Маскарад

ГЛАВА 34

— Ты какая-то другая, — сказал Кингсли однажды, когда они сидели у Блисс в спальне и предположительно делали уроки.

«Предположительно» — потому, что Блисс хотелось думать, что этим они и будут заниматься, но у Кингсли вечно были другие идеи. Боби Энн требовала, чтобы Блисс оставляла дверь своей комнаты открытой, когда у нее в гостях парень, — таково было одно из ее правил. Но в тот момент Боби Энн не было дома. На этот день приходился ее еженедельный визит в салон красоты, и она исчезала надолго. Джордан была на балетной репетиции, продолжавшейся до полуночи. Блисс осталась дома одна, не считая прислуги на первом этаже, в крыле для слуг.

— Я подстриглась, — подсказала ему Блисс, отрываясь от эссе по немецкому.

Она знала, что Кингсли имеет в виду не это. С тех самых пор, как ей вручили два букета, Кингсли изводил ее, пытаясь выяснить, кто же этот так называемый загадочный незнакомец.

— Нет, я не об этом.

Кингсли улыбнулся. Он развалился на ее кровати, словно ленивый кот. Волосы у него были такие длинные, что завитки спускались на воротник рубашки. Вокруг валялись его тетради и папки, и среди них — та книга в переплете темной кожи, которую он постоянно читал. Но за прошедший час Кингсли совершенно ничего не сделал из домашних заданий, а вместо этого постоянно подкалывал Блисс.

— Тогда я не понимаю, о чем ты, — упрямо заявила Блисс.

— А я думаю, что ты понимаешь, — протянул Кингсли. — На тебе это просто-таки написано.

— Что?

— Что ты это сделала. Ты взяла человека во время этих своих каникул, или фотосессии, или как там ее. «Ты пила его кровь!» — произнес Кингсли, изображая трансильванский акцент. — Тот, кто придумал изобразить нас провинциалами из какого-то глухого уголка Восточной Европы, был просто гений.

— А если и так, то что? — спросила Блисс.

— Ну и славно. Наконец-то мы до чего-то дошли. Тебе понравилось?

— Ты, часом, не ревнуешь? — поинтересовалась Блисс.

— Ревную? С чего вдруг мне ревновать? — изумился Кингсли. — Ты, кажется, не понимаешь — это все равно что ревновать тебя к твоему парикмахеру. Фамильяры оказывают услуги, и только. Мы не обязаны испытывать к ним какие-то чувства.

— Мы?

— Не придирайся, ты понимаешь, о чем я.

Кингсли подошел к Блисс и принялся массировать ей спину.

— Ну, давай, расслабься... У тебя по-прежнему случаются провалы в памяти?

Блисс кивнула.

— Ты пробовала то, что я тебе предложил? — поинтересовался юноша.

Девушка покачала головой. Его предложение слишком пугало ее.

— А зря. Оно работает. Во всяком случае, мне помогло.

Кингсли умело разминал ее ноющие мышцы, и вскоре Блисс впала в полное блаженство. Это чем-то напоминало гипноз. Красные глаза с серебряными зрачками, и голос, то ли шепчущий, то ли шипящий... С-скоро... С-скоро... С-скоро...

Тварь пришла снова и гналась за ней по запутанным коридорам. Блисс чувствовала ее горячее, зловонное дыхание на своей щеке. Она оказалась зажата в угол и не могла проснуться. Блисс посмотрела твари в глаза.

«Ну, давай же! — подумала она. — Давай делай то, что сказал Кингсли».

Заговори с ней.

«Чего ты хочешь? — спросила Блисс. — Я требую переговоров».

Темно-красные глаза моргнули.

Проснувшись, Блисс обнаружила, что от страха расцарапала себя. Руки ее были покрыты безобразными багровыми синяками.

Но Кингсли оказался прав. Это работало. Тварь ушла.