Много шума вокруг волшебства

Глава 20

Синда подняла голову от альбома, когда к фургону быстро подошел Трев и остановился, недовольно глядя на нее. Она вырвала лист и вручила рисунок молоденькой девушке, та восхищенно ахнула и в качестве платы за работу передала ей ленточку для волос. Синда убедила себя, что рисовать карикатуры не так опасно, как портреты.

Девушка взглянула на Трева, смущенно засмеялась и, прижимая к пышной груди рисунок, как какую-то драгоценность, бегом вернулась в гостиницу.

– Вам не следовало выходить из фургона. – Он подошел к лошади и стал снимать уздечку.

– Но мне понадобилось в туалет, и эта девушка меня увидела. Я и подумала, что будет вполне в стиле цыганки выменять у нее ленточку для волос за рисунок. – Синда недоуменно смотрела, как он распрягает лошадь, но не стала его расспрашивать: судя по его мрачному виду, в гостинице ему сообщили что-то недоброе.

– И теперь сюда скоро сбегутся все женщины со своими лентами, а за ними потянутся и мужчины! Я и оглянуться не успею, как они станут требовать, чтобы вы для них сплясали. По-моему, я и так привлекаю к себе достаточно внимания. Я заказал комнату на ночь, так что идемте скорее, пока на вас не наткнулся кто-нибудь еще!

– А я думала, что, поскольку вы купили этот фургон, нам не нужно будет останавливаться в гостиницах, – заметила Синда, спускаясь без его помощи со скамейки.

– «Подружка пирата» находится в порту, но на ее борту солдаты. Мне нужно придумать, как туда проникнуть и избавиться от непрошеных гостей. А вы тем временем как следует выспитесь в нормальной кровати.

Не глядя на нее, Трев быстро залез в фургон и появился оттуда со шпагой, прикрепленной к поясу.

Синда испуганно вздрогнула, поняв, что ему может предстоять серьезная схватка.

– Сейчас мы недалеко от Соммерсвилла. Вы могли бы отвезти меня туда, – предложила она в надежде уберечь его от опасности.

Уводя лошадь в конюшню, Трев громко фыркнул.

– А еще могу оставить вас здесь, Чтобы вы сами вернулись к кузине, и тогда мне не придется рисковать своей головой. Успокойтесь, я уже перебрал все варианты.

Синда отлично понимала, что история с их поездкой не могла закончиться ничем хорошим. В конце концов их выследят либо солдаты, либо ее родственники, и тогда им придется расплачиваться за свое отчаянное предприятие. Но если бы ей удалось как-нибудь самостоятельно вернуться в Соммерсвилл, дело могло обойтись и без слишком громкого скандала.

Правда, с тех пор как она убежала из дома Кристины, чтобы помочь Тревельяну, ничего не изменилось. Она по-прежнему считала себя виноватой за то, что над ним тяготело обвинение в убийстве кузена. А сейчас, возможно, у нее в руках были ключи к местонахождению виконта. Как же она может оставить Трева?

– Что вы намерены предпринять? – наконец спросила она, зная, что унывать не в его характере.

– Все солдаты сейчас на моем корабле, так что гостиница не представляет для нас опасности. Зато здесь оказались несколько человек из моего экипажа. Вместе мы что-нибудь придумаем.

Он передал лошадь на попечение конюха, который во все глаза уставился на их пестрые цыганские костюмы.

– Было бы лучше, если бы вас не видели рядом со мной, – пробормотала Синда.

Он безразлично пожал плечами и повел ее через боковой вход наверх.

– Кроме нас, здесь нет других постояльцев, и вас никто не увидит. Даже солдатам надоело торчать в таверне. Эта деревня вымирает, половина домов уже сползла в море.

– Кристина рассказывала мне, что это место ждут перемены. – Она осмотрела комнату, в которую он ее привел, – широкая кровать, из окна видна улица, вдали простирается море. Огонь в камине не горел, но было еще тепло, несмотря на задувающий с моря свежий ветер. – Несколько лет назад один врач написал книгу о том, что купание в морской воде очень полезно для здоровья, так что все в Лондоне только об этом и говорят. Думаю, скоро здесь появится настоящая гостиница.

Трев недоверчиво хмыкнул:

– От морской воды несет дохлой рыбой и водорослями. С таким же успехом можно купаться в сточных канавах Лондона. Пойду принесу нашу одежду.

Синда бесцельно бродила по комнате. Вместо того чтобы радоваться, что наконец будет спать на настоящей кровати, а не на соломенном тюфяке, что сможет как следует вымыться, она тосковала по их фургону, в котором они были оторваны от людей. Разумеется, она и виду не показывала, что предпочитает общество Тревельяна другим, находя это безрассудством.

Никогда еще у нее не было так беспокойно на душе. Всю жизнь Синда не рассуждая подчинялась родителям и сестрам, каждую свободную минутку посвящая любимому занятию. Сейчас же ей не к кому было обратиться за советом, и ее одолевали растерянность и тревога. Ей нужно уйти. Тревельян предоставил ей такую возможность. Может, втайне он на это и надеется? Но у нее есть то, что так ему необходимо, – ее рисунки.

Вполне вероятно, что он тоже не знает, как лучше пот ступить. У Синды не было веских оснований ни доверять, ни помогать ему. Так почему же она медлит?

Трев коротко постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Он снял с головы шарф и поверх черной рубашки с открытым воротом и без шейного платка надел синий жилет и длинный камзол, из-под которого торчал кончик шпаги в ножнах. Он выглядел невероятно привлекательным, и Синда с трудом отвела взгляд в сторону.

– Вот купил кое-что для вас, хотя не знаю, понадобится ли. – Трев протянул Синде плотный сверток из темной бумаги.

– Для меня? – удивленно переспросила она.

– Да, в качестве извинения, что связывал вас на ночь. Ведь вам из-за этого снились кошмары, верно?

Она покраснела при мысли, что он наблюдал за ней спящей. Впрочем, все, что они делали, было совершенно неприличным. Она приняла сверток и разорвала бумагу.

– Альбом! Да еще какой большой и толстый! – Она торопливо развернула сверток, и к ее ногам упала коробка. – И мелки! О, благодарю вас!

Преодолев порыв от всей души обнять его, Синда села на пол, открыла коробку и стала восхищенно перебирать яркие разноцветные палочки. Пальцы у нее буквально зудели от желания поскорее пустить их в дело.

– Надеюсь, они вам подойдут: Один торговец только что получил их для одной леди, которая принимает здесь морские ванны. Кажется, ваша кузина была права, когда говорила об этих лондонских глупцах. – Если Трев надеялся, что его обнимут в знак благодарности, то отлично скрыл свое разочарование. Судя по голосу, он был очень доволен ее реакцией.

– Герцогине следует быть в курсе подобных новостей, – пробормотала она, перебирая мелки и жалея, что не может пойти к морю с мольбертом.

– Герцогиня? Я думал, она ваша кузина.

– Разве моя кузина не могла выйти замуж за герцога? Гарри вам понравился бы. Он пытался отвлечь от вас людей вашего деда. – Она подняла на него вопросительный взгляд. – Давайте пойдем к Гарри, он нам поможет.

Трев решительно покачал головой:

– Я не намерен втягивать посторонних в свою войну с дедом. Вашим родственникам не подобает в этом участвовать.

– Возможно, но до сих пор подобные соображения их не останавливали.

Она провела по листу бумаги аквамариновым мелком. Качество мела оказалось отличным.

– А ваша семья еще не приехала, – осторожно заметил Трев, словно боясь ее огорчить. – Калеб занял внизу наблюдательный пост, но никого из них не видел.

Но Синда уже не слышала его. На листе появились очертания краба, замершего на песке, и она подыскивала нужный оттенок розового, чтобы передать падающую от него тень, и серого для камней. Она была только один раз на берегу моря в Брайтоне, но этот образ отчетливо запечатлелся в ее памяти.

– Так я вас оставлю? – спросил озадаченный Трев.

Синда не заметила, как за ним закрылась дверь.

– Куда поворачивает здесь течение по утрам? – спросил Трев у своего первого помощника.

Оставив леди увлеченно рисовать, он собрал свою команду. Трев молился, чтобы она не убежала, но больше не хотел силой ее удерживать. В душе его боролись желание защитить Синду и стремление спасти своего кузена.

– Как думаете, если мы пошлем гонца сказать солдатам, что видели, как я ухожу из деревни, – продолжал он, – они погонятся за мной? Мне хотелось бы по возможности обойтись без лишних жертв.

– Они ведут себя так, будто «Подружка пирата» принадлежит им, требуют еду, которой у нас нет, и все время насмехаются над нашим говором, – упрямо возразил Калеб. – Я бы лучше вышвырнул их за борт и был бы таков!

Калеб был отличным матросом, но еще слишком молодым и горячим. Трев озабоченно потер лоб.

– Я не хочу уходить с ними в море. Знаешь что, возвращайся-ка ты вечером на «Подружку» и веди себя так, чтобы вызвать их подозрения. Перешептывайся с ребятами, делайте вид, что готовитесь поднять паруса, словом, пусть солдаты встревожатся. А утром я найму кого-нибудь устроить на берегу переполох. Ты приготовь лодку, чтобы пойти к берегу, и для вида сразу не пускай в нее солдат, когда они заявят, что идут с тобой, но пусть они тоже спустятся в лодку. Ты меня понял?

Синие глаза Калеба засияли. План был хитрым и сложным, и могло ничего не получиться, но другого выхода у Трева не было. Ему нужно уйти в море, или его схватят.

Трев не хотел обращаться за помощью к аристократической семье Люсинды, зная, что они быстро с ним расправятся. Впрочем, он не винил их.

Уходя из гостиницы, он велел принести Люсинде еду. Сегодня ночью ему необходимо принять решение, брать ее с собой или нет. Ему очень хотелось, чтобы она оставалась с ним. Ее рисунки могли привести их к Лоренсу гораздо быстрее, чем расспросы контрабандистов по всему берегу.

Но леди Люсинда оставалась девственницей, он ее не тронул, и ее семья найдет возможность скрыть то, как она провела последние несколько ночей, так что репутация девушки не пострадает, А вот он не знал, долго ли еще сможет сдерживать себя, если она по-прежнему будет с ним. Нет, нужно поступить благородно и дать ей возможность покинуть его. При этой мысли сердце у него сдавило от тоски.

Стараясь не думать об этом, Трев опустошил кружку с элем и отправил Калеба выполнять задание, а сам направился в гостиницу. Если повезет, Люси уже заснула, и ему останется вытерпеть эту последнюю ночь. А утром он поручит кому-нибудь доставить ее к родным.

В гостинице было темно, когда он тихо поднимался по лестнице. Трев мог как следует выспаться, не опасаясь, что на рассвете в дверь вломятся солдаты.

Может, Люси попросит своего отца герцога позаботиться о поместье Лоренса? Трев послал бы с ней достаточно большую сумму, которая надолго обеспечила бы Мелинду. Это было бы хорошим завершением их авантюрного приключения. Конечно, не о таком конце он мечтал, но Трев хотел поступить благородно, как подобает английскому джентльмену.

Он отпер дверь и тихо вошел в темную комнату. Огонь в камине не горел, и, подавив приступ внезапного страха, Трев быстро зажег и высоко поднял свечу, освещая комнату. Люси в одежде крепко спала на кровати. Рядом на полу валялись листы изрисованной бумаги. Вероятно, она решила прилечь на минутку, но незаметно для себя уснула.

Трев внимательно просмотрел все рисунки: Лоренса на них не было, но все они изображали морские сцены. Несколько рисунков были старательно зачеркнуты, а при скудном освещении он не мог разобрать зачеркнутое.

Трев собрал листы и положил их на стол рядом с едва тронутой едой. Значит, она не впустила горничную забрать поднос и разжечь огонь в камине. Его очаровательная художница может умереть от голода, если о ней не заботиться.

«Вовсе она не твоя художница», – угрюмо поправился Трев. У него нет права следить за тем, чтобы она как следует ела и спала, это привилегия ее родственников. Всю ее жизнь они заботились о ней куда лучше, чем он за эти несколько дней.

Стараясь не смотреть на уютно свернувшуюся комочком Люси, Трев снял камзол с жилетом, отстегнул шпагу и развел в камине огонь. Затем заботливо подоткнул под нее одеяло. Трев подумал было снять с нее туфельку, но сразу загорелся, представив эту маленькую, словно детскую ступню в своей крупной ладони, и пересилил себя.

Он придвинул к огню удобный стул, подтянул к нему второй, чтобы положить на него ноги, и укрылся своим камзолом. Еще одна ночь, сказал он себе. Еще одна ночь, которую он проведет на жестких стульях, а потом окажется в своей койке на «Подружке». Один… опять один, на этот раз навсегда!

Напрасно он об этом думает, укорил себя Трев, ведь только потому, что он так увлекся своей мечтой о семейной жизни, он и оказался втянутым в эту проклятую историю. Тоже мне, моряк! Распустил нюни, как какой-нибудь молокосос, и забыл, что именно по вине собственного родственничка еще мальчишкой чуть не умер в трюме военного английского корабля.

Через несколько часов его разбудил женский крик. Он вскочил и потянулся за шпагой, но спросонья крепко приложился головой к каминной полке. Когда Трев очнулся после удара, он лежал на полу, а вокруг было тихо. Крепко стискивая эфес шпаги, он осмотрел комнату.

Огонь уже погас. Комнату освещал лишь призрачный свет луны. Он устремил тревожный взгляд на кровать, но она опустела. С отчаянно колотившимся сердцем он всматривался в густые тени, но девушку не видел. Неужели ее крик ему только приснился? Вдруг он заметил у стола темнеющий силуэт Люси и облегченно перевел дыхание.

Она нашла мелки и, склонившись над столом, быстрыми движениями покрывала рисунком большой лист бумаги, выбирая мелки из коробки так, как будто различала их цвета. Ему страстно хотелось увидеть, что у нее выходит, но вспомнив, в каком состоянии он заставал ее в прошлые ночи, Трев не двинулся с места. На этот раз она, казалось, не дрожала и не плакала. Может, лучше позволять ей работать? Теперь Трев понимал, что, связывая ее на ночь, поступал глупо и жестоко.

Он осторожно поворошил угли в камине, чтобы согреть комнату. Теперь Трев разглядел, что ее одеяло валяется на полу. Ничего удивительного, что она проснулась от холода, ведь ее цыганская юбка не теплее ночной рубашки. Он подумал было накинуть на нее одеяло, но побоялся ее разбудить, кажется, лунатиков небезопасно будить во время их необычного сна.

Приблизительно через час, когда Люси наконец отложила мелки, она уже вся дрожала. Трев поспешно убрал у нее с дороги стул, испугавшись, что она наткнется на него. Девушка покачнулась и поднесла руку к голове, и он растерянно смотрел, не решаясь ее поддержать. Но она благополучно сама добралась до кровати.

Треву не терпелось взглянуть на рисунок, но сначала он на цыпочках подошел к кровати и как следует укрыл Люси одеялом. Она лежала словно мертвая, разметав пышные кудри по подушке. Интересно, какой естественный цвет у ее волос, подумал он и протянул уже руку, чтобы откинуть их с лица девушки, но тут же ее отдернул. Эта прелестная спящая девушка не принадлежала ему.

Он приблизился к камину, зажег от огня свечу и поднял ее над рисунком.

На каменных ступеньках одного из маленьких коттеджей сидел Лоренс. Рядом с крыльцом стоял большой глиняный горшок с цветущими астрами, которые слегка склонились от ветра. На Лоренсе была вязаная шапка, как будто ветер был холодным. Треву показалось, что у него на лбу из-под шапочки виднеется не то струп, не то заживший шрам. На ладони кузен держал какие-то предметы и, склонив голову, внимательно их разглядывал.

Трев поднес рисунок поближе. Больший из предметов был похож на кошелек, а блестящий кружок мог быть монетой. Выражение лица Лоренса было решительным, как будто он собирался что-то предпринять. Это выражение понравилось Треву куда больше, чем прежнее угнетенное и отчаянное.

Одетый, как бедный рыбак, кузен его казался худым и слабым, но в остальном здоровым, и Трев радостно улыбнулся.

Окружающая местность по-прежнему была ему незнакома, но изображена более детально. Хорошо, что он выбрал для Люси такой большой альбом! Кто-нибудь сможет узнать эту улицу, вдоль которой тянутся кирпичные домики, и стену, изображенную на заднем плане. У него было смутное представление, что астры зацветают только осенью. Означает ли это, что здесь изображено то, что происходило совсем недавно? Или год назад?

Люси что-то простонала и зашевелилась. Трев быстро обернулся. Люси вертелась в постели, словно запуталась в одеяле, которое съехало ей на голову. Он поспешно задул свечу, подошел к кровати и высвободил ее. Как только он убрал одеяло у нее с головы, она уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. У Трева больно сжалось сердце. Может, все-таки лучше ее разбудить?

Но он не стал рисковать, а присел на край кровати и обнял Люси. Она вся сотрясалась от рыданий, и он прижал ее к груди, бормоча ласковые слова.

Казалось, это ее успокоило, и рыдания затихли, но ее снова стала трясти дрожь. Она стонала и дрожала, и наконец он лег рядом, укрыл ее одеялом и крепко обнял.

Если она будет лежать неподвижно, он сможет пережить и эту ночь. Трев не разнимал своих объятий, пока она не согрелась, перестала дрожать и наконец крепко заснула.

А Трев долго не спал, все думая, как она будет без него и сможет ли он сам жить без Люси.