Глава 7. Бенволио


Няню хнычущего мальчика я нашел в приходском доме. Хрупкая старуха умоляла пьяного священника помочь ей в поисках ребенка, а потом расплакалась у меня на плече, когда увидела его живым и невредимым. Пришлось найти пару минут, чтобы ее утешить.

Затем я поспешил обратно на площадь, к месту нашей с Тибальтом драки. Конечно же, перед этим я заглянул за собор. Моя раненая красавица, ожидаемо, ушла. Зато пришел герцог Эскал, а вслед за ним мой дядя — синьор Монтекки. И старый Капулетти с женой тоже здесь.

Наш благородный правитель решительно выступает против вражды семей. До сих пор он вел себя сдержанно, однако, судя по его суровому взгляду, даже его терпению есть предел. Не могу его в этом винить.

Я пробираюсь сквозь притихшую толпу, чтобы смиренно принять на себя гнев Его Светлости. Слова герцога гремят от гнева, когда он делает справедливый выговор равно как Монтекки, так и Капулетти.

Увы, даже во время брани я не могу перестать думать о той девушке… О том, как смело она вбежала в жар схватки, чтобы увести ребенка подальше от греха. Я видел то, что произошло, от начала и до конца. Как рукоять случайного меча ударила ее в затылок....

Это воспоминания отдается болью в моей груди, будто бы я сам принял тот удар. А она всё же нашла в себе силы, чтобы еще и приструнить хулигана, прежде чем упасть без чувств ко мне в руки.

Кто же ты, моя прекрасная героиня?

Из размышлений меня выводит очередная суматоха. Герцог удаляется, фыркнув напоследок что-то про честь и достоинство, а я чуть не забываю поклониться Его Светлости.

Как только Эскал покидает площадь, ко мне поворачивается дядя. Он тычет в меня указательным пальцем и требует рассказать об истоках потасовки.

— Эм… — теряюсь я. — Я увидел, как слуги Капулетти донимали Абрама и Бальтазара и попытался положить конец раздору.

— А дальше?

Я виновато вздыхаю.

— Наглец Тибальт решил выместить на мне свой гнев, и я поддался на провокацию. Простите, этого больше не повторится.

Я опускаю глаза в пол, а синьор Монтекки устало проводит рукой по седым волосам. Но, кажется, мое объяснение его удовлетворило. Однако у его жены есть еще один повод для беспокойства.

— А где Ромео? — спрашивает она. — Ты видел его сегодня, Бенволио?

Видел, но не в драке, чему безумно рад. Не хватало еще рисковать наследником нашего дома.

— Я видел его утром в сикоморовой роще, но на площади он не появлялся.

Синьора Монтекки успокаивается, а я ловлю себя на боли нового рода, которая царапает мне душу. Как жаль, что моя матушка не прожила достаточно, чтобы точно так же беспокоиться обо мне.

— Ромео в последние месяцы ходит словно одержимый, — качает головой синьор Монтекки. — Ты знаешь о причинах его печали?

— Нет, но могу узнать, — улыбаюсь я.

И немного лукавлю. Уверен, причина безрадостного вида Ромео в очередной безответной любви. Но как именно зовут его зазнобу, я еще не знаю.

Ромео легок на помине, и появляется на другом конце площади ровно в тот момент, когда мы вспоминаем о нем. Его глаза опущены, а шаги тяжелы и медленны. Кажется, что даже тень, которую он отбрасывает, темнее, чем у всех остальных.

Я предлагаю дяде и тете уйти с жары и предоставить расспросы мне.

— Узнаю всё, что смогу о его горести, — уверяю я своего доброго господина.

Синьоры благодарят меня и уходят прочь, а я устремляюсь к Ромео.

— Доброе утро, кузен! — кричу я.

Он поднимает голову и угрюмо улыбается, пока я спешу через залитую кровью площадь, чтобы поговорить с ним.

Загрузка...