Глава 27

Как только миновал кризис, Робби начал очень быстро поправляться. Жар спал в одну ночь, к утру температура стала нормальной, и одновременно к Робби вернулась его прежняя энергия. И удержать его в постели еще на несколько дней оказалось нелегко.

Хоук, посмеиваясь над собой, взял на себя эту заботу. Отыскав на чердаке коробку с оловянными солдатиками, он принес их в спальню сына. И дни напролет их темноволосые головы склонялись над пестрыми игрушками — отец и сын разыгрывали сражения, которым не хватало места на одеяле, а потому они выплескивались на пол. И весь дом радовался, слыша заливистый смех, доносящийся из комнаты больного малыша. А Хоук был вне себя от счастья, видя, что мальчик теперь не так робок и застенчив с ним… хотя прежняя печаль иной раз и мелькала еще в глазах Робби.

Едва лишь дело пошло на поправку, старая няня вновь приступила к своим обязанностям. А приехавший из Альфристона семейный врач радостно сообщил, что никакой опасности ждать больше не следует.

Но как только утихла суета, связанная с болезнью, началась иная суматоха. Известие о возвращении Хоука разлетелось по светским гостиным. Впрочем, такую новость и невозможно было надолго удержать в секрете, несмотря на то что герцог в последние дни совсем не выходил из дома.

Хедли, безупречный лондонский дворецкий Хоуксворта, едва успевал принимать визитные карточки и приглашения на балы и обеды.

Как-то дождливым вечером, через неделю после приезда в Лондон, Хоук небрежно поворошил груду корреспонденции, скопившейся на его письменном столе, и среди визитных карточек и приглашений он увидел толстый конверт с сургучной печатью. Узнав четкий почерк своего адвоката, Хоук прищурился.

Нетерпеливо схватив плотный веленевый конверт, герцог небрежно разорвал его и вынул пять исписанных листков. Это было подробное сообщение от его доверенного лица.

«Ваша светлость!

Прошло уже несколько недель с того дня, как я получил Ваше распоряжение, но, поскольку мое собственное расследование ни к чему не привело, мне пришлось отложить написание этого письма до настоящего времени. Достойная внимания информация получена мною лишь две недели назад, и я пересылаю ее Вам. Ваша светлость поймет, почему мне не хочется открывать источник этой информации — если я раскрою его тайну, он будет для меня потерян.

В своем письме Вы выразили особый интерес к делам бывшего генерал-губернатора Мадраса и его ближайших родственников. Не стану рассказывать, каких трудов стоило выяснение этих подробностей; достаточно сообщить, что там возникли весьма необычные обстоятельства. Дела в Мадрасе и по сей день находятся далеко не в порядке, что усугубило сложности поиска. Кроме того, я в своих действиях был крайне ограничен Вашим предписанием проводить расследование в полной тайне, и это замедлило дело.

Генерал-губернатор, лорд Персиваль Мэйтланд, четвертый виконт Мэйтланд, давно уже проживавший в Индии, находился на этом посту в течение девяти лет к моменту, когда разразились беспорядки в Веллуру. Лорд Мэйтланд неоднократно предостерегал Лондон, сообщая о том, что сипаи могут проявить недовольство, если Корона будет продолжать в отношении них прежнюю политику без учета индийских обычаев и религиозных верований. Но даже лорд Мэйтланд не смог предвидеть ярости бунта, и когда бунт вспыхнул, лорд Мэйтланд признал, что именно из-за его ошибки было потеряно немало жизней. Несмотря на поддержку друзей и сторонников — а их было немало как среди индийцев, так и среди англичан, — лорд Мэйтланд был сломлен последующими событиями. В тот день, когда он получил сообщение от Контрольного совета Ост-Индской компании о том, что и третье его прошение о восстановлении в правах отвергнуто, он приложил к виску пистолет и свел счеты с жизнью.

Его тело было обнаружено дочерью, досточтимой Александрой Мэйтланд, его единственной наследницей. Нетрудно вообразить ее чувства при этом. При других обстоятельствах молодая леди могла бы иметь неплохое состояние, поскольку лорд Мэйтланд имел не менее 200 000 фунтов стерлингов, не считая жалованья, не выплаченного ему правительством. Но мисс Мэйтланд очень скоро узнала, что ее положение чрезвычайно трудно, поскольку деловой поверенный ее отца исчез сразу после самоубийства лорда».

Пальцы Хоука смяли плотный лист, и на лбу герцога набухла и заколотилась вена.

«Кое-кто утверждает, что этого поверенного убили; другие считают, что он воспользовался случаем и сбежал вместе с деньгами лорда Мэйтланда. В любом случае результат остается прежним: мисс Мэйтланд очутилась практически в нищете. Что касается других родственников, мне не удалось обнаружить таковых. Похоже, отец лорда Мэйтланда был в крупной ссоре со своим младшим братом, и потому всякие отношения между их семьями были прерваны. О каких-либо еще родственных связях мне ничего не удалось выяснить.

Следующая часть этой истории воистину удивительна. В это трудно поверить, но создается такое впечатление, что молодая леди просто исчезла с лица земли. Несколько дней она пробыла у своих друзей в Калькутте, ожидая корабля, отплывающего в Лондон, но после ухода этого корабля ее больше никто нигде не видел. Капитан припоминает, что мисс Мэйтланд никто не встречал. Он пытался предложить ей свою помощь, но в общей суматохе прибытия она куда-то ускользнула. И я не сумел обнаружить хоть каких-то ее следов. Находится ли она по-прежнему в Англии или вернулась в Индию, не знаю».

Хоук оторвал взгляд от страницы. «Надо же, — подумал он, — какая ирония!» Ведь с того самого дня, когда было принято решение по Веллуру, он постоянно ощущал смутное подозрение, что Контрольный совет совершил ошибку по отношению к лорду Мэйтланду. Новости из Индии доходили до Лондона медленно, и Хоук в конце концов поручил своему доверенному лицу разобраться в этом деле, потому что хотел знать, что стало с генерал-губернатором и его семьей после решения совета.

А потом вдруг, однажды вечером, Александра Мэйтланд выбежала из тумана прямо ему в руки…

Помрачнев, Хоук снова вернулся к письму.

«Возможно, Вас заинтересует то, что не я один пытался узнать что-либо о судьбе молодой леди. У нее осталось немало друзей в Калькутте, и они чрезвычайно обеспокоены ее исчезновением. И в Лондоне тоже есть люди, ищущие ее, — не знаю, правда, что ими руководит: праздное любопытство или какой-то расчет. Но среди тех, кто знал мисс Мэйтланд, нет людей, не проявлявших бы к ней искренней симпатии.

В том же, что касается Вашей супруги, есть только одна новость. Шесть недель назад некая леди, по описанию весьма похожая на Вашу жену, находилась на борту корабля, направлявшегося из Вест-Индии в Лондон. Я пытался проверить эти сведения у капитана корабля, но безуспешно, поскольку как раз после этого рейса беднягу разбил апоплексический удар.

О Телфорде ничего нового я не узнал. Он очень осторожен.

Ваша светлость, надеюсь, поймет меня, если я выскажу свои подозрения. Если герцогиня вернулась в Лондон, то не следует ли предположить, что и Телфорд не отстал от нее? Боюсь, когда будет обнародован новый закон о разводе, а это случится уже скоро, эта пара может совершить какое-нибудь безрассудство.

Между прочим, я весьма признателен Вашей светлости за то, что Вы сочли возможным принять на службу рекомендованного мною человека. Джон Харди, возможно, и не сумеет стать безупречным лакеем, но в том, что касается охраны дома, Вы можете на него положиться. Он храбро сражался в Бадахосе и обучен многому. Пусть он постоянно будет рядом с Вами. Телфорд уже на грани отчаяния.

Остаюсь уважающим Вашу светлость преданным и готовым к услугам.

Бартоломью Додд».

Губы Хоука стянулись в прямую линию, когда он начал читать постскриптум, торопливо начертанный в нижней части последнего листа. Под ним стояла дата недельной давности.

«Надеюсь, Ваша светлость простит мне небрежность этого дополнения, но я только что узнал о трагическом случае и болезни Вашего сына. Уверен, мальчик скоро поправится.

Чиновник магистрата посетил меня по Вашему указанию и изложил все подробности происшествия с Вашей супругой. Позвольте сообщить Вам некоторые детали. Кучер кареты, из упряжки которой сбежала лошадь, был пьян, когда его арестовали, и сейчас он содержится под стражей. Я расспросил его, и он рассказал в основном ту же самую историю, что и вначале.

Пожалуй, важнее всего здесь то, что этот человек не знает Джеймса Телфорда или кого-то, похожего на него по описанию.

Мне очень жаль, что приходится говорить об этом и причинять Вам боль, но это неизбежно. Поскольку лицо и тело жертвы были сильно изуродованы копытами лошадей, магистрату пришлось провести опознание. Но чиновник, узнав, что Ваше присутствие затруднительно из-за болезни Вашего сына, удовлетворился опросом свидетелей инцидента — нескольких человек из штата Вашей прислуги, и они подтвердили, что погибшая женщина — без сомнения, Ваша жена.

Ее тело захоронено в соответствии с Вашими указаниями. Чтобы не причинять лишних страданий Вашему сыну, я постараюсь, чтобы история не получила излишней огласки, но, боюсь, мне не удастся слишком долго удержать все в тайне.

В том, что касается Телфорда, я продолжаю расследование. И все новые сведения, разумеется, буду сразу же сообщать Вам.

Прошу принять мои искренние соболезнования. Жаль, что события приняли такой трагический оборот.

Жду Ваших новых указаний.

Б. Д.».

Хоук медленно опустил лист. В кабинете было очень тихо; слышалось лишь тиканье золоченых часов на каминной полке.

Несколько минут Хоук сидел, вертя в бесчувственных пальцах плотную бумагу. На улице время от времени слышались шум проезжающих экипажей и голоса припозднившихся торговцев и мастеровых, предлагавших свои услуги.

Жизнь продолжалась, стремительная и бурная. Но герцогу Хоуксворту казалось, что все замерло и земной шар перестал вращаться вокруг своей оси.

«Так значит, все и вправду кончено», — думал он, и на его лице отразилось странное оцепенение, когда он понял, что пришла свобода, о которой он так долго мечтал.

Изабель умерла. Телфорд лишен возможности действовать активно. Давняя проблема решилась. И он больше никогда не ощутит той мучительной тревоги, которая всегда сообщала ему о присутствии Изабель.

И что же теперь? Не пора ли ему оставить лондонскую бездушную суету, сменив ее на тихую жизнь в поместье? Он слишком долго откладывал это, а ведь Робби уже достаточно большой, чтобы наслаждаться верховой ездой, рыбалкой, охотой. Хоук знал, что мальчик принадлежит Хоуксвишу…

«А что ты будешь делать с Александрой Мэйтланд?» — поинтересовался циничный голос в его мозгу. Да, Хоук понимал, что нелегко будет дать обратный ход делу ее отца. Для этого нужно было иметь немалое влияние на членов совета — ведь их следовало убедить в том, что Мэйтланд осужден несправедливо. «Да, — бесстрастно думал Хоук, — это будет очень трудно… однако возможно».

«А что потом?» — настаивал внутренний голос. Неужели Хоук выполнит свою угрозу и потребует той самой платы?.. В конце концов, Александра ведь спасла ему жизнь, и в большой степени именно ей он обязан также и жизнью сына… Может ли он отплатить ей подобной жестокостью?..

Но… разве он сумеет просто отпустить ее? Она взволновала его кровь; она доводила его до бешенства тем, что он постоянно ощущал в ней скрытую чувственность. Она была похожа на тлеющий янтарный уголек, на который стоит лишь подуть — и он взорвется пламенем страсти…

Даже сейчас, все еще страдая болью от незажившей раны, Хоук мучился желанием, ему хотелось ощутить ее стройные ноги, ее трепещущее тело под своим телом… и при одной лишь этой мысли его мужское естество начинало болезненно пульсировать.

Длинно и энергично выругавшись, герцог отшвырнул письмо адвоката и принялся нервно шагать взад-вперед по кабинету. Часы на камине пробили девять.

Он гадал, что может делать сейчас Александра. А если и она мучается воспоминаниями об их страстном слиянии во время грозы? Ох, как ему хотелось этого, как он надеялся на это! Ну а если нет, он сделает все, что в его силах, чтобы заставить ее вспомнить…

Внезапно что-то подтолкнуло его к окну. Хоук отодвинул парчовую занавесь и посмотрел на улицу. Сначала он ничего не увидел в темноте, но потом его глаза стали кое-что различать. Ему показалось, что чья-то тень сначала отпрянула в сторону, а потом растаяла во тьме. Хоук прищурился. Но, решив, что это всего лишь игра воображения, он опустил тяжелую занавеску.

Налив себе стакан бренди, он устало опустился в кожаное кресло возле письменного стола. Снова и снова его мысли возвращались к храброй женщине, находившейся сейчас на верхнем этаже его дома, — женщине, которой пришлось вынести так много трагического за такую короткую жизнь…

Он пока не знал, что ему делать с Александрой Мэйтланд, но в одном был уверен: он не сможет отпустить ее. Во всяком случае, сейчас.

А может быть, и никогда.

Дождь громко колотился в окна гостиной. Александра беспокойно шевельнулась, пытаясь сосредоточиться на последнем сочинении мисс Остин. Наконец, с раздраженным вздохом захлопнув книгу, она встала и подошла к окну.

Отодвинув белую шелковую занавеску, она принялась всматриваться в залитую дождем улицу.

Там можно было увидеть лишь тех, кому поневоле приходилось мокнуть под дождем: забрызганную грязью продавщицу цветов да нескольких ливрейных лакеев, спешащих по неотложным поручениям их господ. На другой стороне остановился какой-то человек: плечи его были сгорблены, мокрая шляпа натянута до самых ушей. Видя, как резкий ветер треплет полы его грязного плаща, Александра ощутила мгновенный укол жалости, — но именно в это мгновение человек поднял голову и посмотрел на окно, у которого она стояла, и в его глазах сверкнула такая неприязнь, что Александра и думать забыла о сочувствии.

Все еще держа в руке роман, она вернулась к диванчику, обтянутому темно-красным шелком. На нем валялось с полдюжины томов, которые Александра взяла наугад в библиотеке герцога. Ее тонкие пальцы нервно перебирали длинные ленты, которыми было отделано спереди ее изумрудно-зеленое муслиновое платье. С разочарованным вздохом она снова открыла «Эмму» на той самой странице, с которой начала чтение два часа назад.

— Я тебе не помешал?..

Александра вздрогнула и выронила книгу и тут же молча выбранила себя за отсутствие самообладания.

Хоук остановился на пороге; он был неотразим в красновато-коричневых брюках и бутылочно-зеленом сюртуке, безупречно сидевшем на его широких плечах. Ощущение исходящей от него силы проникло в самую глубь ее существа. Ей достаточно было посмотреть на него, чтобы ее кровь тут же забурлила самым раздражающим образом. Его серебристо-серые глаза поблескивали так, словно он прочитал ее мысли…

Чтобы хоть отчасти скрыть свою слабость, Александра ограничилась холодным кивком, а потом подняла упавшую книгу и демонстративно раскрыла ее.

— Неужели это так интересно? — насмешливо поинтересовался Хоук.

Александра откинулась на спинку дивана.

— Вы бы, ваша светлость, безусловно, предпочли, чтобы женщины ничего не читали, чтобы они всегда были простодушны, наивны, необразованны и абсолютно не умели думать.

Хоук подошел к креслу, стоявшему рядом с диваном, и уселся в него с ленивой грацией, приведшей в окончательное расстройство все чувства Александры. Рассердившись, она уставилась в пол, но тут же ее взгляд наткнулся на ноги Хоука, на четко обрисованные плотно облегающими брюками мускулы…

А Хоук, казалось, с полным безразличием вытянул ноги так, что они почти коснулись туфелек Александры.

— О нет, простодушие мне не нравится. Во всяком случае, в определенных вопросах.

Александра резко отодвинула ноги, проклиная себя за то, что к ее лицу мгновенно прилила кровь. Разъярившись, она твердо решила не дать Хоуку заметить, насколько удачны его провокации. Раскрыв книгу, она невидящими глазами уставилась в нее.

Тут же послышалось легкое покашливание, и сильные пальцы Хоука забрали у нее томик. Он посмотрел на обложку.

— Это просто очаровательно! «Практическое эссе о научно обоснованном ремонте и поддержании дорог», — вслух прочитал он. — Автор — Джон Макадам. Похоже, мисс Мэйфилд, тебя очень интересуют гравий и щебенка?

Александра готова была завизжать от ярости.

— Я читала последнее сочинение мисс Остин, если хотите знать, и сейчас случайно взяла эту книгу, когда вы так грубо меня прервали.

— Прервал? Грубо? Но ведь это, в конце-то концов, мой дом. Впрочем, сегодня мне не хочется спорить. Вот твой роман, — лениво произнес он и протянул Александре книгу, держа ее так, что девушка не могла забрать томик, не коснувшись его пальцев.

Она колебалась, проклиная себя за то, что дрожит, как дебютантка перед первым балом. С ледяным выражением лица она взялась за книгу и выдернула ее из пальцев Хоука, но тут же снова уронила на ковер.

— Ты сегодня слишком небрежна. Александра не удостоила его ответом.

— Ну, я все-таки уверен, что ты способна сдерживать свое раздражение. Потому что иначе из тебя не выйдет хорошей гувернантки. — Герцог наклонился, чтобы поднять книгу, и при этом сумел задеть рукой ногу Александры.

От его прикосновения по всем мышцам Александры словно проскочила искра, и она внутренне сжалась… Сердце забилось сильнее, она вдруг вспомнила их яростную страсть во время грозы… Она лишилась дара речи, и в ответ на слова Хоука смогла лишь что-то невнятно пискнуть.

Хоук прищурился и насмешливо вздернул брови, внимательно наблюдая за ее реакцией.

— Я от твоего имени принял несколько приглашений, — вдруг резко сказал он. — Но сначала мы отправимся в цирк Астлея, через три дня. Робби уже вконец извел меня своими планами относительно тех мест, которые мы должны посетить. А в субботу мы отправляемся на бал к леди Рокингтон. — Это прозвучало не как приглашение или предложение, а как приказ.

Александра уставилась на него, и в ее глазах запылал опасный огонь.

— В самом деле?

И она мгновенно забрала у него книгу.

— Да. А завтра вечером поедем в Воксхолл.

Это было уже слишком. Сжав в пальцах книгу, Александра яростно сузила глаза.

— А не пошли бы вы ко всем чертям! Насколько я припоминаю, ваша бесчестная сделка касается только… только…

— Только твоего согласия делить со мной постель? — Хоук смотрел на стиснутые на обложке пальцы Александры. — Я вполне понимаю, что ты сейчас испытываешь искушение швырнуть в меня этой книгой, моя дорогая, но лучше бы тебе этого не делать. Как-то не принято, чтобы гувернантки швырялись чем-либо в доме нанимателя.

— Какого черта, о чем вы?

Хоук окинул ее небрежным взглядом.

— Ты же говорила, что хочешь наняться гувернанткой, разве не так?

— Вы прекрасно знаете, что это действительно так. Но что…

— Я просто решил помочь тебе в этом.

Александра гневно сжала губы. Что еще задумал этот негодяй?..

— Я вас предупреждаю, вам не удастся выставить меня на всеобщее обозрение как одну из ваших распутниц. С меня довольно и того, что мне приходится вообще делить вашу компанию!

— Вот-вот, я так и думал… Вся эта болтовня насчет поиска места была именно болтовней. — Хоук отвернулся и смахнул с рукава невидимую пылинку, чтобы спрятать от Александры довольную улыбку.

— Черт побери! Я действительно хочу найти место, но я вам…

— Может быть, ты ожидаешь, что наниматель сам к тебе явится?

Хоук говорил холодным и рассудительным тоном, и это лишь еще сильнее разозлило Александру, потому что вообще-то она еще и не думала по-настоящему об этом. Слишком многое случилось за те две недели, что прошли после печального дня, когда она ходила от одного агентства по найму к другому и везде получала отказ.

— Я предлагаю вот какую историю для тебя, — безмятежно продолжил Хоук. — Ты — родственница моей жены, что вполне объяснит ваше сходство. Скрыть его невозможно, но в наших силах повернуть все к твоей же выгоде. А поскольку ты только что приехала из Индии, что может быть естественнее того, что я покажу тебе Лондон?

— Но я не родня вашей жене! — И роман мисс Остин снова упал на ковер.

— Но ведь Изабель не будет рядом, чтобы опровергнуть эту выдумку, — внезапно помрачнев, сказал герцог.

— Найдется кто-нибудь другой. Да и в любом случае это ложь!

— Вот как? — бесстрастно произнес Хоук. — А ты в этом уверена? Мне что-то кажется, что между вами должна быть связь… что ваше сходство не случайно. Выпьешь хересу? — ровным тоном спросил он.

Наглая самонадеянность, с которой он распоряжался ее жизнью, окончательно вывела Александру из равновесия. Ей казалось, что она превратилась в марионетку и Хоук безжалостно дергает за ниточки, на которых она подвешена.

— Нет, подонок, меня не интересует херес! И меня не интересует тот маскарад, который вы затеяли! Я не намерена становиться вашей игрушкой!

— Какой цинизм, дорогая! Он совершенно неуместен в столь юном существе. Или ты просто научилась чуду продления молодости у индийских факиров?

— Мне двадцать три года, — ледяным тоном произнесла Александра. — И вам легче было бы задать прямой вопрос, нежели подбираться к этому окольными путями.

Хоук с легкой улыбкой кивнул.

— Отличный возраст для гувернантки. Ты уверена, что действительно стремишься к этой работе?

— Вы и сами прекрасно все знаете, негодяй!

— Рад это слышать, — спокойно откликнулся он. — Потому что если ты на самом деле задумала подыскать богатого мужа, я не в силах буду тебе помочь.

Александра задохнулась от возмущения.

— Мужа?! — взорвалась она, когда наконец снова обрела дар речи. — Да что это еще за омерзительная шутка?!

— Это не шутка, моя дорогая. Я просто хочу дать тебе несколько практических советов на тот случай, если твои запросы окажутся слишком высоки. Да, устроить для тебя место гувернантки, и очень приличное место, — это в моих силах, во всяком случае, если нам удастся скрыть твое прошлое. Но если ты решила использовать меня, чтобы выйти замуж, — ну, это не выйдет.

Кипя от гнева, Александра с трудом могла найти слова, чтобы ответить наглецу.

— Я н-не намерена выходить замуж, слышите, подонок? Ни за богатого, ни за бедного! Я хочу работать в приличной семье, и все! Можете вы это вбить в свою тупую башку?

— Великолепно! Именно таким тоном тебе и придется разговаривать с непокорными питомцами, чтобы поставить их на место. Но давай вернемся к более насущным проблемам. Тебе, само собой, понадобится одежда. Я пошлю за мадам Грез. Потом мы решим, как лучше ввести тебя в свет.

— О чем вы говорите, черт побери? — рыкнула Александра.

— Я говорю, моя прелестная дурочка, о том, чтобы подыскать тебе место. Мы должны привлечь к тебе внимание тех, кто мог бы тебя нанять. Словечко там, намек здесь — и, уверен, ты быстро получишь не одно предложение.

— Я ни в каком смысле не ваша, — огрызнулась девушка, нахмурившись. Она не верила ему — ни в малейшей степени. — Значит ли это, что наша сделка расторгнута? — резко спросила она, боясь даже надеяться, что он вскоре отпустит ее.

Хоук насмешливо вздернул брови.

— Разумеется, нет! Ну разве что ты решила оставить в покое дело твоего отца.

— Никогда!

— Тогда, мисс Мэйфилд, наш договор остается в силе. Но поскольку после того, как мы расстанемся, тебе придется самой заботиться о себе, то можно и заранее побеспокоиться о подходящем месте.

— Как вы подлы! Мне бы следовало догадаться…

— Да, — холодно согласился Хоук. — Тебе бы следовало.

— Отлично, раз уж вы настаиваете на том, чтобы всегда быть выродком, — прошипела Александра. — Но незачем при этом играть в кошки-мышки.

— Чудесная идея. Так, дай-ка подумать… Что можно вспомнить вот так сразу? Например, Криплгейт с его выводком. Правда, этот человек славится распутством, но плата, безусловно, будет высокой. Есть еще леди Седжвик, — безжалостно продолжал он. — Насколько я знаю, ей нужна компаньонка. Она немножко эксцентричная старушка, но совершенно безвредная. Правда, ее сынок — это уже другое дело. — Хоук задумчиво поджал губы. — Я слышал, он с удивительной скоростью делает детишек горничным, так что нечего удивляться трудностям леди Седжвик… ей вечно недостает женской прислуги.

Александре стало не по себе, но она не хотела, чтобы Хоук заметил ее смущение.

— Если вы надеетесь запугать меня, то напрасно стараетесь. Я не из пугливых. И уж вам-то следовало бы это знать! — Но, произнося эти храбрые слова, Александра побледнела, а ее пальцы нервно крутили ленты на поясе платья.

Хоук, храня непроницаемое выражение лица, наблюдал за ее доблестной внутренней борьбой, прекрасно понимая, что сумел-таки огорчить девушку. Но, как ни странно, это не доставило ему удовольствия… и даже наоборот. В его серых глазах вдруг полыхнуло пламя, и он резко встал.

— Черт побери, Александра! Выходи за меня замуж!

Сначала она вообще не шевельнулась, не веря тому, что услышала. Но ее сердце забилось вдруг неровно и неуверенно, и она всмотрелась в его лицо, удивляясь неприкрытой страсти, горящей в его серебристых глазах.

В оглушительной тишине Хоук опустился перед ней на колени и грубо схватил ее за руки.

— Выходи за меня, Александра! — настойчиво произнес он. — Ты сплошной огонь и страсть! Тебе нечего делать в гувернантках! Позволь мне заботиться о тебе. Позволь делить с тобой дни и ночи. Тебе не придется никогда ни о чем сожалеть.

Слишком потрясенная, чтобы говорить, Александра лишь молча смотрела на него расширившимися глазами, и ей не хватало воздуха…

— З-замуж?.. — пробормотала она наконец.

Хоук до боли сжал ее пальцы.

— Неужели тебя это удивляет? В конце концов, ты спасла мне жизнь… и жизнь Робби тоже. Ты должна испытывать к нам хоть какие-то чувства!

На одно мгновение, на одно самое короткое мгновение, Александра задумалась над предложением Хоука, потрясшим ее куда сильнее, чем грубое требование делить с ним постель. Холодная незатейливая похоть — этого естественно было ожидать от подобного человека. Но предложение руки и сердца?.. От великого герцога Хоуксворта?..

Да, будучи герцогиней Хоуксворт, она может ничего не бояться… ни о чем не тревожиться… Слегка содрогнувшись, Александра вернулась к реальности. «Холодная жестокая реальность, — в отчаянии напомнила себе Александра. — Такая же, как серебряные вспышки в глазах герцога…

Черт бы побрал этого человека! Он ведь уже состоит в браке, напомнила себе Александра, испуганная тем, что едва не ответила согласием.

— Вы что, окончательно сошли с ума? — крикнула она. — Вам мало нанесенных мне оскорблений, вы придумали еще одно?!

Лицо Хоука мгновенно потемнело.

— Ты видишь что-то оскорбительное в том, что я прошу тебя стать моей женой?

— Вы решили добавить к вашим преступлениям против меня еще и двоеженство? — в бешеной, немыслимой ярости закричала Александра. В это мгновение она ненавидела его каждой клеточкой своего дрожащего тела.

И точно так же она ненавидела себя за то, что пусть на одно мгновение, но всерьез отнеслась к его словам.

Хоук, отпустив замысловатое ругательство, мгновенно встал и рывком поднял Александру, прижав ее к своей широкой груди.

— Моя жена умерла, Александра! — хрипло выговорил он. — Умерла, слышишь? Она погибла десять дней назад, когда пыталась похитить Робби!

— Изабель умерла? — Александра всхлипнула от потрясения, перестав даже вырываться из железных объятий Хоука. Ее нежный лоб пересекла морщинка. Она моргнула, почувствовав, как комната закружилась у нее перед глазами.

С низким рычанием Хоук сжал ее лицо ладонями и заставил Александру посмотреть в его голодные, пылающие глаза.

— Ты понимаешь, женщина? Я люблю тебя! Я полюбил тебя в ту самую секунду, когда ты вышла навстречу мне из тумана. Мне уже тогда следовало понять… — Но он тут же забыл все, что собирался сказать, потому что впился в ее губы. — Выходи за меня! — снова прошептал он, не отрываясь от ее горящего рта. — Соглашайся поскорее!

Александра трепетала, ее неодолимо тянуло к нему — как мошку к огню… И тщетно пыталась она справиться с этим притяжением. Выйти за ее похитителя и безжалостного тюремщика? За убийцу ее отца? «Нет, — кричала ее душа, — это невозможно!» Честь запрещала даже думать о подобном! Но его жар опалял ее дрожащее тело, и она колебалась, не в силах шевельнуться, не в силах разомкнуть его объятия…

— Скажи же что-нибудь, Александра! — хрипло потребовал Хоук. — Скажи что-нибудь, кроме «нет». — Казалось, в нем и следа не осталось от вечного его безразличия и беззаботности.

Именно эта искренность и ошеломила Александру, зачаровала ее, заставила медлить. Но наконец она осознала его слабость и поняла, что может отомстить.

— Отпустите меня! — закричала она, упираясь руками в его грудь. — Ваша жена всего неделю как в могиле, а вы уже задумали свататься? — Собравшись с силами, Александра заставила себя холодно расхохотаться. — Да вы оскверняете саму идею брака!

Лицо Хоука исказилось от боли и ярости.

— Так вот как ты отвечаешь на мое предложение? Неужели ты так сильно ненавидишь меня? — Он уронил руки ей на плечи, и его пальцы впились в тело Александры, словно когти. — Что ж, хорошо, я предложу тебе самый простой выбор. Или ты венчаешься со мной, или спишь со мной без венца, — прорычал он. — Тебе не сбежать от меня, женщина, потому что я намерен обладать тобой, и, когда ты очутишься в моей постели, твое желание разгорится не слабее моего!

— Никогда, гнусный пройдоха! — взвизгнула она, пытаясь вывернуться из его рук, чувствуя, как его восставшее естество прижимается к ее животу, словно прожигая насквозь легкое муслиновое платье. И с неожиданной силой, порожденной отчаянием, она сумела освободиться и бросилась к двери. Но Хоук в один прыжок нагнал ее и схватил за юбку.

— Отпустите меня, черт побери!

Он обхватил ее за талию и развернул лицом к себе. Завернув ей руки за спину, он снова притиснул ее к своей груди.

— Не вздумай больше убегать, когда я говорю с тобой! — прогремел он. — Если, конечно, не хочешь, чтобы я поучил тебя хорошим манерам!

— Нечего мне угрожать, вы, жалкий, презренный…

— Это не угроза, это обещание! Ты ждешь подтверждений, женщина? — язвительно поинтересовался он. — Хочешь, чтобы я оседлал тебя прямо сейчас? Что ты предпочтешь — ковер или диван? — в бешенстве продолжал он. — Моя рана почти зажила, так что мне пойдет на пользу распутная ночка! И не все ли равно, с кем совокупиться — с тобой или с кем-то еще! — Ошалев от боли, причиненной ему отказом Александры, Хоук говорил с намеренной жестокостью, надеясь задеть ее так же сильно, как она задела его. — А если ты будешь немножко бояться, это лишь усилит вожделение, вот увидишь! Может быть, мне даже придется связать тебя!

— Прекратите! — завизжала Александра, ужаснувшись тому, как быстро его нежность превратилась в безумное скотство. Она рвалась изо всех сил, но это привело лишь к тому, что одна из ее лент намертво зацепилась за пуговицы его брюк.

Хоук, видя затруднительность ее положения, нагло улыбнулся. Его длинные пальцы медленно скользнули по ленте, поднимаясь к груди. И глаза его смотрели твердо и уверенно, когда он почувствовал, как от его прикосновения напрягся ее сосок…

У Александры сжалось горло, ей не хватало дыхания… ее чудесные глаза блестели от готовых пролиться слез.

— Прекратите, Хоук, прошу вас! — с трудом произнесла она.

— Скажи, почему ты не хочешь выйти за меня замуж? — хриплым голосом потребовал он, безжалостно терзая ее затвердевший сосок.

Александра не ответила. Что-то темное, мрачное промелькнуло в ее полных боли сине-зеленых глазах, и она начала вырываться яростно, как дикая кошка.

«Что это, — гадал Хоук, недоуменно хмурясь, — чувство вины? Но чего ей стыдиться?»

— Черт побери, только не говори, что ты уже замужем! — прорычал он.

— Нет! — огрызнулась Александра. — И никогда не выйду замуж! Я не стану рабыней мужчины!

— Похоже, я потерял Изабель только для того, чтобы найти ее снова — в тебе!

У двери послышался какой-то шум.

— Отец? — Это был голос Робби, сонный и неуверенный. — Я слышал что-то… — Мальчик остановился на пороге, потирая заспанные глаза. — Что ты делаешь с мисс Мэйфилд? Почему она плачет?

Хоук проглотил готовое сорваться проклятие и быстро отцепил ленту от своих брюк, мгновенно отпустив Александру.

— Для мальчика, которому давным-давно положено спать в своей постели, ты задаешь слишком много вопросов! — Хоук быстро пересек комнату, подхватил сына на руки и из-за плеча сына бросил на Александру яростный взгляд.

— Если тебе так хочется знать, мы с мисс Мэйфилд говорили об исполнении обещаний, о том, как важно держать данное слово. — Потемневшие глаза Хоука предостерегающе глянули на Александру. — Если ты что-то пообещал, ты должен это сделать, нравится тебе это или нет. Всегда помни об этом, Робби. Я уверен, и мисс Мэйфилд этого не забудет.

И, еще раз окинув девушку ледяным взглядом, грозящим возмездием, он вышел из гостиной, унося сына.

— Черта с два! — прошипела Александра, спотыкаясь о забытую на полу книгу. И через мгновение томик с громким стуком врезался в дверь, закрывшуюся за Хоуком.

Загрузка...