Месть венецианки

22

Венеция, 1 августа 1507 года,

Ка д'Оро.

Синьоре N., замок Аскольци

ди Кастелло

«Летели дни, а я все никак не мог найти способа покинуть Топкану. Лукреция продолжала уговаривать меня сбежать вместе с ней. Она действовала все теми же методами, как и тогда, на «Санта Марии», но это вызывало во мне лишь еще большее отвращение к ней. Я держал ее в своих покоях, запирая на ночь на случай, если какая-нибудь шальная мысль посетит ее.

Во дворце все говорили о новой наложнице султана, которая буквально вскружила ему голову. Он прятал ее от всех и часто заводил со мной разговор о том, как добиться ее любви, не прибегая к насилию. Я отвечал, что ее золотая клетка — уже насилие, а значит, султан старается напрасно. Это была одна из невольниц, прибывших в Константинополь на том корабле, что мне удалось спасти от пиратов. Я не видел ее, но, вероятно, девушка была красива, раз Баязид так настойчиво добивался ее расположения. Одна из жен султана — гречанка по имени Елена — сказала как-то, что несчастная — итальянка.

Дворцовые сплетники гадали, как долго красавица сможет держать в плену самолюбие повелителя. Он изменился за это время и даже проявлял некоторую рассеянность в государственных делах. Но никакие провидцы не могли догадаться, чем закончится эта история. Девушка осталась верна своей чести и бросилась с башни христианского храма в Галате, куда ее по ее же просьбе отвезли для молитвы.

Но Господу было угодно спасти жизнь несчастной наложницы. В тот момент, когда она уже простилась с жизнью, внизу проезжал возничий с телегой зерна. Старик дремал и даже не заметил, как на мешки с пшеницей за его спиной упала девушка. Лишь осел, тащивший телегу, испуганно закричал. Янычары вернули девушку во дворец, где через несколько дней она полностью поправилась.

История эта стала достоянием всей столицы. Говорили, что султан проиграл поединок — христианка отказалась от его высочайшей милости и предпочла смерть его ласкам. Турки даже несколько поутихли в своей жестокости к «неверным», отдавая дань мужеству этой итальянки. Баязид был совершенно раздавлен. Он чувствовал себя униженным и смешным.

Султан рассказал мне, что в тот день, когда она хотела покончить с собой, у него в четках треснул камень — верный признак несчастья. Но он не придал этому значения.

Я пытался убедить его в том, что она заслужила свободу, ибо ее чудесное спасение — воля Всевышнего. Баязид признавал мою правоту, но лишиться наложницы было выше его сил. Поэтому он решил все-таки оставить ее при себе, но поклялся, что никогда не прикоснется к ней. Я спорил с ним, но тщетно. Султан просто потерял голову и не хотел слушать меня. Он даже отказывался показать ее мне, и я не знал, где, в какой части дворца он прячет несчастную. Между тем во дворце я был очень уязвимой фигурой. Какие только грехи не приписывали мне, но всякий раз мне удавалось выкручиваться. С каждым днем мое положение становилось все более ненадежным, несмотря на то что султан продолжал благоволить мне. Когда Баязид находился в своих покоях, я должен был гарантировать его безопасность. От меня зависели многие, а потому я неизбежно был в курсе придворных интриг, дворцовых тайн. Но я чувствовал себя чужим во всей этой компании и тяготился своей приближенностью к владыке.

Однажды в палате докладов султана произошла тревожная встреча с человеком из прошлой жизни. Сама августейшая особа при этом оставалась за занавесом и без надобности не вмешивалась в ход докладов. И вот перед великим визирем предстал человек. Я вспомнил его совершенно отчетливо — да, я видел его в Венеции, более того — сражался с ним. Это было во время карнавала, в тот день, когда я впервые увидел мою Клаудию и когда мне выпало счастье отстоять ее честь. Не было никаких сомнений, что это был тот воинственный турок. Он тоже узнал меня, и в глазах его я прочел едва сдерживаемую злобу. Конечно, он все помнил и скорее всего хотел бы завершить прерванный поединок. Что ж, в моей жизни было немало испытаний. И вот опять судьба уготовила мне встречу с врагом.

Это все, что я могу рассказать Вам сегодня, дорогая синьора, ибо время постоянно ограничивает мои возможности. Вот и сейчас оно не позволяет мне продолжить мою повесть, и я прощаюсь с Вами. Опять призываю Вас набраться терпения и дождаться моего следующего письма.

Да хранит Вас Господь».

Баязид сидел за своей традиционной ширмой и вяло вникал в суть докладов своих высокопоставленных подданных. Сегодня он совершенно не был настроен вершить государственные дела. Все его мысли были прикованы к той венецианке, что томилась в покоях после отчаянной попытки рассчитаться с жизнью. «Если эта Клаудиа предпочла ему смерть, значит, быть рядом с ним — хуже смерти! Какая чудовищная истина…» — думал он.

Его слух потревожил чеканный голос нового докладчика, выговаривавшего обязательные слова приветствия великому визирю.

— О, милостивый благоволитель, выдающийся полководец, блюститель всеобщего порядка, мудрый советник нашего повелителя…

Баязид искал себе оправданий. Он никогда не считал себя слишком жестоким, хотя этого требовало его великое предназначение вершителя судеб. Теперь же он хотел пасть на колени перед Клаудией и добиться хотя бы ее благосклонного взгляда, взгляда прощения…

— …ясновидящий благоустроитель народных дел, великая опора трона, непогрешимый довершитель продуманных задач, беззаветный хранитель всех единомышленников… — приветствие продолжалось.

Эти льстивые обращения он слушал из года в год, изо дня в день, и хотя ужасно уставал, никогда не сомневался в их необходимости. Сейчас же он был не в силах далее слушать и тихонько вышел в маленькую дверцу, находившуюся за ширмой. Чужие речи мешали, он хотел одиночества.

Себастьяно стоял на своем обычном месте рядом с ширмой султана и, не отрываясь, смотрел на этого человека, которого не только видел раньше, но и скрещивал с ним сабли. В его памяти воскресли давние события на венецианском карнавале, финалом которых стал поединок с турком.

Теперь этот турок стоял перед ним, и Себастьяно знал его имя — Ибрагим Дасарлык.

— Ну же, почему остановился? Мы все тебя слушаем. — Визирь напомнил Дасарлыку, для чего тот здесь находится.

— Да, высокочтимый, я продолжаю…

Когда церемония доклада была окончена, Себастьяно вышел во двор и стал ожидать появления своего недруга. Наконец встреча состоялась. Неожиданно для Себастьяно Ибрагим поклонился со всем уважением.

— Здравствуй, храбрый итальянец, — заговорил он. — Сейчас мне рассказали про тебя. Оказывается, ты герой. Как занесло тебя в Топкану?

— Это долгая история… — ответил Себастьяно.

Он давно уже научился восточной манере разговора. Нужно было выслушать человека и почувствовать его характер; отвечать же кратко, по возможности, ничего существенного не сообщая, при этом держаться учтиво, даже доброжелательно.

— Говорят, султан любит тебя. Ты хорошо ему служишь. Немногих он так ценит, — продолжал Ибрагим.

— Султан — мудрый человек, его решения всегда верны. Если он что-то делает, значит, так угодно Аллаху…

Ибрагим понял, что Себастьяно держит дистанцию и подступиться к нему будет нелегко.

— Послушай, итальянец…

— Меня зовут Себастьяно. — Он пристально посмотрел турку в глаза. — Если хочешь говорить со мной, то должен называть меня по имени.

— Неверный задирает нос… Давно я таких не встречал.

— Не забывайся, ты говоришь с приближенным султана. Оскорбляя меня, ты оскорбляешь и нашего повелителя.

— Хорошо… Себастьяно. Я не хочу оскорблять тебя. Я лишь хочу напомнить тебе нашу первую встречу. Тот поединок был честным, а потому у меня нет к тебе претензий. Только вот…

— Что?

— …Нужно закончить ту беседу. Выбери день и час, и пусть наши сабли разрешат спор.

— А ты хитер, Ибрагим Дасарлык. Ты ведь знаешь, что мне нельзя с тобой драться. Если ты будешь хотя бы ранен, меня повесят. Ты надеялся, что я не знаю об этом? Давай закончим этот разговор. Если повезет, мы еще скрестим сабли. Но не сейчас. — Себастьяно слегка поклонился, давая понять, что разговор закончен.

— Подожди, Себастьяно. — Ибрагим тронул его за плечо. — Я привык завершать свои дела. Пусть наша встреча состоится тайно. Если Аллаху будет угодно, чтобы победил ты — никто не узнает, что я погиб от твоей сабли. Если ты не трус, тебя это устроит.

Себастьяно медлил. Эта встреча была совсем некстати. Она давала шанс расквитаться с ним за похищение в Венеции и отомстить этому мусульманину за его грязную похотливость, но могла также привести к краху всех его надежд вернуться на родину.

— Хорошо, Ибрагим. Но нас никто не должен видеть. Только ты и я. А для этого тебе придется сообразить, как мне покинуть дворец.

— Тебя не выпускают из дворца? — искренне удивился Дасарлык.

— Я — пленник султана и могу покидать Топкану только с ним.

— Ладно, я буду думать. Но не рассчитывай, что это поможет тебе улизнуть. — Дасарлык улыбнулся. — И молись своему Богу, храбрый Себастьяно, тебе еще пригодится его помощь.

Себастьяно промолчал и, резко развернувшись, пошел прочь.