Маскарад

ГЛАВА 13

Некогда особняк ван Аленов на углу Сто первой улицы и Риверсайда был одним из самых больших и великолепных домов во всем Нью-Йорке. Бесчисленные поколения семьи принимали здесь президентов, губернаторов штатов, иностранных сановников, нобелевских лауреатов, а в придачу — королей и королев Голливуда и калифов на час, представителей богемы, художников, писателей и прочих творческих личностей. Ныне же дом являл собою лишь тень былого величия: у карнизов выщербились края, половину дома изрисовали граффити, крыша протекала, а по стенам змеились трещины, поскольку семейство уже много лет не могло поддерживать здание в должном состоянии.

Шайлер затащила дорожную сумку на крыльцо и позвонила в дверь.

Хэтти, бабушкина верная горничная, впустила ее в дом.

В гостиной было так же темно, как и при отъезде Шайлер; мебель стояла в чехлах. Много лет Шайлер с Корделией пользовались лишь четвертью комнат большого дома — кухней, столовой и двумя спальнями. Все прочие были заперты. Шайлер приписывала это обстоятельство бедности Корделии. Ее бабушка держала почти всю мебель в доме под чехлами; окна были завешаны шторами, и целые крылья дома закрыты для входа.

В результате дом смахивал на старый, затхлый музей, заполненный древними экспонатами и дорогими произведениями искусства, запрятанными под замок.

Шайлер прошла в свою комнату. Бьюти встретила ее громким радостным лаем, и лишь тут девушка почувствовала, что она и вправду дома.

Теперь перед ней стояла единственная проблема: что надеть? В приглашении было указано: мужчинам быть во фраках, женщинам — в вечерних туалетах. Шайлер смутно припоминала, что Корделия готовилась к ежегодному балу Четырех сотен и примеряла несколько бальных платьев от Оскара де ла Рента с длинными, выше локтя, перчатками. Может, ей удастся отыскать что-нибудь подходящее в шкафу у Корделии?

Шайлер прошла в бабушкину спальню. Она не заходила туда с того рокового вечера, когда на Корделию напали. Ей страшно было находиться в этой комнате и вспоминать, как она обнаружила бабушку в луже крови. Утешало лишь сознание того, что Корделия сумела пережить нападение и что удалось доставить достаточно крови Корделии в медицинский центр. Теперь она будет отдыхать до следующего цикла. Когда-нибудь Корделия вернется. Она не умерла. Серебряная кровь не сумела забрать ее.

— Вы что-то ищете, мисс Шайлер? — спросила Хэтти, заглянув в комнату и обнаружив, что Шайлер стоит, подбоченившись, перед бабушкиным одежным шкафом.

— Мне нужно платье, Хэтти. Для сегодняшнего бала.

— У миссис Корделии было много платьев.

— Ну да.

Девушка задумчиво передвинула несколько вешалок, оценивающе разглядывая висящие на них платья. Они были очень старомодными, с огромными рукавами буф или с длинными басками. Некоторые вообще относились к временам президентства Рейгана и были сшиты по моде восьмидесятых — широкие плечи с подплечниками, соперничающие с нарядами, которые Нолан Миллер шил для «Династии».

— Но, боюсь, они не подходят.

— Еще есть платья мисс Аллегры, — сообщила Хэтти.

— Чьи — мамины? Платья моей матери по-прежнему здесь?

— Да, в ее комнате, на третьем этаже.

Ее мать выросла в этом же доме, и Шайлер не в первый раз пожалела, что Аллегры нет рядом, чтобы помочь ей справиться с нынешними проблемами. Хэтти провела девушку наверх, на следующий этаж, и по коридору до задней угловой комнаты.

Сердце Шайлер взволнованно забилось.

— Очень жаль мисс Аллегру, — произнесла Хэтти, отворив дверь. — В комнате все оставлено так, как было, когда ей исполнилось восемнадцать. До того, как она сбежала из дома и вышла замуж за вашего отца.

В комнате было безукоризненно чисто. К удивлению Шайлер не видно было ни паутины в углах, ни слоя пыли на вещах. Она думала, что увидит гробницу, мавзолей, а вместо этого очутилась в светлой, жизнерадостной комнате со свежими итальянскими простынями на кровати и легкими белыми занавесками на окнах.

— Миссис Корделия всегда требовала, чтобы мы поддерживали здесь порядок. На тот случай, если ваша мать придет в себя.

Шайлер подошла к большому гардеробу и отворила одну из дверок.

Девушка вытащила наугад вешалку. На ней обнаружилась рубашка. Валентино, фасон примерно 1989 года.

— А у нее точно были бальные платья?

— Она выезжала на свой первый бал. Она была представлена на балу Четырех сотен, когда ей исполнилось шестнадцать. Платье шила Шанель. Оно должно быть тут, в шкафу.

Шайлер терпеливо просмотрела все вешалки. Наконец в дальнем углу гардероба она обнаружила черный чехол для платьев с вышитой эмблемой — сдвоенной буквой «С».

Девушка положила чехол на материнскую кровать и медленно расстегнула его.

И восторженно ахнула. В чехле находилось безупречно сохранившееся платье. Шайлер поднесла его к окну, чтоб получше рассмотреть. Платье было золотым, с открытым лифом и пышной юбкой со множеством складок.

Девушка приложила платье к себе. Оно подойдет ей. Она точно знала, что оно подойдет.

Когда Шайлер вошла в бальный зал «Сент-Региса», все присутствующие застыли. Она остановилась на входе, освещенная прожектором, плохо понимая, что ей следует делать дальше, а гости уставились на нее. Слышно было, как кто-то охнул. Джек Форс, например, не мог отвести от нее глаз.

Подобно почти всем присутствовавшим в зале, на краткий миг он поверил, что к ним вернулась Габриэлла, Аллегра ван Ален.