Я нахожу Малахая в его кабинете. Дематериализовавшись прямо внутрь, я застаю его врасплох, он смотрит на экран своего компьютера, свирепо нахмурившись.
— Что-нибудь связанное с Каламити? — спрашиваю я спокойно, хотя внутри у меня все чертовски не спокойно.
Впервые за почти три тысячи лет, что я являюсь его братом, я наблюдаю, как Малахай подпрыгивает на своем месте, зрачки увеличиваются, глаза расширяются.
Если бы не знал лучше, я мог бы поклясться, что пот начал собираться на его лбу.
— Обсидиан, вот ты где. — Приглаживая рукой свой черный шервани — традиционный пиджак в индийском стиле; стиль, который наша культура переняла тысячелетия назад, пока жила там, — он встает, чтобы поприветствовать меня. — Мы все тебя искали.
Ненавидя этого почти незнакомца передо мной и задаваясь вопросом, как, черт возьми, мы дошли до этого момента, я сужаю глаза, изучая его.
— Вы имеете в виду то же самое, что я искал ответы, которые вы отказываетесь мне дать, ваше Величество.
Вот опять. Это виноватое мерцание. Эта паника.
— Неужели снова? Обсидиан, пожалуйста…
— Нет, брат. Я думаю, ты забыл основы наших отношений. Как они всегда строились на доверии.
Он кладет руку на поверхность своего мраморного стола, но его пальцы дрожат. Неустойчивые. Осознав это, он отдергивает руку и складывает обе руки за спиной. Затем наступает его очередь оценивать меня суженным взглядом, ореховые радужные глаза осматривают мое тело.
— Откуда такая одержимость, Обсидиан? Почему?
Потому что она сводит меня с ума.
Потому что она заражает меня.
Потому что вкус ее крови и ее киски не дает мне покоя.
Потому что в глубине души я знаю, что в конечном итоге буду претендовать на то, что мне не принадлежит, если не смогу определить, почему и как она делает это со мной.
Все это я не могу озвучить вслух. Вместо этого я выбираю другую истину.
— Потому что ты нарушаешь все правила, чтобы проложить ей путь к наследованию твоего трона. Ты, мужчина, который, как мы оба знаем, плодовит, — в конце концов, тесты были проведены на нем недавно в рамках новой традиции для обеспечения преемственности линии. — Но по какой-то причине решил не заводить потомство со своей королевой. Вместо этого вы меняете рабочие механизмы целой империи, чтобы править могла женщина, которая биологически не является твоей.
Малахай издал разочарованный вздох.
— Я люблю ее, как свою кровь, Обсидиан.
Я знаю! Это еще одна причина, почему я не могу получить ее! Не говоря уже о нестабильности этого королевства из-за быстро меняющихся времен и его новой полосы изменения законов.
— Но все это не объясняет, почему ты скрыл ее медицинские файлы. Почему ты меняешь так много законов. Почему ты позволяешь ей вести себя абсолютно дико!
— Так вот в чем дело! Ты злишься, потому что она современная женщина, которая идет вразрез со всем, во что верит твой старомодный менталитет!
Его попытка запутать меня только еще больше разозлила. Я не лицемер. У меня достаточно самосознания, чтобы понять, что мне трудно приспособиться к изменениям в менталитете женщин этого королевства, но это, блядь, намного больше, чем это.
— Не пытайся отмахнуться и свалить все на меня, хотя мы оба знаем, что еще недавно ты разделяла мой менталитет.
Очевидно сожалея о своих действиях, Малахай поворачивается лицом к окну, давая мне возможность увидеть его напряженный, задумчивый профиль.
— Есть вещи, которые ты не понимаешь, Обсидиан.
— Потому что ты не позволяешь мне понять их! — я подхожу к его столу, кровь бурлит в моих жилах от ощущения предательства, которое вызывает его тайна. — Мне было восемнадцать, когда меня посвятили в армию. Всего через несколько лет наш государь умер, а ты стал королем. И даже до этого между нами никогда не было никаких секретов, Малахай. Так почему же сейчас?
— Обсидиан, — говорит мой брат тем тоном, который он всегда использовал, когда мы были моложе. Нас разделяет всего два десятилетия, но я узнаю этот тон «старшего брата» каждый раз, когда он его произносит. — Я обещаю, что однажды я смогу доверить тебе эти ответы, но как монарх это одна из тех вещей, с которыми пока что я должен справляться сам.
Чушь собачья.
Самая настоящая и нелепая чушь.
Такая боль может искалечить мужчину, если он не будет осторожен. Целая жизнь доверия между нами заканчивается эрозией — нет, разрушением — в одно мгновение времени.
Что делает это еще более душераздирающим, так это то, насколько он забывчив. Как самолюбив. Стоит там, уставившись в окно, король, убежденный, что поступает правильно, даже когда разрушает все вокруг.
Я не знаю, что произошло за те пять лет, что меня не было, но это не может быть тот самый мужчина, с которым я вырос. Это не он.
Раздосадованный и на грани ярости, я покидаю его кабинет, не сказав больше ни слова. По инстинкту, мой разум переносит меня в то же место, где он обычно делал это во сне в последнее время — массивный коридор, ведущий в гребаные катакомбы.
Почему он всегда возвращается к этому месту? Это смешно. Невозможно найти ответы…
Подождите. Это не совсем правда, не так ли?
Проклятое подозрение тянет меня, как невидимая, неразрывная нить. Внезапно я обнаруживаю, что делаю то, что не мог заставить себя сделать несколько недель назад. Шаг за шагом я преодолеваю проход в катакомбы. Используя свою сверхъестественную скорость, я спускаюсь под землю, пока не оказываюсь у первого входа.
По обе стороны от меня полыхают свечи, освещая черные стены и надписи, высеченные тысячи и тысячи лет назад. Пока я стою здесь, разглядывая каменный портал с единственной странной замочной скважиной, на меня снова нахлынули воспоминания.
Замочная скважина. Снаружи она кажется круглой, но я знаю, что внутри она представляет собой замысловатую спираль.
Точно так же, как рога, которые были у черепа олененка в одном из моих снов. Череп, который безликая женщина протягивала мне.
Но это были не рога, не так ли? Мой разум изменил образ, напомнив мне о существовании ключа. Слева от меня находится надпись с того черепа, и, как однажды объяснил мой отец, за этим куском камня лежит ключ.
Подойдя к стене, я прижимаю ладонь к надписи и почти не удивляюсь, когда один большой кирпич сдвигается сначала назад, потом наружу, пока, наконец, не задвигается в углубление в стене. В открывшемся проеме царит кромешная тьма, но в моей голове звучит голос отца, доносящийся из прошлого на два с половиной тысячелетия назад.
— Ключ от катакомб лежит там, и только один из нашей линии может заставить камень двигаться.
Потянувшись внутрь, я нащупываю ключ. Наконец мои пальцы обхватывают его, надежно укрытом в бархатном мешочке, но даже сквозь ткань я чувствую выступы. Спирали.
Снова, как рога олененка в том сне.
Через несколько минут я использовал ключ, чтобы открыть внутреннюю камеру. Свечи вспыхнули, когда я вошел, управляемые магией, которую я так и не удосужился изучить или понять. Да и зачем? К тому времени, когда я родился, все старые обряды были более чем древними. Ничего, кроме сказок, которые мне рассказывали, как запасному наследнику трона нашей семьи.
Внутренняя комната — это шведский стол из реликвий. Пергаменты. Папирусы. Резьба, скульптуры, картины, все упорядочено по времени. В самом конце камеры я нахожу то, что искал.
Область, посвященная зарождению нашей фракции. История моего старейшего из известных предков.
Два древних портрета, сохраненные той же магией, которая управляет этим местом, смотрят на меня из тени.
На одном — мужчина. Тот самый, из моих снов, с узнаваемым лицом. Мой предок, первый мужчина, отделившийся от остальных и создавший новую фракцию. Первый царь.
Мардук.
Все мужчины в моей родословной были похожи друг на друга в той или иной степени, но лицо Мардука снова ударяет меня холодным кулаком в центр груди.
Ибо это мое лицо смотрит на меня в ответ. Мое лицо, но в пять раз бледнее и без бороды, закрывающей челюсть.
Рядом с ним портрет его королевы — его безумной королевы, теперь, когда сказка возвращается ко мне. Королева еще бледнее, чем он…
С ее поразительным сходством с Каламити.
И поскольку остальная часть истории — их истории — продолжает возвращаться ко мне, я должен наконец признать то, что жестоко очевидно.
Эоны и поколения могут разделять нас с Каламити, до такой степени, что у нас больше нет общих ДНК, но десять тысяч лет назад у нас были одни и те же предки.
Король Мардук и его наполовину суккуб, наполовину вампир королева Нинкаси.