Меня любил Ромео

Глава 26.

Я бегу.

Мое и без того тяжелое платье становится почти неподъемным от пыли, а волосы лезут в глаза и рот, как бы я их не отплевывала. С меня стекает седьмой пот, но я стараюсь бежать быстрее. Ведь если Тибальт доберется до таверны раньше меня, непременно произойдет трагедия.

Вспомнив указания Бенволио, я спешу мимо кладбища и вскоре оказываюсь в сомнительной части Вероны. Черт, ну и куда дальше? К горлу подступает паника и верчусь на месте. Мне направо или налево?

Я выбираю право и бегу. Если всё верно, то у «Землеройки» я окажусь уже через два переулка восточнее отсюда. Только нужно быстрее.

Но когда ноги несут мимо старого убитого колодца, я слышу плач. Плачет ребенок, и мое сердце сжимается. Звук исходит из-за гнилой двери, ведущий в конюшню, и я ничего не могу с собой поделать. Приходится смениться курс и бежать на шум.

Дверь конюшни болтается на петлях. Я вхожу и оглядываюсь, пытаясь привыкнуть к полумраку и найти источник рыданий.

Ребенок забился в гниющий стог сена. Кажется, это девочка.

Матерь божья, это Виола!

Я спешу к ней и падаю на колени, а она вздрагивает и поднимает на меня полные ужаса глаза.

— Это ты, синь…

— Да, это я, милая. Зови меня Розалина.

Она бросается ко мне в объятия и рыдает еще сильнее, чем до этого.

— Что случилось, милая? — спрашиваю я. — Ты потерялась? Ты ранена?

— Потерялась и ранена, — хнычет она мне в плечо. — Блудницы пытались меня забрать.

Ужас скручивает мне желудок, когда я это слышу.

— Они связали мне руки, — продолжает Виола и отрывается от меня, чтобы продемонстрировать ободранные веревкой запястья, истекающие кровью.

Мой страх немедленно превращается в острую боль, и ищу край своей нижней юбки, чтобы оторвать кусок ткани. К счастью, это нравится Виоле, потому что она перестает отчаянно рыдать и теперь смотрит на меня с неким любопытством.

Но когда я беру ее руки в свои, она вскрикивает.

— Расскажи, почему эти… люди тебя забрали? — я стараюсь звучать мягче.

— Была ночь, и Себастьян кашлял. Я пыталась похлопать его по спине, как ты, но это не помогло.

На мгновение я замираю, пораженная ее наблюдательностью. Заметить и запомнить такую деталь — достойно похвалы. Я киваю и прошу ее продолжить.

— Я хотела налить ему воды, но кувшин был пуст и пришлось идти к колодцу за водой.

Я заканчиваю с повязкой, но не отпускаю ее маленькую руку.

— А там рядом как раз блудницы пили вино, — продолжает Виола. — Они позвали меня и сказали, что я была бы отличной блудницей, потому что я красивее их всех. Я им сказала, что мне десять, но они только смеялись и говорили, что в мире много мужчин, которые заплатили бы кучу серебра, чтобы со мной лечь.

О Боже. Либо меня сейчас вырвет, либо я шлепнусь в обморок.

— Пока они говорили, они как раз и связали мне запястья.

— А как ты спаслась? — спрашиваю я сдавленным от отвращения голосом.

Она делает глубокий вдох.

— Они привели меня в паб, где было много плохих женщин и мужчин, от которых пахло элем. Потом они поставили меня на стол и сказали, что отдадут тому, кто предложит самую высокую цену.

С этими словами Виола почти перешла на шепот, а в ее глазах начали скапливаться новые слезы.

— Там было громко, — бормочет она. — Много криков и смеха. Я там стояла, пока один калека не предложил за меня два золотых. Он едва мог ходить, поэтому одна из блудниц вытащила меня на улицу для него. Он поковылял к переулку, и она толкнула меня за ним. О, Розалина, я так испугалась! Он был старый и уродливый, и у него рука была корявая, и нога тоже. Когда блудница ушла, я чуть не упала в обморок от страха.

Она делает паузу, чтобы собраться, а я понимаю, что не хочу слышать о том, что произошло дальше. Но я должна. Потому что если мои самые страшные опасения подтвердятся, нужно срочно вести Виолу к целительнице.

— Что случилось потом? — мягко подталкиваю ее я.

— Потом калека ослабил веревки и сказал мне бежать.

— Бежать? — ошарашенно повторяю я.

— Да. Он сказал, что ему жаль, что он не может проводить меня до дома. Из-за его ноги. Я побежала, но на выходе из переулка меня поймал еще один мужчина. Он отбросил калеку и прижал меня к стене и собирался…

Я сжимаю ее руку со всей силы, искренне жалея, что это не горло того извращенца.

— Он трогал меня, но его прервал лай, — говорит Виола.

— Лай?

Она кивает.

— Да, лай и рычание. Это была старая собака, которая живет в переулке. Бен кормит ее иногда, когда навещает нас, и однажды он приводил нас с ней поиграть. Наверное, собака меня узнала и поэтому прыгнула на мужчину. Разодрала ему горло. Он упал, кажется, замертво, а калека снова закричал: «Беги, дитя». Я так и сделала.

Я беру пару секунд, чтобы помолчать и прийти в себя. Впервые за всё то время, что я здесь, в Вероне, мне вдруг искренне захотелось помолиться. Не то чтобы я верила в Бога, но если он существует, пусть присмотрит за тем храбрым увечным незнакомцем. Или за его душой.

— Виола, — наконец выдыхаю я. — Я обещаю, что провожу тебя домой, но сначала у меня есть срочное дело. Ты можешь идти?

Она радостно кивает и вскакивает на ноги, все еще сжимая мою руку. Под палящим солнцем мы спешим к «Дикой землеройке», теперь уже вместе. На счастье, девочка знает, где находится это место (но я так и не смогла заставить себя уточнить, откуда именно она это знает) и подсказывает мне дорогу.

— Розалина?

— Да?

— А можно я подарю тебе подарок? За твою доброту…

— Спасибо, милая, не нужно…

— Ну пожалуйста, — канючит Виола. — Я готова уступить тебе то, что считаю самым ценным в мире! Тебе понравится, потому что ты тоже его любишь, я знаю! Почти так же сильно, как и я.

Она задорно улыбается, и я не могу не улыбнуться ей в ответ.

— Ладно, твоя взяла, — усмехаюсь я. — И что же это за подарок, который мы с тобой обе любим?

В ее глазах расцветает неподдельная радость, когда она отвечает:

— Бенволио.

Мы с Виолой проходим в гущу толпы. Простые горожане и знатные господа собрались вокруг того места, где мы условились встретиться с Бенволио. В глубине души я поняла, что случилась беда, еще когда услышала крики и рыдания, но гнала эти мысли, пока не увидела…

Тибальта и Меркуцио. Они оба неподвижно лежат перед пустой таверной.

Я опоздала.

Мне приходится вцепиться в плечо несчастной Виолы, чтобы удержаться в вертикальном положении. Рядом с нами кто-то дрожит, а кто-то кажется окаменевшим. Кто-то — разъяренным. Герцог Эскал читает гневную проповедь с верхних ступенек входа в «Землеройку». Но это всё кажется таким неважным теперь.

На полусогнутых я подхожу к ним ближе. Ужасное зрелище, которая я не в силах вынести. Но я должна.

Тибальт. Тот, кто успел стать мне другом и братом распластался на земле, и больше не никогда встанет. Даже в своих злобных шутках он выражал любовь ко мне и Джульетте. Он учил меня. Дразнил. Старался рассмешить.

Мне в голову вдруг приходит абсурдная мысль на грани истерики, которой я криво улыбаюсь.

— Ты был бы в ярости, если бы увидел, что стало с твоей одеждой, — шепчу я.

Камзол Тибальта весь перепачкан кровью и грязью.

А рядом лежит Меркуцио. Мне приходится зажать рот ладонью, чтобы подавить отчаянный крик. Меньше всего он заслуживал… вот этого.

Но, Боже, даже в своей смерти он такой красивый.

Мне кажется, что еще немного, и я не сдержусь и рассыплюсь на части рядом с ним, но в мой разум врывается голос Бенволио. Он стоит рядом с герцогом и объясняет, что именно здесь произошло. Отвратительный рассказ звучит в моих ушах его прекрасным голосом.

— Тибальт ударил славного Меркуцио из-под руки моего кузена и подло сбежал, но потом вернулся, а Ромео уже загорелся жаждой мести. Новый бой вспыхнул со скоростью молнии, и я не успел их разнять. Ромео сразил Тибальта насмерть и бежал.

Он поворачивается к толпе и прикладывает ладонь к сердцу.

— Клянусь, это чистая правда. А если нет, то пусть Бенволио умрет на месте.

Кажется, герцог ему верит, но не мать Джульетты. Синьора Капулетти тоже здесь, и ее лицо искажено страшной смесью гнева и боли, приправленной слезами. И она прожигает Бенволио взглядом так, словно это он лично убил ее любимого племянника.

Мне хочется встать между ними хотя бы для того, чтобы оградить его от этого жгучего взгляда. Неужели она не видит его глубокого сожаления?

— Он лжет, — выплевывает она. — Он родственник Монтекки! В нем говорит не честь, а обида за дружков, которые набросились на Тибальта, но им понадобилось толпа, чтобы убить его одного. Я требую правосудия, Ваша Светлость! Ромео убил Тибальта, значит Ромео тоже не должен жить!

Неожиданно Виола дергает меня за рукав.

— Розалина…

— Тише, милая, — шепчу я. — Не сейчас.

Я не свожу глаз с Бенволио, пока Виола продолжает меня дергать. К нему, герцогу и синьоре Капулетти вышел мужчина, удивительно на него похожий, но я его не знаю. Кажется, он тоже Монтекки, потому что он говорит:

— Ромео любил Меркуцио как брата и просто сделал то, к чему и так бы присудил закон. Он не совершал преступления, а справедливо казнил Тибальта!

Пока герцог соглашается с этой мрачной логикой, Виола не унимается:

— Смотри, Розалина, этот…

Я качаю головой и прикладываю ей палец к губам. Верю, что она хочет показать мне что-то важное, но не могу говорить об этом сейчас, пока не услышу решение Эскала. Девочка нервно ерзает рядом.

Немного подумав, герцог хмуро объявляет:

— Я утомлен вашей враждой, из-за этой распри пролилась и моя кровь, — он указывает на Меркуцио. — Ромео осужден на изгнание, и лишний час в Вероне может стать для него последним, так и передайте ему.

Я облегченно выдыхаю. Если Ромео останется жив и просто уедет, Джульетта это как-нибудь переживет. Она же не должна убиваться, если он будет жив, так?

Эскал приказывает убрать тела и уходит. Толпа тоже начинает расходиться. Люди цокают, причитают и качают головам, а синьора Капулетти приказывает своим слугам бежать и готовить семейную гробницу для Тибальта.

Мой разум в смятении. В агонии. Что за день? Утром тайная свадьба, а ночью — публичные похороны.

Когда рядом с мертвыми Тибальтом и Меркуцио не остается никого, кроме меня и Виолы, я наконец позволяю себе шагнуть навстречу к Бенволио. Он уже спешит вниз по ступенькам и разводит руки в стороны, открывая свои объятия. И я ныряю в них, потому что мне это нужно. Слезы больше ничего не сдерживает, а шок вот-вот сломает меня пополам.

Зачем мы вообще всё это затеяли?

— Прости, — посылаю я всхлип в грудь Бенволио. — Если бы я только пришла раньше…

— Тш-ш-ш, ангел, не плачь, — шепчет он. — Это точно не твоя вина. Всё к этому давно шло, ты могла остановить их не больше, чем я.

— Но если бы…

Я готовлюсь раствориться в рыданиях, когда Виола хватает мою юбку и дергает изо всех сил.

— Розалина! — пищит она.

Я отстраняюсь от Бенволио, вспоминая, как она страстно хотела что-то показать.

— Да, милая?

— Вот этот, смотрите, — она указывает пальцем на Тибальта. — Вы только посмотрите на него!

Бенволио хмурится, всё еще обнимая меня.

— А что с ним?

— Он дышит.