— Так, — Говорит Егор, развалившись в кресле, как ленивый монарх. — У меня к вам, парни, вопрос.
Парни сидят перед ним на диване злые и уставшие.
Мне так хочется их пожалеть, обнять и помириться, но нельзя.
Никакой сейчас мягкости.
— Да будем мы ходить в школу, — бурчит Саша. — Мы все поняли.
— Я не об этом, — Егор покачивает ногой. — Посмотрели на свои конечности.
— Чо? — Паша вскидывает бровь.
— Не чокай мне тут, — Егор хмурится.
Паша губы поджимает.
— Руки-ноги на месте? Да?
— Да, — шипит Саша. — На месте.
— И уже способны принимать решения прогуливать школу или нет, — продолжает Егор. — Да?
Молчат, а я изо всех сил держу себя в руках, чтобы не вмешаться в мрачный разговор своей женской жалостью к сыновьям.
— С завтрашнего дня вы сами встаете по будильнику, — Егор не спускает взгляда с Саши и Паши, — вы вроде не глухие, да? Встаете и готовите себе завтрак.
В глазах сыновей проскальзывает возмущение.
— Холодильник у нас всегда полный, — продолжает Егор. — Пожарить яйца, сварить овсянку, залить хлопья молоком, сделать бутеры… Многого ума не надо. Верно?
— Верно, — глухо отвечает Паша.
— Идем дальше, — Егор вздыхает. — Домашка — ваша ответственность. Не сделали, то это ваши проблемы. Проверять и тыркать вас больше никто не будет.
Глаза Паши и Саши загораются интересом.
— Но, — Егор поднимает палец, — за двойки отвечать будете, как и за прогулы. Пойдете в разнос, парни, решив, что нет никакого контроля, то никаких приставок, развлекух, хоккея, гаджетов, модных шмоток… кстати, о шмотках… если угваздали, то сами стираем. Разорвали? Зашиваем.
Саша и Паша переглядываются и сердито смотрят на Егора.
— Сломали клюшки, — он щурится, — не в игре, играйте обломками, либо теми, что выдают в секции.
— Да они стремные! — охает Саша.
— Не мои проблемы.
— Но…
— Повторяю, клюшки для игры, — Егор взгляда не отводит. — Не для того, чтобы рубить березу, не для того, чтобы копать ямы или шкафы поднимать. Для игры. Сломали вне игры, ваши проблемы.
— Да блин! — повышает голос Саша и встает. — Мы только один раз прогуляли школу!
— Ладно, — Егор улыбается, — если вы сейчас скажите, что вы маленькие несамостоятельные лялечки, за которыми нужен постоянный присмотр, то мы все поймем, — переводит на меня взгляд, — да, милая?
— Да, — вздыхаю я. — Я, в принципе, непротив колыбельные вам петь, бутылочку с компотиком приносить, а потом за ручку в школу водить.
В негодовании округляют глаза, глядя на меня.
— Да, вы только вслух это скажите, — Егор говорит серьезно и спокойно, — а то мы, может, зря решили, что вы подросли?
— Зря, — упрямо цедит сквозь зубы Саша, и Паша его дергает за футболку, вынуждая сесть на диван.
— Ты чо?
— А чо?
— Да, блин! Нас же реально за ручку будут водить в школу!
— Ну и пусть!
— А чо пацаны скажут?
— Да ладно пацаны, — Егор постукивает пальцами по подлокотнику, — что скажут девочки?
Сколько ярости в глазах будущих мужчин. О девочках, похоже, они не подумали. Медленно выдыхаю, потому что я сейчас могу в голос засмеяться.
— Девочкам мальчики не нравятся. Им нравятся мужики, парни, — Егор пожимает плечами. — И даже в двенадцать лет можно быть мужиком. А мужиков разве мама будит по утрам, завтраки мужикам готовит? Домашку проверяет? Трусы стирает?
Краснеют и раздувают ноздри.
— Мужики не убираются… — клокочет Саша.
— Убираются, — Его щурится. — Мужик держит в порядке место, где живет. Он уважает свой дом и тех, с кем живет. И хочешь впечатлить девочку, то приготовь ей обед и после помой посуду.
— Фигня какая, — Паша фыркает.
— Я, как девочка, подтверждаю эти слова, — скрещиваю руки на груди. — Я влюбилась в вашего отца, когда он мне на третьем свидании нажористый такой гуляш приготовил.
— Фигня, — упрямо повторяет Саша.
— Фигня не фигня, — Егор поднимается на ноги, — но новые правила вступают с этой минуты. Начнете выкобениваться, то у меня масса способов вам рожки пообломать. Даже без ремня. Дом и семью надо уважать, — всматривается в глаза то одного, то второго “козлика”, — и сегодня вечером вы останетесь одни. Сами узнаете, что задали, сами сядете за уроки, сами поужинаете и сами вовремя ляжете спать.
Вот тут я напрягаюсь.
— У нас с мамой сегодня свидание, — Егор щурится на обомлевших сыновей. — Мы будем дома поздно. Очень поздно.
Саша и Паша смотрят на него с вызовом.
— А теперь встали и пошли накрыли на стол, — выдыхает Егор. — Мама обед приготовила.
Встают, и мне на секунду кажется, что они сейчас кинуться на Егора с кулаками. Шмыгают, вскидывают подбородки и шагают в столовую, гордые и непонятые орлы. Егор выжидает минуты, выдыхает, приглаживает бороды и разминает шею:
— А это было не так просто, — разворачивается ко мне, — но я же был хорош, да?
— Свидание? — игнорирую его вопрос.
— На всю ночь.
— С ума сошел?
— Ничего не знаю, — хмыкает. — Я принял решение.
— А посоветоваться?
— Я домашний тиран, — шагает мимо. — Пойду рубашку сменю, а то от меня воняет, как от бешеного гризли.
— Не те тарелки, Саня, — долетает возмущенный голос Паша.
— Да тут тарелок хоть жопой жуй! Какие надо?!
— Вот эти!
— Точно эти?
— Как я тебе в плоскую тарелку суп налью?!
— Да блин! Дай покажу!
— Иди у мамы спроси!
— Не буду! Дай сюда! Нормально же наливается! Чо разнылся?
Сжимаю переносицу и вытягиваю ноги. Не пойду я спасать своих козлят. Пусть учатся. Это во благо. Это ради того, чтобы наша семья осталось целой.
— Да фигня же получилась! — рявкает Паша. — Суп едят из глубоких! Вот тех!
— Мы накрываем на стол, наши правила!
— Не беси меня! Дай нормальные тарелки!
— Да подавись!
Массирую переносицу. Мне было бы куда легче самой накрыть стол, чем ждать, когда наши сыновья придут к согласию, в какие тарелки наливать суп.
Но я выдержу это испытание. Я не хочу воспитать из Саши и Паши бытовых инвалидов и маменькиных сыночков.
— Ну вот! Я же говорил! Даже наливается круче!