Лили и впрямь чувствовала себя подавленной. Она ясно ощущала на себе взгляд Эйвери Торна, прикованный к ее затылку, и пламя унижения пробегало по ее коже. Она зажала рот рукой, чтобы сдержать стон. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не обратиться в бегство. Она подняла умоляющий взор к небесам.
Боже правый, и что только на нее нашло?! В первое мгновение она была в восторге от своей вольнодумной идеи. Сейчас же ее поведение казалось ей низким, недостойным, а он… о Господи, он чувствовал себя таким оскорбленным!
Что он там ей говорил? Будто из того, что он мужчина, вовсе не следует, что он не способен воспринимать обиду. Правда, был момент, когда он ответил на ее поцелуй. Как бы ни была она сосредоточена на собственных переживаниях, это не могло отвлечь ее внимания от того обстоятельства, что он тоже принимал в этом участие, пусть даже против своей воли.
Всю свою короткую жизнь Лили отстаивала равенство прав между мужчинами и женщинами и вот теперь дошла до того, что, по сути, навязала себя Эйвери Торну. Какая низость! Какое лицемерие! На сей раз ей не удалось заглушить стон.
— Вы что-то сказали, мисс Бид? — спросил Эйвери, следовавший за ней на порядочном расстоянии.
И неудивительно: он должен был опасаться подходить к ней ближе чем на длину вытянутой руки.
— Нет, ничего.
По крайней мере она поступила правильно, признав за ним право требовать возмездия. Она сплела пальцы, задаваясь вопросом, какого рода «запретный прием» он намеревался пустить в ход. Единственное, что она могла утверждать с уверенностью, так это то, что он не станет брать пример с нее.
Поцелуй Эйвери скорее всего явился следствием того неодолимого физического влечения, которое, по слухам, двигало всеми мужчинами. Ему не оставалось ничего другого, как согласиться с ней, что она вела себя по-хамски. И если в его ответе на ее поцелуй и были какие-то следы этого влечения или страстной тоски, то это получилось помимо его воли. Вряд ли она обрадуется, если кто-нибудь сумеет пробудить в ней желания, которые лишний раз доказывали бы ее зависимость от низменных инстинктов. И только его пресловутые джентльменские манеры, которые, похоже, появлялись и исчезали, когда ему это было выгодно, помешали ему применить к ней силу. Учитывая его рост и физическую мощь, она, пожалуй, должна быть признательна ему за это. Однако, как ни странно, Лили не испытывала в данный момент ничего похожего на благодарность. Напротив, она предпочла бы, чтобы он ее ударил — и как можно сильнее, чтобы она лишилась чувств.
Так, предаваясь самобичеванию, Лили продолжала путь, пока они не оказались возле небольшого каменного строения, в котором когда-то располагалась сыроварня, а теперь, после некоторых переделок, контора Драммонда. Она поднялась по единственной ступеньке к перекошенной, видавшей виды двери и постучала. Громко. Чем скорее она забудет об этом злополучном эпизоде, тем лучше. Она постучала снова.
— Да иду же, иду! Чтобы вас черти в ад упекли… — Дверь чуть приоткрылась, и один из подернутых дымкой голубых глаз Драммонда злобно уставился на нее. — Ох, извините! Я не знал, кто здесь.
Старый негодник прекрасно знал, кто здесь. Лили всегда являлась к нему в контору точно в назначенный срок, а Драммонд в ответ на ее стук неизменно разражался потоком яростной брани. Сегодня он был еще довольно сдержан — ведь, как правило, ей приходилось выслушивать такую ругань, которая у любой другой женщины раз и навсегда отбила бы охоту показываться ему на глаза.
Драммонд, шаркая ногами, снова скрылся в глубине конторы, оставив дверь болтающейся на петлях. По крайней мере на этот раз он не захлопнул ее перед самым ее носом, обвиняя потом во всем свою «старческую забывчивость».
Лили распахнула дверь и переступила через порог, рискнув углубиться в комнату на несколько дюймов. Драммонд тяжело опустился в кресло рядом с обшарпанным письменным столом, на котором были в беспорядке разбросаны бумаги, огрызки карандашей и потрепанный гроссбух. Невзирая на удушающую жару в тесном помещении, старик накинул поверх сгорбленных плеч тонкий плед. Впрочем, впечатление внешней слабости было обманчивым. Лили однажды видела, как этот старик нес на своих плечах сломавшего ногу ягненка целую милю по неровной дороге.
— И вам тоже добрый день, мистер Драммонд, — обратилась к нему Лили. — Надеюсь, вы не забыли, что у нас с вами на сегодня назначена встреча?
Она обернулась к Эйвери, который подозрительно уставился на нее. Очевидно, у него уже возникал вопрос, сумеет ли он вступить во владение Милл-Хаусом раньше срока, добившись, чтобы ее признали невменяемой. А если она и дальше будет находить его таким привлекательным — поскольку от одного взгляда в его сторону по коже ее пробегал быстрый легкий жар, — то, пожалуй, тем самым он еще и окажет ей услугу.
— Вы так и собираетесь стоять здесь, словно тупоумная корова, или пройдете в комнату? — проворчал Драммонд. — А это что за юный бегемот торчит у вас за спиной? Новый управляющий фермой? — Он, прищурившись, взглянул на Эйвери. — Нет. Вряд ли мне может так повезти. Кроме того, наша барышня не берет на службу лиц вашего пола.
Вот мерзкий старикан! Лили, не сдержавшись, выступила вперед:
— Послушайте, мистер Драммонд, я здесь не для того, чтобы…
— Быть может, у вас достанет глупости, чтобы жениться на ней? — продолжал Драммонд с надеждой в голосе, ткнув пальцем в ее сторону. — Что ж, это было бы неплохо. Тогда, быть может, вам удастся убрать ее с моей дороги. Хотя бы на несколько дней, — добавил он со своей обычной гаденькой ухмылкой.
Лили вонзила ногти в ладонь, довольная тем, что тусклый свет помогал скрыть румянец, вспыхнувший у нее на Щеках. Все оказалось даже хуже, чем она предполагала.
— Я не новый управляющий, — отозвался Эйвери, — и я вовсе не собираюсь на ней жениться, старик.
— Тогда что вы тут делаете? Я не стану тратить время на бездельников.
Драммонд насупил брови, редкие пряди его седых волос торчали, подобно проволоке, вокруг выжженной солнцем лысины.
— Я здесь для того, чтобы убедиться, как долго может прожить человек исключительно за счет собственной скаредности.
— Послушай, парень! — Драммонд вскочил с кресла, отшвырнув в сторону плед, а вместе с ним и маску старого брюзги, как змея сбрасывает кожу. — Возможно, ты и выше меня ростом, однако не настолько, чтобы я не мог задать тебе хорошую трепку, чтобы поучить уму-разуму.
Он перегнулся через стол, сердито уставившись на Эйвери, пока гнев на его морщинистом лице не сменился недоверием. С тихим возгласом он ударил своей крупной шишковатой ладонью по столу.
— Эйвери Торн, не так ли? Все тот же грубый, упрямый, дурно воспитанный шалопай, только теперь ты достаточно прибавил в теле, чтобы наверстать упущенное.
— Я никогда не был грубым.
— Ха!
На морщинистом лице старика промелькнуло нечто вроде улыбки — или, скорее, тени улыбки, поскольку Лили еще ни разу не видела Драммонда улыбающимся. Выскочив из-за стола и оттолкнув девушку в сторону, он схватил Эйвери за руку и от души ее потряс.
— Стало быть, ты приехал, чтобы избавить меня от ее невежества и вечного желания лезть не в свое дело, не правда ли, сынок? — осведомился управляющий. — Я не мог бы радоваться больше, даже если бы передо мной предстал сам апостол Петр!
— Как будто такое и впрямь возможно, — пробормотала себе под нос Лили.
— Значит, она уже решила сдаться? — продолжал свои расспросы Драммонд, ухмыляясь, словно злобный седовласый гоблин.
О Боже, до чего же ей невыносимо было слышать, как Драммонд говорил о ней в третьем лице! Иногда он делал это даже в тех случаях, когда, кроме них двоих, рядом никого не было.
— Что ж, тем лучше для всех. — Драммонд наконец отпустил руку Эйвери. — Женщина, ведущая дела на ферме! Ба! В жизни не слышал ничего нелепее!
— Я вовсе не намерена сдаваться! — гордо заявила Лили. — А мистер Торн согласился сопровождать меня лишь для того, чтобы проведать своего старого знакомого.
— Что? — Драммонд пронзил Эйвери испытующим взглядом.
Молодой человек утвердительно кивнул.
— О, черт! — С видом человека, обманутого в своих лучших ожиданиях, Драммонд повернулся к ним спиной и снова поплелся к столу, по пути как бы нечаянно наступив ей на ногу.
— Ой!
Драммонд плюхнулся в кресло и пробормотал с несчастным видом:
— Полагаю, это означает, что мне следует ждать от вас новых «поручений», так, что ли? Ну ладно, выкладывайте. Что вы хотите?
— Хочу, мистер Драммонд? — Лили прошла к столу и ухватилась за его край с такой силой, что от ее ногтей на дереве наверняка должны были остаться вмятины. Подавшись вперед, она смерила Драммонда сердитым взглядом. — Я хочу, чтобы эта ферма приносила хороший доход. Что мне от вас нужно, так это знать, когда вы собираетесь смыть с овец охру. Все приметы свидетельствуют о том, что наступающее лето будет не особенно жарким, и…
— И что же это за «приметы» такие, мисс Всезнайка? Вы что, опять читали сельскохозяйственные журналы? Послушайте, я метил овец без малого пятьдесят лет, и никто не вправе указывать мне, когда с них нужно смывать охру.
— Нет, это вы послушайте меня, мистер Драммонд! — взорвалась Лили. — Если их шерсть не успеет высохнуть и не будет готова к стрижке до наступления жары, овцы непременно заболеют, и тогда нас ждут серьезные денежные неприятности.
Лицо Драммонда пошло сине-багровыми пятнами.
— Я и без вас это знаю, вы, глупая, без…
— А что такое охра? — вдруг спросил Эйвери.
Лили и Драммонд одновременно повернулись в его сторону. В первый раз с момента их встречи ей хотя бы на минуту удалось отвлечься от мыслей об Эйвери Торне.
— Что? — отозвался Драммонд.
— Что это за охра, о которой вы тут говорите? — повторил свой вопрос Эйвери. — Полагаю, мне не мешает об этом знать, раз уж из-за нее разгорелись такие жаркие споры.
— Это глина, — ответила Лили, все еще не понимая, разыгрывает он ее или нет. — Красноватая глина, которая применяется для мечения овец.
— Понятно. А зачем вам их метить?
— Чтобы отделить их от чужих овец, — произнес Драммонд с нескрываемым отвращением. — Тут, в округе, полным-полно овец, которые пасутся все вместе на склонах холмов. Нам ведь нужно как-то отличать своих животных от чужих, а? — Он покачал головой. — Ты ведь в свое время был не таким глупым парнем, если только память мне не изменяет.
— Можете продолжать разговор, — отозвался Эйвери. — Мне он кажется весьма содержательным.
— Вы и в самом деле не знаете, что такое охра? — недоверчиво спросила Лили, пораженная тем, что Эйвери мог так легко признаться в своем невежестве.
Ее собственный житейский опыт, хотя и не слишком большой, подсказывал ей, что мужчины обычно не выставляют напоказ свои недостатки. Даже ее отец, один из самых просвещенных людей, каких ей приходилось встречать, ни разу на ее памяти не произнес слов «Я не знаю».
— Нет, — ответил Эйвери спокойно. — Да и откуда мне об этом знать? В последний раз я провел в Милл-Хаусе несколько недель, и то очень давно. Он так и не стал для меня вторым домом.
Судя по тому, о чем поведала ей Франциска, у Эйвери никогда не было и первого дома тоже. Она едва не произнесла эти слова вслух, однако настороженное выражение его лица заставило ее придержать язык. Она вдруг прониклась к нему чем-то вроде сочувствия, пусть даже это и казалось ей нелепым. Эйвери Торн обладал всеми преимуществами своего класса и пола. Он даже ухитрился найти выход из денежных затруднений исключительно благодаря собственной предприимчивости. Чего еще ему не хватало в жизни?
Лили смотрела на него в глубокой задумчивости. Возможно, Эйвери Торн вовсе не был тем самодовольным, уверенным в себе субъектом, каким хотел казаться.
Драммонд пренебрежительно фыркнул:
— Сначала женщина. Теперь еще один невежда. Неужели для того, чтобы быть включенными в завещание Горацио, вам пришлось пройти проверку на тупость? Так или иначе, я скорее предпочту работать на невежду-мужчину, чем на невежду-женщину. А еще лучше верните мне старые добрые времена, когда я состоял на службе у мистера Горацио.
— Да, я уверена, что мир лишился настоящих Дамона и Пифиаса[11], когда Всевышний разлучил вас с Горацио, — сухо отозвалась Лили, намекая на двух героев древнегреческих мифов.
Эйвери вдруг рассмеялся. Лили, пораженная, обернулась в его сторону. Он старался не встречаться с ней взглядом, однако на лице его появилась широкая одобрительная ухмылка.
— По-моему, ваши слова отдают богохульством, барышня, — произнес Драммонд, физиономия которого снова приняла тот же малопривлекательный багровый оттенок. — Если вы думаете, что я буду стоять тут и выслушивать ваши кощунствен…
— Да полно вам, Драммонд! — неожиданно вмешался Эйвери.
Лили изумленно уставилась на него. Уж от кого, от кого, а от него она меньше всего ожидала поддержки. Во всяком случае, не сейчас. Только не после того, как она… словом, не после того, что между ними произошло.
— Вы говорите так, словно вам приходилось стоять с Горацио плечом к плечу по пояс в грязи, сражаясь с паразитами на шкурах животных, или с чем там еще сражаются фермеры, — продолжал Эйвери. — Правда состоит в том, что покойный Горацио редко бывал в Милл-Хаусе и уж тем более не вмешивался в управление фермой.
— Да, это верно, — отозвался Драммонд, и глаза его слегка затуманились от печали. — Мистер Горацио не ожидал, что от него станут требовать участия в делах фермы, да и не просил об этом. Не то что наша барышня.
— А что плохого в том, как я веду дела? — спросила Лили.
— Наша барышня любит лезть куда не просят, — ответил Драммонд, ткнув обвиняющим перстом в ее сторону. — Ба! Либо вы аристократ, который ни во что не вмешивается, как мистер Горацио, либо простой фермер средней руки, который трудится на поле вместе со своими рабочими. Ничего между ними нет и быть не может, однако наша барышня решила, что, задав несколько вопросов и прочитав несколько книг, она уже вправе соваться не в свое дело. Что ж, я хотел бы посмотреть, как она себя поведет, когда дело коснется мокрых овец, каждая из которых весит по меньшей мере три сотни фунтов!
— Вряд ли вам стоит ожидать, что она будет вместо вас купать овец, — заметил Эйвери.
— Вот как? — Глаза Драммонда под тяжелыми веками запали еще глубже, и он злобно сверкнул ими, словно василиск, после чего снова обратил внимание на Лили. — Вы не аристократ и не фермер. Вы не можете управлять поместьем, сидя за письменным столом, и тем более не можете это делать, работая в поле. Из чего, на мой взгляд, следует, что вы ни на что не годны. Надеюсь, что теперь, когда молодой мистер Торн здесь и скоро вступит во владение поместьем, мы снова вернемся к правильному порядку вещей.
— Мне решать, какой порядок вещей правильный! — не сдержалась Лили.
— Слава Богу, через несколько месяцев мне уже не придется мириться с вашей трескотней, — пробормотал Драммонд, делая вид, будто роется в бумагах.
Девушка презрительно скривила губы, костяшки ее пальцев, цеплявшихся за край стола, побелели от напряжения.
— А вам никогда не приходило в голову, что Милл-Хаус в конце концов достанется мне? Что я могу стать его владелицей?
Управляющий даже не поднял головы.
— Нет. — Он пренебрежительно махнул рукой, точно какой-нибудь монарх, отпускающий докучливого придворного. — А теперь убирайтесь. У меня много дел, и мне некогда с вами пререкаться. Если только… — Тут Драммонд взглянул на нее, его маленькие глазки злорадно поблескивали в полумраке. — Если только вы не собираетесь дать мне расчет. —
Зажмурившись, Лили сосчитала про себя до десяти и лишь После этого посмотрела прямо в лицо Драммонду. Именно это ей хотелось сейчас сделать больше всего на свете, однако Милл-Хаус нуждался в Драммонде, и она не позволит себе никаких опрометчивых поступков ради минутного торжества. Но если она останется здесь еще хоть на минуту, то может не выдержать. Поэтому девушка молча развернулась и вышла из дома, что было силы захлопнув за собой дверь.
Драммонд разразился кудахтающим смехом, с довольным видом потирая руки, а Эйвери смотрел на него с холодной улыбкой.
— Драммонд, полагаю, нам с вами есть о чем поговорить.