Мечта мужчины, или 129 килограммов нежности

Глава 7

— Девчонки называют меня шлюхой, а сами завидуют. — Рыжеволосая манекенщица с острым подбородком и слегка раскосыми темными глазами невозмутимо поправляла макияж перед увеличительным зеркалом. — В прошлом году Серега подарил мне «опель». У девок из агентства чуть глаза от зависти не повылазили… все как одна сказали, что «опель» — немодная машина и мне не идет. А мне-то что?.. А Костик сводил меня на Неделю прет-а-порте, и мы покупали для меня шмотки прямо с подиума. Я чувствовала себя настоящей леди… А сейчас я с Борькой из «Бизнес-банка». Он обещал отправить меня в круиз по Средиземному морю.

Ей было лет восемнадцать, не больше, этой рыжей любительнице прет-а-порте. Этой леди так называемой. Она была одной из участниц конкурса красоты «Мисс Телевидение», несмотря на то что не имела ровно никакого отношения к журналистике. Влада с досадой подумала, что половина заявленных участниц — просто манекенщицы. Журналисток, соответствующих международным стандартам красоты, не так-то и много — вот организаторы конкурса и разбавили их профессиональными моделями. Конечно, на груди каждой «вешалки» красовался бейджик с названием какой-нибудь газеты.

— Сплошная профанация, — пробормотала Влада, откидывая волосы назад.

Она была не в духе. Половина из присутствующих за кулисами девочек на репетициях не появлялись, что давало основание заподозрить их в наличии крепкого блата в жюри. Самое обидное — многие из них были гораздо красивее Влады и намного ее моложе.

А ведь она так рассчитывала на победу. В зрительном зале сидела вся ее семья плюс человек, взгляд которого был жарче самого крупного софита. Телеоператор Гоша Кудрин. Он пришел разделить с Владой ее триумф — каково же будет ей, если вместо этого он окажется свидетелем ее позора?

Влада никому не говорила, в том числе и Гоше, что она заранее сняла номер с видом на Красную площадь в гостинице «Националь». Бешеные деньги отвалила. По ее желанию номер украсили красными тюльпанами, ее любимыми цветами. Первая Владина ночь с мужчиной, в которого она так давно влюблена, будет нежно пахнуть тюльпанами. Разве можно будет забыть такую ночь? Разве можно будет не влюбиться в такую девушку?

Ну и пусть на эту волшебную ночь ушел весь ее гонорар. Иногда надо позволять себе расслабиться. Ей немного досаждала навязчивая мысль — ведь по-хорошему, всем этим должен бы заниматься мужчина. Это он должен бы охотиться за ней и потратить последние деньги на шикарный гостиничный номер.

Она успокаивала себя, повторяя снова и снова: «Эмансипация». Как эмансипированная женщина, современная феминистка, она имеет полное право на инициативу. Да, именно так. И точка.

«Пусть только попробует не влюбиться!» Карандашиком для бровей Влада подрисовала над верхней губой родинку, как у топ-модели Синди Кроуфорд.

Родинка сделала ее лицо еще старше и грубее. Она досадливо стерла ее — но теперь вместо аккуратной черной точки над губой расползлось уродливое неряшливое пятно.

— Черт! Черт! Почему мне так сегодня не везет?!

— Это предменструальный синдром, милочка, — улыбнулась рыжеволосая манекенщица. — Хочешь, ношпы дам?

— Да пошла ты вместе со своей ношпой!

— Как хочешь, — ничуть не обиделась красавица. — На твоем месте я бы не хмурилась. С морщинками ты выглядишь еще старше, чем есть на самом деле.

Она отошла, веселая, красивая и невозмутимая. В отличие от Влады она была в прекрасном расположении духа. На ней было шелковое красное платье на тоненьких бретельках. Она была почти на целую голову выше Влады и смотрелась куда эффектнее. «Блатная, что ли?» — уныло подумала она.

— Владочка! — в гримерную заглянула Ольга.

Влада нахмурилась, словно у нее разболелся зуб. У ее сестры был настоящий талант выглядеть нелепо. На этот раз Ольга решила принарядиться — но лучше бы она этого не делала. Почему-то она решила, что ей пойдут расклешенные бархатные штаны, тогда как на самом деле Олины и так не худые ноги в данных брючках выглядели мощными колоннами. В штаны была заправлена просторная блуза в крупный белый горох. Оля была похожа на клоунессу, которая надела костюм, а загримироваться пока не успела.

И Влада в очередной раз подумала: «Как странно, что мы сестры». Нет, она искренне любила младшую сестренку-неудачницу. Но иногда, по ее мнению, было бы неплохо, если бы Олечка оставалась за кадром. Ну зачем, скажите на милость, ей понадобилось лезть в гримерную?

— Ольгуша, я занята, — Влада попробовала оттеснить сестренку к двери. — Поговорим после конкурса. Через пятнадцать минут первый выход.

— Владочка, какая ты красивая!.. Тебе нравятся мои новые брюки?

— Конечно, нравятся, — дежурно улыбнулась она. — Но, Оль, давай поговорим о твоих брюках потом. Нельзя же быть такой эгоисткой.

— Ты просто не понимаешь! Владка, он придет!

— Гошка? Так он уже здесь. Можешь с ним поздороваться, разрешаю, — принужденно пошутила Влада. Сестра начинала ее раздражать. И чего она лезет перед конкурсом? Владе и так трудно сосредоточиться в компании безупречных фотомоделей, цинично рассуждающих о мужиках и средиземноморских круизах.

— Да при чем тут Гошка? Эдуард!.. Я имею в виду моего Эдика!

Влада устало вздохнула:

— Ольчик, ну честное слово, не время, — она раздраженно нахмурилась, но вовремя спохватилась и потрепала Олю по плечу. Ненормальная сестричка может обидеться, она ведь ранима, как и все уродливые люди. Как же все-таки хорошо, что Влада не такая. Как это здорово — быть красавицей!

— Да, я знаю, ты мне не веришь. Но можешь выглянуть в зал. Он скоро придет. Он настоящий. У меня правда с ним роман, Владка. — Олины глаза сияли, как у красавицы из прошлого, накапавшей в них беладонны. — Ладно, вижу, тебе и правда не до меня. Я пойду. Владка, желаю, чтобы ты победила! Мы все в тебя верим. Ты здесь самая красивая!

Последнюю фразу Оля произнесла, пожалуй, чересчур громко. Оказавшаяся поблизости соперница Влады — та самая рыжая обладательница «опеля» — скривила хорошенькие губки в слащавой улыбке.

— А вы что, сестры? — елейным тоном спросила она.

— Да, — дружелюбно улыбнулась Оля, а Влада прикусила губу и отвернулась к зеркалу.

— Я это сразу поняла, — хмыкнула рыжая, — вы так похожи.

— Спасибо, — пробормотала Оля. — Мне всегда хотелось быть похожей на нее.

— А ей — на вас! — подытожила манекенщица. — Я уверена.

Влада оттеснила Ольгу к выходу.

— Все, Ольчик, бегом в зал. Не до тебя здесь.

— Ни пуха ни пера.

— К черту! — с чувством отозвалась Влада, нервно выталкивая младшую сестру из гримерной.

Эдуард опаздывал.

Мама, тетя Жанна и Гоша Кудрин уже заняли свои места в зрительном зале. А Оля топталась в фойе, беспомощно озираясь вокруг.

— Девушка, пройдите в зал, — обратилась к ней хмурая пожилая женщина, продающая программки. Конкурс красоты проходил в здании театра. Сразу становилось понятно, что даме с программками, интеллигентной, с едва заметно подкрашенными синькой завитыми волосами, с ниточками поблескивающих от бледной помады губ претит участвовать в подобном мероприятии. И наверняка ей противно держать в своих унизанных недорогими перстнями руках программки не с аннотацией классических пьес, а с именами и объемами бедер нагло улыбающихся манекенщиц.

— Да, да, я сейчас, — ободряюще улыбнулась Ольга, — я молодого человека жду.

— И не побоялись привести своего молодого человека сюда, — буркнула женщина, — я бы постыдилась.

— В этом конкурсе участвует моя сестра, — добродушно объяснила она.

— Что может быть интересного, на чужие прелести смотреть. Глядите, уведут из-под носа молодого человека вашего, — не унималась служительница театра. — Мужчины ведь они как дети. Покажешь им голую коленку, и они уже готовы рваться в бой.

— Этот не такой, — рассмеялась Оля.

И в тот момент она заметила его. Запыхавшийся Эдуард ворвался в театр, в его темных волосах поблескивали снежинки. А на его руке… что за чертовщина?.. На его руке повисла смеющаяся девушка, на вид Олина ровесница. Только она, естественно, была, мягко говоря, стройнее Ольги. Невысокая, с примятыми белой шапкой каштановыми волосами ниже плеч, румяная. Из-под растрепанной розовой шубки выглядывает подол нарядного платья в тон. Девушка эта сразу привлекала к себе внимание, она не боялась быть ярким пятном на фоне по-зимнему унылых черно-коричнево-серых горожан.

«Интересно, кто это такая? Почему он меня не предупредил? Может быть, встретились случайно на пороге театра? Старая знакомая? Ага, а почему тогда он ее за руку держит? Как я выгляжу?» — обо всем этом она последовательно подумала, пока они к ней шли.

— Оленька! — Эдуард расцеловал ее в обе щеки, не обратив внимания на то, что для приветственного поцелуя ему были храбро подставлены губы. — Какая ты сегодня хорошенькая! Извини, ради бога! Опоздали мы, пробки страшные!

— Привет. Идемте быстрее, все уже в зале, — она старалась казаться невозмутимой, хотя миллион вопросов и пессимистичных догадок кружились над ней, как стая голодных хищных птиц.

Эдик помог своей спутнице освободиться от розовой шубки. Она была еще более тощая и хорошенькая, чем Оле показалось изначально. Ко всему прочему ее белозубую улыбку обрамляли ямочки на щеках — как мило и сексуально! Какой кошмар!

— Познакомьтесь, девочки. Ольга, моя лучшая подруга… А это Даша, моя невеста.

— Что?! — выдохнула Оля, мигом позабыв о конкурсе, о трепещущей от волнения сестре и маме, которая надеялась познакомиться с Олиным кавалером. Что он несет? Какая еще невеста? Это розыгрыш?

— Невеста, — терпеливо повторила улыбчивая Даша.

— Ну… это… приятно познакомиться, — выдавила она. В голове пульсировало возмущенное: «Как он мог?» — Эдуард почему-то ничего о вас не рассказывал.

— Зато о вас он рассказывал много, — Даша схватила ее за руку.

Оля заметила, что у нее были длиннющие ногти, загибающиеся вовнутрь, как когти какой-нибудь птицы феникс. Тоже, естественно, розовые. Оля решила, что от этого изобилия розового цвета у нее вот-вот разболится голова. Или радужный цвет здесь ни при чем? Да какая, к чертям, разница, главное, что ей срочно требуется аспирин. А еще лучше — крысиный яд. Чтобы отравить Дашу, а потом отравиться самой… Но почему он столько времени молчал? Почему нельзя было рассказать ей по-хорошему… И потом, она же собиралась представить его семье! Он же сам говорил — они увидят, что у тебя есть поклонник, и успокоятся.

Наверное, череда этих безрадостных мыслей четко отразилась на ее позеленевшим лице. Эдик потрепал ее по плечу.

— Ты не волнуйся, Оль, я о нашем уговоре помню. Просто у Дашки совершенно случайно тоже оказался билет на этот конкурс. Но она будет сидеть в другом конце зала, а мы с тобой рядом, как и договаривались…

— Я в курсе! — Даша вновь продемонстрировала свои умопомрачительные ямочки. — Эдик должен сыграть роль вашего поклонника. Я не против. Я даже на него не взгляну… А после конкурса можно завалиться куда-нибудь и отпраздновать! Ох, я обожаю розыгрыши!

— Котенок ты мой, — умилился Эдик. Романтичное присюсюкивание придавало ему идиотический вид. Или, может быть, Оле так показалось потому, что котенком назвали не ее? Может быть, она всю жизнь только о том и мечтала, чтобы хриплый и дрожащий от нежности мужской голос мимоходом причислил ее к семейству кошачьих?

Она боролась с желанием громко нахамить и быстро убежать. Выплакаться где-нибудь в уголке. К черту конкурс, к черту все на свете!.. Но если она убежит, то так ничего и не узнает. Может быть, это все же дурная шутка. Не может быть, что длинные телефонные разговоры, и его внимательный взгляд, и вкуснейшая кесадилья из курицы — не может быть, чтобы все это оказалось вымыслом полной надежд психопатки. Это было, было!.. Но что же тогда делает здесь эта Даша?

— Ладно, надо идти в зал, — потухшим голосом объявила она. Там, в зале, она обо всем Эдика и расспросит.

— Увидимся после конкурса! — прокричала ей в спину ослепительная Даша. Оля не видела ее, но почему-то была уверена, что внезапно появившаяся из ниоткуда невеста улыбается. И очаровательные ямочки пляшут на ее румяных щеках.

И вот вместо того чтобы внимательно следить за ходом конкурса красоты, Оля сидит в зале и еле сдерживается, чтобы не разреветься. Она хочет расспросить обо всем Эдуарда, но не может выговорить ни слова, потому что слезы подступают к ее глазам. То отхлынут, и тогда она успокаивается и пытается смотреть на сцену (где Владочка в золотом купальнике пытается доказать всему миру в лице двух сотен зрителей и десятка членов жюри свое превосходство), то подступят неожиданно — и тогда она смотрит в потолок, на огромную хрустальную люстру. Прилив, отлив. Прилив, отлив. А Эдуард сидит рядом и приветствует каждую появляющуюся на сцене красавицу жизнерадостными аплодисментами. Весело ему, видите ли. Хмырь болотный.

Но что же все-таки произошло?

А как глаза-то саднит! Неужели подводка потекла все-таки? Она украдкой провела по щеке рукой. Щека была сухая, как качественный памперс.

А справа от Ольги сидела тетя Жанна, разодетая в пух и прах. Желтое длинное платье (как же старит ее этот цвет, да разве можно тетю Жанну переубедить?), серьги, свисающие чуть ли не до пояса.

Тетя Жанна сжала Олину руку.

— Деточка, почему же ты нас не познакомила? — горячо зашептала она. — Такой красавец. Я даже не ожидала…

— Тетя Жанна, смотрите на сцену! — отрезала Оля.

— Брюнет, — как ни в чем не бывало констатировала она, — я тоже больше темненьких люблю. Недавно мы с твоей мамой проводили социологический опрос…

Только не это! Нравоучительных сентенций о сексе Оля не выдержит! Ее просто стошнит — прямо на лысину сидящего впереди мужчины. Он-то чем, бедолага, виноват? Хотя… наверное, он как и все мужики, предатель. Поделом ему будет.

— …и выяснилось, что большинство женщин предпочитают именно брюнетов. Считается, что брюнеты сексуальнее. Но на самом деле сексуальность можно определить не по цвету волос, а по степени волосатости…

Нет, ее точно стошнит.

— Слушай, а он… твой кавалер… он волосатый? — Тетя Жанна по-птичьи наклонила голову набок и вытянула мощную шею вперед. Да еще и подмигнула заговорщицки. Как же ненавидела Ольга этот озорной тон!

— Да отстаньте вы от меня, наконец! — взмолилась она.

Она закрыла глаза. Фоновая музыка показалась ей излишне громкой. Все это словно не с ней происходило. Смешно, но обиды, над которыми она в свое время рыдала ночи напролет, вдруг показались ей недостойными внимания мелочами. Все неприятности померкли на фоне улыбчивой Даши в розовой шубке и невозмутимого жениха — Эдуарда, которого Оля зачем-то привыкла считать своим. Она еще не знала толком, что произошло, но уже понимала смутно, что это горе не надуманное, а настоящее.

А он как ни в чем не бывало смотрел на красавиц. Теперь они по очереди выходили на сцену в пышных вечерних платьях. Кстати, ни одной по-настоящему красивой девушки среди конкурсанток не было. Оля отметила это с некоторым злорадством. Даже Влада выглядела не ахти. Не выспалась она, что ли? Или глаза неудачно накрасила? А может быть, Оля просто придирается? С педантичностью озлобленной старой девы выискивает недостатки во внешности молоденьких успешных особ?

Молоденьких, хмыкнула Оля. А ведь Владка-то ее старше, на целых два года.

— Оль, с тобой все в порядке? — шепнул Эдик.

Она вздрогнула.

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— У тебя глаза закрыты… Хочешь, я схожу в машину, принесу панадол?

— Не стоит. Слушай, а правда, почему ты мне не рассказывал про эту Дашу?

— Ты обиделась? — захлопал глазами он.

— Неважно. Но почему нельзя было сразу сказать? Зачем надо было морочить мне голову?

— Я? — он выглядел изумленным. — Морочил голову?.. Оля, но я думал, что ты понимаешь… Или… О нет!

Он схватил ее за руку. А ладошки-то у нас потные, не без удовольствия отметила она. Нервничаем, значит.

— А что я должна была подумать? — еле слышно шептала она. Ей не хотелось, чтобы до вездесущей тети Жанны долетел смысл их разговора. А тетя Жанна уже до предела вытянула голову вбок, как исполнительница индийских танцев.

— Но я не давал повода… Мы же просто общались.

— Ты звонил мне каждый день! Говорил, что я красивая. Говорил, что зависишь от телефонных разговоров со мной, — обвинения посыпались из нее, как крупа из дырявого пакета, — в рестораны приглашал. Кесадильей из курицы кормил, а я, идиотка, и размякла! Меня несложно было очаровать. Я же сразу честно предупредила, что желающих мало. А ты… Говорил, что у меня совершенной формы запястья, — она посмотрела на свои руки. Пальцы жирные, как свиные купаты из мясного ларька. — Ты сказал, что хотел пригласить меня в Питер на свадьбу друга. До дома провожал… Рассказывал о бывших невестах. И что после всего этого я должна была подумать?!

Он потрясенно молчал. Вперился взглядом в сцену. Кстати, на сцене в тот момент Влада была. Она говорила в микрофон: «Дорогие друзья! В этом зале находится мужчина, который очень много для меня значит. И мне всегда хотелось, чтобы он видел во мне королеву. Эта корона для меня не символ тщеславия, а символ любви!»

Зал грохнул аплодисментами. Гоша Кудрин встал и несколько раз крикнул: «Браво!» — хотя данное восклицание скорее уместно было бы на оперной премьере, а не на соревновании длинных ног. «Во дает Владка!» — подумала Оля. Ей бы столько смелости… На освещенной сцене сестра казалась такой маленькой и хрупкой. Что она должна была чувствовать в тот момент — признаваясь в любви на глазах у сотен зрителей. Оля сидела отнюдь не в первом ряду и все же заметила, что микрофон в руках сестры дрожит. И у нее тоже дрожали руки. Она тоже была вынуждена выяснять отношения в зрительской толпе. Только Оля говорила не звенящим от волнения сопрано, а возбужденным шепотом.

— Оля… — потная ладошка Эдуарда вновь завладела ее рукой. — Оля, прости. У меня много друзей, и среди женщин тоже… Я никогда не мог подумать, что ты…

— Я помню, ты рассказывал. Странные личности. Тебя интересуют люди не такие, как все. Ты же у нас книгу пишешь, Достоевский недоделанный.

— Ну зачем ты так…

— Значит, я была всего лишь очередным образом в твоем карманном цирке уродов. Тебе было интересно понять, что чувствует толстая тетка. Чем она живет. Поэтому ты и заинтересовался мной. Поэтому и подошел ко мне в ГУМе. А вовсе не потому, что я тебе понравилась.

— Но ты мне правда понравилась, — слабо сопротивлялся он. — И до сих пор нравишься. Я же не виноват, что Дашка…

— Только не надо напоминать о ней.

— Но мы встречаемся уже полгода, я собираюсь на ней жениться.

— Хорошо, что рассказал мне об этом своевременно. А теперь будь добр, позволь мне посмотреть конкурс. Моя сестра выступает.

— Оль, ты что?

Она взглянула на сцену. Там как раз опускался занавес. Краем глаза Оля успела увидеть улыбающуюся девушку в огромной позолоченной короне. На девушке было шелковое сиреневое платье, у нее были длинные светлые волосы. Кажется, это была Влада, но наверняка она сказать бы не смогла. Какой нехороший симптом. Из-за этого горе-разбивателя сердец Оля просмотрела конкурс. И даже не поняла, кто победил.

Оля украдкой взглянула в сторону своих родственников, которые оживленно о чем-то переговаривались. Гоша Кудрин (еще один разбиватель сердец, только теперь его бархатный взгляд почему-то совершенно ее не трогал) сиял, как лакированный башмак. До нее долетела фраза: «А все-таки наша девочка молодец!» Значит ли это, что победила Влада?

— Пойдемте в фойе! — возбужденно воскликнула мама. — Оля, ты с нами?

— Да, тем более что нас с Эдиком там ждет знакомая, — язвительно улыбнулась она.

Эдуард опустил плечи и укоризненно на нее взглянул. Гоша засуетился, вспомнив, что в его автомобиле мерзнет специально приобретенный для Влады букет. Тетя Жанна шумно восхищалась вечерними платьями, в которых появлялись на сцене конкурсантки, и прикидывала, не получится ли у нее скроить себе такое же. Никто из них не обращал внимания ни на Олю, ни на ее так называемого кавалера. С одной стороны, она почувствовала облегчение — никому не надо ничего объяснять. С другой — легкую колючую обиду, потому что ее опять «задвинули» на второй план. Выступление Влады в каком-то дешевом конкурсе красоты для семьи важнее, чем появление у Ольги жениха. Ведь они должны были думать, что Эдик им и является, по крайней мере, сама Оля им на это неоднократно намекала.

Все оживленно болтали, Ольга угрюмо молчала. В фойе ее догнал Эдуард. И чего он к ней пристал? Не знает, что ли, о том, что есть такое стопроцентное лекарство — одиночество?

— Ну что, отошла немного? — весело спросил он.

— Допустим. Ищи свою Дашу, ей, наверное, скучно.

— Но мы же собирались… Ты что, не помнишь, ради чего все это затевалось? Ты же собиралась познакомить меня с сестрой.

— Знаешь, я передумала, — Оля выдавила блеклую улыбку. — Я непостоянна, как и все красотки. Ты ведь считаешь меня красоткой? Сам же говорил!

— Конечно, считаю, — неуверенно подтвердил он.

— Ну вот видишь, — она приосанилась и вдруг довольно громко запела: — Сердце краса-а-авицы склонно к изме-ене!

Эдик затравленно оглянулся по сторонам.

— Оль, ты что, выпила? Прекрати сейчас же, люди смотрят.

— А мне плевать. И потом, ты же писатель. Тебе должны быть интересны небанальные человеческие реакции. Я еще и сплясать могу. Хочешь?

— Не надо! — перепугался он. — Оля, если ты так будешь себя вести, я сейчас уйду.

— Ой, напугал! — весело воскликнула она. — Может быть, именно этого я и добиваюсь.

— Оля… Мне неприятно, что все так у нас получилось.

— Ничего не получилось! У нас. Не получилось. Ничего.

— Если захочешь, позвони, — он отступил на шаг назад. На них начали оборачиваться люди. Эдик явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Не волнуйся, звонить не буду. Проваливай. Тебя Дашенька заждалась. Смотри, а то из-под носа уведут! Такая девушка, в такой шубке! — разошлась Ольга. Она знала, что потом сто раз пожалеет об истеричной выходке, но в тот момент ей все было нипочем.

Бормоча: «Мне очень жаль», он пятился назад, как китайский мандарин. Так и пятился, пока не скрылся за поворотом. Смешно, право.

— Оля, все в порядке?

Перед ней стояла Влада. Она переоделась в джинсы и декольтированную белоснежную блузу, а грим снять не успела. Ее загримированное лицо было грубее природного. Ненакрашенная Владочка выглядела максимум на двадцать три, а напудренной можно было и все тридцать дать.

— Все в порядке, а что?.. Поздравляю!

— С чем это?

— С победой!

— Издеваешься? — В голосе Влады появились плаксивые нотки. — Мне дали третий приз. Третий! Даже короны не полагается.

— Да? — искренне удивилась Оля. — А кто же выиграл? Мне показалось, что ты.

— Чем ты смотрела, интересно! — разозлилась сестра. — Глазами или задницей?

— Почти угадала, — весело подтвердила Ольга. — Может быть, я занималась кое-чем поинтереснее… В самом дальнем ряду.

Лицо Влады просветлело.

— Да ты что?!

— Именно так, — Оля улыбнулась. Блефовать так блефовать.

— Ну ты даешь! Никогда бы не подумала, что ты на такое способна! А люди?.. Как реагировали?

— Да никто не заметил ничего, — махнула рукой Оля. — Хочешь сказать, что никогда не занималась сексом в кинотеатре?

— Вообще-то нет, — после паузы призналась Влада. — Но в кинотеатре хотя бы темно… А здесь не очень.

— Когда любишь, преград не существует, — пожала плечами Оля.

— А где он?

— Кто?

— Фаллоимитатор! — расхохоталась сестра. — Твой любовник, кто же еще? Так любопытно посмотреть!

— Да он в туалет пошел!.. Тетя Жанна его видела, можешь у нее спросить.

— Зачем же, надеюсь, что он все-таки появится… Оль, я так за тебя рада! И за себя, кстати, тоже, — понизив голос, добавила она. — Мы с Гошкой едем в отель.

— Он пригласил?

Влада помялась, прежде чем ответить:

— Да… Эту ночь я запомню на всю жизнь.

— И я тоже, — вздохнула Оля. Проклятые слезы опять подступили к глазам. Она слишком долго с ними боролась. Похоже, на этот раз катастрофа неминуема.

— Я выйду на минуточку, — Оля попробовала улыбнуться оптимистично. Но Влада все равно заметила мокроту в ее глазах.

— Плачешь, что ли? Может, пойти с тобой?

— Не надо, — возразила она. Голос сорвался. Оля почувствовала, как крупная горячая слезинка выкатилась из уголка глаза.

Подошедший Гоша Кудрин смотрел на нее во все глаза.

— А из-за чего весь сыр-бор? — недоуменно спросил он. — Эй, хорош рыдать, Борец Сумо! Будь настоящим мужчиной.

Он приобнял Владу за талию.

Шутка, на которую она давно научилась не обращать внимания, на этот раз добила ее окончательно. Оля коротко всхлипнула и поморгала, надеясь, что данные манипуляции помогут ей не выпустить на волю слезный ливень. Но ничего не вышло. Что там ливень — это был Ниагарский водопад!

— У меня просто… зуб… режется, — наспех объяснила она, перед тем как подхватить бархатный ридикюль и на всех парах рвануть в дамскую комнату.

По закону подлости все туалетные кабинки оказались заняты. Оля бросила короткий взгляд в зеркало и чуть не взвыла от ужаса — и это чудовище только что преспокойно общалось с Гошей Кудриным?! Распухшее от слез лицо казалось еще более толстым. Подбородок почему-то был перепачкан губной помадой. Прическа растрепалась.

Она нетерпеливо подергала ручку одной из кабинок.

— Пожалуйста, быстрее!

— Да кому там неймется? — отозвались из туалета.

— Мне очень надо!

Дверь кабинки приоткрылась, и Оля увидела крупную блондинку, с сосредоточенным видом склонившуюся над раковиной.

— Из-за вас я контактную линзу выронила. — Блондинка повернула к ней лицо и прищурилась. Она была молода, довольно хороша собой и ярко накрашена.

Был в ней один-единственный, зато весьма существенный недостаток. Ее хорошенькое лицо с огромными глазами и ямочками на щеках казалось приклеенным к чужому туловищу. Лицо было красивым, а тело… Незнакомая блондинка была на несколько размеров полнее Оли Бормотухиной. Только вот, в отличие от Оли, она, кажется, ничуть не стеснялась своей, мягко говоря, полноты. Ее необъятные телеса не были трогательно спрятаны в просторной одежде. Нет, блондинка гордо обтянула их фиолетовым платьем-чехлом. Вдоль полной ноги змеился откровенный вырез.

— А у вас что? Маленькая катастрофа? — она прищурилась, разглядывая Олино зареванное лицо.

— Вроде того. Можно войти? Не хочу, чтобы меня увидели с таким лицом.

— Заходи уж, — разрешила блондинка. — У меня вот тоже катастрофа. Зрение минус семь, без линз не вижу ни хрена. С одной линзой вижу худо-бедно, но тогда получается, что у меня глаза разные. Линзы-то цветные.

Ольга пригляделась — и правда, один глаз ее новой знакомой был ярко-голубым, другой — пронзительно-карим. Эта пикантная странность придавала ее лицу какое-то демоническое выражение. Определенно, эта женщина была ослепительно красива. Только в первый момент ее габариты бросались в глаза, только в самую первую минуту ее зад казался непростительно толстым. Но стоило перекинуться с ней парой слов, как становилось понятно, что перед вами красавица. Ее голос, ее кожа, ее скульптурный нос и четко очерченные губы — все это было совершенным, как у девушки, рекламирующей клинику пластической хирургии.

Оля вдруг поймала себя на том, что неприлично долго разглядывает случайную знакомую. Но та не обращала на это никакого внимания — наверное, она просто привыкла к подобной реакции на свою необычную внешность.

— Знаете, а в этом даже что-то есть, — вежливо сказала она, — разные глаза сразу привлекают внимание.

Блондинка с грохотом опустила крышку унитаза и уселась сверху. Оля поняла, что она и не собирается уходить. С одной стороны, это раздражало — ну как можно быть такой невежливой? Неужели непонятно, что человеку необходимо выплакаться, а плакать лучше всего в гордом одиночестве? С другой стороны, Оля ведь сама довольно бесцеремонно вломилась в занятую кабинку.

— Меня зовут Эльвира. Можно просто Эля.

— Оля, — пришлось представиться ей.

— И что же у тебя, Оль, стряслось? — добродушно спросила Эльвира, прикуривая ярко-розовую, сигаретку.

— Долго рассказывать, — Ольга отвернулась к раковине.

— А я никуда не спешу. Ты лицо-то умой, а я тебе потом косметику дам.

Дежа вю, подумала Ольга. Несколько дней назад Влада точно так же утешала ее в туалете телецентра Останкино.

— Ничего особенного, — Оля шумно высморкалась, — вы скажете, что ерунда. В этом конкурсе красоты участвует моя сестра. Я пригласила сюда мужчину, который мне нравится, чтобы вместе поболеть за нее. Я была уверена, что тоже нравлюсь ему, — Оля нервно терла щеки мыльными руками.

— И что? Он не пришел?

— Если бы. Явился. Но не один. С ним была девушка. Он сказал, что это его невеста.

— О-па! Вот козел.

— В том-то и дело, что нет, — усмехнулась Оля. — Это я себе невесть что напридумывала. Понимаете, я его видела всего два раза в жизни. Зато мы каждый день разговаривали по телефону. Он мне делал столько комплиментов… И вдруг выясняется, что ничего такого он даже не имел в виду. Когда он понял, что я обиделась, он… смутился даже.

— Смешно, — неуверенно улыбнулась Эльвира. — А из-за чего плачешь-то? Подумаешь, недопоняли друг друга, всего и делов.

— Мои родственники тоже так говорят… Ты обещала косметику.

Эля порылась в сумке и протянула ей объемистую косметичку. Ольга отметила, что вся ее косметика была дорогой и что Эльвира предпочитала марку «Ланком».

— Одна моя подруга говорит: «Мужчина — как трамвай. Не стоит бежать за ним, потому что через десять минут подойдет следующий».

— Может быть, к твоей подруге и подойдет, — Оля попробовала на ладошке тональный крем, который показался ей чересчур темным. Но она все равно решила рискнуть — вот будет забавно, если из туалета она появится загорелой. — Только вот ко мне что-то не спешат трамваи… Да ладно, что я тебя своими проблемами гружу.

Эля внимательно смотрела на ее зеркальное отражение.

— Ты неправильно красишься, — помолчав, улыбнулась она. — Нельзя таким темным тоном сразу всю физиономию мазать. Только по краям, чтобы лицо казалось более… худым. Так я не поняла, что там у тебя с мужчинами? Почему они к тебе не спешат? С внешностью у тебя вроде бы все в порядке, человек ты, сразу видно, легкий… Или в тебе есть какой-то тайный изъян?

— Только явный, — Оля ущипнула себя за складку жира на талии. — Еще один мужчина, который мне нравится, называет меня Борцом Сумо. Потому что мужчинам нравятся манекенщицы, такие, как моя сестра. А слонопотамы… — Оля вдруг осеклась на полуслове. Что она говорит, ведь Эльвира, пожалуй, еще толще ее! Как она может быть такой бестактной, ведь знает же, как больно ранит иногда случайно оброненное слово.

— Продолжай уж, — расхохоталась Эля. — Что там про слонопотамов?

— Слонопотамы, такие как я, никому не нужны, — почти прошептала Ольга.

Эльвира помолчала.

— А я?

— Что ты?

— Я тоже слонопотам?

— Нет! — быстро сказала Оля. — Ты красивая.

— Знаешь, я вешу сто сорок восемь килограммов. Мне всего двадцать семь. Ничего не могу с этим поделать, такая комплекция. На диете сидеть у меня не получается, от этого портится характер.

— Мне двадцать пять… Похожая история. Люблю «сникерсы» и жареную картошечку. Время от времени голодаю, но потом срываюсь.

— Если бы я точно знала, что счастье зависит от веса, я бы вытерпела, — серьезно сказала Эльвира. — Но если и так все в порядке, то зачем стараться? В первый раз я вышла замуж в восемнадцать лет. Я уже тогда была… не худышкой. Под сотню весила… Это был детский брак, необдуманный. Неудивительно, что скоро я влюбилась в другого мужчину и развелась. Но он меня обманул, и ничего у нас не вышло. Второй раз я вышла замуж только через три года. Но опять все не сложилось. И тогда я подумала — к черту семейную жизнь. Буду жить как хочу. Развлекаться, встречаться с разными мужчинами, — Эля развела руками, — так и получилось. А уже потом я поступила в балет, начались концерты, поклонники. Сейчас у меня мужиков — хоть отбавляй, — приосанилась она.

«Уж не ослышалась ли я? — подумала Оля. — Какой еще балет? Она, верно, шутит… Или ненормальная. Глаза что-то слишком блестят».

— Ладно, спасибо за косметику. Мне пора.

— Постой, а как же губы? Давай помогу… Слушай, Оль, а ты танцами никогда не занималась?

Оля взглянула на нее укоризненно.

— Шутишь? С моим-то весом! — развеселилась она.

— Да что ты так зациклилась на своем весе! — повысила голос Эльвира. — Знаешь, моя жизнь изменилась, когда я пришла в балет. Может быть, и тебе…

— Послушай, извини, но я больше не желаю слушать эту чепуху. Спасибо за косметику, было приятно познакомиться и все такое, но мне и правда пора. Мои уже волнуются.

Эля молниеносно переместилась к двери, загородив своим мощным телом выход. Вот тут-то Оле и стало по-настоящему страшно. И почему с ней постоянно такое случается? Почему Влада живет себе и живет, а Ольга вечно попадает в нелепые ситуации? Сейчас вот оказалась запертой в тесной туалетной кабинке на пару с разгоряченной толстенной теткой. Разноцветные глаза придавали Эльвире безумный вид.

— Это не чепуха. Балет толстушек «Вива, Рубенс!». Не слышала про такой? Мы собираем тысячи зрителей.

Название показалось Оле знакомым. Кажется, не так давно в «Культурной контрреволюции» был сюжет об этой шоу-группе. Танцующие толстушки, балерины весом в центнер.

— Как только я тебя увидела, сразу поняла, что ты нам подходишь. У тебя лицо хорошее, и твоя полнота не бесформенная. В смысле, талия у тебя есть.

— Ага, сто двадцать сантиметров, — улыбнулась Оля. — Эля, я знаю ваш балет. Ты меня извини, но это клоунада. Люди приходят посмотреть на то, как толстые тетки трясут жирами. Они не восхищаются вами, они над вами смеются. Это не искусство.

Эля сдвинула красивые темные брови к переносице:

— Это ты так думаешь. А посмотри на это! — Она вытянула вперед холеную загорелую руку. На указательном пальце поблескивало кольцо с крупным камнем неправильной формы. — Как по-твоему, это искусство? Между прочим, это алмаз в платине. Поклонник подарил. Поклонник, а не любовник, заметь. И таких поклонников у меня, да и у любой девушки из нашего балета, десятки. У нас нет ни одной неустроенной бабы. Все вертят мужиками, как только хотят.

— Эля, мне кажется, я не подхожу… и вообще, ты перегибаешь палку. Мы только познакомились, и…

— И слушать ничего не желаю. Как ты можешь говорить «нет», если даже ни разу не была на нашей репетиции? — энергично возразила Эльвира. — Вот что. Разве тебе никогда не хотелось утереть им всем нос?

— Им — это кому? — усмехнулась Оля. Ненормальная Эля больше ее не пугала. Наоборот — Ольга симпатизировала ее энергии, оптимизму и умению перетянуть оппонента на свою сторону.

— Худым! Твоей сестре, например. Ты говоришь, она участвует в этом конкурсе красоты. Наверное, мнит о себе бог знает что. И мужчинам, которые не обращают на тебя внимания. Только потому, что им были искусственно навязаны неправильные представления о красоте.

— Ну… Это, конечно, было бы здорово… — у Оли вдруг сильнее забилось сердце. — Только у меня не получится. Я совсем не такая, как ты.

— Не получится, но ты хотела бы? Хотела? — Разноцветные Элины глаза сияли, как будто бы она выпила огромную кружку крепчайшего кофе. — Можешь не отвечать, я и так знаю, что да. Поэтому будем считать, что мы договорились. Одна репетиция, в понедельник вечером. Идет?

Оля мельком посмотрела на себя в зеркало. Красная физиономия, слезы еще стоят в глазах, нос распух… приятно, конечно, что эта ненормальная Эльвира с горящими глазами обратилась именно к ней. И вот бы было здорово, если бы все, о чем она так уверенно говорит, сбылось. Тогда бы, возможно, у Ольги появилось то, о чем она побаивалась мечтать, — череда влюбленных в нее мужчин, успех, возможность рвать в клочья чужие сердца и смеяться над чужими чувствами так же легкомысленно, как Гоша Кудрин посмеивался над ее убогой привязанностью. Но это невозможно… Оле отчаянно хотелось поверить в то, что она и правда может стать звездой эстрады, и все-таки…

— Я… Я в понедельник занята, у меня работа… Очень жаль, — она заставила себя сказать эти слова.

— Слова «жаль» я не знаю. Работа не волк, в лес не убежит. Слушать ничего не желаю. Ты нам нужна. У нас как раз не хватает танцовщиц, а ты подходишь по всем параметрам. И ты мне нравишься… Так что вечером в понедельник жду, записывай адрес… Не дрейфь, мы с тобой им всем еще покажем!