Модель и кутюрье

1

Луч дрожащего серебристого света с ленивой неторопливостью скользит по крестообразному подиуму, озаряя то тут, то там движущихся в загадочно-обольстительном танце девушек-манекенщиц. Высокие тонкие каблучки, точно веточки деревьев ранней весной, черные узкие юбки с оборками из кружева, топы с блестками, плотно облегающие стройные гибкие станы, а в руках — круглые подносы не то со сливами, не то с виноградом. Звучит медленная, какая-то космическая мелодия…

Внезапно музыка стихает, девушки уплывают, дрожащий серебристый свет сменяется постоянным светло-красным. Статные мужчины в белоснежных рубашках, черных брюках и жилетах выносят и расставляют по подиуму белые пуфики. Под звуки веселой мелодии возвращаются девушки — теперь в красно-белых платьях, шарфиках, перчатках, шляпках. На губах у них улыбки, в оттененных розовым глазах — кокетство и задор…

Софи участвовала в шоу, как всегда, с удовольствием, в который раз воображая себя героиней романа в стиле фэнтези. Ни малейшего напряжения, ни тревоги, ни боязни сделать что-нибудь не так — ничего подобного в эти сказочные мгновения она не испытывала. И подиум, и заполненный людьми небольшой зал, и остальных участниц сегодняшнего показа мод, и всю эту уже привычную атмосферу праздничности, лоска, нарядности она воспринимала как приключение, как очередное путешествие в прекрасный мир, где нет ни войн, ни насилия, ни агрессии, ни уродства.

Ее история не походила ни на историю Клаудии Шиффер, замеченную директором «Метрополитен моделз» на дискотеке, ни на историю Литиции Касты, случайно обнаруженной на пляже агентом и фотографом одного парижского модельного агентства. В одиннадцатилетнем возрасте ее не снимали, как Милу Йовович, для обложки журнала. Ее парикмахер в отличие от мастеров бельгийки Ингрид Сейнхейв и аргентинки Валерии Маззы не сумел рассмотреть в ней ничего особенного.

В мир моды Софи пришла сама, по велению сердца.

Как-то раз, будучи четырнадцатилетним подростком, она гостила во время летних каникул у тетки в Кентербери. Был теплый солнечный день, и Софи вместе с кузиной Элен завтракали на террасе. Телевизор работал, хотя девочки, занятые болтовней и поглощением фруктового салата, поглядывали на экран лишь изредка.

Тогда-то и произошло это невероятное событие, превратившее наполненную светом и беззаботностью жизнь юной Софи в сладко-горькую муку, в непрекращающееся томление. Событие, которое в конечном счете и раскрыло в ней дремавший до поры до времени незаурядный талант, вывело на подиум, повенчало с модой.

А случилось в то летнее утро вот что: взглянув в очередной раз на телевизионный экран, Софи заметила человека, внешность которого, манера говорить, держаться буквально перевернули ее только-только сформировавшееся представление о мужской красоте, об элегантности, об успешности. Филип Вассон. Это имя врезалось в память Софи в ту же секунду.

Она влюбилась в него раз и навсегда пылкой полудетской любовью, переросшей с годами в то странного крепкое многогранное чувство, в глубокую личную тайну.

Законодатель высокой моды, одаренный, прекрасно образованный, как будто магнитом притягивающий к себе успех, Филип Вассон стал для Софи не просто предметом обожания, а примером, наставником, стимулом для самосовершенствования. Продолжая учиться в школе, она, чтобы быть грациознее, как Вассон, занялась танцами. Из желания лучше понимать изобразительное искусство, в котором он отлично разбирался, увлеклась графикой, живописью, скульптурой.

Мечта стать моделью поселилась в ее сердце лет с шестнадцати. Нет, она не надеялась в один прекрасный день заполучить шанс демонстрировать творения известного кутюрье. Софи стремилась в мир моды лишь затем, чтобы зажить той же, что и он, жизнью, и хоть таким образом приблизиться к нему.

Средняя дочь представителей двух старинных английских родов, она понимала, что должна подойти к реализации своего плана серьезно и с большой ответственностью. Родители сделали бы все возможное, чтобы отговорить ее от участия в конкурсе красоты, если бы она заявила им о своем решении сразу же, в шестнадцать лет. Торопиться не следовало.

По окончании средней школы Софи поступила в Королевский колледж и, лишь проучившись семь месяцев и доказав себе и родным, что за ее будущее можно не беспокоиться, сообщила им о своем намерении стать моделью.

— Исключено! — воскликнул отец, потомственный врач-окулист, строгий, рассудительный Уильям Лоринг. — Это занятие не для тебя, Софи. Расхаживать по подиуму — удел тех, кто ничем другим заниматься не желает, кто не любит серьезной работы, боится умственного труда.

Слова отца тупой болью отозвались в душе Софи, но она не надерзила и не выказала своего возмущения, понимая, что таким образом лишь все безнадежно испортит. От того, чем закончится эта беседа, зависела ее дальнейшая судьба. Поэтому ответила она спокойно и уверенно:

— Я не согласна с тобой, папа. Расхаживать по подиуму, как ты выразился, в состоянии далеко не каждый, а только те, кто умеют это делать. Быть моделью могут лишь люди артистичные, способные поддерживать себя в прекрасной физической форме, легко переносящие поездки.

— Если мне не изменяет память, у всех известных манекенщиц приличное образование, — заметила пятнадцатилетняя Дороти, младшая дочь Лорингов.

— Вот именно, — послав сестре благодарный взгляд, подхватила Софи. — Уровень интеллектуального развития человека отражается на его лице. Если бы твои слова соответствовали действительности, пап, то со всех рекламных плакатов на нас взирали бы одни беспросветные тупицы.

Уильям не нашелся, что ответить.

— А как же учеба? — спросил он, глядя на Софи из-под насупленных бровей.

— Колледж я ни за что не брошу, — ответила она твердо. — Во-первых, учиться мне нравится. Во-вторых, даже если я и выиграю в этом конкурсе и стану профессиональной моделью, то должна буду уже сейчас подумать о том, чем займусь впоследствии. Всю жизнь манекенщицей не проработаешь.

Лицо Уильяма несколько смягчилось. По-видимому, рассуждения дочери показались ему весьма толковыми. Софи взглянула на мать — известную пианистку, не утратившую своей утонченной аристократической красоты пятидесятитрехлетнюю Сузанн. Та смотрела на дочь с одобрением.

Софи почувствовала, что, дабы одержать окончательную победу над сомнениями отца, должна заверить его в том, что без подиума и съемок для рекламных роликов не мыслит своей жизни.

— Я никогда не признавалась вам, но мечтала о карьере модели с шестнадцати лет, а может, даже с пятнадцати, — произнесла она, проникновенно понизив голос. — Понимаете, я нутром чую, что смогу добиться на модельном поприще выдающихся достижений, что стану… ну, прямо-таки открытием нашего времени, звездой!

Сузанн умиленно рассмеялась, наверное вспомнив о собственных амбициях в пылком восемнадцатилетнем возрасте. Дороти смерила сестру удивленным взглядом. Софи, решившая воспользоваться моментом, добавила с еще большим чувством:

— Вы представить себе не можете: я закрываю глаза и уже живу в этом прекрасном реально-нереальном мире! Уже хожу по подиуму! Танцую, вся в кружеве и шифоне, в ярком свете прожекторов!

Наверное, в это самое мгновение Уильям увидел во взгляде дочери, услышал в ее голосе нечто такое, что доказало ему бесполезность дальнейших возражений.

— Что ж… — он внимательно посмотрел на жену, с которой давно научился разговаривать без слов, и вновь перевел взгляд на Софи, — раз ты чувствуешь, что должна пойти именно по этой дороге… не стану препятствовать. Успехов тебе!

Софи не просто чувствовала, она знала, что должна пойти именно по этой дороге. И именно сейчас. Не раньше и не позже. Какой-то загадочный, слышный только ей одной голос звал ее туда, в царство света, блеска и красоты, обещая головокружительный успех. Быть может, то говорила ее странная, тщательно скрываемая от всех целых четыре года любовь к недосягаемому Вассону. Софи этого не знала, но была уверена, что выиграет в конкурсе, участвовать в котором твердо решила.

Не то чтобы она мнила о себе непомерно много. В двенадцать лет, когда, раньше, чем у других девочек, у нее округлилась грудь и ей пришлось надеть лифчик, она даже комплексовала по поводу своей внешности. А потом, повзрослев, осознала, что красивый бюст — это здорово, что высокий рост придает уверенности, что две родинки на правой щеке эффектно выделяют ее из толпы, хотя в какой-то момент она мечтала от них избавиться.

Ее рост — сто семьдесят шесть сантиметров — вполне подходил для участия в конкурсе, объем бедер, груди и талии не превышал допустимых норм. Она обожала танцевать, экспериментировать с прической и макияжем, любила находиться среди множества людей. А главное, почему-то ощущала себя полностью готовой к работе манекенщицей.

В конкурсе она выиграла. И была зачислена в Школу модельного мастерства.

С того самого момента ее жизнь потекла по новым, более жестким правилам. Времени на вечеринки и дискотеки у нее теперь не было. Каждую свободную минутку она тратила на учебу, занятия спортом, танцами, на овладение модельными хитростями.

Серьезный успех пришел к ней не сразу. Впрочем, Софи на это и не рассчитывала. Представители ведущих агентств и фирм, фотографы, арт-директора журналов и каталогов в течение некоторого времени как будто присматривались к ней — совершенно естественной, изумительно сложенной, едва появившейся в мире моды и еще неизвестной публике полуженщине-полуребенку с роковыми родинками на щеке.

Наверное, слишком свежей и неподдельной, а потому немного обескураживающей показалась им в первый момент красота новоиспеченной модели. Или, скорее, то позаботилась о ней сама судьба, оттянув момент триумфа и мировой славы, дав ей возможность привыкнуть к своей новой роли.

Через год с небольшим фотографии Софи Лоринг уже красовались на обложках десятков популярнейших журналов. Она снималась в рекламных роликах нескольких крупных парфюмерных компаний и подписала контракт на пять лет с «Мистери», одной из известнейших в Великобритании компаний, выпускающих дорогое нижнее белье.

О Софи писали, ею восхищались, ей пророчили невообразимое будущее. Она радовалась своим достижениям, но не менялась — оставалась все такой же трудолюбивой, искренней, «светящейся». И по-прежнему тайно восхищалась Филипом Вассоном. Быть может, даже больше, ведь теперь могла надеяться хотя бы на встречу с ним.

Работа модели доставляла ей удовольствие. Уже на самом первом показе она как будто слилась, породнилась с волшебным миром моды.

Вероятно, ее ошеломительному успеху способствовало и присущее ей исключительное — особенно среди манекенщиц — качество: она не ведала зависти, радовалась удаче подружек-соперниц как своей собственной. Ее любили, ей не строили козней. По крайней мере, пока…

Сегодняшний показ коллекции романтичной Анжелины Паркер проходил в родном Лондоне. В модном салоне, оформленном в стиле Генриха VIII, собрались лишь избранные, и работать в этой атмосфере дружелюбия и тепла было особенно приятно.

По окончании шоу, простившись вместе с Паркер с восхищенной публикой, Софи с остальными девушками-моделями вернулась в гримерную. Ее внимание тут же привлекла сидящая у приоткрытого окна с тонкой белой сигареткой в руке Клара, агент из «Элит премьер».

— Софи, а я к тебе. — Клара опустила сигарету в металлическую пепельницу в виде морской раковины на подоконнике и поднялась со стула. — Завтра в три ты свободна?

Софи, одной рукой уже принявшаяся расстегивать бесчисленное множество пуговок на коротком платье, в протестующем жесте вытянула вперед вторую.

— Клара, дорогуша! Завтра воскресенье, у меня законный выходной! Я и так пашу без отдыха вот уже…

— Знаю, знаю, знаю, — перебила ее Клара, энергично кивая украшенной перламутровыми заколками черноволосой головой. — Но речь идет о предложении, что называется, из ряда вон. Я специально заехала сюда по пути домой, чтобы поговорить с тобой лично, а не по телефону.

— Я до смерти устала, Клара… — протянула Софи, опускаясь в кресло и начиная расшнуровывать высокие сапоги. — Хочу немного отдохнуть, разобраться с накопившимися учебными делами.

— Подобный шанс выпадает далеко не каждой модели, Софи, — продолжила настаивать на своем Клара. — Готова поспорить, ты забудешь обо всех делах, когда узнаешь, кто тобой заинтересовался. Во всяком случае, обо всех делах, запланированных на завтра.

Софи, положив ногу на ногу и продолжая заниматься сапогами, принялась перебирать в уме названия компаний, журналов и рекламных агентств, которые могли бы проявить интерес к ее персоне.

— Заинтригована? — спросила Клара, заметив ее колебания.

— Ладно, не тяни, — с шутливой капризностью произнесла Софи. — Выкладывай, кто пожелал лицезреть меня именно в воскресенье.

— Филип Вассон! — провозгласила Клара, и ее бледно-серые, умело подведенные черным глаза победно блеснули. — Он только вчера вернулся из Милана и хочет подобрать для демонстрации своей весенне-летней коллекции девочек экстра-класса.

Рука Софи с зажатым между указательным и большим пальцами шнурком повисла в воздухе. Лицо побледнело так сильно, что, несмотря на румяна, это бросилось Кларе в глаза.

— Софи, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила она. — Может, попросить, чтобы принесли воды?

— Не надо, — ответила Софи внезапно охрипшим и ставшим каким-то чужим голосом. — Я в порядке. Говоришь, Вассон хочет, чтобы я приехала в три?

— Да. В его Дом моды на…

— Оулд Бонд-стрит, — закончила Софи. — Я прекрасно знаю, где это. Хорошо, я согласна.

Ей до боли в висках захотелось вдруг поскорее отделаться от Клары, уйти из гримерной, из этого здания, остаться наедине со своими мыслями, прокрутить в памяти, как кадры любимого фильма, все, что происходило с ней в течение этих бесконечных и в то же время пролетевших так незаметно шести лет. Шести лет ее странной любви, девичьих грез, самоутверждения и немыслимых фантазий… Походило на то, что малая толика этих фантазий превращалась в реальность.

— Ладно. Я позвоню и скажу, что ты приедешь. — Клара посмотрела на Софи с тревогой и недоверием. — С тобой точно все в порядке? Мне показалось…

— Точно-точно. — Софи улыбнулась совершенно нетипичной для нее натянутой улыбкой, как будто в шутку взяла Клару за плечи, развернула и легонько подтолкнула к выходу. — Иди и ни о чем не волнуйся.

Клара оглянулась, окинула девушку еще одним изумленным взглядом, пожала плечами и, не произнеся больше ни слова, направилась к выходу. Ее незатушенная сигаретка так и осталась тлеть в пепельнице.

Софи переодевалась, отвечала на вопросы и прощальные реплики подруг, визажистов, парикмахеров, выходила из здания, садилась в машину и ехала домой, что называется, на автопилоте. Ею владело странное чувство: казалось, мир, в котором она жила на протяжении двадцати лет, вдруг за одно мгновение преобразился.

Все было тем же — неспешно, как всегда в субботу вечером, шедшие куда-то люди, улицы родного, с детства знакомого города, запахи, огни, ярко освещенные рекламные щиты, замысловато или совсем просто оформленные витрины магазинов, мчащиеся разноцветные машины. Но цвета и звуки заиграли и зазвучали вдруг ярче и громче, и все наполнилось мерцающим серебристым светом, размывающим резкие грани, сглаживающим острые углы.

Домой Софи приехала в половине десятого. И вместо того чтобы, не теряя времени, приступить к подготовке к экзаменам или же отдохнуть, не раздеваясь и не разуваясь, прошла в маленькую комнату, примыкающую к спальне.

Этот дом она купила полгода назад, после съемок для каталога изделий ювелирного салона «Гаррар», некогда находившегося под покровительством самой королевы Виктории. Именно тогда совершенно неожиданно выяснилось, что у Софи, как ни у какой другой девушки из «Элит премьер», руки выглядят безупречно на развороте журнала, где их размеры превышают настоящие в три раза, а на рекламном щите в раз двести.

За съемки в драгоценностях «Гаррара» ей заплатили огромную сумму денег. Добавив к ней накопленные сбережения, она и приобрела этот утопающий в зелени дом в старой части Лондона.

В маленькой комнате у нее хранилось все самое ценное — фотографии и записи, вырезки из газет и журналов, памятные вещицы.

Софи достала из верхнего ящика комода и принялась задумчиво рассматривать эти немые свидетельства своего упорного продвижения к вершинам модельного мастерства.

Сцены из недавнего прошлого, запечатленные на снимках, одна за другой воскресали перед ее глазами. Первый показ: она в экстравагантной юбке с воланами и в топе на прозрачных бретельках, потом в платьице-майке, в шортах и рубашке с наполовину расстегнутыми пуговицами… В этот день она окончательно поняла, что стала манекенщицей не напрасно, что никакую другую работу не выполняла бы с таким воодушевлением…

Демонстрация завораживающих своей необычностью произведений русской по происхождению Аннушки Хемпл на Роланд-Гардена. Высокая оценка именитого модельера, всеобщий восторг… Именно с этого момента начался стремительный взлет едва взошедшей на подиум модели Софи Лоринг…

Незабываемая поездка в Париж, встреча со знаменитым обожателем причудливой роскоши Кристианом Лакруа… Выступление в его шоу, море ярких впечатлений, неуемное желание жить, путешествовать, покорять новые вершины…

Первые фотографии для «Мистери». Прекрасные декорации, пастельные тона, освещение, создающее атмосферу интимности и тепла… Белье, в котором Софи позировала, было настолько легким и тонким, что она практически не чувствовала его на себе…

Съемка рекламного ролика в паре с красавцем Дэвидом Реем, успешно совмещающим работу модели с профессиональным занятием легкой атлетикой…

С Дэвидом у Софи даже завязалось некое подобие романа. Они встречались по вечерам в течение трех месяцев. И все это время Софи старательно пыталась влюбиться в своего умопомрачительно партнера — может, просто понимая, что он отличный парень, или же из желания отделаться от своего безумного увлечения Филипом Вассоном.

К сожалению — или к счастью — ее попытки так и не увенчались успехом. Вассон как будто незримо присутствовал на каждом ее свидании с Дэвидом, затмевая его и безмолвно нашептывая ей на ухо: этот парень — не твоя судьба.

Дэвид настолько болезненно воспринял расставание, что на следующий же день после неприятного объяснения перешел в другое модельное агентство. Софи тоже сильно переживала, но была до сих пор уверена, что поступила единственно верно…

Она закрыла глаза и попыталась воспроизвести в памяти голос Дэвида, его смех. И почему-то не смогла. Воспоминания о нем затуманились в сознании, стали похожими на картины из отдаленного прошлого, о котором помнишь больше по фотографиям, по чьим-то рассказам. Открыв глаза, она вновь со вздохом сожаления посмотрела на красочный снимок, что держала в руке.

— А ведь мы с тобой были обалденной парочкой, — пробормотала она. — И если бы не моя ненормальная любовь, то до сих пор могли бы встречаться, возможно, даже…

Раздался телефонный звонок. Оторвав взгляд от фотографии, Софи поднялась с пола, устланного мягким толстым ковром. На ходу расстегивая короткую кожаную куртку с меховым воротником, прошла в спальню и взяла радиотелефон с тумбочки у кровати.

— Дочка, здравствуй! — послышался с другого конца провода голос Сузанн. — У нас потрясающая новость!

— Привет, — ответила Софи, чувствуя, как внутри у нее от нежелания впускать в сокровенный мирок своих раздумий и воспоминаний никого, даже мать, все напряглось. — Что за новость?

— Завтра приедет Джейк, — сообщила Сузанн с радостью. — Всего на полдня. Он в Лондоне проездом, возвращается с конференции в Амстердаме. У нас появится где-то в половине третьего, а уже в семь вечера вылетит в Вашингтон. Надеюсь, ты сможешь присоединиться к нам за обедом?

Софи вздохнула. Ради встречи с мужем старшей сестры Морин, умным, целеустремленным, увлеченным наукой, она изменила бы любой свой план, постаралась бы перенести любое мероприятие… Только не то единственное, о котором целых шесть лет боялась даже мечтать.

— Мне ужасно жаль, мам, но…

— Ты что, опять куда-то уезжаешь? — спросила Сузанн.

— Нет, не уезжаю. Но завтра днем буду занята.

О том, какие именно дела ждут ее завтра, Софи решила не говорить. Она пребывала сейчас в том состоянии, когда не могла не выдать голосом, особенно беседуя с матерью, что очень взволнована, и, если бы завела сейчас речь о Вассоне, Сузанн обо всем догадалась бы.

— У тебя какие-то неприятности? — произнесла мать настороженно.

— Неприятности? — переспросила Софи, хотя прекрасно расслышала вопрос. — Нет, что ты. Наоборот. Все отлично. Честное слово!

— Если ты начинаешь говорить короткими фразами, значит, у тебя что-то произошло, — констатировала Сузанн.

Софи рассмеялась, но в следующую же секунду пожалела об этом: даже ей самой ее странно неестественный смех резанул слух. Она мысленно выругалась, приказала себе немедленно прийти в норму и хотя бы до окончания разговора не вспоминать о предстоявшей завтра встрече.

— Мама, уверяю тебя: у меня все в порядке. Немного устала, потому, наверное, и говорю короткими фразами. — Она хихикнула, теперь вполне натурально.

— Неужели не сможешь вырваться к нам хотя бы на часок? — спросила Сузанн. — Мы не виделись с Джейком почти год!

— Знаю. И очень хотела бы встретиться с ним… — В голосе Софи прозвучали жалостливые нотки: она, сама того не желая, умоляла мать прекратить этот разговор. — Но правда не смогу присоединиться к вам завтра. У меня важные дела. Передай Джейку привет и скажи, что, возможно, в скором времени я сама прилечу в Штаты.

— Ладно… — Сузанн сделала паузу, и Софи поняла, что беседа не окончена. — Тебе не кажется, что ты работаешь чересчур много, а, детка? Даже от любимых занятий необходимо отвлекаться, в противном случае они в конце концов перестают таковыми быть. Не воспринимай мои слова как наставление, я просто волнуюсь за тебя, хочу помочь.

Софи закрыла глаза, борясь с внезапным желанием открыть матери душу, спросить совета.

— Если бы ты только знала, мама… — начала она, и горло сдавило от переизбытка чувств.

— Что? — осторожно полюбопытствовала Сузанн.

Софи, поняв, что не решится посвятить мать в свою тайну, покачала головой.

— Ничего… Это я так… Просто завтра у меня сложный день. Но ты не переживай, пожалуйста. В понедельник я постараюсь устроить себе выходной. И потом, я всегда высыпаюсь, отлично питаюсь, занимаюсь спортом… Я в полном порядке, правда.

— Хорошо, я верю. Больше не буду тебя отвлекать, готовься к своему сложному дню. — По интонациям Софи поняла, что мать улыбается. — Завтра вечером, если сможешь, позвони.

— Обязательно.

Попрощавшись с матерью, Софи положила телефон на тумбочку, сняла куртку, ботинки, джинсы и свитер и, переодевшись в свободное шерстяное платье, вернулась в «секретную комнату», как она в шутку ее называла.

Было поздно, и, чтобы выспаться и наутро выглядеть свежей, следовало поскорее принять ванну и лечь в постель. Но Софи ощущала, что не сможет расслабиться, а тем более уснуть, пока не сделает того, что намеревалась с тех пор, как окончательно поверила в реальность завтрашнего события.

В среднем ящике комода у нее лежали более ценные вещи, нежели собственные фотографии и отзывы о ней прессы, — накопленные за несколько лет материалы о жизни и творчестве всемирно известного английского кутюрье Филипа Вассона, человека, встречу с которым ей наконец-то дарила судьба. Вырезки из журналов, газет, видеокассеты с записями его выступлений, показов, интервью.

Она знала о нем практически все. И то, что они с матерью переехали в Лондон из Нью-Йорка после того, как отец пятилетнего Филипа погиб на войне во Вьетнаме. И то, что Филип с детства ненавидит насилие, и то, что именно с этой своей ненавистью связывает страсть к созданию вещей элегантных, сексуальных, изысканных, призванных не уничтожать, а украшать человека, подчеркивать его индивидуальность, дарить ему радость.

В двадцать лет он уже имел собственный небольшой салон, в двадцать четыре добился широкого признания. С женой, очаровательной актрисой Карен Рихтер, Филип расстался примерно за пять месяцев до того, как Софи узнала о его существовании и потеряла голову.

Она не раз со страхом думала, что у нее что-то не в порядке с психикой, пока однажды не набралась храбрости и не спросила у своего врача:

— А если человек влюбляется в кого-то незнакомого… В того, с кем даже ни разу не встречался в жизни… В актера, певца, репортера… Это, случайно, не говорит о каком-нибудь отклонении?

Врач взглянул на нее своими проницательными глазами и, как ей показалось, сразу обо всем догадался.

— Это не отклонение, а скорее норма, — ответил он. — Молодые люди очень часто выбирают себе предмет обожания среди знаменитостей, сходят по нему с ума, воображают, будто навеки влюблены. Подобные увлечения длятся порой довольно долго, а потом, когда человек встречает на своем пути настоящую любовь, безвозвратно исчезают.

Софи слова специалиста успокоили. И она продолжила жить со своим безумным увлечением, ожидая встречи с настоящей любовью. Увлечение росло и крепло, а настоящей любви все не было.

Как фантастично все складывается, думала Софи, доставая одну из кассет и вставляя ее в стоящий на полке под телевизором видеомагнитофон. Моя глупая детская сказка, жить в которой я так привыкла, по-моему, становится явью… По крайней мере, маленький ее кусочек. А что, если, увидев завтра Вассона, я влюблюсь в него еще сильнее? Или… разочаруюсь в нем?

На мгновение ею овладел страх. Но едва она увидела на экране высокого человека с живыми темными глазами, все прошло и ее сердце привычно радостно ёкнуло.

— Нет, он не разочарует меня, — пробормотала она, в который раз всматриваясь в изученное до мелочей лицо Филипа Вассона. — Такого просто не может быть…

Несколько минут она любовалась им, слушала характеристики, которые он давал очередной из своих коллекций, вдумывалась в смысл его слов.

А они того стоили. Прекрасно образованный, Филип Вассон никогда не произносил пустых фраз и не любил пускать пыль в глаза. К созданию каждой вещи он подходил со всей серьезностью, следовал в своем деле особой философии. Его отличали огромная работоспособность и тонкое творческое чутье, которые выливались в повсеместно принимаемые на ура коллекции.

Он не походил на большинство модельеров. Был не упитанным чудаком, манерно строящим глазки и не доходящим до плеч своих манекенщиц, и не эксцентриком, как многие другие выпускники знаменитого Лондонского колледжа искусства и дизайна святого Мартина.

Филип Вассон был человеком высоким, спортивным, с мужественной внешностью и вдумчивым, серьезным взглядом. В одежде предпочитал так называемую «небрежную элегантность» — костюмы с пиджаками модного покроя, которые носил непременно расстегнутыми, часто с футболкой или с рубашкой без галстука.

Его талант проявился в полной мере уже на втором году обучения. В колледже святого Мартина вообще не найти бездарных. Это заведение, расположенное в ничем не примечательном темном здании с узкими окнами в центре лондонского Сохо, окончили в свое время ведущие ювелиры, художники, дизайнеры, архитекторы. Его студентами были когда-то Джон Гальяно, сменивший в знаменитом доме моды «Кристиан Диор» Джафранко Ферре, Александр Макквин, преемник Юбера де Живанши, известнейшая нью-йоркская модельер Донна Каран.

Филип, учась на втором курсе, произвел настоящий фурор, представив свою коллекцию на суд, как обычно, собравшихся в тот год к началу лондонской Недели моды авторитетнейших специалистов. Уже тогда ему прочили большое будущее. Оно не заставило себя ждать.

Софи медленно подняла руки и приложила ладони к пылающим щекам.

Завтра, снова и снова звучало у нее в голове. Завтра я увижу его. Просто не верится…