Милая, у нас не будет развода

Глава 18. Все, я ухожу

Егор дергает ручку, а дверь я заперла.

— Инга…

— Что, милый? — рассматриваю отражение в зеркале.

Конечно, я сейчас хочу распахнуть дверь и впустить своего мужа к себе. Но…

За свои слова надо отвечать.

Я же фригидное бревно в постели.

— Открой дверь, Инга.

— Нет.

— Инга…

— Знаешь, что я сейчас сделаю?

Слышу через дверь, как Егор шумно выдыхает. Я включаю воду и тщательно мою руки с мылом. Затем вытираю их бумажными полотенцами.

— Инга.

— Я, — неторопливо задираю юбку, — побалую себя пальчиками.

— Что?

— Настроение такое, — приваливаюсь к двери спиной. — Лень одолела.

— Инга… — рычит за дверью Егор.

— Тебе же тоже обычно лень, — вздыхаю я и ныряю между ног рукой. — Это все от лени, Егор. Ты ленишься, — закрываю глаза и касаюсь пальцами напряженного клитора. — И вы все ленивые… Вам всем нужны инструкции, — веду пальцами с нажимом по кругу, — все эти вопросы… как тебе нравится, как ты хочешь… — выдыхаю стон под легкую судорогу, — от лени. Женский оргазм… — меня пробивает искрой от копчика до затылка, — это не стол из икеи…

— Инга!

— Мне сегодня нравится одно, завтра другое… — сглатываю. — Сегодня Бурак… — выгибаюсь под волной удовольствия, что расцветает под спазмами моего нутра, и я сквозь зубы цежу со стоном, — завтра Карим… — дальше я могу только мычать, запрокинув голову.

Через пару секунд меня отпускает. Я тяжело дышу, а за дверью гробовая тишина. Может, ушел. Если ушел, то пусть катится.

Выхватываю из пластиковой коробки на стене салфетку. Вытираю влажную промежность и слышу:

— Кто такой, мать твою, Карим? Еще Карим есть какой-то?

Я оправляю юбку, щелкаю защелкой и выхожу к Егору. Сую ему в руки салфетку в теплых влажных пятнах.

— Карим из “Любви на острых камнях”.

Глаза у Егора черные-черные от ярости. Резкий рывок, и я прижата к стене сильными руками:

— Что за название такое тупое? — выдыхает мне в лицо.

— Я сейчас полицию вызову! — раздается тоненький голос Алины.

— Пошла нахуй! — рявкает Егор.

— Я не хочу тебя, — вглядываюсь в глаза Егора, — а почему? Знаешь?

— Инга, ты нарываешься…

Егор сжимает мою шею в пальцах, и глухо рычит.

— Потому что я сама справилась, милый, — недобро щурюсь и сипло продолжаю. — Сама. И неплохо справилась.

— Какая же ты сука…

— А ты кобелина, — шиплю я гадюкой. — Ленивый кобелина, который решил, что я одна виновата в том, что у меня в тумбочке смазка лежит. Надушенный он приходил ко мне в архив. И что ты мне тогда говорил?

Егор поскрипывает зубами.

— Бросай свои пылесборники, никому это старье неважно, — выдыхаю я. — Да что ты над ним трясешься. Да и уходи ты с этой работы, маешься херней… хобби… время тратишь зря… очень сексуально, Егор. Мне твои цветы до одного места, когда ты отмахиваешься от меня… когда я хочу поделиться, над чем я работаю… Конечно, ты же у нас кормилец, да?

— А что это не так?

— Так, — зло щурюсь я. — Конечно, это так, милый, но это не значит того, что мной и моими интересами можно пренебрегать.

— Я вообще против того, чтобы ты работала.

— А вот хрен тебе, — скалюсь в улыбке. — Так я хотя бы архивная зануда, а буду домохозяйкой, с которой вообще не о чем поговорить. Это, конечно, очень потешит твое мужское эго, но этого надолго не хватит. И мне нравится моя работа, ясно? Против он… да я расстелиться должна перед тобой, похоже, ковриком.

А затем я стискиваю его твердый член сквозь ткань брюк и чеканю каждый слог:

— Но что-то стоит у тебя на суку, да? Какой ты нелогичный, Егор.

Он затыкает мой рот жадным и глубоким поцелуем, с рыком проталкивая за мои зубы язык. Он давно не целовал меня так. По-животному, на грани безумия. И мне это нравится, но я его все равно кусаю. Сильно и до крови.

А после отталкиваю и отступаю. Кровавый оскал, темный взгляд и тяжелое дыхание.

— Ты меня все еще бесишь.

— Это взаимно, Инга, — хрипло рычит Егор. — Ты меня тоже бесишь.

— Останемся в браке, то поубиваем друг друга, — шумно выдыхаю я.

— Ну, хотя бы глаза сейчас не закатываешь.

— А я глаза никогда не закатывала, — я тоже рычу. — Беспокоилась о твоей ранимой душе и об авторитете перед сыновьями. Хотя иногда так хотелось закатить глаза и по лбу себя стукнуть.

— Ты сыновей наших не приплетай…

— А интересно у кого они понабрались того, что мама их на какой-то скучной фигне работает, а?! Про папулю они в своем сочинении сколько написали?! Папа у нас крутой, клевый, альфа-самец, сделки закрывает, на встречи катается, с важными людьми общается, а про маму что?! Мама у нас — лохушка какая-то!

— Ну, это уже отсебятина!

— Все, — разворачиваюсь и шагаю прочь. — Я пошла.

Выхожу в зал кофейни, в котором меня нагоняет Егор и хватает за руку. Затем рывком разворачивает к себе и глухо рычит:

— Куда без трусов собралась?!