Мелани вытащила из-под входной двери квартиры Слоуна газету. Она была немного смущена, но все еще витала в романтических облаках. Испытав новое, незнакомое доселе состояние, она так и светилась от мужских любящих ласк. Поглощенная сладкими воспоминаниями, девушка умудрилась даже засунуть сахарницу, полную сахара, в посудомоечную машину, а свою чашку с горячей водой — в холодильник.
Чтобы Слоун не узнал любовницу своих грез, Мелани побрызгала волосы лаком и заколола их наверх.
Потом вернулась на кухню, где Даниэла наводила порядок, убирая со стола обрезки бумаги, оставшиеся после вырезания куколок. Как только ей объяснили, что можно, а чего нельзя, Даниэла стала просто чудным, послушным ребенком. Ее можно было приручить, так же как и Итти, но фокус заключался в том, чтобы направить ее пытливый ум в нужное русло.
С другой стороны, ее дядя Слоун умел своей любовью растопить сердце любой женщины. Или разжечь. Мелани проснулась на рассвете как от толчка, с ужасом вспомнив, что оставила свой халат вместе с полотенцем Слоуна на кушетке. Девушка потянулась и тут, взглянув на две маленькие разорванные бретельки, окончательно убедилась, что все случившееся было не сном. Мелани нахмурилась. Бретельки являлись наглядным свидетельством того, что большие руки Слоуна были не такими уж смирными… Хотя, когда он дотрагивался до ее тела, они казались прекрасными, любящими, нежными.
Мелани жаждала испытать остроту страсти, которую Слоун пробудил в ней, обнаружить и составить подробный перечень самых чувствительных точек Слоуна и использовать их себе на благо… на их обоюдное благо.
Она вздохнула, сожалея, что это время не наступит никогда. Слоун никогда, ни за что не должен узнать, как его двойственная натура действует на нее, как разжигает ее глубоко спрятанные и доселе дремавшие желания.
Пока Даниэла одевала своих бумажных куколок и болтала с ними, время от времени пользуясь советами Мелани, та пила горячую воду и пыталась сосредоточиться на своей работе. Слоун спокойно проспал до десяти часов. Тихонько открыв дверь в его спальню, Мелани внесла поднос с завтраком.
Ее обдало присущим только Слоуну особым запахом мужчины, смешанным с ароматом хвойного мыла. Она остановилась на полдороге, чувствуя, как напряглась вся ее плоть. Этот человек доводил ее до такого трепета, такого взрыва чувственности, который она не испытывала никогда в жизни.
Одновременно с ней из коридора в темноту комнаты Слоуна проник треугольник света.
— Закрой эту проклятую дверь, Мел, — прорычал Слоун.
Ее брови метнулись вверх. Слоун-любовник исчез.
Слоун-с-мерзким-характером лежал посреди простынь, скрестив руки на груди. Огромная пухлая подушка была подмята под бок; простыня едва прикрывала низ живота. Белый хлопок резко контрастировал с загорелой кожей. Мелани заметила, что он побрился: к его подбородку прилипли три крохотных кусочка туалетной бумаги. Вид этого подбородка с подергивающимися мышцами ей не понравился.
Когда она подошла ближе, Слоун гаденько ухмыльнулся.
— Нравится чистить и убираться? Это бушующее чудовище сотрясает все вокруг, когда ты пылесосишь. Я все слышал. Не сплю уже несколько часов и только и мечтаю, чтобы ты нашла для своих из-девательств кого-нибудь другого.
— Хочешь меня уколоть? Не получится. Ты спал без задних ног по крайней мере еще час назад. Я проверяла, — сказала она с улыбкой и подошла к кровати, чтобы поставить поднос с завтраком Сло-уну на колени.
— У меня была воистину беспокойная ночь. Я то вставал, то ложился. Мужчине очень тяжело, когда женщина использует его, — промямлил Слоун.
— Использует?
— Отбирает лучший контракт. Шантажирует в самый неподходящий момент. Ты — добрая самаритянка, не так ли, Мел?
— Победителей не судят, старина, — с легкостью парировала она, сразу почувствовав себя в привычной атмосфере мерзкого характера Слоуна. Она уже хотела опустить поднос, но вдруг замерла, заметив отчетливые мужские формы под легким хлопком, прикрывающим его бедра. Внутри началось легкое покалывание. Натянутые струны заныли.
Он взглянул на нее, забрал поднос и поставил себе на ноги.
— Кофе. Черный. И немедленно, — пробурчал Слоун, оглядывая поднос с апельсиновым соком, нарезанным персиком и овсяной кашей. Подняв глаза на девушку, он несколько секунд смотрел на нее невидящим взглядом, затем свел брови на переносице.
Мелани похолодела. У Слоуна было выражение лица человека, мучительно пытающегося что-то припомнить…
Темно-карие глаза внимательно изучали ее лицо, потом остановились на грудях, спрятанных под толстым свитером. Мелани зябко поежилась. Специально подобранный лифчик делал ее прелести менее заметными, что облегчало ее существование в мире бизнеса, так же как сшитый на заказ корсет делал менее выпуклыми ее женственные бедра. Еще в юности она усвоила, что хорошеньких миниатюрных блондинок на работе никто не принимает всерьез. Благодаря нижнему белью, сшитому опытной белошвейкой, ее деловой костюм сидел на ней безукоризненно и свободно, придавая ей строгий вид.
Слоун слегка покачал головой, как бы безмолвно отвечая на собственный вопрос.
— Кофе… Немедленно, — повторил он и осушил стакан с соком.
— Это будет кое-чего стоить, — улыбаясь, ответила она. — Итти хочет купить акции «Амалгамейтед Флоринг», маленькой семейной компании с большими деньгами, используемой для списывания налогов. Он говорит, управляющий сидел с ним в одной камере…
Слоун закрыл глаза и утомленно откинулся на подушки, словно видел весь этот деловой мир в белых тапочках.
— Угу. Он и меня пытался втравить в это дело. В тебе он почувствовал слабого игрока. Не давай ему себя уговорить. Забудь об этом и зацепись за что-нибудь более соблазнительное и вызывающее. Подумай, например, о соевых бобах или арахисе в области здоровья. Направь его мысль в это русло. Или попробуй устроить его друга на работу в преуспевающую компанию.
Он устало вздохнул и сквозь прищуренные веки стал смотреть на дождь. Погруженный в свои мысли, Слоун с любовью поглаживал подушку у себя под боком. Было отчетливо видно, что он очерчивает рукой контуры роскошного женского тела.
Мелани вздрогнула и попыталась унять свои разгулявшиеся нервы и сердцебиение. Пальцы Слоуна скользили по подушке и медленно ласкали воображаемую округлость женской груди так, как до этого он ласкал ее.
В неясном полумраке на лице Слоуна застыло выражение одиночества и задумчивости. Неужели он тоскует о женщине своей мечты — о ней?
Мелани с трудом проглотила комок в горле. Ее затвердевшим соскам стало тесно в жестких пределах лифчика. Поразившись реакции своего тела, Мелани постаралась избавиться от дрожи в руках, сцепив позади себя пальцы, но от этого ее набухшие груди только сильнее прижались к свитеру и стали более выпуклыми. Она немного расслабилась, разжала пальцы и нагнулась за подносом.
Вожделение Слоуна не ослабевало. Он снова вздохнул, издав низкий, тоскующий, мурлыкающий звук, когда нащупал на пухлой подушке воображаемые бедра. Мелани беспомощно смотрела на него сверху вниз, не отрывая взгляда, почти касаясь пальцами его тела.
Затем, как будто внезапно вспомнив о ее присутствии, Слоун повернул к Мелани бесконечно печальное, усталое лицо.
— Как себя чувствует Даниэла?
Как можно более спокойным голосом Мелани ответила:
— Гораздо лучше.
Уловив хриплые нотки в ее голосе, Слоун вдруг снова напрягся, и на его лице появилось выражение охотника, не спускающего глаз с добычи.
— Повтори, — глядя на нее горящими глазами, потребовал он и сжал ее запястья. Большим пальцем он начал гладить внутреннюю часть ее ладони, остальные же собственнически сцепил вокруг тонкой кисти руки. — Повтори это точно так же, как раньше.
Понимая, что говорила своим нормальным голосом вместо привычной рубленой скороговорки деловой женщины, она откашлялась и произнесла, как обычно, бойким, деловым тоном:
— Гораздо лучше. Вырезает бумажных кукол и ждет тебя поиграть в лошадки.
Слоун пристально смотрел на нее секунду, потом закрыл глаза и помрачнел. Его рука безжизненно сползла вниз и снова вцепилась в подушку. Подтянув ее к подбородку, он принялся мрачно наблюдать, как капли дождя бегут по окну.
— Ах, Слоун, что с тобой? — спросила Мелани в тот момент, когда он совершенно отключился. — Тебе стало хуже? — Она слышала, что выздоравливающие иногда впадают в депрессию, а мысль о том, что одинокий, жаждущий любви Слоун страдает, вызвала в ней внезапное желание прижать его к себе.
Мелани вздрогнула. Слоун Рейвентрол был не из тех мужчин, которых можно прижать к себе и приголубить. Она вышла из комнаты, совершенно потрясенная тем, что творилось в ее душе.
Несколько часов она занималась только Даниэлой, и только когда та наконец заснула, заставила себя проведать Слоуна.
Однако сделала это не сразу. Поставив на поднос сок, свое фирменное жаркое, бульон и домашние булочки с маслом, Мелани вошла в спальню. На этот раз пусть сам вернет ей поднос после еды…
Слоун, окруженный подушками, дремал, но, услышав, что она меняет ему воду в графине и ставит поднос рядом с кроватью, тяжело вздохнул и спросил:
— Как Даниэла?
— Хорошо. Она спит.
Он снова вздохнул, по-хозяйски подоткнул подушку под бок и печально поинтересовался:
— Ты когда-нибудь была влюблена, Мел?
Легкомысленным тоном Мелани ответила:
— Сотни раз.
Последовал очередной вздох. Слоун медленно повернулся, и у Мелани сжалось сердце от жалости, когда она увидела под глазами Слоуна круги. Он выглядел как человек, преследуемый неприятными воспоминаниями.
— Сядь, Мел.
Заметив ее нерешительность, Слоун хмуро проговорил:
— Черт побери, Мел. Чего ты боишься? Давай всего лишь немного побеседуем, как два взрослых человека. — Он отодвинул в сторону всех мишек и кукол, которыми его обложила Даниэла. — Вот сюда. Садись. Ты завладела моим лучшим контрактом, так, по крайней мере, поговори с тяжелобольным у его смертного одра.
С этими словами он потянулся за подносом и поставил его себе на колени.
— Ты заставляешь меня есть, я беспрекословно повинуюсь и за это прошу лишь о такой малости, как просто со мной поговорить. Сядь.
Для моральной поддержки Мелани схватила плюшевого медвежонка и присела на краешек кровати.
— Ты когда-нибудь была влюблена? — повторил он, с одобрением понюхал жаркое и взялся за ложку, одновременно бросив взгляд на тарелку с крепким говяжьим бульоном, в котором плавали морковка, сельдерей и лук.
— Конечно. Я любила, — ответила она с вызовом. — И была любима. Я взрослая женщина, в конце концов, Слоун, — твердо добавила она.
При слове «взрослая» Слоун с усмешкой взглянул на нее.
— Это хорошо, — пробормотал он, попробовав вкуснейший бульон. — Ты ведь была замужем? Я тоже… Должно быть, ты сильно любила парня, раз вышла за него. Или ты сделала это ради карьеры? Почему ты с ним развелась?
Мелани вдруг почувствовала себя скованно от бесцеремонных вопросов этого человека, так непринужденно копающегося в ее прошлом, и крепче прижала к себе медвежонка. Слоун с интересом исследовал содержимое супа, съел несколько ложек и стал выжидательно смотреть на девушку.
Она взглянула на него с растущим раздражением.
— Будь я проклята, если стану обсуждать с тобой свою личную жизнь! К чему метать бисер перед кабаном?
— Лучше сказать «перед неблагодарной свиньей», — поправил он и слизнул с губ жирную крошку от булочки. — Хочешь сперва задать свои вопросы? Так задавай.
— Долго ты был женат? — спросила Мелани, обдумывая сложившуюся ситуацию и наблюдая, как он покорно ест.
— Худшее время жизни. Это продолжалось два года моей дотридцатилетней эры. Последний прощальный поцелуй я получил тогда, когда проиграл своему лучшему другу в борьбе за продвижение по службе и обнаружил, что она — Ева — не смогла смириться с такой потерей. Да и с прекрасной, хорошо организованной жизнью тоже…
Мелани немного подумала, а потом сказала:
— Вот почему ты так рвешься в бой на работе.
— Может быть. Ладно, у тебя на лице написано, о чем ты хочешь спросить. Секс с Евой не был таким уж прекрасным. Все происходило механически: действовали только наши тела — ни музыки, ни волшебства, ни горения. Как вулкан без лавы.
— Горение? Лава?
Медленно кивая, он отпил сок и ответил:
— Горение. Я практически не был нужен Еве — во всяком случае, не в качестве того единственного мужчины, без которого нельзя жить, — обреченно пояснил Слоун. — Не спрашивай меня как, иначе я рассержусь, но я только недавно понял разницу, — добавил он изменившимся, глухим тоном. — У женщины, которой ты нужен, совсем по-другому бьется пульс, понимаешь, Мел? А когда ты до нее дотрагиваешься, прикасаешься к ее сущности, она… тает. Это чудо. Мужчине хочется лелеять ее и… любить по старинке, с головы до кончиков пальцев. Он начинает видеть ее то в образе невесты в подвенечном платье, то в образе матери своих будущих детей; в общем, его начинают манить к себе всякие замечательные мелочи жизни старой доброй Америки времен яблочных пирогов.
Мелани охватило странное предчувствие, что ее судьба уже стоит на пороге и только ждет последнего удара часов. Неужели во время болезни Слоун — большой, сильный Слоун — не переставал мечтать о настоящей любви?
Пока он тихо, полусонно продолжал говорить о наболевшем, она забрала у него пустой поднос и поставила его на столик возле кровати.
— У мужчин есть потребности, Мел, — бормотал Слоун, лаская подушку длинными опытными пальцами. — Для их осуществления необходим определенный тип женщин. Тебе не понять, но когда ты чувствуешь, что женщина как горячий шелк… Я не могу даже подумать о ней без того, чтобы не возбудиться…
Он сонно посмотрел на нее и сполз вниз, уткнув подбородок в подушку.
— Она пахнет как цветы, и это благоухание доводит меня до обморока… Она дрожит, когда я занимаюсь с ней любовью, а звуки — мурлыкающие звуки, — которые она испускает… Даже не могу себе представить, что почувствую, когда войду в нее, изольюсь в нее… Это блаженство. Я так хочу ее, Мел… Я обязательно найду ее снова и, когда это случится, больше никогда ее не отпущу.
С этими словами Слоун полностью погрузился в свои мечты, оставив Мелани в поту от испытанного потрясения. Она едва дышала, напряженные мышцы болели, ноги отказывались слушаться, ныли суставы пальцев, вцепившихся в мишку.
Хуже всего было то, что ей безумно хотелось залезть в постель к Слоуну и утешить его ноющее сердце!
И еще она жаждала всего остального — именно так, как он только что объяснял.
Мелани закрыла веки, вытерла тыльной стороной ладони пот со лба и уставилась на Слоуна.
Держа в объятиях подушку и тихо лаская ее, он слабо улыбался в полудреме.
— Скоро, моя дорогая. Скоро… — шептал он с любовью, уткнувшись носом в подушку.
К концу первой недели Мелани переставила все в квартире Слоуна. Она получила короткое сообщение от матери, в котором говорилось, что та скоро приедет, но перед тем ей надо еще на несколько дней заглянуть к друзьям. Делайла обещала позвонить, как только управится с делами.
Хотя кризис болезни уже миновал, Слоуну требовался отдых и помощь с Даниэлой, которая со всей страстностью своей детской души влюбилась в Мелани. Слоун злился на свою слабость, однако каждое утро просыпался с невероятной потребностью в физической близости.
Чтобы спасти свою репутацию звезды «Стэндардза» и продемонстрировать Мелани, что он и не думал отстраняться от дел, Слоун начал усердно помогать ей разбирать бумаги. Он скрежетал зубами от ярости, что все контракты заграбастали маленькие ручки Мелани, и начал ненавидеть набеги в квартиру Эль Лобо, наклеивающего повсюду свои дурацкие ярлыки, словно большие знаки Зорро.
Максин отказывалась возвращаться, пока в доме Даниэла. Однако она покупала продукты и выполняла мелкие поручения Мелани, не уставая повторять при этом Слоуну, что он «нашел ангела во плоти… Ни одна другая женщина не смогла бы справиться с этим дьяволенком». По мнению Максин, М.С. Инганфорде была настоящей женщиной, которая любила и умела готовить настоящую еду и имела потребность заботиться о семье.
М.С. Инганфорде пекла чудесные булочки из теста, подходившего в огромном пластиковом тазу. После этого она отправляла Даниэлу в дневной детский садик.
Дэверо, чтобы помочь звезде команды выздороветь, позволил Мелани работать в офисе только в первой половине дня. После полудня она являлась к Слоуну с портативным компьютером и битком набитым портфелем.
Уже вечерело, когда Слоун проснулся в пятницу от вкусных запахов. Он негромко застонал, крепче прижал к себе свою любимую подушку и вдохнул цветочные ароматы, свежевыстиранных наволочек. Потом, тяжело вздохнув, он с трудом сел и стал натягивать верхнюю часть пижамы, уступая женскому засилью в его квартире.
Мелани и Даниэла танцевали на кухне под музыку Джеймса Брауна. Слоун молча посмотрел на них невидящим взглядом, а потом решил и вовсе не обращать на них внимания, подобно льву, царствующему в своем королевстве, не заботясь ни о чем, что не касается его самого. Он прилег на кушетку, укрылся до груди любимым кукольным одеялом Даниэлы и стал без всякого интереса смотреть по телевизору репортаж с биржи.
Любимая его грез так и не вернулась; наверняка испугалась маленького железного кулачка М.С. Инганфорде. Заинтересованная прежде всего в успехе, Мелани не проявляла признаков усталости. Слоуна искренне раздражали ее напористость и энтузиазм, с которыми она работала по ночам, уложив спать Даниэлу.
Племянница ласково погладила его по щеке.
— Тебе уже лучше, дядя Слоун. Дядя Эль Лобо сказал, что через неделю ты будешь совсем здоров.
Он считает дни, когда сможет пригласить Мелани на обед. Говорит, что она просто создана, чтобы танцевать с ней медленные танцы.
— Чудесно, Даниэла, — пробормотал Слоун, рассеянно размышляя, что такого Эль Лобо нашел в Мелани. Она была совсем не во вкусе его друга. Правда, вкусы Эль Лобо непредсказуемы. Наверное, этот деловитый организатор в юбке покорил его одинокую душу.
Он бесстрастно отметил, что «Амалгамейтед Флоринг» поднял свои акции на четверть по сравнению с прошлыми торгами. Чуть позже с нетерпением спросил:
— Что она там готовит, Даниэла?
— Ростбиф в соусе. Завтра суббота, и Мелани сказала, что это подходящий день, чтобы печь хлеб. И еще говорит, что тебе полезнее домашний хлеб. Мелани делает его из натуральных продуктов, и еще она принесла мне банку домашнего варенья.
— Вот это да, — буркнул Слоун, широко зевнув. — Что будете делать?
— Готовимся играть в офис. Мелани купила мне новую книжку для раскраски. Тебе она тоже купила. Она говорит, у тебя… этот… стресс. Как только будет свободная минутка, мы поиграем в офис. Потом я буду накрывать на стол. Я сегодня сама погладила салфетки дорожным утюгом Мелани. Правда, интересно будет поиграть в офис, дядя Слоун? — Детский голосок Даниэлы звенел от восторга.
— Замечательно. — Слоун постарался придать своему тону окраску удовольствия и стал укачивать куклу, которую Даниэла бережно ему вручила. Он устроился поудобнее, нелепо держа куклу на сгибе локтя. Болезнь меняет гладкое течение жизни, подумал Слоун, когда, натянуто улыбаясь, вошла Мелани.
Свет от телевизора упал на кончики ее волос и высветил бесформенную фигуру. Слоун нахмурился. Что-то было не то с ее бедрами. Он отчетливо помнил, что они были полные. Он вздохнул, не в силах размышлять о какой-то фигуре, спрятанной под громоздким длинным свитером.
— Сядешь за стол, — спросила она, — или тебе подать ростбиф в постель?
— Ненавижу твой бодрый тон, Мел, — проворчал Слоун, потягиваясь и вставая на дрожащие от слабости ноги.
— Ну, ну, не изображай из себя инвалида, Рейвентрол, — ответила она счастливым голосом.
Он посмотрел на нее сверху вниз я затем, чтобы показать, что он еще не совсем труп, протянул руку и погладил кончики ее уложенных пучком волос. Мелани тут же отпрянула в сторону, поправила волосы и поднята на него сверкнувшие от злости глаза.
— Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты это делаешь.
Слоун оскалил зубы и, удовлетворенный своей проделкой, решил поработать на компьютере, установленном на обеденном столе.
— Ты принесла мои папки? — спросил он, усаживаясь на стул, но тут заметил аккуратную стопку договоров с замечаниями М.С. Инганфорде на полях.
Слоун пытался сосредоточиться на бумагах, а Даниэла устроилась рядышком и принялась терпеливо раскрашивать картинки.
— Как тебе это удалось, Мел? — наконец воскликнул он, откидываясь назад. — Все эти «игры в офис»?
Она взглянула на него поверх очков.
— Тебе не понять. Это умение организовывать прикладываемые усилия. Всему свое время. Игра, потом работа. Работа, потом игра. Как только организуешь режим работы, все сразу пойдет как по маслу.
— Не выношу режимов, — твердо заявил Слоун и потянул носом запах ростбифа в собственном соку.
Выходные дни кончились. Слоун героически оставался в своей спальне, пока на кухне разыгрывалась очередная покерная баталия.
Долгие часы он провел в ожидании своей суженой. Ему не терпелось поскорее прижать ее к себе, услышать мягкий, сексуальный, приглушенный голос, произносящий в экстазе его имя.
Увы, ничего этого не происходило, хотя в комнате по-прежнему витал цветочный запах.
Слоун впервые в жизни был по-настоящему одинок. Неожиданно для себя он стал частенько слушать радио, предпочитая тихую, романтическую музыку.
К такой деловой, организованной женщине, как М.С. Инганфорде, он чувствовал неприязнь. Женщина должна быть мягким, теплым и покладистым созданием, а не методическим творцом списков, постоянно штудирующим «Уолл-стрит джорнэл».
— Не надо дуться, — сказала она жестким тоном в воскресенье вечером, собираясь к себе домой. — Я приду после работы и буду здесь до тех пор, пока Даниэла не ляжет спать. Немного поработаем, разберем все, что у тебя накопилось… Не забудь отправить утром Даниэлу в садик к восьми часам. Дэверо говорит, что не хочет тебя перегружать и что ты можешь уходить с работы в полдень. Он боится, что ты схватишь воспаление легких как раз сейчас, когда положение на рынке начинает улучшаться. Только не забывай, что Итти теперь мой. — Она натянуто улыбнулась. — Теперь я ему нравлюсь. Знаешь, а он, оказывается, влюблен.
— Что за чушь, — проворчал Слоун, закрывая за ней дверь. Потом стащил с себя майку, швырнул на кушетку и осмотрел по-хозяйски убранную квартиру. «Все на своих местах. Всему свое время и место».
— Все на своих местах, всему свое время и место, — весело прощебетала позади него Даниэла и возвратила ему скомканную майку.
— Чушь собачья, — ответил он мрачно.
— С Рейвентролом что-то творится, — сказал Дэверо, заглянув в офис Мелани.
— Он выздоравливает. С вашей стороны было гениально позволить ему работать полдня, — сказала Мелани. Сначала Дэверо выслушал ее предложение без энтузиазма, но на пятый раз подхватил идею и сделал ее своей.
— Ммм. Может быть. Может быть, и нет. Я видел, как меняются такие люди, как он: забывают, что такое быть настоящим бизнесменом. Рейвентрол был лучшим из лучших, пока не подхватил этот грипп. — Дэверо увидел проходящего мимо Слоуна и быстро переменил тему: — Рынок держится стабильно, правда, Рейвентрол? Готов закрепить прибыли и освободиться от потерь?
— Акции супов Бендерса пошли вверх. Говядина держится на прежнем уровне. Свиные брюшки тоже. Есть куда вкладывать деньги, — кивнул Слоун и выдавил из себя нйтянутую улыбку.
Дэверо прочистил горло.
— Чем я могу, тебе помочь, мальчик? М.С. может вернуть пакет Идти, если тебе от этого станет лучше.
Покачав головой, Слоун сказал:
— Она прекрасно справляется.
— Тебя еще что-то беспокоит, Рейвентрол? Ты как будто попал с корабля на бал.
— Все в порядке. — Слоун широко зевнул. — Мел держала меня в курсе.
Дэверо посмотрел вслед Слоуну и задумчиво произнес:
— Что-то в жизни Рейвентрола не ладится. Выясни, в чем дело, Инганфорде. Потом сообщи мне. Я хочу, чтобы звезда моей команды снова была в бойцовской форме.
На следующий день в офис Мелани вплыла Мэйзи Даггинс.
— Все только и говорят что о Слоуне, — пропела она голосом маленькой девочки, который совершенно не соответствовал ее ярко выраженной сексуальной внешности. — Он какой-то… потухший. — Она наклонилась к Мелани и прошептала под большим секретом: — Иногда, когда мужчины заболевают, они… ну-у… понимаешь… теряют это.
Мелани затрепетала: уж она-то знала наверняка, что Слоун «не потерял это». Он был явно похож на человека, мучающегося от одиночества. Когда она вошла в его офис, то застала его глядящим на яркое осеннее солнце. Ветер тихо шелестел в огненной листве дуба, росшего напротив окна. Слоун вздохнул:
— Ты когда-нибудь лежала просто так в парке и разговаривала со своим возлюбленным, Мел? Вот просто так, на одном одеяле, среди опавших кленовых листьев?.. Скоро зима… заснеженные хижины с зажженными каминами, длинные холодные ночи и прогулки по снегу. Я никогда не занимался любовью перед пылающим камином в холодную зимнюю ночь. Или на старомодной четырехспальной кровати под стеганым одеялом.
Он взглянул на нее и грустно улыбнулся.
— Конечно, тебя не интересуют подобные вещи, старушка-карьера не оставляет много времени, чтобы нюхать розы, не так ли? Тебе звонила мама? Когда она приедет?
— Она сначала нанесет дружеский визит, потом позвонит, — ответила Мелани. Он снова вздохнул, и Мелани, извинившись, вышла из его офиса на ватных ногах.
Дома Слоун пытался сосредоточиться на работе, но вскоре бросил и стал раскрашивать картинки вместе с Даниэлой. От него и вправду осталась только одна внешняя оболочка; на самом деле он ждал появления своей любимой. Пристрастился смотреть по телевизору длинные романтические мелодрамы и с увлечением следил за романом Кларка Гейбла со Скарлетт. После того как в каком-то другом фильме закончилась напряженная любовная сцена, он кинулся на ковер и стал быстро делать физзарядку.
Мелани в свою очередь мечтала отдаться опытному Слоуну, то и дело вспоминая выражение его лица, когда он с нежностью оглядывал ее тело.
Она изнемогала от желания изведать эротическую любовь со Слоуном. Вновь ощутить его поцелуи, которые заставляли ее, то таять, то гореть огнем…
Во вторник утром она вошла в офис Слоуна со своими записями относительно предприятия по сооружению цепи садоводческих хозяйств. Поглядывая в окно на залитый солнцем Канзас-Сити, Слоун методично отщипывал шипы с роз, поставленных ему на стол в честь выздоровления. Маленькая кучка шипов рассыпалась по нечитаному спортивному разделу газеты.
— Чем занимаешься, Слоун? — вежливо осведомилась Мелани, подозревая, что болезнь, возможно, повлияла на него серьезней, чем она думала.
— Практикуюсь, — раздался спокойный и отстраненный ответ. Приложив ощипанную розу к своей щеке, Слоун вздохнул, вдохнул ее аромат и мечтательно закрыл глаза. — Ты совсем не романтик, Мел. Я бы не хотел, чтобы моя любимая укололась шипами. Мужчина никогда не должен дарить любимой женщине розы с шипами.
Он снова мечтательно вздохнул и провел лепестками розы по своим губам, потеряв всякий интерес к Мелани.
В середине третьей недели на Канзас-Сити обрушились проливные дожди. Погода соответствовала настроению Мелани. Совершенно спавший с лица Слоун являлся на работу истощенный и измотанный. Дэверо велел ей подыскать витамины и заставить Слоуна их принимать. Она все больше чувствовала себя виноватой и работала без продыху, стараясь думать только о карьере в «Стэндардзе».
Утренний ветер вырвал из рук Мелани зонтик, плащ сразу прилип к туловищу. Дождь хлестал по лицу и волосам. Она изо всех сил прижимала к себе портфель, чтобы ветер не унес его вслед за зонтиком.
Усталая и вымокшая до нитки, она быстро надела на себя удобный лифчик, который не уменьшал ее грудь, и выбрала хлопчатобумажные трусики, не делавшие ее бедра «утянутыми и бесформенными». Чувствуя себя удобно в строгом синем костюме, скрывающем женственные формы, Мелани вошла в крутящуюся дверь «Стэндардза», чуть обогнав Слоуна.
— Эй, Мел, — окликнул он, догоняя ее у лифта и на ходу снимая плащ. — Ты сегодня идешь с Даниэлой на мол?
— Собираюсь, Рейвентрол, — смахивая капли дождя с лица, ответила Мелани. — Там распродажа белых перчаток для девочек, а у Даниэлы нет ни одной пары. А также приличного кошелька. Подержи мой портфель, пока я сниму плащ. Дождь проник даже под воротник. Брр! — Она вошла с ним в лифт, сотрясаясь от пронизывающего холода.
— Мел? — спокойно, слишком спокойно произнес Слоун, пристально глядя, как она отводит локон со своей щеки. Он медленно протянул руку и потрогал выбившиеся на лоб завитки. — Что с твоими волосами?
— Они мокрые. Ветер унес мой зонтик в сторону Аляски, — ворчливо ответила девушка, едва удерживаясь на ногах, когда грузный мужчина подтолкнул ее к Слоуну.
Он подхватил ее за плечи. Тело его крепко прижалось к ней, но Слоун притянул ее еще ближе.
Ее груди легли ему на грудь.
Как в замедленной съемке, Слоун положил подбородок на ее мокрые волосы, и сердце остановилось. Она чуть-чуть отодвинулась, но Слоун не возражал, а только пристально глядел в ее лицо, внимательно изучая мельчайшие детали черт.
Поморгав, он взглянул на промокшие кудри и снова заморгал. Потом впился в ее глаза и спросил шепотом, хрипло растягивая слова:
— Где твои очки?
— Дождь, Рейвентрол, — с трудом выдавила Мелани, тщетно пытаясь отступить хоть на шажок. — Он залил их… Кстати, дай-ка я их надену.
И тут, прямо в битком набитом лифте, Слоун нашел рукой ее грудь и стал гладить ее, ощупывая мягкое тело под деловым пиджаком.
— Слоун, — отрывисто прошептала Мелани, когда увидела, как он помрачнел. — Слоун, — повторила она уже умоляюще, но его карие глаза почернели от ярости.
— Ты! — прорычал он сквозь зубы ровно и отчетливо, отчего мускулы на подбородке напряженно задвигались. — Ты.