Модель и кутюрье

7

Кетлин неистовствовала. Увидев, как Вассон приглашает Софи танцевать, сажает рядом с собой, начинает утешать, она пришла в столь сильное отчаяние, что, не желая обнаружить своих эмоций, ушла из «Нирваны». По дороге в отель зашла в первый попавшийся бар и порядком набралась.

Придя в чувства только под вечер следующего дня, она приказала себе не раскисать и продолжать действовать…

Перед съемками, завершающими рекламную кампанию Вассона, — проводились они в просторном зале на Оулд Бонд-стрит, — Кетлин, предварительно проконсультировавшись со своей подругой, студенткой медицинского колледжа, вновь добавила в воду Софи клодизон. Совсем незначительную дозу; лишь немного затормаживающую активность и снижающую реакцию.

Перед камерой в течение тех нескольких часов, что длились съемки, двигалась Софи довольно вяло — это не могли не заметить Вассон и Томас Вилсон, — но с работой справилась. Кетлин ничего другого и не ожидала. Главный удар она собиралась нанести сопернице позднее, в день показа на Неделе высокой моды в Милане.

Оставалось ждать этого «счастливого» момента три недели.

Вассон нервничал. С Софи опять творилось что-то неладное. Она работала сегодня вполне сносно, но совсем не так, как раньше, — без былой отдачи, без увлечения. Создавалось впечатление, что смысл слов Томаса, постоянно просившего ее войти в тот или иной образ, доходит до нее не полностью, что она опять не выспалась или переутомлена.

Другие манекенщицы — Айрин, Кетлин, Вивьен, — менее одаренные, с худшими внешними данными, радовали его больше, чем Софи.

— Не пойму, в чем дело, Филип! — в очевидном расстройстве воскликнул Томас по окончании съемок. — Ее как будто подменили! Раньше работать с ней было одно удовольствие, а теперь…

Вассон и без уточнения знал, о ком и о чем идет речь. Тяжело вздохнув в ответ на слова фотографа, он вышел в коридор и спустился на лифте на первый этаж. В холле было прохладнее, и разгоряченному от переживаний Филипу стало чуть легче. В ожидании Софи, с которой следовало серьезно поговорить, он принялся расхаживать взад-вперед по выложенному матовой плиткой полу.

Бесконечно это продолжаться не может, думал он. Если уровень моих показов снизится, я просто-напросто разорюсь. Но и расстаться с Софи не смогу. Нет, только не это! Надо во всем разобраться, выяснить причину произошедшей в ней перемены и попробовать ее устранить. Я лично должен ей помочь, ведь она для меня далеко не только манекенщица…

В это самое мгновение раскрылись двери лифта и из него вышли Софи и Айрин. Вассон стремительно шагнул им навстречу.

— Софи, у тебя найдется еще полчасика?

Она взглянула на него до ужаса печальными, виноватыми глазами и кивнула.

— Тогда мне хотелось бы с тобой поговорить. Давай поднимемся в мой офис.

Софи безропотно вошла в не успевший еще закрыться лифт. Вассон, попрощавшись с Айрин, шагнул следом…

— Мы все озадачены и растерянны, — заговорил он, едва переступив порог своего кабинета. — Наверняка ты понимаешь, о чем я.

Софи, остановившись посреди комнаты, кивнула.

— Да ты проходи, садись. Куртку сними. У меня тепло, тебе жарко станет. — Филип, охваченный желанием облегчить участь смущенной манекенщицы, поспешно подскочил к ней и помог раздеться.

Она послушно опустилась на тот самый стул возле письменного стола, на котором сидела, когда пришла в этот кабинет впервые в жизни.

Филип повесил ее куртку в шкаф и уселся напротив, на свое место.

— Поверь, я волнуюсь за тебя, как за… Как за члена нашей большой дружной семьи, — произнес он, подавляя в себе порыв признаться, что она значит для него гораздо больше. — Давай попробуем разобраться в твоей проблеме, докопаться до причины ее возникновения.

— Думаешь, это возможно? — спросила Софи, пряча глаза.

— Конечно! — с чувством заверил ее Филип. — Откройся мне, если сможешь. Расскажи, что тебя беспокоит, как обстоят дела со здоровьем.

Софи почему-то покраснела и ниже склонила голову.

Вассон смотрел на нее и не мог насмотреться. Странно, но в своем горе, в своем искреннем смятении она нравилась ему еще больше, казалась особенно прелестной, как никогда желанной. Он не видел в ней ни напускного безразличия, ни глупого высокомерия. Она даже не пыталась скрыть свою печаль. Была, как всегда, естественна и сильнее завладела его сердцем.

— С моим здоровьем, кажется, все в порядке, — после продолжительного молчания тихо произнесла Софи. — Что меня беспокоит?.. Гм… По-моему, ничего… Во всяком случае, ничего такого, что не беспокоило бы раньше. — Она опять выдержала паузу, потом неожиданно вскинула голову и посмотрела на Вассона с такой мукой, что у него заныло сердце. — Я сама не понимаю, что со мной, Филип! И места себе не нахожу! Вчера вечером я специально не стала засиживаться за учебниками. Перед сном вышла подышать воздухом, приняла ванну. А сегодня опять чувствую себя уставшей и разбитой. Кошмар какой-то!

Ее веки дрогнули, и она вновь потупила взгляд. Филип, которому ее страдания уже казались своими собственными, подался вперед и протянул ей над столом руку.

— Только не отчаивайся, детка.

Софи взглянула на него с удивлением и молча подала свою совершенную по форме руку.

— Мы справимся с твоими сложностями, обещаю, — пробормотал Филип с нежностью отца, уговаривающего маленькую дочку не расстраиваться из-за лопнувшего воздушного шарика. — В Милане ты заблистаешь, как прежде.

— В Милане? — Софи чуть склонила голову набок, как будто подумала, что ослышалась, а потом вдруг разразилась нервным смехом. — Нет, Филип, ни в какой Милан я не поеду! Опозорить тебя еще и там у меня нет ни малейшего желания, честное слово! Если ты не предложишь мне расторгнуть договор, я сама проявлю инициативу.

— Значит, ты струсила? — сощурившись и глядя на нее с вызовом, спросил Вассон. — Собралась сбежать, испугалась трудностей! А мне казалось, ты натура сильная, стойкая, что умеешь бороться, добиваться своей цели.

— Сильная я или нет, сейчас это не важно! — Софи тряхнула волосами, и ее смущение прошло, уступив место решительности. — Я второй раз подвожу тебя, естественно, не по своей воле, но мне больно осознавать это. Слышишь? Больно! Я отношусь к тебе как к…

Она резко замолчала, облизнула губы, посмотрела на Филипа как-то странно, отвела взгляд в сторону и продолжила уже спокойнее:

— Я отношусь к тебе как к настоящему мастеру, к примеру для подражания, к таланту, каких немного. И не хочу испортить тебе жизнь…

— Ты не… — попытался было возразить Вассон, но Софи жестом попросила его позволить ей закончить мысль.

— Может, мне следует сделать передышку, на время уйти из модельного бизнеса, на что-то переключить внимание, набраться сил, других впечатлений? Может, моя слабость и рассеянность — это некий знак свыше, какой-то сигнал?

При других обстоятельствах Вассон, наверное, придал бы ее словам больше значения, но только не сейчас. По напряжению, сковывающему ее аристократически-детские черты лица, по задержавшейся на нем тени печали он видел, что она не хочет уходить из мира моды — на время или навсегда — и от этого страдает.

— Никакой это не сигнал, я уверен, — ответил Филип не терпящим возражения тоном. — Ты просто немного устала, вот и все. Позволь, я помогу тебе. Вместе мы справимся с любыми бедами.

Лицо Софи смягчилось. Ее глаза наполнились светом, и в какой-то момент Филипу показалось, что она смотрит на него с нежностью, почти с любовью.

Он вспомнил, что в день показа в Нью-Йорке собирался рассказать ей о своих чувствах, вспомнил мечты, которыми жил два месяца, предшествовавших той неожиданной беде, и надежда соединить свою судьбу с судьбой Софи разгорелась в его сердце с небывалой силой.

Не отпуская ее руку, он поднялся, обошел стол, приблизился к ней, присел на корточки и горячо зашептал:

— Не покидай меня, пожалуйста. Разреши помочь тебе стать прежней Софи — лучшей моделью из всех, с которыми я когда-либо работал. — Филип всмотрелся в ее глаза, в приоткрывшиеся полные губы, в две милые родинки, темнеющие на белой щеке, и понял вдруг, что, даже если она навсегда утратит способность демонстрировать одежду и сниматься для рекламы, он все равно не сможет без нее жить. — А вообще-то… знаешь, детка…

В коридоре послышались шаги. Вассон, заговоривший было о самом главном, о том, что рвалось из сердца вот уже больше двух месяцев, замолчал и выпрямился.

Раздался громкий стук, шум растворяющейся двери, и в кабинет заглянул Томас.

— Филип!.. А, ты занят. Извини…

— Чего ты хотел? — спросил Вассон, неохотно разжимая пальцы и выпуская руку Софи.

— Спросить, нужен ли я тебе завтра, — поняв, что мешает, быстро произнес Томас.

— Завтра? — Филип на мгновение задумался. — Пожалуй, нет.

— Хорошо. — Фотограф смущенно кашлянул. — Тогда я поработаю дома. Счастливо.

— Удачи, — ответил Вассон.

— Пока, — сказала Софи.

— Итак? — Филип засунул руки в карманы брюк и сделал два шага вперед, два назад. — На чем мы остановились?

Он прекрасно помнил, что чуть было не заговорил о своих чувствах, но вернуться к этой теме не мог, ощутив вдруг приступ удушающего стеснения.

— Ты сказал, что каким-то образом можешь мне помочь, — произнесла Софи, не то не поняв, что именно он собирался ей сказать перед появлением Томаса, не то как раз поняв и видя сейчас его замешательство.

— А, да… — Вассон остановился и сдвинул брови, превращаясь в само олицетворение серьезности. — Я считаю, что первым делом тебе следует хорошенько выспаться и отдохнуть. Посвяти этому, скажем, завтрашний день. Потом сходи на прием к хорошему врачу. Я могу познакомить тебя со своим. Уникальный специалист!

Софи улыбнулась.

— Спасибо, не стоит. Мой отец потомственный окулист, все уникальные медики нашего города — его друзья.

Филип повел бровью, кивнул и неожиданно спросил:

— Каким-нибудь видом спорта ты занимаешься?

Софи пожала плечами.

— Пять раз в неделю хожу в тренажерный зал. Естественно, занимаюсь танцами…

— Ко всему этому следует добавить еще и бег по утрам, — деловито продолжил Вассон. — Он здорово повышает мышечный тонус, заряжает на целый день бодростью. Готова следовать моим советам?

Софи, заметно повеселев, кивнула.

— Готова. Ради избавления от этих странностей я готова на что угодно.

— Я и сам давно собираюсь заняться бегом, — признался Филип, возвращаясь на место. — Да все не могу заставить себя. Если ты не против, мы могли бы… — Он посмотрел на Софи испытующе. — Могли бы вместе взяться за это дело…

— Вместе? Ты и я? — Софи округлила восхитительные голубые глаза, и они напомнили Вассону блестящие пуговицы на карманах одного из созданных им когда-то жакетов. — Не представляю себе… — пробормотала она.

— Почему же? — спросил он недоуменно, как будто услышал что-то обидное.

Софи на секунду задумалась и вздохнула.

— Ну, потому, что ты настолько известный, настолько талантливый и вдруг…

— Ты тоже талантлива и тоже известна, — возразил Филип.

Софи скривила рот.

— Все, что касается меня, теперь под большим вопросом.

— Не говори так, — сказал строго Вассон. — Все образуется, вот увидишь. Итак, завтрашний день посвящается отдыху. Поспи подольше, на завтрак съешь что-нибудь вкусное и постарайся ни о чем не беспокоиться, не вспоминать о своих неудачах. Об остальном позабочусь я.

— Что? — Лицо Софи вытянулось, глаза опять превратились в круглые голубые пуговицы.

— Я говорю, что обо всем остальном сам позабочусь, — повторил Филип, вставая со стула и с деловым видом начиная собирать со стола и складывать в папку эскизы и фотографии. — Отдыхать нужно тоже по плану, правильно?

Софи ничего не ответила.

— Так вот, разработку этого плана я беру на себя, — невозмутимо пояснил он. — В час дня я тебе позвоню и расскажу, куда мы направимся развлекаться. В два заеду за тобой, если, конечно, моя программа тебя устроит. Идет?

— Идет, — одними губами ответила ошарашенная Софи.

Она очень старалась ни о чем не беспокоиться, но, то и дело вспоминая разговор с Филипом, содрогалась и замирала. Руки холодели, сердце начинало трепыхаться, как посаженная в клетку вольнолюбивая птица.

Филипп собирался пожертвовать ради нее личным временем, был готов на все, лишь бы она стала прежней. Филип Вассон! Человек, столь долгое время представлявшийся ей недосягаемым, совершенным, божеством!

Ей казалось, что он не смог бы отпустить ее, даже если бы она никогда больше не вернула себе странным образом утраченные способности. Эта мысль безумно радовала ее и пугала своей невероятностью.

Против воли вспоминая день показа в Нью-Йорке и сегодняшние съемки, Софи пыталась проанализировать все предшествовавшие им события, увязать их каким-то образом со своим ненормальным состоянием, но ничего не получалось.

А что, если Филип угробит на нее массу сил и времени, а положительных результатов так и не добьется? От этой мысли кровь в ее жилах леденела…

Нет, нельзя настраиваться на проигрыш! — говорила она себе, стискивая зубы. Все наладится! Все будет хорошо!

Все будет хорошо, эхом отдавалось в голове. Все! Тогда Софи закрывала глаза и позволяла себе помечтать. Ее воображение рисовало картины завтрашнего дня.

Интересно, куда мы поедем? — гадала она, ни жива ни мертва от счастья. В театр, в кино, на концерт, в ресторан… Впрочем, куда бы он ни повез меня, я поеду с радостью. С ним мне все равно, где находиться: на светском приеме, на свалке автомобилей… на краю земли!

Софи уснула в этот вечер в половине двенадцатого. Не притронувшись к учебникам, не приняв теплой ванны, не выпив воды с медом. Заботиться о своем завтрашнем состоянии у нее не было нужды — ей предстоял день отдыха…

Она видела в эту ночь странный сон. Себя, вышедшую на подиум, остановившуюся посередине в растерянности и страхе и навзрыд разрыдавшуюся. Филиппа, постоянно находящегося рядом, что-то пытающегося рассказать ей, объяснить. И еще кого-то… какую-то женщину, кружащуюся над ней в обличье полупрозрачной ведьмы и осыпающую ее странными неразборчивыми угрозами.

Проснувшись с неприятным ощущением, Софи, тем не менее, привычно улыбнулась своему отражению в зеркале и поспешила встать под душ, чтобы поскорее смыть остатки сна.

Как только прохладные живительные струи коснулись ее головы, лица, теплых плеч, она почувствовала блаженное освобождение от нашептываний ведьмы и вспомнила о запланированном на сегодня отдыхе с Филипом.

— Ур-ра! — закричала она в порыве детского восторга. — Здорово!

Сейчас, при свете утра, ее, молодую, красивую, здоровую, ничто не пугало, как вчера перед сном. А природная жизнерадостность и давняя любовь усиливали ощущение счастья в сто крат.

Быстро вытершись после душа и напевая веселую мелодию, Софи прошла в кухню с твердым намерением съесть что-нибудь самое вкусное, самое любимое. Так велел Филипп!

Сделаю себе салат из киви, апельсина и банана, с воодушевлением решила она, доставая из холодильника фрукты. Обожаю его! Получится то, что требуется: вкусно и полезно.

Филип позвонил, как и обещал, в час.

Беря трубку, Софи волновалась, как влюбленная школьница перед первым свиданием. Если не сильнее.

— Мой план таков: сначала едем на конюшни Батерста на Офф Батерст-стрит, — сразу перешел к делу Вассон. — Потом в филиал Королевского ботанического сада. Погуляем и поужинаем там в ресторане. Что скажешь?

Софи рассмеялась.

— На конюшни? Я думала, ты предложишь что-нибудь традиционное: театр, концерт, зоопарк, в крайнем случае. Никак не предполагала услышать про конюшни.

— Зоопарк? — Филип немного помолчал. — Гм… тоже неплохая идея. Но в зоопарк съездим в другой раз, если ты, конечно, не против. Сегодня следует заняться чем-то необычным, чтобы получше расслабиться, забыть о привычной жизни. Может, ты не любишь лошадей?

— Очень люблю. — Софи оживилась. — У моей тети, которая живет в Кентербери, когда-то был красавец конь. Гнедой, с черной блестящей гривой и с задумчивыми умными глазами. Помню, мы с кузиной, моей ровесницей, часами крутились возле него. Я привыкала к нему, когда гостила у тети, настолько сильно, что уже принимала за разумное существо, представляешь?

Она усмехнулась, подумав вдруг, что выглядит глупой, но тут же решила, что Филип поймет ее правильно.

— Значит, я не зря вспомнил сегодня про конюшни. Можно сказать, в самую точку попал, — произнес он обрадованно.

— Да, но… — пробормотала Софи, — я почти не умею ездить верхом. Разве что просто понаблюдаю за другими, полюбуюсь лошадьми, пообщаюсь с ними…

— Не переживай, там и новичков с удовольствием принимают, — ответил Филип. — Тебе все расскажут, всему научат, лошадку спокойную подберут. Вообще-то заказы принимаются за два дня, но у меня там работает приятель, он все устроил.

Софи охватило радостное нетерпение. О подобном отдыхе она и не мечтала. От желания поскорее увидеть стройных тонконогих животных, их умные морды, мягкие бархатные губы, блестящие добрые глаза у нее защекотало в носу. Ей показалось даже, что она уже слышит приглушенное лошадиное фырканье, стук сильных копыт о землю.

— И что я должна с собой взять? — спросила она, напрочь забывая о своих неудачах, о вине перед Вассоном, о предстоящей Неделе моды в Милане и о несданных экзаменах.

— Ничего, — ответил Филип. — Все необходимое тебе выдадут на месте. Только надень какие-нибудь удобные брюки, лучше всего джинсы, и желательно сапоги.

— Хорошо, — сказала Софи, улыбаясь, как ребенок при виде любимых лакомств.

— Итак, план одобрен, — констатировал Филип, и по его голосу она поняла, что он доволен. — Теперь скажи, где ты живешь.

Софи назвала адрес.

— Буду у тебя минут через сорок пять.

— Жду.

Ровно через три четверти часа «бентли» Вассона остановился возле дома Софи.

Надо запомнить сегодняшнюю дату, подумала она, открывая дверь и кивком здороваясь с ним. Этого дня я ждала много лет и не верила, что он когда-нибудь наступит. Как все странно. Как все здорово!

Филип вышел из машины и широко улыбнулся.

— Привет!

— Привет, — произнесла Софи, тоже улыбаясь. — Зайдешь на чашечку чаю?

— С удовольствием бы, но у нас не так много времени. — Он поднял руку и обвел небо над головой. — Надо успеть покататься до сумерек.

Филип был в джинсах, короткой куртке и черных сапогах для верховой езды. Впервые в жизни Софи видела его не небрежно элегантным, а спортивным, готовым не вспоминать о моде, забыть о делах.

— Ладно. Тогда я запираю дверь, — сказала она, поворачиваясь и вставляя ключ в замочную скважину.

Он сумел устроить для нее не просто выходной, а настоящий праздник. Самый светлый, самый яркий в жизни по количеству полученных впечатлений и обилию положительных эмоций.

Верховая езда вмиг завладела сердцем Софи. Сидя в седле, наслаждаясь прогулкой, она раз десять повторила, что теперь будет приезжать сюда как можно чаще. Желание беспрестанно улыбаться, радость от близости любимого человека, от общения с благородными животными переполнили счастьем ее душу.

— Спасибо тебе, Филип, спасибо, спасибо, — произнесла она, когда, освежившиеся в душе после верховой езды, они попрощались с лошадьми и работниками конюшен и сели в машину. — Ты просто не представляешь, какую мне доставил радость! Ты…

Ее горло сдавило от наплыва эмоций, и захотелось вдруг плакать. Она замолчала, уставилась на свои колени и глубоко вздохнула.

— Милая моя… Малышка… — Филип наклонился к ней, обнял за плечи, прижал к себе и порывисто поцеловал в висок, покрытый светлым мягким пушком. — Я счастлив, что тебе здесь понравилось, — прошептал он ей на ухо. — Я почему-то не сомневался, что именно подобной прогулкой смогу особенно порадовать тебя… А ты здорово смотрелась в седле. Прямо как прекрасная дама девятнадцатого века.

— Это в джинсах-то? — сказала Софи, отворачиваясь к окну, чтобы спрятать от Филипа повлажневшие глаза.

Он уже не касался губами ни ее виска, ни уха, но находился так близко, что она слышала, как стучит его сердце.

— Я смотрел в основном на твое лицо, — признался Филип, медленно отстраняясь. — А оно у тебя, что называется, на все времена.

Софи повернула голову и, забыв про слезы на ресницах, посмотрела на него с удивлением.

— И век назад, и три века, и пять в тебе, как сейчас, видели бы редкую красавицу, — устремляя взгляд на ветровое стекло, ответил на ее немой вопрос Филип. — Ты прелесть, Софи. Никогда не устану это повторять.

С этими словами он завел двигатель и вывел машину на дорогу. А Софи, оцепеневшая от многообразия нахлынувших на нее чувств и мыслей, еще долго смотрела на него.

В филиал Королевского ботанического сада, Кью-Гарденс, они приехали около пяти. В течение часа медленно гуляли по оранжереям, у прудов, вдоль озера, по мостам. Во время этой прогулки Филип о многом расспросил свою восхитительную спутницу. Наверное, с той же целью: желая помочь разобраться в ее проблеме.

— Когда любуешься природой, кажется, никаких бед и недугов в мире не существует, — осторожно начал он. — В ней столько гармонии, столько логики. Кстати, тебя часто мучает бессонница?

— Нет, — ответила Софи. — Редко… Если ты о том злополучном показе, то…

— Нет-нет, — поспешно остановил ее Филип. — Ни о чем злополучном я не хочу сегодня вспоминать. Просто подумал о том, что ты тогда не выспалась, а потом о том, что за помощью на твоем месте я бы обратился к природе, вот и заговорил об этом. Ничего, с завтрашнего дня мы начинаем бегать по утрам. В одном чудесном парке с елями и соснами. Даже зимой там зелено и дышится легко. Я заеду за тобой часов в восемь.

— Ты что, настроен настолько серьезно? — спросила Софи изумленно.

— Да. А ты думала, я шучу? — Филип с напускной строгостью посмотрел ей в глаза.

Она пожала плечами.

— Даже не знаю… Просто мне до сих пор не верится, что все это правда. Известный на весь мир кутюрье окружает меня заботой, учит ездить верхом, предлагает бегать вместе с ним по утрам… История почти нереальная, смахивает на фантастический роман.

— Не забывай, что ты тоже известна на весь мир, — произнес Филип с ноткой недовольства в голосе. — И потом, разве это главное? — Он приостановился и взглянул на нее требовательно, пытливо. Словно хотел увидеть что-то особенное в ее глазах и удостовериться, что она не такая, какой показалась ему в эту минуту. — А если бы я не был известен, тогда бы ты никуда со мной не поехала?

— Да ты что! — поспешно и с таким жаром выпалила Софи, что чуть не задохнулась. — Если хочешь знать, я…

Она едва не выдала ему свой секрет, едва не рассказала, что ее сердце на протяжении целых шести лет полно им одним, что только благодаря ему в ней возникло желание стать моделью. Но она промолчала.

— Если хочу знать — что? — спросил Филип.

— Ничего. — Софи покачала головой. — Просто ты ошибаешься, если думаешь, что меня привлекает в тебе лишь известность.

Она зашагала вперед, вдруг ощутив себя обиженной. Филип догнал ее и взял за руку.

— Ну-ну, только не дуйся, — примирительно произнес он. — Я ведь ничего такого о тебе и не думаю. Как раз наоборот, ты кажешься мне самой искренней, самой человечной из всех моих знакомых.

— Правда?

— Конечно, правда. Я от тебя в восторге, Софи.

Он произнес эти слова спокойно, не как влюбленный, а как добрый друг. Поэтому Софи, несмотря на то, что внутреннее чутье говорило ей совсем о другом, решила, что его восхищение ею не выходит за приятельски-деловые рамки. Опять вспомнились неудачи, и настроение ее немного омрачилось.

— И тебя правда не смущает, что я…

Филип резко остановился и, повернув Софи к себе лицом, приложил к ее губам указательный палец.

— Мы ведь договорились: былых неприятностей сегодня для нас не существует. Говорить разрешается только о хорошем.

Софи послушно кивнула.

— Расскажи мне, к примеру, о чем ты мечтаешь, — неожиданно попросил он, продолжая путь.

— О чем я мечтаю… — растерянно протянула Софи, идя за ним следом.

Если бы он только знал, мелькнуло в ее мыслях. Если бы мог хоть краем глаза заглянуть в мои мечты!..

Но следовало отвечать. Софи напрягла память, пытаясь вспомнить хоть об одном своем заветном желании, которое не касалось бы идущего рядом мужчины. Неожиданно ее взгляд упал на пожилого человека с собакой, бредущего им навстречу.

Собака! — с радостью подумала Софи. Как же я могла забыть?

— В один прекрасный день мне хочется обзавестись собакой, — сказала она. — Не каким-нибудь злобным сторожевым псом, а настоящим другом, преданным, любящим, который жил бы в доме и понимал меня с полуслова. Пуделем, спаниелем или чау-чау. Мне все равно.

— У тебя никогда не было собаки? — спросил Филип.

— Моей личной — нет, — ответила Софи с грустью. — У моих родителей есть огромный дог. Очень суровый и важный. Живет он зимой и летом во дворе. Папа считает, что в доме собаке не место.

Филип улыбнулся каким-то своим мыслям и легонько сжал руку Софи.

— Ты, наверное, проголодалась как волк? — внезапно спросил он.

Софи взглянула на него, улыбнулась и подтвердила, кивая:

— Как волк.

В половине восьмого, поужинав в ресторане ботанического сада, они подъехали к дому Софи. За сегодняшний день Филип Вассон стал для нее гораздо ближе, чем за все предыдущие шесть лет, чем за последние два месяца. Не просто любимым, лучшим человеком на земле, а родным, тем, к кому в беде хочется прибежать за помощью, в радости — вместе посмеяться.

Когда Филип заглушил мотор, Софи, собравшись опять пригласить его на чашку чаю, повернула голову и замерла в удивлении. В его взгляде, устремленном на нее, читалось сейчас столько страсти и огня, что ее щеки запылали, а в животе потеплело.

— Спасибо, — прошептал Филип, медленно переводя взгляд на ее рот.

— За что? — спросила она тихо.

— За то, что подарила мне сегодняшний день. — Он осторожно наклонился к ней, нежно, почти не касаясь белой гладкой кожи, провел подушечкой пальца по ее подбородку, щекам, изящному носу, потом дотронулся до губ…

Софи задрожала всем телом и закрыла глаза, отдаваясь во власть блаженному возбуждению. Когда теплые губы Филипа коснулись ее рта, она забыла обо всем на свете. Наверное, и имени своего в эту секунду не вспомнила бы…

Он целовал ее сначала медленно, изучающе, будто постепенно завоевывая на это право. Потом со все большей страстью, крепко прижимая к себе, гладя ее не скрытую воротником куртки шею, обтянутые джинсами бедра, округлые колени…

Минуту спустя Софи уже не мыслила себя без этого поцелуя, странным образом сделавшего ее своей рабыней, своей невольницей. Когда он прекратился, ей показалось, она не может дышать.

Филип обнял ее снова, бережно, точно любимого ребенка, и прижался щекой к ее щеке, как тогда, после показа в Париже. Так они просидели неопределенно долго, целую жизнь, как показалось Софи.

За это время перед глазами Софи промелькнул весь ее долгий, томительный путь к их поцелую. Все, что произошло с ней с того далекого летнего утра в Кентербери, когда она впервые увидела Филипа Вассона по телевизору.

Сидеть, прижавшись к нему, ощущая его запах, слыша его прерывистое дыхание, оказалось в сто раз лучше, чем ей представлялось в мечтах. В этих чудных мгновениях она с удовольствием осталась бы до скончания века.

— Сколько там натикало? — медленно поднимая руку и глядя на часы, спросил себя Вассон. — Четверть девятого. Малышам пора в кровать.

Он крепче прижал к себе Софи… и отпустил. Она, пригревшаяся, почувствовавшая себя настолько уютно в его объятиях, взглянула на него разочарованно и с обидой.

— К восьми часам завтрашнего утра ты, выспавшаяся и свежая, должна уже стоять на крыльце в спортивном костюме, — с шутливой строгостью сказал Филип.

Софи внезапно охватила злость.

Я растаяла в его объятиях, подумала вдруг она, ощущая себя ежиком, поднявшим иголки. А у него на уме только мои профессиональные способности. Может, он просто использует меня, хочет помочь, чтобы потом просто-напросто загрести побольше денег? Совмещает приятное с полезным. Сегодня поцеловал, завтра…

Ее негодование, рожденное неутоленной сексуальной жаждой, выросло до немыслимых пределов. Она сузила блестящие голубые глаза и впилась взглядом в лицо Вассона.

— В чем дело? — спросил он озадаченно.

— Послушай, а почему ты так настойчиво взялся помогать мне? — спросила Софи.

«Нашел бы себе другую артистичную дурочку и горя не знал бы» — так и подмывало ее добавить, но она смолчала.

— Потому что мне больно видеть твои страдания, почему же еще? — ответил Филип, не понимая ее агрессивности и растерянно качая головой. — А еще потому, что я покорен твоим дарованием, твоей естественностью, умением войти в нужную роль. И не хочу, чтобы незначительные неудачи, временные трудности подкосили тебя, лишили желания двигаться вперед. А почему ты спрашиваешь об этом?

— Гм… — Софи почувствовала себя виноватой. Злой и несправедливой.

Да как я могла усомниться в его порядочности? — думала она, густо краснея. Как посмела заподозрить в грязных помыслах? Просто я бешусь… Бешусь оттого, что он ограничился лишь объятиями и поцелуем… Хорошо, что уже наступили сумерки, а фонари еще не зажглись и он не видит, как пылают мои щеки.

— Ты не ответила, — напомнил Филип странно приглушенным голосом.

— Что? — спросила Софи, хотя прекрасно расслышала его слова.

— Почему ты задала мне этот вопрос — повторил Филип. — Неужели не веришь, что я искренне хочу тебе помочь? Неужели сомневаешься в чистоте моих намерений? Или…

— Нет, — торопливо перебила его Софи. — Нет, нет и еще раз нет. Просто мне вдруг стало обидно…

Она машинально подняла руку и коснулась пальцами своих губ, на которых еще хранился неосязаемый след их головокружительного поцелуя. Лучшего из всех, какие она когда-либо знала.

Филип тут же обо всем догадался. И тихо рассмеялся, опять прижимая ее к себе.

— Милая ты моя!.. Малышка!

— Я не малышка, — смущенно проворчала Софи, пряча лицо на его груди.

— А для меня малышка, — поддразнил ее Филип. — Взрослая, красивая, забавная…

— Только и всего? — спросила Софи, не поднимая головы.

Он опять засмеялся.

— Нет конечно… Еще и до умопомрачения желанная женщина.

Филип помолчал и добавил тише и более серьезным тоном:

— Только я не хочу, чтобы все произошло у нас так скоро, так неприглядно, понимаешь? На первом же свидании, в машине…

— Мы рядом с моим домом, — прошептала Софи, стыдясь, что почти предлагает ему себя, и в то же время чувствуя, что готова абсолютно на все.

Филип прижался лицом к ее стянутым на затылке в хвост волосам, с шумом втянул в себя их аромат и на мгновение замер.

— Если бы ты только знала, как я счастлив слышать от тебя эти слова, — пробормотал он. — Если бы только догадывалась, как много для меня значишь… Но давай не будем спешить. Я хочу заслужить это право… Хочу, чтобы ты никогда ни о чем не пожалела, детка…

Детка, мысленно повторила Софи, не понимая, за что ей посылается подобная благодать. Как мило. Как нежно… Я люблю его. Люблю, как, наверное, нельзя любить…

Медленно, словно боясь спугнуть свое счастье, она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Тогда до завтра?

Филип улыбнулся. Софи нестерпимо захотелось расцеловать каждую образовавшуюся вокруг его рта и глаз морщинку, его растянувшиеся губы, чуть изогнувшуюся бровь. Но на подобную смелость она не отважилась.

— До завтра, малышка. Я заеду в восемь. Будь готова к пробежке физически и морально.

— Буду, — ответила Софи, улыбаясь в ответ.