалась с Максом, и наскоро придумала себе легенду:
— Вера Осиповна, здравствуйте, это Инна Кузнецова из «МБС»! Извините, что беспокою вас вечером, но у нас тут проверка от счетной палаты, никак не могу с одним заказом разобраться!
— А что мы вам заказывали? — встревожилась Вера Осиповна.
— Ой, да это не ваш заказ! Это нам казино «Пирамида» заказывало рекламную кампанию, да как-то плохо дело пошло, не понравились мы друг другу, больше сотрудничать не будем. Но мы тут и по проделанной работе толком отчитаться не можем, в закрывающих документах жуткая путаница — кто подписывал бумаги от «Пирамиды», никак не поймешь!
— А я всегда говорила, что это ваше агентство «МБС» — абсолютно несерьезная контора! — с нескрываемым удовольствием сказала деловая дама.
— Всегда и всем, — опрометчиво брякнула я и тут же поспешила заглушить эту горькую правду сладкой лестью: — А вот у вас, это все знают, не голова, а компьютер, и отчетность всегда в безукоризненном порядке! Верочка Осиповна, миленькая, подскажите, кто был прежним владельцем «Пирамиды»?
— Тебе всех перечислить? — Вера Осиповна хмыкнула точь-в-точь как Макс. — Так это будет список подлиннее, чем плей-лист ди-джея!
Я вспомнила, что моя собеседница размещает рекламу не только на телевидении, но и на радио.
— Если вспоминать от начала времен, то самым первым хозяином «Пирамиды» был Сергей Дужкин, он сейчас отбывает срок за финансовые махинации, — поведала мне Вера Осиповна. — Когда Дужкина посадили, конфискованная у него недвижимость пошла с молотка, и «Пирамиду» продали за бесценок, просто как нежилое помещение. И купил ее тогда Вася Дугань.
— Васю помню, — поежилась я.
Васю Дуганя, бывшего главу Дубинской группировки, в нашем городе помнили многие. Слава Дуганя была крайне недоброй и пережила его на много лет.
— Но Дуганя убили, — припомнила я еще.
— Точно, — подтвердила Вера Осиповна. — Застрелили прямо на пороге казино, после чего его закрыли, но не надолго. Новый владелец — Топорков Вадим Михайлович — сначала сделал из «Пирамиды» букмекерскую контору, потом лотерею, а потом опять казино.
— От судьбы не уйдешь! — съязвила я.
— Топорков и не ушел, — вздохнула Вера Осиповна. — Разорили его вчистую, а жаль, такой приличный был человек, бывший секретарь парткома мебельной фабрики, дважды мне рекламные ролики за очень хорошие деньги заказывал! Но не умел хозяйствовать в новых экономических условиях, хоть тресни!
— Вот и треснул, то есть лопнул, — подытожила я, побуждая собеседницу к продолжению эпического сказа.
— Да. И пришел после него другой приличный человек, тоже из бывших партийцев, вернее из комсомольцев — Геннадий Ратиборский.
— Ратиборский?!
Я подпрыгнула на сиденье, задев локтем задремавшую Трошкину. Она пробудилась и испуганно уставилась на меня, вцепившись в пакеты с дорогими ее сердцу и карману покупками.
— Ратиборский, бывший депутат ЗСК. Он недавно взорвался, ты слышала? — продолжила Вера Осиповна.
— Слышала!
Вот уж это была чистейшая правда! Слышала, чуть не оглохла!
— Так что же получается, злосчастная «Пирамида» теперь снова бесхозная?
— Почему — бесхозная? Ты же меня не дослушала, торопыга! — попеняла мне телевизионная комдирша. — У Ратиборского был совладелец, Левон Айрапетян, не знаешь такого? Он раньше держал овощной рынок на Соломенной, а после реконструкции, когда рынок снесли, вложился в новый торговый центр, в турагентство и в это самое казино. Ну, торговый центр — это долгосрочная инвестиция, турагентство у него уже прогорело, а вот «Пирамида» оказалась отличным бизнесом.
— А после гибели Ратиборского, стало быть, весь этот игорный бизнес перешел единолично Айрапетяну?
Тут я кстати вспомнила, что сыщики, расследуя убийства, подбирают кандидатов на роль преступника по принципу «кому это выгодно».
— Нет-нет! — Вера Осиповна одним восклицанием поломала мне едва сложившуюся версию. — Ратиборский еще с полгода назад уступил свою долю компаньону. Ему, как депутату, неудобно было игорный бизнес держать, так что в конце концов пришлось выбирать между сверхдоходами и репутацией.
— Понятно, — сказала я. — Спасибо вам, Вера Осиповна, вы мне очень помогли.
— Ну? Что там? — дождавшись, пока я выключу трубку, боязливо спросила меня Трошкина.
Где «там» подружка не уточнила, а по ее встревоженному виду можно было подумать всякое. Например, что трусиху живо интересует положение дел в охваченной эпидемией свиного гриппа Латинской Америке. Поэтому я прямо сказала ей:
— Результаты борьбы с эпидемией свиного гриппа в Латинской Америке обнадеживают! Повода для паники нет! Спи, Алка, спокойно!
И сама откинулась на сиденье, закрыв глаза.
Полученную информацию нужно было основательно переварить.
Молодой и рьяный мушкетер-новобранец Серж Мызин на подходе к нужному дому радикально поменял образ. Он издали высмотрел на лавочке у подъезда старушку с газетой и счел тактически выигрышным предстать перед мирным населением в роли лица глубоко штатского.
Соответствующее выражение Сержик мимоходом перенял у мужика, неторопливо и с большим удовольствием прихлебывавшего пиво из жестянки в тени гаражей. На мужике были сатиновые трусы в мелкую клетку, дырчатая майка и шлепанцы, с давних пор именуемые в народе вьетнамками. Азиатскую тему в экипировке продолжал бумажный веер, который мужик держал в свободной руке, без фанатизма обмахивая распаренное и вспотевшее лицо — наиболее штатское из всех лиц, какие встречались практиканту Мызину за последнее время.
— Че пялишься, салага? — добродушно нахамил мужик с пивом и веером притормозившему Сержику.
— А ниче! — виртуозно сымпровизировал тот, не просто входя, а прямо-таки врываясь в нужный образ.
К образцовому штатскому лицу он присовокупил соответствующую фигуру: расслабил плечи, развинтил колени, сунул руки в карманы и по возможности обратил все прямые движения в волнообразные. Рубашку Сержик выпустил поверх джинсов и расстегнул до пояса, а бейсболку повернул козырьком назад. Это довершило превращение целеустремленного служивого в типичного дворового хулигана. Образ оказался таким органичным, что неуставное приветствие «Йо, бабуся!» выскочило из Сержика непроизвольно, само собой.
— Йо, внучек! — с готовностью отозвалась Елена Давыдовна Крупенникова, разворачиваясь к Сержику всем корпусом, как танковая башня.
Огромный практический опыт сделал бабушку Крупенникову большим специалистом по межличностной коммуникации. Обращения, приветствия и иные традиционные зачины разговора она вычленяла легко и быстро, отнюдь не ограничиваясь пределами нормативной лексики русского языка. Елена Давыдовна с лету распознавала любые жаргонизмы, диалектизмы и иноязычные заимствования в диапазоне от общепонятного среднеазиатского «Салям алейкум!» до малоизвестного китайского «Нихау!». Если бы во дворе дома номер шестнадцать приземлилась летающая тарелка с нерусскоязычными инопланетянами на борту, бабуля Крупенникова не посрамила бы земное человечество, наладив контакт с братьями по разуму в считанные минуты! По сути, Елене Давыдовне самое место было не на лавочке у подъезда, а в дипломатической миссии ООН.
— Чего тебе тут надо, милок? — сразу же после интуитивно понятного «Йо!» спросила она Сержика.
Добавленная в дрожащий от любопытства голос доза родственной теплоты призвана была сгладить гестаповскую прямолинейность вопроса.
— Да так... — уклончиво молвил Мызин, не успевший отшлифовать свою легенду.
— Так, так! — повторила Елена Давыдовна, сканируя глубоко штатские лицо и фигуру Сержика острым взглядом поверх приспущенных очков.
Этого визуального осмотра многоопытной старушке хватило, чтобы выявить определенные смысловые связи и построить стройную версию:
— Ищешь кого али потерял что-нибудь?
Сержик закашлялся, скрывая растерянность.
Тягаться с полномочным представителем армии любознательных и бдительных пенсионерок практикант Мызин готов не был. Возможно, противостоять Елене смогли бы капитан Никифоров, лейтенант Березкин и полковник Исаев, более известный под именем Штирлиц, вооруженные должным опытом, профессиональной выдержкой и хваткой. Практикант Мызин ничем таким пока не обладал и потому был обречен на поражение в неравной схватке с превосходящим противником. Бабушка являлась асом бытового шпионажа и мастером завуалированного допроса. Ее высокоэффективные и малозатратные методы разработки источников и добычи из них информации при переносе на процессы пользования недрами оставили бы без работы половину шахтеров и рудокопов страны!
— Молодой, а кашляешь, — отметила наблюдательная бабушка и тут же сделала логическое умозаключение: — Куришь много, небось?
При этом в ее не девичьей памяти отчетливо нарисовались вчерашние молодцы-курильщики. Незнакомые и подозрительные, как и этот юноша.
— А ты не к Лешке ли Гольцову? — Елена Давыдовна ударила прямым вопросом не в бровь, а в глаз.
Сержик Мызин непроизвольно зажмурился и натужно затянул искусственный кашель. Бабуля Крупенникова безошибочно трактовала это как положительный ответ и перешла в наступление по всему фронту:
— И чего вам всем надо от хорошего парня?!
— Он... Я...
Погибающий практикант Мызин мысленно призвал на помощь сослуживцев Березкина, Никифорова, Исаева-Штирлица и вдохновенно соврал:
— Этот ваш хороший парень у меня девушку увел!
Это был гениальный ход. Как большинство одиноких пенсионерок, бабушка Крупенникова существовала одновременно в двух мирах, одним из которых была реальность, данная ей в ощущениях, а другим — затягивающая виртуальность телесериалов. Елена Давыдовна переходила из одного мира в другой по расписанию, пропечатанному в программе передач, подсознательно все больше тяготея к телемиру. Упоминание типичного мелодраматического сюжета мгновенно увело старушку в область романтических фантазий, и подозрительность в ее голосе сменилась сочувствием, которого, безусловно, заслуживал несчастный участник любовного треугольника:
— Да что ты?! Ах он подлец!
— Еще бы не подлец! — талантливый враль Мызин оседлал волну и понесся на ее гребне. — У нас с Наташкой все серьезно было, мы уже о свадьбе подумывали, а этот Лешка, мерзавец, заморочил ей голову и разлучил нас!
— А сам-то на Наташке твоей небось жениться не хочет? — догадалась заслуженная телезрительница.
— Не хочет! — подтвердил Сержик. — И я теперь не знаю, что делать. Может, морду ему набить?
— Набьешь ты ему морду, как же! — фыркнула Елена Давыдовна. — Ты, милок, не обижайся, совсем заморыш, а Лешка вон какой лоб здоровенный, под два метра вымахал! И боксер.
— А я слышал, его недавно побили! — злорадно напомнил Мызин, искренне обидевшись на «заморыша».
— Говорят, так, — согласилась бабушка Крупенникова. — Мамаша Лешкина, Анна, соседке жаловалась, что сынок ее на опасной работе состоит — мол, за депутатские дела уже не раз страдал, даже в больнице полежать пришлось. Точно, вчера бегал тут с перебинтованной башкой, как красный командир из песни...
— А чего ж бегал, а не лежал, если раненый? — завредничал Сержик.
— Видно, надо ему было. Может, встречался с кем, — Елена Давыдовна покосилась на хмурого Мызина и не удержалась, добавила: — Может, как раз с Наташкой твоей! Вона, за гаражами, такое местечко есть подходящее — парочки, что своей жилплощади не имеют, там частенько встречаются.
Сержик Мызин, выбравшийся из топкого болота собственных фантазий на твердую тропу свидетельских показаний, азартно засопел. Истолковав производимые им звуки по-своему, чувствительная бабуля Крупенникова сочла нужным утешить страдальца и сказала еще:
— Да ты не ревнуй, похоже, не задалась у Лешки вчерашняя свиданка за гаражами! Он уже через пять минут обратно прибежал весь взъерошенный и недовольный. А еще попозже к подъезду два парня подошли, хмурые, вот как ты, и тоже курильщики... Стояли, смолили, Лешку поджидали... Я вот думаю...
Старушка сделала эффектную паузу.
— Что? Что вы думаете? — спросил благодарный слушатель.
— Я теперь думаю, может, то тоже были какие-нибудь обиженные женихи? Не похоже, чтобы они Лешке чего хорошего желали. Доброжелатели таких штучек в карманах не носят!
С этими словами Елена Давыдовна вытянула из кармана прогулочной жилетки свою вчерашнюю находку — черную трикотажную шапочками с дырками для глаз.
— Это они потеряли? — неподдельно обрадовался Сержик. — Вот здорово!
С появлением материального свидетельства таинственное дело о злоумышленниках в черных масках вышло из области фантазий, обещая практиканту Мызину времяпрепровождение более интересное и общественно полезное, нежели скоростные забеги за бубликами.
Подробное описание вчерашних курильщиков-растерях Сержик получил у Елены Давыдовны в обмен на информацию о существовании неких Виктора и Василия, так же, как сам Сержик, пострадавших от донжуанских порывов Гольцова. Хотя Василия с Виктором Сержик попросту придумал, это не помешало ему «узнать» их в добросовестно нарисованных бабушкой Крупенниковой словесных портретах.
Практикант Мызин и предводительница домовых пенсионерок Елена Давыдовна расстались в высшей степени довольные друг другом. Обмен интересной информацией был произведен по курсу, устроившему обе стороны.
Платье я купила сказочное, и отнюдь не за баснословную цену! Незатейливый балахончик глубокого лилового цвета невыигрышно смотрелся на вешалке, а вот на мне...
— Фантастика! — молитвенно сложив ладошки, сказала Трошкина. — Казалось бы, обыкновенная шелковая наволочка с прорезями, а какой шарм!
— Только надо немного укоротить, чтобы больше открыть ноги, — постановила я, повертевшись перед зеркалом.
— Чем больше ног, тем больше шарма, — согласилась Алка. — Подошьем!
Подшивать изделие из натурального шелка, будь то даже простая наволочка, дело сложное. Лично я по части кройки и шитья не далеко ушла от Папы Карло: кукольную курточку из бумаги и колпачок из носка соорудить вполне могу, но даже за такое мое рукоделие никто не даст и десяти сольдо. А вот Трошкина настоящая мастерица, она умеет шить даже собачьи комбинезоны из парашютного шелка, чем и зарабатывала себе на жизнь одно непростое время.
— Вот мы сейчас аккуратненько шовчик подпорем, потом его разутюжим, снова подогнем, загладим и прострочим! — Алка вкратце проанонсировала программу своих действий, вооружаясь бритвенным лезвием.
— Благословляю тя, — величественно кивнула я, подсаживаясь с тарелкой абрикосов к подружкиному компьютеру.
Уминать фрукты и бороздить просторы Интернета мне было гораздо интереснее, чем утюжить шовчики.
— Только не на «Одноклассники»! — попросила Трошкина.
Она не доверяет этому сайту, полагая его хитрой выдумкой спецслужб, желающих поместить «под колпак» население целой страны.
— На «Одноклассники» не пойду, — согласилась я. — Надеюсь, против официального сайта Законодательного собрания края у тебя возражений нет?
ЗСК в Алкиных глазах себя ничем еще не скомпрометировало. Я без помех зашла на сайт наших местных законодателей и попыталась выяснить сферу деятельности комитета по молодежной политике, но быстро утонула в поразительно восторженных и столь же бессмысленных текстах, призывающих, агитирующих, прославляющих, клеймящих позором... Чувствовалось, что в качестве ведущего автора материалов выступает некий неленивый товарищ старой комсомольской закалки. Чувствовалось также, что молодежная политика — дело кипучее, как кастрюля с пельменями. Но, в отличие от кастрюли, крайне редко выдающее на-гора удобоваримый продукт.
— Ну как же? — возразила Алка, с которой я поделилась своими мыслями. — А вот же вполне реальный результат! Читай: «На вчерашнем заседании ЗСК депутаты отвергли предложение фракции "Деловой Юг" отсрочить вступление в силу закона о запрете игорного бизнеса на территории края. Это решение разочаровало владельцев казино, которые до последнего откладывали перенос своего бизнеса в специально отведенную зону, и вызвало протест у "Деловых южан". Однако новый руководитель комитета по молодежной политике Вениамин Коржов в своем выступлении напомнил собравшимся, как много усилий приложил для продвижения "анти-игорного" закона трагически погибший недавно депутат Геннадий Ратиборский, и призвал коллег быть столь же принципиальными и последовательными. "Довольно игорным баронам наживаться на сломанных судьбах молодых людей и горе их семей!" — заявил Коржов, сменивший Ратиборского на посту руководителя комитета».
— «На данный момент в специально отведенной игорной зоне заканчивается сооружение инженерных коммуникаций. Закон о переносе игровых клубов и казино вступит в действие 1 июля», — прочитала я из-за плеча подружки, бесцеремонно оттеснившей меня от компьютера. — Так-так-так... Недолго им осталось... Надо бы нам поторопиться.
— Куда? — с подозрением спросила Алка, возвращаясь к швейным работам.
Она не очень любит внезапные вылазки.
— Предупреждаю сразу: в игорную зону я на ночь глядя не поеду! Тем более что там еще не завершено сооружение инженерных коммуникаций, а кое-кто из нас только что наелся абрикосов! — твердо сказала Трошкина и перекусила нитку.
— Ик-красиво излагаешь! — одобрительно икнула я. — Не бойся, в поля, где еще не ступала нога игромана и ассенизатора, мы с тобой не поедем. Я думаю всего лишь о походе в казино! А что? Давай! Протестируем свои праздничные обновы!
— И, если повезет, вернем должок! — неожиданно воодушевилась Алка.
Я поняла, о каком долге она говорит: о десяти евро, оставленных в самом знаменитом казино Монако. В прошлом году мы с подружкой были там на экскурсии и, опрометчиво поверив в заманчивое предание, будто новичкам в игорных заведениях непременно везет, рискнули сделать ставки — минимальные, по десять евро, но и их было жалко до сих пор. Впрочем, еще больше жалко погубленной веры в высшую справедливость, которая должна была обеспечить нам, новичкам, хоть какой-то выигрыш.
Трошкина трусовата, но азартна. В предстоящем набеге на местное казино она усмотрела возможность отыграться и не стала допытываться, каковы мои собственные мотивы. А я даже не думала о реванше!
Мне просто интересно было побывать в «Пирамиде» и сравнить интерьер этого казино с запечатленным на видео с участием седобородого Ратиборского.
— Лосев, ты идиот! Где твои мозги?!
Майор Кроткий в сердцах запустил в стену картонную коробку с кефиром и схватился за голову, словно проверяя, на месте ли штатное содержимое его собственной черепной коробки.
Мозги лейтенанта Лосева пребывали в густом алкогольном тумане. Сивушная мгла свела видимость к нулевой и очень мешала движению мыслей. Аркадий думал медленно и говорил короткими фразами:
— А что такое?
Откровенно говоря, лейтенант надеялся, что начальник его похвалит. В конце концов, именно благодаря Аркадию Лосеву коллеги сумели выйти на горячий след и задержать злостного рецидивиста Гопака. Правда, потом те же коллеги задержанного упустили, но в этом конфузе никакой вины лейтенанта Лосева не было.
Майор Кроткий взял себя в руки. За последние дни ему сделали немало промываний, и, хотя данной лечебной процедуре подвергались отнюдь не мозги, те извилины, которые в черепе, тоже заметно очистились и просветлели. Майор ясно понимал, что не сумеет выполнить задание, оставаясь в больничной палате. А терять репутацию и надежду на отпуск ему совсем не хотелось. Кроткому нужен был помощник. Он пристально посмотрел на похмельного лейтенанта Лосева и внятно спросил:
— Какого размера у тебя брюки?
Неожиданный вопрос привел Аркадия в замешательство, но после тягостной паузы он все же ответил:
— Пятидесятый, а что?
— Сними ремень и дай мне! — потребовал Кроткий.
— Товарищ майор! — лейтенант не сдержал возмущения. — Телесные наказания еще в царской армии отменили!
— Зря отменили, — буркнул майор и пошлепал ладонью по прикроватной тумбочке.
Обиженный Лосев вместе со стулом отодвинулся от постели больного драчуна.
— Веник! — ласково позвал Кроткий в благополучно найденный на тумбочке мобильник. — Здравствуй, Веничек, дорогой, это я!.. Ну, как мои дела — хреново! Лежу в больнице с острым отравлением, а дела стоят, хотя ждать не могут... Да, Веник, ты можешь мне помочь. Только ты один и можешь!
Милицейский майор, разговаривающий по телефону с веником, — это было зрелище не для слабонервных. Лейтенант Лосев сокрушенно вздохнул и подумал, что надо позвать доктора. Лучше всего психиатра.
— Я помню, у тебя в музее самоделок был ремень с сюрпризом, так? Есть он?! — Кроткий заговорил заметно бодрее. — Веник, ты можешь одолжить мне эту штуку на пару дней? Да, конечно, с возвратом! Отлично! Мой человек подъедет к тебе и возьмет ремень под расписку.
Майор закончил разговор, улыбнулся встревоженному лейтенанту так мило, словно Аркадий был ему таким же другом, как неведомый говорящий веник, и велел:
— Аркаша! Сейчас поедешь в ПТУ № 6, найдешь директора, возьмешь у него ремень и нынче же ночью пойдешь с ним в казино «Пирамида»!
— С веником или с ремнем? — уточнил лейтенант, проявляя похвальную дотошность.
Хотя при любом варианте ответа расклад представлялся ему очень странным.
— Почему — с веником? Веник останется у себя. Зачем тебе веник в казино? — удивился майор. — Ты с ремнем пойдешь!
— А ремень мне там, значит, понадобится? — помрачнел Аркадий.
— Так это, Аркаша, не обычный ремень! — засмеялся майор. — Это прекрасный кожаный ремень со встроенной в пряжку видеокамерой! Объектив замаскирован под декоративный камень и окружен стразами, выглядит очень богато и стильно! Будешь смотреться как миллионер из трущоб! Сейчас я объясню тебе, какая твоя задача...
К казино «Пирамида» мы с Трошкиной подъехали около полуночи. Таксист, всю дорогу с интересом поглядывавший на мои коленки (новое шелковое платье мы с Алкой укоротили изрядно!), напоследок многозначительно пожелал нам доброй охоты.
— В каком это смысле? — нахмурив бровки, спросила Трошкина у ближайшего столба.
Он был увит светящимся шнуром и увенчан новогодней гирляндой. Разноцветные лампочки сияли, моргали и во множестве отбрасывали на физиономию Трошкиной красные, желтые и зеленые блики. Выглядело это очень нездорово. Пятнистую Алку хотелось немедленно определить в инфекционное отделение.
— Ты больная, что ли? — так и спросила я. — Непонятно разве, что таксист принял нас с тобой за девиц легкого поведения?
— С чего бы это?! — возмутилась Трошкина и резко одернула подол своего серебристого вечернего платьица.
Поскольку никаких плечиков у модного платья не было, от рывка оно едва не превратилось в юбочку. Полуобнажившаяся Алка в ужасе пискнула и потянула свое платье вверх, тем самым укоротив подол до супер-мини.
— Революционная ситуация! — сочувственно заметила я. — То верхи не могут, то низы не хотят!
Трошкина с угрюмым сопением тягала туда-сюда эластичный трикотаж. Я поняла, что борьба за равновесие верхов и низов может затянуться, и тактично отвернулась от подружки, обратив свой взор на «Пирамиду».
В густой шоколадной тьме фасад двухэтажного купеческого особняка сиял огнями не хуже, чем круизный лайнер в ночном море. Светящиеся шнуры и гирлянды вились вокруг колонн, тянулись по аркам и обрамляли оконные проемы. С козырька над крыльцом густо, как бахромчатые щупальца медузы, свисали китайские фонарики. Над ними раскинулся иллюминированный щит длинной вывески, весь утыканный ярко вспыхивающими точечными светильниками. Из этой ослепительной звездной россыпи могучим метеоритом выпирал объемный логотип заведения — тыквенно-желтая пирамидка, болезненно искрящая и вызывающая у мирного прохожего хулиганское желание запустить в нее первым попавшимся камнем.
При этом слух мирного прохожего страдал не меньше, чем зрение: динамики, аккуратно размещенные на ступенях высокого крыльца, исправно работали и глушили народ децибелами, как рыбу динамитом. Ясно, что с почтенными египетскими пирамидами одноименное заведение никак не соотносится. Ни одна уважающая себя мумия не залежалась бы в гаком безобразии! А на месте жителей квартала я бы давно организовала вооруженную атаку на электрораспределительный щит казино и от имени и по поручению Тутанхамона устроила бы этой «Пирамиде» хорошенькую темную.
Впрочем, сделать это было бы не так просто. Вероятно, именно на случай партизанского нападения за колоннами у входа прятались два дюжих охранника в душных черных костюмах. Любительский стриптиз Трошкиной привлек их внимание и снискал молчаливое одобрение. Оно ясно читалось в ухмылках, которыми секьюрити проводили нас с Алкой в заведение.
— Вечно у нас с тобой все не как у людей! — досадливо сказала я подружке, оказавшись в холле с видом на высокие двустворчатые дубовые двери с любовно вырезанными на них аллегорическими фигурами — типичные врата ада!
— Вот, кстати, а как тут у людей? — отозвалась Алка и завертелась волчком.
— Что ты делаешь?! — рассвирепела я.
— Ищу уголок потребителя с правилами поведения! — ответила эта дурочка.
Я заметила, что из темного угла к нам выдвигается очередной громила-охранник. Вид у него был пугающий.
— Вот сейчас этот мордоворот утащит тебя в свой уголок и там употребит по-своему! — пригрозила я Алке. — Стой, раз-два! Правила поведения усвоим по ходу жизни. Думаю, нам туда!
Я крепко взяла подружку за руку и отважно устремилась к символическим вратам ада. При нашем приближении они плавно и бесшумно распахнулись, и мы вступили в просторный зал с превосходным кондиционированным воздухом и хорошим освещением.
— Вот к этому помещению у нас с Тутанхамоном никаких претензий нет! — одобрительно сказала я, и Трошкина взглянула на меня с боязливым недоумением.
Оказывается, казино только снаружи выглядело, как шумный ярмарочный балаган. В игорном зале были тихо и вполне респектабельно. Я нахально цапнула с подносика пробегавшего мимо официанта два бокала с шампанским, один вручила Алке, другой пригубила сама и неспешно осмотрелась.
Интерьер был оформлен в стиле, который мой брат-дизайнер определил бы как смесь помпезного сталинского с поздним рококо. Меня особенно впечатлили позолоченные борозды на беломраморных колоннах и тяжелые портьеры из малинового плюша, затканного желтыми бурбонскими лилиями. Вне всякого сомнения, именно на этом запоминающемся фоне неизвестный автор таинственной видеосъемки запечатлел загадочную фигуру Ратиборского в седых бровях, усах и бороде. Я кивнула, довольная своей наблюдательностью. Теперь бы еще понять, с какой стати Катин Геночка явился в некогда собственное казино в серьезном театральном гриме?
— Ясно же, что он не хотел, чтобы его тут узнали! — ответила Алка, которой я переадресовала вопрос.
— Кто?
— Гм... — Трошкина задумалась.
— Ты же не думаешь, что наш депутат всерьез опасался встречи с высокоморальными представителями передовых молодежных организаций? — нажала я. — Передовые и высокоморальные в казино не играют!
— Я слишком мало знаю о привычках и образе жизни завсегдатаев казино! — отвертелась Алка.
— Я тоже.
Честно говоря, какого-нибудь Уголка потребителя с базовой информацией о происходящих в зале процессах действительно не хватало. Я пожалела, что не попыталась ознакомиться с правилами поведения и игры заранее, хотя бы с помощью Интернета. Понять что-либо самостоятельно, без предварительной подготовки, было сложно. То есть там, где крутилась рулетка, мне все было ясно, а вот за карточными столами... Я с сожалением осознала, что без посторонней помощи разобраться в происходящем не смогу.
— И я не смогу! — огорчила меня всезнайка Трошкина.
Она взяла второй бокал шампанского, залпом выпила его и вдруг предложила:
— А давай возьмем «языка»!
Я внимательно посмотрела на подружку. Глаза у нее лихорадочно блестели, и сказанное походило на бред... Хотя... Я тоже хлопнула вторую порцию шипучки, мгновенно пересмотрела свою оценку поступившего предложения и весело согласилась:
— А давай!
И мы приступили к выбору жертвы. Сначала думали взять одного из охранников, но побоялись, что не справимся с тренированным здоровяком. Заставить такого давать показания силой в отсутствие этой самой силы не представлялось возможным. А по-хорошему секьюрити с нами болтать не станут, им наверняка запрещено трепаться с клиентами.
— Надо взять одного из посетителей, — подсказала Алка. — Не игромана, которого от стола не оттащишь, а просто игрока, который все знает и будет рад поделиться информацией с новичками. Знающего человека!
— Этого, в гавайке! — постановила я.
Молодой человек, на которого я указала, производил вполне приятное впечатление. Подумав, мы с Алкой решили, что он подходит нам по всем статьям. Во-первых, у потенциального «языка» было хорошее славянское лицо (со знойными брюнетами мы решили не связываться). Во-вторых, он казался трезвым, хотя и пил минералку, как «после вчерашнего». В-третьих, он не выглядел как тупой мальчик-мажор или высокомерный и дегенеративный потомок обедневшей дворянской фамилии.
— Хотя я все-таки должна заметить, что заправлять гавайку в джинсы — это моветон, — не удержалась от шпильки Трошкина, испорченная тесным общением с моим стильным братцем. — И брючный ремень он то и дело теребит — в туалет хочет, что ли?
— Пусть хочет, — одобрила я. — Пойдет в клозет — там мы его и возьмем!
Мы сбегали к местам общего пользования, чтобы определиться с позицией для засады, и с радостью обнаружили в тупичке за туалетами дверь черного хода. Никакого охранника там не было, и наш план захвата «языка» сформировался в общих чертах. Ждем, пока жертва пойдет в уборную, подстерегаем на выходе и непринужденно заводим разговор, плавно переходящий в обстоятельную консультацию, — вот и все!
Однако парень в гавайке довольно долго еще ходил кругами вокруг зеленого стола, испытывая наше с Алкой терпение. А мы тем временем вынужденно тестировали крепость собственных вестибулярных аппаратов — от нечего делать выпили по четыре бокала шампанского на брата, то есть на сестру!
Зря, конечно, мы это сделали. На трезвую голову я не стала бы пугать незнакомца, с расслабленным и счастливым видом выходящего из сортира грозным окриком: «Стой, стрелять буду!» И Трошкина, не будь она откровенно нетрезва, не повалилась бы на постороннего мужчину, как подрубленное дерево!
Впрочем, парень в гавайке тоже повел себя неадекватно. Вместо того чтобы посмеяться над нехитрой шуткой одной пьяной красавицы и с готовностью принять в объятья другую, он борцовским приемом перебросил Алку через себя и без разговоров отступил к выходу.
Бедолага Трошкина шлепнулась на пол как перезревшая слива.
— Стой! — с нескрываемым возмущением повторила я.
И, будь у меня при себе хоть что-нибудь огнестрельное, непременно пальнула бы в грубияна!
Не обращая внимания на мой крик, он повернулся и распахнул дверь черного хода.
— Уйдет, гад! — плаксиво ругнулась Трошкина, распластанная, как дверной коврик.
— Врет, не уйдет! — пробормотала я и сдернула с плеча вечернюю сумочку на длинной цепочке.
Вообще-то она у меня маленькая, больше похожая на бабушкин кошелечек для мелочи. Но, если в мягкий кожаный кошелек затолкать металлическую пудреницу и два комплекта ключей от квартир, где деньги лежат, то получается, скажу я вам, весьма увесистая и угловатая штуковина, вроде малогабаритной булавы! А если еще перед прицельным ударом хорошенько раскрутить ее на цепочке...
Средневековое орудие, замаскированное под дамскую сумочку, с размаху ударило отступающего хама по затылку, и он не ушел, а буквально нырнул за порог, сверкнув в воздухе подметками туфель!
— Ага! — злорадно вскричала отмщенная Трошкина.
— Ой, мама, — промямлила я, обмирая.
Демонстрация скрытых боевых возможностей кожгалантерейной продукции превзошла мои ожидания.
— Ну, что стоишь? — Алка, успевшая подняться и выйти за дверь, заглянула в проем, чтобы меня поторопить. — Давай уносить добычу!
— И ноги, — пробормотала я, оживая.
По коридору к туалетам кто-то топал. Не дай бог, охранник!
Я шустро метнулась за порог, закрыла за собой дверь и помогла Трошкиной поднять успешно добытого «языка». Он повис на наших с Алкой хрупких плечах, как салажонок на турнике.
— Раз, два, взяли! — скомандовала Трошкина. — Понесли!
Кряхтя и пошатываясь, по лунной дорожке между мусорных баков мы вывели жертву из тихого и темного переулка на оживленную городскую улицу. Такси предупредительно остановилось рядом с нами по собственной инициативе.
— Перебрали? — сочувственно спросил водитель, открывая для нашей колоритной группы заднюю дверцу авто.
— Брали, брали — перебрали, — ворчливо подтвердила я.
— Практики не было, — припечатала Трошкина.
Полагаю, она хотела сказать, что у нас с ней маловато опыта по части взятия «языка» — действительно, до сих пор я это делала только в гастрономе, покупая по папулиному заказу субпродукты для заливного. Но таксист понял сказанное по-своему и всю дорогу рассказывал нам с Алкой, как надо правильно пить, чтобы не напиваться в хлам. Трошкина, кажется, честно пыталась запомнить полезные советы, а я их вовсе не слушала. Я думала, что же делать с успешно взятым «языком» дальше.
— Сначала в ванную, потом поесть, а потом к девчонкам! — Денис Кулебякин хлопнул спутника по плечу и с намеком подмигнул ему.
Казимир Кузнецов поморщился, бережно помассировал плечо, натруженное лямкой рюкзака, и не сделал никакой попытки подмигнуть в ответ. Красивые глаза гениального дизайнера опухли от комариных укусов и приобрели не свойственный им ранее монголо-татарский прищур. Тем не менее Зяма ответил:
— А потом опять поесть! — и тоскливо вздохнул.
Походно-полевой кухней утонченный и избалованный сын знаменитого кулинара-изобретателя был сыт по горло. Кашу с консервами, чай с дымком и вермишелевый суп с головастиками Зяма мечтал исключить из своего рациона до конца текущей жизни и на все последующие. Он также никогда больше не собирался сплавляться на рафте, спать в палатке и перемещаться по сильно пересеченной местности на своих двоих. Суровый экстрим больно ударил по организму дизайнера: у Зямы болели разбитые ноги, натруженные плечи, намозоленные руки и измученный непривычной едой желудок.
— Надо было позвонить Дюхе с Алкой и заказать нормальный праздничный ужин! — капризно сказал он.
— Не надо звонить! — возразил пулеводонепроницаемый капитан Кулебякин, у которого не болело ничего. — Сделаем им сюрприз!
— О-о-о! — желчный Зяма поднял взгляд к потолку машины и проникновенно попросил: — Господи, укрепи нас!
— В смысле? — нахмурился простодушный Денис.
Зяма иронично усмехнулся и покачал головой. Как герой-любовник с многолетним стажем, он не понаслышке знал, сколь малоприятны бывают сюрпризы тина «возвратился внезапно муж из командировки». Правда, ему еще никогда не приходилось выступать в роли внезапно возвратившегося мужа.
— Нет, ты давай отвечай! — колючкой вцепился в него профессионально настойчивый милицейский капитан. — Ты на что это намекаешь?
— По статистике, семьдесят процентов женщин не хранят верность своим избранникам, — высокомерно сообщил Зяма.
— Наши женщины не такие, — заявил Денис и растроганно улыбнулся.
— Все не такие, — кивнул Зяма. — Все семьдесят процентов... Вот, помню, была у меня одна бухгалтерша. Такая застенчивая, стеснительная девушка! А когда я собрался уйти к другой, она привязала меня к кровати собственными колготками! Вот были страсти-мордасти!
Капитан Кулебякин кашлянул, помянул недобрым словом холодную горную речку и некоторое время помалкивал. Зяма ждал, иронично выгнув бровь, и дождался:
— Я знаю Инку! — пафосно заявил Денис.
— Друг мой! Знаешь ли ты Инку? Я имею в виду — знаешь ли ты ее так, как я? — с надрывом перефразировал классика начитанный сын великой писательницы.
— Это откуда? — с подозрением спросил малообразованный в литературном плане капитан Кулебякин.
— Это из жизни, — буднично сказал Зяма. — Ты не представляешь, как сильно ошибается тот, кто уверен, что знает о своей подруге абсолютно все! Вот, помню, была у меня одна библиотекарша. Тихая, скромная девушка, большая любительница поэзии Серебряного века. И что ты думаешь? Когда я ушел от нее к другой, она взяла отвертку и нацарапала на капоте моей машины разные слова — отнюдь не цитату из стихотворения Ахматовой!
— Я не ушел к другой, — лаконично молвил Денис.
— Ты просто ненадолго ушел, этого могло быть достаточно, — хмыкнул циник. — Ах, друг мой! Как сказал великий Шекспир: «О женщины, вам имя вероломство!» Ангелы, которых мы любим, способны превращаться в демонов! Вот, помню, была у меня одна учительница физкультуры. Энергичная, веселая девушка, большая любительница пеших прогулок на свежем воздухе. И что ты думаешь? Подстерегая меня, она двое суток просидела в засаде в собачьей будке!
— Это случилось, когда ты ушел к другой? — уточнил Кулебякин.
— Шути, шути! — обиделся Зяма. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, обнаружив, что моя сестрица не страдает от приступа одиночества, вызванного твоим отсутствием!
— Спорим, страдает? — завелся Кулебякин.
— Спорим, что нет!
Спорщики ударил по рукам и отвернулись друг от друга, мрачно созерцая трудно различимый в сгущающемся мраке пригородный пейзаж за окнами машины.
— Давай положим его на диван? — предложила Трошкина, сочувственно глядя на взятого нами «языка».
Один-единственный удар сумчатой булавой надолго лишил его дара речи. Парень невнятно мычал и слабо мотал головой. Процесс получения от него информации обещал затянуться надолго, так что всем нам имело смысл устраиваться поудобнее. Но я все-таки возразила:
— Давай не будем укладывать его на диван, это будет уж слишком фривольно! Посадим в кресло, оно достаточно комфортное.
Старинное кресло с высокой спинкой, мягким подголовником и удобными подлокотниками устроило бы даже королеву-мать, однако вялый «язык» норовил свернуться в нем скорбным кренделем. Пришлось привязать его к спинке кресла поясом от моего купального халата. Пояса от банных одеяний других членов нашей семьи тоже пошли в ход: без них руки «языка» безвольно соскальзывали с подлокотников, а ноги в белых туфлях самопроизвольно вытягивались на середину комнаты, что выглядело неприятно и даже пугающе.
Зафиксировав положение тела в пространстве, мы с Трошкиной присели на диван и стали ждать, когда «язык» оклемается и придет в себя. Сидеть просто так было скучно. Я машинально пощелкала пультом, и на экране телевизора возникли картинки уже знакомой видеозаписи из «Пирамиды». От нечего делать мы просмотрели ее до самого конца, правда на ускоренной записи. И узнали среди участников съемки еще одного знакомого — Алексея Гольцова!
Помощник Ратиборского появился в кадре около двух часов ночи. Его морковная голова пламенела на фоне дубовых панелей, как сказочное огниво в подземной пещере. Так же, как его босс, Гольцов играл и даже, кажется, выигрывал. Непоседливый оператор слишком часто менял точку съемок, мешая мне вникнуть в происходящее на экране.
А в районе десяти утра, когда депутат и его помощник уже окончательно и бесповоротно ушли из кадра, в зале появился Ратиборский-младший!
— Ба, знакомые все лица! — ахнула я, узнав так сильно напугавшего меня однажды «разноглазого».
— Место встречи изменить нельзя! — поддакнула Трошкина.
— Место нельзя, а внешность можно, — машинально добавила я, имея в виду Катькиного Геночку с его досрочными сединами.
И тут мне в голову пришло одно интересное соображение. Его имело смысл хорошенько осмыслить. Я приготовилась основательно подумать, но в этот момент — не очень-то вовремя! — очнулся наш «язык». Он дернулся, тряхнув кресло, и снова затих.
— Просыпайся, Спящая Красавица, просыпайся! — проворковала Трошкина.
Спящий Красавец вздрогнул и шумно икнул. Замер, дернулся и снова икнул.
— Ему давит на желудок! Надо ослабить ремень! — авторитетно сказала Трошкина, которая когда-то преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера и на этом основании считает себя отчасти доктором.
— Валяй, — разрешила я.
Алка уклонилась над пробуждающимся Спящим Красавцем, повозилась в районе его талии и вдруг задумчиво протянула:
— Интере-е-есная у него штучка!
— Фи, Трошкина! — строго сказала я. — Я была лучшего мнения о твоем морально-нравственном облике!
— При чем тут мой моральный облик? — Алка оглянулась и поманила меня пальчикам. — Иди, посмотри! Ты когда-нибудь видела такое?
— Думаю, что да, — ответила я с достоинством, но без хвастовства. — Думаю, что я видела и не такое! И если уж тебе охота поговорить об этих штучках, то у моего Дениса...
— Фи, Кузнецова! — с негодованием вскричала Трошкина. — Я же не о том! Я об этом!
И она потрясла перед моим носом ремнем, который выдернула из брюк Спящего Красавца:
— Видишь, какая цацка?
— Ух ты!
В первый момент я искренне восхитилась богатым декором пряжки, но потом разглядела на ней миниатюрные кнопочки, присмотрелась и тоже ахнула:
— Да это же камера!
— Вот, значит, почему он не стоял на месте и все время теребил свой ремень! — с удовлетворением сказала Алка. — Вовсе не потому, что хотел по-маленькому! Он ходил вокруг стола и тайно вел в «Пирамиде» видеосъемку!
Не сговариваясь, мы одновременно оглянулись на телевизор, на экране которого застыл финальный кадр другой видеосъемки, сделанной в том же самом казино. Я быстро клацнула пультом и вырубила телик. Затем мы синхронно повернули головы к нашему «языку». Желание разговорить его достигло того предела, за которым начинаются бесчеловечные опыты с раскаленными щипцами, утюгами и плойками для завивки волос.
— Алка! Проверь его карманы! — велела я.
Трошкина бестрепетно обшарила чужие карманы и предъявила мне добычу: бумажник со скромной суммой денег, связку ключей, мобильный телефон и милицейское удостоверение на имя Аркадия Владимировича Лосева.
Последняя находка сильно умерила нашу с Алкой жажду знаний.
— Лейтенант милиции! — обескураженно молвила моя подружка. — Странно... Никогда бы не подумала... Ой, Кузнецова, как же так — мы с тобой напали на милиционера?! И даже взяли его в плен... Считай, похитили!
— Обещаю, что никому об этом не скажу! — неожиданно ясно произнес наш пленник. — Если вы тоже не будете болтать и немедленно меня отпустите. И вернете мне удостоверение и ремень!
— Да, пожалуйста! — вскричала Трошкина и от переизбытка чувств всплеснула упомянутым ремнем, как корова хвостом.
— Видал? Похоже, я выиграл! — прозвучало за нашими спинами.
Мужской голос был исполнен мрачного торжества. Моментально узнав минорный баритон родного брата, я обернулась:
— Зяма, ты?
— Мы! — голосом, не предвещающим ничего хорошего, поправил мой милый милицейский капитан.
Денис и Зяма плечом к плечу стояли в дверном проеме — как два былинных витязя в раме картины.
«Пересвет и Челубей!» — сострил мой внутренний голос, намекая на необычный монгольский разрез глаз моего единокровного братца.
— Эт-то что за срамотища здесь творится?! — нутряным богатырским басом прогудел капитан Пересвет Кулебякин.
Примерно таким голосом, я думаю, начинал перебранку с Соловьем-разбойником Илья Муромец.
Не дожидаясь, пока кого-нибудь из присутствующих обзовут чудищем поганым и вобьют по шею в мать-сыру землю, я ласково проворковала:
— Милый, я тебе сейчас все объясню! Наедине!
— План меняется, — пристально, исподлобья, как бык на тореро, глядя на меня, сказал Денис Зяме. — Ужин и душ переносятся на потом!
— Согласен! — быстро ответил мой братец.
Он широко шагнул к Трошкиной и сцапал ее за руку.
— Ай! — взвизгнула Алка и уронила злосчастный ремень.
Пленный лейтенант задергался, пытаясь освободить ноги и дотянуться до ремня на полу. Поглядев на эту сцену, Денис с чертыханием помянул какие-то страсти-мордасти и необыкновенно язвительно поинтересовался у меня:
— Чем привязали? Колготками?
— Почему — колготками? Поясками от халатиков! — дрожащим голосом ответила за меня Алка и смущенно потупилась: с колготками у нее совсем недавно тоже была какая-то сомнительная история.
— Молчи, грешница! — величаво нахмурился Зяма, отчего-то впадая в церковную тему. Кто еси сей муж?!
— Я им не муж! — возмутился пленник.
— Он нам не муж! Он мент! — подтвердила я и показала развернутое удостоверение милиционера.
— А мент вам в мужья не годится?! — совсем осерчал капитан Кулебякин, уже переходя на личное.
— Милый! Давай об этом тоже поговорим наедине! — теряя терпение, попросила я.
— Отлично! Гр-ражданка Кузнецова, пр-ройдем-те! — прорычал Денис.
— Гражданка Трошкина, останьтесь! — повелел Зяма.
— Граждане, граждане! — заволновался привязанный, видя, что все расходятся. — А как же я? Я же лейтенант милиции! И я, между прочим, при исполнении!
— При исполнении? Вот и исполняй! — съязвил Кулебякин. — Лейтенант он, понимаешь!
С этими словами капитан Кулебякин гордо вытащил из кармана красную книжечку собственного служебного удостоверения и с изяществом тореадора исполнил ею перед физиономией младшего по званию классическую полуверонику.
— Виноват, товарищ капитан! — пробормотал пленный.
— Виноват — покайся! — наставительным голосом строгого падре посоветовал ему Зяма и со словами: «В келью, дщерь моя, на исповедь!» — повлек оторопевшую Трошкину в свою комнату.
Из-за закрывшейся за ними двери немедленно послышались звуки наиактивнейшего умерщвления плоти. Денис злорадно молвил: «То-то!» и с ускорением потащил меня в прихожую.
— А что исполнять-то?! — оставшись в одиночестве, вскричал всеми забытый лейтенант.
— Что, что! — Кулебякин с сожалением отпустил мою талию и вернулся в комнату. — Цыганочку с выходом! Ладно уж, свободен!
Через несколько секунд мимо меня бочком и со словами извинения проскользнул лейтенант.
— До свиданья, — с сожалением сказала я ему вслед.
Допросить столь ловко взятого «языка» так и не удалось!
— Я тебе покажу свиданье! — Денис погрозил мне кулаком.
— Покажи, милый, покажи! — промурлыкала я.
Тяжелый милицейский кулак мгновенно разжался в горячую ладонь, которая клейко, как банный лист, прильнула к моему бедру.
Описывать наше дальнейшее времяпрепровождение я не буду. Папа, мама и пионерская организация воспитывали меня скромницей. Не очень-то это у них получилось, но лично я не в претензии...