Еще одно жаркое утро в тени сикоморов. В роще, к западу от города. Шелест листвы повторяет одинокую песнь моей души. Я часто прихожу сюда, снедаемый глупыми мыслями. Мыслями, которыми не смею поделиться ни с кем, даже с моими дорогими друзьями — неистовым Меркуцио, который точно поднял бы меня на смех, и с моим добрым кузеном Ромео.
Меркуцио вообще не знает никаких других эмоций, кроме похоти, в то время как Ромео думает лишь о возвышенной любви. И, по правде говоря, до недавнего времени я сам был больше Меркуцио, чем Ромео.
Мои встречи с синьоринами всегда были захватывающими и краткими. Великолепными яркими вспышками. Я никому ничего не обещаю, и ни у одной из женщин никогда не хватало смелости потребовать от меня большего.
Многим из них достаточно моих темных глаз, которые они (к моему величайшему недоумению) считают красивыми, и моей улыбки. Ее называют очаровательной. Что ж, не мне судить.
О, как только я понял силу этой улыбки, я быстро научился ее использовать в своих целях. Увы, теперь эта тактика приносит больше боли, чем радости. И только здесь, среди сикоморов, я могу себе признаться, что мое сердце в последнее время сжимается от необъяснимой тоски…
Небеса, помогите мне. Кажется, я просто хочу любви. Полюбить кого-то так же сильно, как это делает Ромео. Всё, что я испытывал до этого, было бесконечно далеко от той самой любви, и сколько бы раз дамы не хотели поймать меня в свои сети, я был непреклонен. Я умею спасаться от этих чар, не очарованный никем.
И все же эти дамы, даже те, кого я разочаровал, приветствуют меня на площади. Знаю, что многие готовы предоставить мне второй шанс. К сожалению, среди них нет ни одной, у которой я хотел бы молить этого шанса. Кто вдохновил бы меня на что-то постоянное.
Может, проблема во мне, а не в них? Я бы хотел поразмышлять об этом дольше, но я слышу, как шелест сикоморов становится настойчивее. Кто-то идет, чтобы нарушить мое одиночество.
Я скрываю себя за широким стволом древнего дерева и наблюдаю.
Мужчина приближается. Бледное сияние восходящего солнца окружает его, а лучи блестят на его волосах — цвета почти такого же, как мои, но у меня с рыжеватым отливом, а у него потемнее.
Даже рассвет не может осветить густую тень, окружающую этого парня. Я усмехаюсь. Неудивительно. Это же Ромео. Любая радость преломляется, когда он в печали.
Ромео дуется. Ромео — это сердце и душа. Ромео — ничто, если не терзается адской мукой. Несмотря на мои метания, я улыбаюсь. Его душевная боль заставляет меня отрицать, что моя собственная существует.
Что он держит? Похоже на букет — выглядит уже истрепанным и поношенным.
Лилии.
Их лепестки согнулись под тяжестью дум Ромео. Он плотно прижимает их к груди. Подозреваю, что ранее эти цветы он предложил девушке, которая отказалась от нежного знака его любви.
Не удивлюсь, если он будет цепляться за эти стебли, пока они не сгниют в его руках. И с мрачным весельем я признаюсь себе, что если бы нужная мне синьорина отбросила мой букет, я бы…
Я вздыхаю. Скорее всего, я поступил бы так же.