На следующее утро Александра проснулась в пять часов оттого, что в ее голове громко грохотали барабаны. С глухим стоном она перевернулась на бок и покрепче прижалась к подушке. Но грохот продолжался, он стал даже громче и настойчивее.
«Что там делают проклятые слуги? — думала она, кривясь от боли, пронзающей ее виски. — Чинят крышу, что ли…» Она чуть приоткрыла заплывший глаз, чтобы посмотреть на часы. Чинят крышу, когда едва начинается рассвет?..
Язык Александры распух и саднил, и ей казалось, что ее рот забит старым вонючим тряпьем. Она закрыла покрасневшие глаза и снова натянула на себя одеяло.
Но тут ее желудок сжался от приступа тошноты.
Потом она почувствовала, как тяжело ноют ее руки и плечи. Кошмар!.. Он снова вернулся ночью, во время грозы, бросив ее в страшные дни прошлого. В темноту. В Ужас.
Но сначала была молния, всегда сначала бывает молния. Индусы в деревнях называли это «Колимин», но ее айя говорила — огонь Дьявола, дикое буйство природы, сжигающей равнины…
Александра никогда не могла вспомнить своих кошмаров. На следующий день у нее оставалась лишь боль во всем теле и смутные ощущения того, что она сражалась с чем-то невероятно страшным… И каждый раз проигрывала сражение.
Но в эту ночь было и что-то другое — она это чувствовала, хотя и не могла вспомнить. Чем же последний кошмар отличался от предыдущих? Растерянная, она рылась в собственной памяти, но, как всегда, все ускользало от нее.
Александра резко села в постели — и тут же пожалела об этом: ее виски пронзила такая боль, что она забыла о ночных ужасах.
Ну конечно, во всем виновато спиртное. Какой же она была дурочкой! Да еще и не ела почти ничего!
Охваченная растущей неуверенностью, Александра пыталась припомнить, что же все-таки произошло вчера вечером. Но перед ней лишь мелькали разрозненные картины. Уютный кабинет. Теплый смех. Ландыши. Танцующее пламя свечей. И требовательные губы Хоука на ее губах, и его зубы, отрывающие кружево, и его рука на ее груди…
Александра услышала, как тихо отворилась дверь, но, погруженная в собственные горести, даже не повернулась.
— Кто бы там ни был, убирайтесь, — прошептала она.
— Ох, мисс, это всего лишь я, Лили. Прошу прощения за то, что врываюсь так рано, только его светлость сказал, что вы, может быть, захотите поехать на прогулку, верхом. Но сначала, он сказал, вы, пожалуй, захотите выпить кофе и умыться холодной водой. Хотя откуда ему знать, я просто… — Девушка умолкла, увидя, как Александра схватилась за голову. — Вы плохо себя чувствуете, мисс?
— Милая Лили, — медленно, осторожно произнесла Александра, — не плохо, нет… я просто умираю. Пожалуйста, уйди, дай мне упокоиться в мире.
Горничная замерла на месте, встревоженно глядя на Александру.
— Я найду Шедвелла… в Альфристоне есть доктор. Он доберется сюда за час. — Она повернулась и бросилась к двери.
Но ее остановил слабый стон:
— Ох, пожалуйста! Не надо доктора…
— Но, мисс…
— Ох, моя проклятая голова! Все, что мне нужно, — это покой и тишина… благословенная тишина и темнота. — Александра отчаянно боролась с ощущением, что плывет в волнах черных чернил.
Горничная воскликнула:
— Так вот в чем дело! Вы вчера немножко перебрали, да? Ну тогда его светлость знал, что говорил. Все, что вам сейчас нужно, — это умыться холодной водой и выпить кофе, и вам станет гораздо легче.
Из-под подушки донесся приглушенный стон, больше похожий на рычание, и следом — отчетливое ругательство.
— Аи, ну да, сейчас-то вам очень плохо, но это скоро пройдет. Вам нужно выпить кофе. Если бы вы сели…
Александра горестно вздохнула. Похоже, ей не избавиться от Лили, пока она не выполнит просьбу.
— Хорошо. Но только один глоток. — Садясь в постели, Александра поморщилась от боли. — А потом оставь меня в покое.
Лили сочувствующе улыбнулась, протягивая ей тяжелую керамическую чашку. Горький запах проник в ноздри Александры, и она скривилась от отвращения. Но горничная была непреклонна:
— Ну, всего два-три глоточка. Это вам поможет, уж поверьте. Мой отец мог бы в этом поклясться, а уж ему ли не знать, если он напивается вдрызг по три раза в неделю.
Не открывая глаз, Александра нащупала чашку, схватила ее дрожащими пальцами и заставила себя сделать глоток.
— Еще капельку, мисс.
Александра глотнула еще. Горячая жидкость обожгла ее горло, и желудок тут же протестующе сжался.
— Боже мой!.. Лили, дай таз…
Затем тошнота неожиданно прошла. Александра медленно открыла глаза. Голова у нее все еще болела, но уже не так сильно.
Допив кофе, Александра почувствовала, что пришла в состояние, немного похожее на нормальное. Она подошла к окну, открыла его и глубоко вдохнула прохладный чистый воздух. На востоке по небу плыли розовые и пурпурные облака, над склонами холмов клубился легкий туман…
Действительно, отличное утро для верховой прогулки, решила девушка.
Лили развернула перед Александрой костюм для верховой езды — из красновато-коричневого бархата, с перчатками и ботинками того же цвета. Таких амазонок Александра еще не видела — платье было в архаичном стиле, у него был очень узкий лиф и сшитая из двух не соединенных между собой кусков юбка. Но Лили уверила Александру, что на ней амазонка будет выглядеть просто чудесно. Спустя двадцать минут Александра, чувствуя себя заново родившейся, спустилась по широкой лестнице и приветливо улыбнулась лакею, распахнувшему перед ней дверь.
Герцог ждал ее возле конюшен. Сердце Александры чуть подпрыгнуло, когда она увидела, с какой веселой внимательностью рассматривает ее Хоук. Она бы очень хотела вспомнить все, что происходило накануне вечером…
— Вы знали! — сердито воскликнула она. — Вы знали, что будет потом!
Серебристые глаза оглядели ее лицо, чуть задержавшись на бледных щеках, на синяке, темневшем на виске.
— Разумеется, я знал, но ты вела себя так храбро!
— Да, вам такое состояние должно быть хорошо знакомо, — негодующе сказала Александра. — Могли бы и предупредить меня!
— А ты бы меня послушалась? — На долю мгновения в воздухе между ними повисло напряжение.
— Нет, — признала Александра. И расширившимися глазами неуверенно посмотрела на герцога. — А… а что вообще было вчера вечером?
Хоук лениво улыбнулся:
— Ты ничего не помнишь?
— Разумеется, нет, иначе бы я не спрашивала, черт побери!
— Какой удар по моему самолюбию! Для меня это самое настоящее потрясение! — И Хоук печально покачал головой.
— Лжец! — прошептала Александра, охваченная ужасом.
— Вот как? Разве ты не помнишь мои руки, мои губы…
Александра стиснула зубы: кое-что она вспомнила… Но только до того момента, как герцог усадил ее в кресло. А дальше следовал полный провал.
— Нет, вы не… — выдохнула она потрясенно. — Я не могла! Это невозможно!
— Ты так уверена? — В его глазах дразняще прыгали серебристые точки.
— Нет, черт побери! Потому что вы подлец, да, подлец, и вы вполне могли…
— Грубо воспользоваться твоим опьянением? Нет, кусачка, этого я не сделал, просто потому, что мне нравится, когда женщина в постели не просто храпит. Ты заснула, и я отнес тебя наверх, где скромно и целомудренно уложил в постель. И запомни вот что, — проворчал Хоук, — когда я надумаю переспать с тобой, ты будешь отлично сознавать, что я делаю, уверяю тебя!
— Никогда!..
— Это лишь вопрос времени. И мы оба это знаем.
— Ничего такого я не знаю, а вы подлец!
— Ты повторяешься, дорогая, — небрежно бросил Хоук. И, насмешливо посмотрев на разъяренную Александру, изысканнейшим образом склонился перед ней в поклоне, предлагая войти в конюшню.
Она не двинулась с места.
— Почему бы вам не оставить меня и не дать покататься спокойно?
— Тебе незачем меня бояться, мисс Мэйфилд. Я просто хочу того же самого, чего хочешь и ты, — если только ты достаточно честна, чтобы это признать.
— Вздор! — Александра гордо вскинула голову, ее синевато-зеленые глаза потемнели. — Один очень мудрый человек когда-то предостерегал меня против мужчин, которые заявляют, что их не надо бояться, ваша светлость. — И как же ей теперь не хватает этого человека, подумала Александра.
— Хоук, — поправил ее герцог, беря под руку и шагая рядом с ней. — И кто же это был?
Александра выдернула руку, направляясь к стойлам.
— Я бы предпочла не говорить этого, — напряженным голосом ответила она. Она знала, что настанет день — и ей придется отвечать на вопросы об отце, но пока его смерть была открытой раной… А может, она никогда не смирится с этой потерей…
Сильная рука обхватила ее талию, заставив замереть на месте.
— Кто? — холодно повторил Хоук.
— Ну хорошо, черт бы вас побрал… мой отец! — огрызнулась она, пытаясь вырваться.
— Расскажи мне о нем.
— С какой стати человеку вроде вас интересоваться моим отцом?
— Человеку вроде меня? — повторил Хоук, еще крепче сжимая ее талию. — Боюсь, ты просто ничего обо мне не знаешь, дорогая. Но это скоро изменится, потому что я хочу знать о тебе все. — И, к собственному удивлению, он понял, что говорит чистую правду. А ведь до сих пор он не испытывал ни малейшего интереса к жизни женщин, с которыми делил постель… — И как бы хитро ты ни уходила от ответа, я намерен его услышать.
Александра надменно вздернула подбородок.
— Что ж, извольте. Он был замечательным человеком. Он научил меня ездить верхом, охотиться, читать на санскрите. Он научил меня разбираться в лошадях… и в людях. Он знал все и обо всем. — Она говорила вызывающим тоном, словно ожидая, что герцог начнет возражать. — Индийцы любили его, и англичане тоже, все, кроме… — Она внезапно умолкла.
— Кроме кого?
— Кроме кала наг, черной змеи. Всегда находится черная змея, — безжизненным голосом произнесла Александра. — Но теперь это не важно. — Ее вдруг охватило странное чувство: будто она сказала куда больше, чем следовало.
— Замечательно, — спокойно заговорил Хоук. — Но ты забыла о французском, рисовании и хороших манерах. Боюсь, тебя выйдет никудышная гувернантка.
— О, этими предметами со мной занималась целая армия гувернанток, — отмахнулась Александра. — Отец учил меня по-настоящему важным вещам.
— Удивительно… — Хоук, прищурившись, всмотрелся в ее лицо.
Они подошли к стойлам. Из темного бокового прохода выскочил конюх в куртке с прилипшими к ней соломинками. Хоук убрал руку с талии Александры.
— Оседлай Аладдина и выведи его. Потом приведешь Блубелл для мисс Мэйфилд.
Тут послышался высокий веселый голос, и из глубины конюшни выскочила маленькая худенькая фигурка. Александра нахмурилась, потому что ей все не удавалось рассмотреть лицо мальчика.
— Да это же я, Пенни! Мы только что из Лондона вернулись, я и мистер Джефферс!
Александра радостно рассмеялась, весело глядя на озорную рожицу беспризорника. Она подумала, что мальчик стал выглядеть немножко старше, его личико округлилось и не было уже таким бледным. Похоже, дела у него шли хорошо. Она отметила и нотку уважения, с которой он упомянул о кучере герцога.
— Я рада тебя видеть. Ты неплохо выглядишь. Значит, мистер Джефферс добр к тебе?
— Ой, ну конечно! Он меня учит управлять упряжкой и как запрягать, да многому учит. Вот только пока не дает держать вожжи… — Но сожаление, промелькнувшее в его тоне, мгновенно растаяло. — Говорит, у меня легкая рука, да! И говорит, если я буду стараться, из меня выйдет хороший кучер!
— Я рада видеть тебя, Пенни, и рада, что у тебя все отлично.
— Так хорошо, что я о таком и не мечтал, — честно признался мальчик. — Я только надеюсь, что и у вас дела пойдут хоть вполовину так замечательно, мисс Мэй…
В это мгновение Александра вдруг отчаянно закашлялась. Пенни бросил быстрый живой взгляд сначала на нее, а потом на герцога, стоявшего прислонясь к косяку открытой двери.
— И мы привезли ваши вещи, мисс. Наверное, вам кое-чего не хватало. — Взглянув на Джефферса и увидев подтверждающий кивок, мальчик умчался в глубь конюшни и через минуту вернулся, держа в руках нечто объемистое.
Александра замерла, вглядываясь в потрепанную плетеную корзинку.
— Раджа! — вскрикнула она, бросившись навстречу Пенни.
Герцог Хоуксворт нахмурился. С острым любопытством он следил, как девушка опустилась на корточки рядом с поставленной на землю корзиной. И он нахмурился еще сильнее, услышав отчаянный писк, скрип и шорох…
— Да, мой милый малыш, — приговаривала Александра, не замечая, что на ней сосредоточены взгляды Пенни и двух мужчин. — Не думай, что я о тебе забыла! Сейчас, милый, сейчас я тебя выпущу! — Дрожащими пальцами она расстегнула ремни, стягивающие корзинку, и откинула крышку.
Изнутри с громким писком выскочил гибкий коричневый зверек, очень пушистый, и бросился в протянутые руки Александры, заключившей его в нежные объятия.
— Я знаю, мой любимый, я знаю, — шептала она. — Мне тебя тоже не хватало.
— Я о нем заботился хорошо, я старался, — встревоженно сказал Пенни. — Ну, все равно, не скажу, что я ему очень уж нравился. Он и ел плохо, и плакал в корзинке так, что просто сердце разрывалось. Думаю, по вам скучал.
Так это и есть ее Раджа, удивленно думал Хоук, вглядываясь в счастливое лицо Александры, нежно гладящей пушистого зверька.
И внезапно Ричард Децимус Соммертон, герцог Хоуксворт, пэр Англии, наследник ста тысяч акров земли, имеющий древние поместья в Суссексе, Дербишире и Шотландии, почувствовал острый, жалящий укол ревности.
Он ревновал к крошечному пискливому мангусту.
— Полагаю, он у тебя вроде домашнего любимца? — холодно поинтересовался герцог.
Александра поверх спины мангуста посмотрела на герцога.
— О, это бесконечно больше, чем просто любимец, ваша светлость. Он мой друг. Да, лучший друг за всю мою жизнь.
— Ну, мои друзья имеют, как правило, две ноги, — бросил Хоук, раздраженный и все еще чувствовавший странную, ему самому непонятную ревность.
— Возможно, в этом и есть ваша беда.
Раджа, ощутив напряжение в ее голосе, поднял голову. Его розоватые глаза внимательно всмотрелись в высокого человека, стоявшего рядом с хозяйкой. Раджа пронзительно пискнул.
— Что, не терпится осмотреться вокруг, а, Раджа? — спросила Александра, и в ответ ей мгновенно прозвучала затейливая трель.
Девушка осторожно опустила мангуста на землю. Он тут же склонил голову и распушил хвост, подбираясь к ногам Хоука. Осторожно подойдя к герцогу, он как следует обнюхал его ботинки.
Четыре пары глаз — с самым разным выражением, но все одинаково внимательно — следили за тем, как маленький зверек исследует полированную кожу неизвестных ему тварей. Но изучение закончилось очень быстро. Фыркнув, любопытный мангуст отвернулся от ботинок и помчался в сторону лошадиных стойл. Похоже, герцог Хоуксворт был мгновенно забыт.
Александра, больше не в силах сдерживаться, от всей души расхохоталась. А через мгновение к ней присоединился Пенни; Джефферс же внезапно достал из кармана тряпку, заменявшую ему носовой платок, и, уткнувшись в нее, зашелся отчаянным кашлем. Один лишь герцог не участвовал в общем веселье.
— Значит, Раджа? Что ж, это имя, похоже, ему очень подходит, — сухо заметил он.
— Он очень придирчив в выборе друзей, — вкрадчивым тоном сообщила Александра.
— Ну, я надеюсь, мы с Раджой найдем общий язык. — Хоук остановил взгляд на внезапно смутившемся конюхе. — Что, Джефферс, простуду схватили? — Старый слуга что-то невразумительно пробормотал. — Лучше бы тебе пойти и присмотреть за зверем. И этого чертенка с собой прихвати, — добавил герцог, резко кивая в сторону Пенни.
Александра осталась с Хоуком наедине: даже Раджа покинул ее ради исследования новых земель.
— Раджа останется со мной… — начал она. Однако герцог ее перебил:
— Даже во время верховой прогулки?
В это мгновение из конюшни вывели Блубелл, лошадь герцогини, и Александра тут же забыла о раздражении. Чалая лошадка была чудо как хороша, она игриво пританцовывала на месте и весело косилась на Александру. Что ж, подумала девушка, почему бы и не прокатиться, все равно Раджа не скоро осмотрит все вокруг.
Она позволила груму подсадить себя в седло и, бросив на Хоука вызывающий взгляд, поскакала вперед.
Небо затянули низко висящие серые облака. Александра мчалась сквозь лежащий на земле туман, и ей казалось, что мир вокруг нее исчез, растворился. Она словно находилась в огромном белом помещении, и невероятная тишина царила вокруг… Но этому скоро пришел конец…
Они почти час скакали на восток; уже поднялось солнце, прогнав и облака, и туман, и мир чудесным образом возник из белизны, сверкая утренними красками. Александра демонстративно не замечала скакавшего рядом с ней всадника, наслаждаясь прекрасным утром.
Хоук пришпорил Аладдина, указывая Александре новое направление. Повернув следом за ним, она увидела впереди узкую долинку, поросшую елями и густым низким кустарником. По центру долины змеилась серебристая лента ручья.
— Твой отец учил тебя рыбачить? — задумчиво спросил Хоук.
— Мы часто вместе ловили рыбу. А что?
— А то, что я намерен предложить тебе пари. — Потом, как бы спохватившись, покачал головой. — Нет, ерунда. Ты всего лишь женщина… да еще с хорошего похмелья.
— Ни с какого я не с похмелья! — негодующе воскликнула Александра. — И при чем тут женщина?
— При всем, насколько я понимаю, — сказал Хоук, нагло обшаривая взглядом ее грудь и бедра. — И с моей стороны было бы просто нечестно…
— Предлагайте ваше пари, черт бы вас взял!
— Ладно. Ты постоянно твердишь, что умеешь и то, и это. Так давай посмотрим, может ли быть практическая польза от твоих умений, — другими словами, выясним, кто первым поймает себе завтрак. Если ты осмелишься, конечно.
Как и предполагал Хоук, Александра тут же развернула Блубелл и помчалась к ручью. Хоук не спеша последовал за ней. Спешившись, он привязал Аладдина к березе. И, обернувшись к Александре, выжидающе посмотрел на нее.
Она уже соскочила с лошади.
Брови Хоука насмешливо изогнулись, и Александра почувствовала, что краснеет.
— Мне казалось, вы что-то говорили о том, чтобы изловить завтрак, ваша светлость?
— Ну, тогда пошли, и будь готова к тому, чтобы взять назад свои слова.
— Ни за что! Скорее вы подавитесь своей гордостью!
Хоук лишь фыркнул, направляясь к травянистому пологому берегу ручья. У самой воды он остановился, вглядываясь в прозрачные струи. В это время из-за поворота ручья выплыли три лебедя, с горделиво изогнутыми длинными шеями. Когда Александра подошла поближе к герцогу, он, показав на прекрасных белых птиц, сказал:
— Перед тобой — лебеди Хоуксвиша, дар королей… они живут здесь с елизаветинской эпохи. Мы платим налог за каждого из них. Понадобилось много времени и усилий… собственно, ушло несколько веков на то, чтобы обзавестись чистокровной, отборной стаей. Все владельцы лебедей имеют личные клейма, так что моих лебедей нельзя перепутать с чужими.
— И каково же клеймо Хоуксвиша, ваша светлость?
— Маленький полумесяц на левой лапе. Да ты сама увидишь церемонию клеймения птиц.
— Церемонию клеймения?..
— Да, это знаменательный день. Лебедей ловят, чтобы заклеймить. Древний ритуал… и один из тех, которых я не видел слишком давно, — добавил Хоук, обращаясь как бы к самому себе.
— Уверена, лебедям это совсем не так нравится, как вам, — мрачным тоном произнесла Александра.
— Если бы ты знала, как мудры эти существа! Они понимают, что это делается для их защиты. Ну, а теперь, мисс Мэйфилд, постарайтесь найти свой завтрак. — Палец герцога указал на тень, длинную и гибкую, скользнувшую в чистых водах быстрого ручья, — крупная рыбина метнулась из-за камня и унеслась вниз по течению.
— Вы имеете в виду рыбу, ваша светлость?
— Хоук, — резко поправил ее герцог, следя взглядом за другой стремительной тенью. — И не просто рыба, циничная малышка. Пятнистая форель — жирная, вкусная форель Хоуксвиша. — Хоук принялся расстегивать куртку. — Знаешь, она прекрасно размножается в этих чистых водах — выше по течению, где у ручьев каменистое дно… На зиму форель уходит вниз, где глубина гораздо больше, а летом возвращается вот сюда, ближе к середине ручья.
Александра удивленно наблюдала за тем, как элегантный герцог сбрасывает дорогую одежду. Куртка, а за ней галстук и жилет полетели на траву, за ними последовали сверкающие ботинки.
— Вы это серьезно? — крайне недоверчиво поинтересовалась она.
Хоук в ответ только хмыкнул. Закатав брюки, он осторожно вошел в воду и повернулся лицом навстречу течению. От противоположного берега проплыла сначала одна покрытая красными пятнышками рыбина, потом другая… Хоук ждал, замерев в полной неподвижности. Мимо него промчалась стайка рыбьей мелочи, потом неторопливо проплыл угорь. Прошло еще несколько секунд, и на середину ручья выплыла очень большая рыба. Ее пестрое красноватое туловище четко обрисовалось на фоне серых камешков, устилавших дно.
Рука герцога со скоростью молнии пронзила воду и в то же мгновение вынырнула на поверхность, крепко сжимая бьющуюся форель. Герцог издал победоносный вопль.
— Как вы сумели! — Александра и не пыталась скрыть изумления.
— Да, черт побери! Я не потерял хватки! Старина Хэверс может мной гордиться!
— Хэверс?
— Он лесничий… или, скорее, управляющий угодьями Хоуксвиша. Он знает все, что только можно знать о каждом ручье. Да, пожалуй, и вообще о всех ручьях в Суссексе. Он учил меня ловить рыбу без сети и удочки. И повторял все время, что это иной раз может оказаться весьма полезным. И, как видишь, был прав.
Александра с отвращением уставилась на бьющуюся в руках герцога рыбину. Рыбы — то есть невычищенные и неподжаренные, — отнюдь не принадлежали к ее любимым живым существам.
— И что вы намерены с ней делать?
— Зажарить ее, само собой. А тебе придется ее почистить и выпотрошить.
Александра в ответ издала изумленный звук, очень похожий на кваканье, и Хоук, не в силах сдержаться, расхохотался во все горло.
— Вы… вы… — едва сумела выговорить Александра.
— Наглый тип, да? — насмешливо предположил Хоук. — Ну-ну, мисс Мэйфилд, чистить рыбу — женское занятие. А к тому же ты сможешь доказать, что и в самом деле умеешь все на свете.
К собственному негодованию, Александра поняла, что улыбается. Но решила, что все дело в том, как выглядел сейчас герцог. Он стоял по колено в воде, его брюки промокли, завернутые рукава рубашки отсырели, волосы растрепал ветер… И он, собственно говоря, ничем не напоминал того холодного незнакомца, которого Александра встретила на окутанной туманом лондонской улице.
Но он по-прежнему чрезвычайно опасен, и Александра не должна забывать, что он сделал с ней…
— Ну, какие еще дьявольские планы ты сейчас замышляешь, а, чертовка? Когда ты двинула меня бутылкой по черепу, у тебя было точно такое же лицо, как сейчас.
— Этого вы более чем заслужили. А сейчас я просто думаю о том, что рыбина, как и все, кто от вас зависит, приучена повиноваться малейшему капризу хозяина.
— Значит, тебе хочется свести на нет мою победу! Ты слишком жестока, мисс Мэйфилд. — Серебристые глаза герцога сузились. — Ты вызываешь во мне желание научить и тебя повиноваться малейшему моему капризу.
Александра только передернула плечами в ответ и посмотрела на рыбину, все еще бьющуюся в пальцах Хоука, — девушке почему-то хотелось избежать взгляда дымчатых, странно глубоких глаз…
— Хорошо. Я допускаю, что и от вас может быть польза. Я даже готова уважать ваше умение обойтись без удочки и сети. Надеюсь, это вас утешит.
— О, я жду совсем не утешения… В данном случае. Можешь не сомневаться. — Хоук посмотрел на рыбину. И внезапно, крикнув: «Лови!» — бросил ее Александре.
Девушка совершенно автоматически схватила летящий к ней предмет — и задохнулась от отвращения, коснувшись влажной, скользкой кожи рыбы. А через мгновение она уже швырнула форель в серебристые струи ручья… и рыбина метнулась вниз по течению.
Хоук приподнял темные брови.
— Однако ты слишком небрежно обошлась с нашим завтраком, мисс Мэйфилд. Мне было бы интересно посмотреть, как ты изловишь новый!
Его ленивое высокомерие привело Александру в ярость.
— С удовольствием! В конце концов, если вы это сделали, то почему бы не сделать и мне?!
Она быстро наклонилась, расстегнула и сбросила полуботинки, а потом подоткнула юбку, старательно избегая при этом взгляда герцога. Подойдя к большому валуну, край которого выступал чуть ли не к середине ручья, она осторожно наклонилась и опустила руки в прозрачную воду.
Со дна, покрытого песком и галькой, поднялся к поверхности воды карп, но умчался прежде, чем Александра успела шевельнуть пальцем. Тогда девушка, подобравшись ближе к краю валуна, опустила руки в ручей гораздо глубже, почти до самых плеч.
И тут Александра увидела ее… жирную, с черными пятнышками на спине… форель неторопливо плыла, окруженная рыбьей молодью. Александра неторопливо ждала, прищурив глаза, и вот… Мальки шарахнулись от ее пальцев, а девушка схватила холодную сильную рыбину.
Александра победоносно выпрямилась, показывая свою добычу ошеломленному Хоуку и радуясь явному удивлению герцога.
— Ну, что теперь скажете, мошенник? Он хитро скосил глаза.
— Я скажу: «Браво, мисс Мэйфилд»… и добавлю: надеюсь, вы умеете плавать!
И в следующее мгновение во все стороны полетели брызги — Александра свалилась в ледяную прозрачную воду.