Бриджет начала с гардеробной Рэндалла.
Она рывком открывала один за другим ящики из вишневого дерева:
носки,
носки,
носки,
шорты,
шорты,
шорты.
Да сколько же у него этого merde?[15] А у нее? Неужели кому-то из них двоих и в самом деле нужно несколько десятков шелковых подштанников?
«Хапужничество», – подумала она. Как это по-американски! Как и светская хроника, которая порождала это бешенство. Именно мысль об этих фотографиях – мерзких, шероховатых фотографиях – и подтолкнула Бриджет задуматься о документах.
Разве бывают фотографии хуже, чем на паспортах?
Потом промелькнула еще одна мысль: ее мужу скоро понадобится его паспорт, когда он – а не она – поедет за Эйми.
От ящиков она перешла к твердому тику, украшенному узорами, вырезанными вручную, обитому бархатом, с двенадцатью ящиками комоду с драгоценностями.
Интересно, у тех мужчин, которые живут за пределами Нью-Фоллс, тоже есть такие напыщенные места для хранения своих побрякушек?
Ну, у Люка точно такого нет.
Она рылась. Осматривала. Тщательно разглядывала.
Булавка для галстука «Тиффани», которую она подарила Рэндаллу на их двадцатую годовщину, купленная на его деньги, что тоже вполне по-американски.
Маленький золотой браслет, который он носил в восьмидесятые, когда мужчины баловались такими вещичками.
А где же рубиновое кольцо на мизинец, которое она подарила ему, когда он согласился отправить Эйми в школу во Францию?
И где часы его деда «Патек Филипп»?
И где, mon dieu, его паспорт?
«Сейф!» – вдруг осенило ее.
Не теряя ни секунды, она бросилась вниз по лестнице в логово Рэндалла. Она налетела на картину Рубенса в позолоченной раме (Рубенс был одним из любимых художников Рэндалла, полные груди Бриджет воплотили эту фантазию). Она отодвинула правую сторону картины, покрутила циферблат направо, налево, направо, затем дернула за ручку.
И вот: темно-синяя книжечка карманного размера со словом «паспорт», оттисненным золотыми буквами горячего клейма на обложке.
Улыбаясь широкой, счастливой улыбкой, Бриджет достала документ. Затем она медленно закрыла сейф, поправила картину и поняла, что должна успеть привести гардеробную Рэндалла в идеальный порядок прежде, чем он вернется из клуба.
А пока она найдет отличное местечко, куда спрятать паспорт. Какая жалость, он без него не сможет уехать из страны! И в конце концов ехать за Эйми придется ей.
Дана ходила в полицейский участок Нью-Фоллса, когда Майклу было двенадцать и он украл тыквы из сада мистера Уайта и бросался ими в Гудзон, чтобы посмотреть, поплывут они или нет, и тыквы, по словам Майкла, поплыли.
Он был совсем не похож на участок, выстроенный из кирпича, куда Дана ходила в ту ночь, когда арестовали ее отца.
Нью-фоллский полицейский участок был построен из известняка, у него были какие-то острые углы, как у библиотеки и здания муниципалитета.
– Я бы хотела поговорить со следователем, который занимается делом Винсента Делано, – сказала она офицеру, который сидел за столом в приемной.
Он уставился на нее как на глазированный крулер.[16]
– О чем? – спросил офицер.
Дана поняла, что на ней все еще надета похоронная одежда, которая выдавала в ней одну из жен Нью-Фоллса – одну из этих.
– О том, кто бы мог его убить.
Объяснение было дано; он поднял трубку и позвонил по внутреннему телефону. Ее быстро проводили к детективу Глену Джонсону, его офис оказался квадратным стеклянным боксом без окон.
– Мы уже поймали убийцу, – сказал Джонсон, вставая. Это был высокий человек, угловатый, как само это здание. Он присел на стол, сложив руки на груди. – Нам позвонил сосед, сказал, что услышал выстрел. Когда мы приехали, убийца стоял там с пистолетом в руке.
– Умоляю вас, – взмолилась Дана. – Женщина, которую вы арестовали, моя подруга. И я не знаю, убивала она Винсента или нет, но я знаю, что мотив был и у кое-кого еще.
Он изучал ее лицо.
Она переминалась с ноги на ногу.
– Винсент Делано был дамским угодником, – выпалила Дана, думая, не устарел ли этот термин. – Мне известно, что до женитьбы на Иоланде, когда он еще был женат на Китти, у него был как минимум один роман.
– С?..
– Я не могу вам сказать.
– Но вам это известно, потому что?..
– Потому что мне сказали.
– Надежный источник?
– Да.
Джонсон раскрыл руки, сцепив пальцы вместе.
– Эта женщина не вы, я полагаю?
– Я? – Ничего себе, ей и в голову не приходило, что он может обвинить ее. – Слушайте, офицер, я пытаюсь помочь. Китти – моя подруга, и я с ее мужем не спала, спал кое-кто другой. А это означает, что как минимум еще один человек мог хотеть убить его.
Детектив кивнул и сказал:
– Кстати, где вы были в одиннадцать тридцать утра в то утро?
– В одиннадцать тридцать? А что?
Он поднял бровь. Дана поняла все правильно.
– Одиннадцать тридцать, – повторила она. – Я делала маникюр перед ленчем у Кэролайн. Кэролайн Мичем.
– Мы знаем о миссис Мичем и ее весеннем рауте. Может, мы и не двадцать седьмой манхэттенский участок, но мы свое дело знаем.
Наверное, детектив Джонсон тоже был поклонником сериала «Закон и порядок».
Дана села на ближайший металлический стул.
– Какое вам дело до того, что я делала тем утром?
Детектив обошел свой стол и указал на монитор компьютера:
– К нам поступила новая информация. Медэксперт установил, что смерть наступила раньше, чем мы думали сначала.
– Не может быть!
Он снова поднял бровь.
– Значит, Китти этого не делала!
– Я этого не говорил. Но экспертиза показала, что трупное окоченение уже началось, значит, прошло несколько часов. Мы думаем, что было примерно одиннадцать тридцать.
– Это может быть самоубийство?
– Нет. Траектория пули слишком необычна для того, чтобы это предположить.
– Значит, его мог застрелить кто угодно.
– Кто угодно.
– Например, те, кого вы уже исключили.
– В точку.
– Например, все женщины с раута Кэролайн.
Джонсон сел и устремил на нее взгляд.
– Может быть, и не все. Но одна – точно.
– Скажи на милость, – сказала Дана, когда Бриджет открыла дверь несколько минут спустя, – Лорен может убить Винсента? – Она направлялась домой, когда, проехав почти полпути, свернула налево, а не направо, потому что понимала, что есть кое-что, с чем ей самой не разобраться.
– С чего бы ей его убивать? – спросила Бриджет, впуская Дану в дом. – Он что, обыграл Боба в гольф? – Без лишних вопросов она налила вина.
Дана упала на диван, затем рассказала Бриджет о «Хелмсли», и древке, и обо всем остальном. Бриджет ничего не сказала.
– Тебя это не шокирует? – спросила Дана.
– Вообще-то, – ответила Бриджет, – шокирует, да.
Они выпили друг за друга. Потом Дана сказала:
– Такое ощущение, что наш мир просто разваливается.
– Может, это и к лучшему. Может, мы – как ты выражаешься – отстали от времени.
Лучше, если бы Бриджет была не права.
– Трудно представить, что Китти могла убить Винсента. Но Лорен? – спросила Дана.
– Может, она испугалась, что он расскажет об их интрижке Бобу.
– Интересно, Боб ушел бы от нее?
– Сомневаюсь. Он уже пожилой человек. И к тому же она ведь воспитала всех его детей.
– Как будто своих собственных.
– Хотя они не ее собственные.
– Как и Винсент.
Они задумались. Они выпили. Они сидели рядом, думая, темные и седые волосы, большие груди и маленькие, француженка и американка.
– Китти – наша подруга, – сказала Дана. – Но и Лорен тоже.
– Надо ее предупредить.
– Я сяду за руль.
Они поставили свои бокалы на стол, Дана достала ключи. Подруги открыли входную дверь, собираясь выйти. К несчастью, с той стороны стоял инспектор Глен Джонсон в сопровождении троих офицеров.
Он спросил, где была Бриджет в одиннадцать тридцать в то утро, когда был убит Винсент, и не было ли у нее связи с этим человеком.
Бриджет сказала, что с одиннадцати до полудня у нее был массаж, потом она заехала к своему стилисту для сушки волос. Она произносила «массаж» так, словно они были во Франции, а «сушка» – вообще как предлог.
Дана подумала, что она делана это намеренно, чтобы позлить копов, которые, без сомнения, поехали вслед за Даной к Бриджет. Эти нью-фоллские пинкертоны решили, что Дана поедет к той самой женщине, чье имя она отказалась называть.
Она напомнила себе, что нужно будет позвонить Лорен, а не заезжать к ней.
Бриджет сказала полицейским, что если бы у нее была связь, то это был бы мужчина не из Нью-Фоллс.
– Слухи, мои дорогие, – протянула она, скорее в манере Жажи Габор, чем Марии Антуанетты. – Они могут уби-ить в таком городе, как этот.
Никто не думал, что слухи – или страх перед ними – могли бы уби-ить Винсента.
Они спросили имена массажиста и стилиста. Бриджет сказала, что они могут еще раз приехать, если им понадобится что-то еще. Мужчины посмотрели на ее грудь, а потом неохотно ушли.
Чуть только закрылась дверь, Бриджет полетела к своему сотовому телефону и начала нажимать кнопки.
– Томас, – напряженно проговорила она. – Это я, Бриджет. Возьми трубку. Пожалуйста. Возьми-и чертову трубку.
Дана смотрела, как Бриджет допивает остатки вина из своего бокала и то, что оставалось в бокале Даны.
– Ой-вей, – сказала Бриджет, превратившись в Голду Мейер.[17] – Возьми, возьми, возьми. – Но Томас не взял трубку, и Бриджет сказала: – Слушай, это важно. Полиция спроси-ит тебя обо мне. Скажи, что я была у тебя в то утро, когда убили-и Винсента Делано, что я была у тебя с одиннадцати до двенадцати. Если не скажешь, я закажу твои-и яйца себе на обед. – Она повесила трубку, уставилась на Дану и прошипела: – Этому маленькому ублюдку лучше бы помнить, что я дала ему пятьсот баксов на Рождество.
– Бриджет, – возмутилась Дана, – что ты делаешь? Ты солгала полиции?
– Mais oui[18] – кивнула она. – Что мне еще оставалось делать? Сказать, что я была у врача? Договаривалась насчет химиотерапии?
Дана потянулась за своим бокалом, но поняла, что он пуст.
– Объясни, будь добра.
Пожав плечами как ни в чем ни бывало, Бриджет прощебетала:
– Химиотерапия. От рака. Я тебе разве не рассказывала?
Полбутылки спустя Бриджет выложила все подробности и вылила всю грязь Дане на колени: у нее был рак матки. Ей сделали операцию. Облучение. А теперь ее хотели травить ядом – какая неприятность.
Дана была так же шокирована, как когда узнала, что Винсент убит, а Китти арестовали, а Лорен тоже с ним спала.
– Бриджет, – сказала она, – я могу чем-нибудь помочь? Почему ты мне не сказала?
И подруга объяснила, что она не рассказывала никому, даже Рэндаллу и Эйми.
– Они должны знать! – воскликнула Дана.
Бриджет метнула на нее взгляд, который говорил:
«Не суй свой нос не в свои дела».
– Бриджет, – протестовала Дана, но та выставила ладонь вперед.
– Не утомляй меня, – сказала она. – Прекрати, пока я не вызвала полицию.
Хотя ситуация была невеселая, Дана засмеялась.
– И что ты собираешься делать?
– Во-первых, заставлю тебя пообещать, что ты никому не раскроешь мой секрет.
Дана решила, что если пообещает, то это дает ей право попросить еще вина, поэтому она сделала и то и другое. Все же сейчас было не самое подходящее время рассказывать, что ее мать умерла от рака, не матки, а яичников, «в том женском месте», как объяснял ей ее отец, когда Дане было восемнадцать и она жила на Лонг-Айленде, а он ничего не говорил ей до тех пор, пока мать не умерла.
Она не была уверена, что простила его с тех пор.
Бриджет налила, Дана выпила.
– Химия будет скоро. После того как Эйми уедет назад в школу, после каникул.
– Но это же через две недели.
Она снова пожала плечами:
– Вряд ли это меня убьет.
Она подобрала плохое слово, не важно, с французским акцентом его произносить или с английским.
– Кроме того, – добавила Бриджет, – я не хочу пропустить partie magnifique[19] мисс Кэролайн.
Да, в общем-то так тоже можно описать праздник в больнице.
– Мне кажется, это все будет как-то странно, – сказала Дана.
Она поставила свой бокал, потому что была пьяна.
Бриджет отпила еще, а потом ответила:
– Но все придут туда. Может, даже убийца Винсента.
– Не меняй тему. Я хочу поговорить о твоем раке.
– А я, s'il vous plait,[20] нет.