Мой невыносимый телохранитель

16 глава

Машина Тимура срывается с места и уносит нас всё дальше от этого жуткого места. Губы болят после поцелуя, подбородок исцарапан тёмной щетиной, и эти в чём-то даже болезненные ощущения возвращают меня в привычную и очень желанную реальность. Делают живой, избавляют от гнёта чужой грубости.

Оборачиваюсь только раз, чтобы убедиться — всё осталось позади. Что бы ни ждало меня — нас — в будущем, это будет другое. Без страха и ужаса. Без насилия.

Я держу руку Тимура, сплетаю наши пальцы, хватаюсь намертво — боюсь. Что отпустит, что передумает и всё-таки вернёт меня отцу.

— Он отказался от поста, — говорит Тимур, вглядываясь в тёмную дорогу за окном.

Я киваю и прикрываю глаза. Господи, неужели всё действительно закончилось? Но на языке вертится вопрос:

— Неужели нельзя было раньше? Пока всё не стало вот так?

Тимур сжимает зубы так крепко, что, кажется, они вот-вот раскрошатся в пыль, а на шее бьётся жилка.

Всё, не хочу больше об этом думать. Потом, всё потом.

— Я люблю тебя, — говорю, а Тимур останавливается на перекрёстке и целует меня в растрёпанную макушку. — Не надо, я грязная.

Смущаюсь, пытаюсь отстраниться, выпутаться — неловко, но Тимур хмурит брови и качает головой.

— Я как бы тоже не персиками пахну, — в голосе тёплая усмешка, а я смеюсь.

— И правда, но мне и так хорошо.

— И мне тоже, потому не выдумывай.

Мы едем бесконечно долго, а пальцы Тимура всё крепче сжимают руль. Он напряжён, хмур, молчалив, но мне всё равно радостно быть рядом. Я счастлива.

Когда кажется, что наш путь домой никогда не закончится, а дорога будет виться перед колёсами бесконечной извилистой лентой, Тимур выворачивает руль.

— Куда мы? — смотрю по сторонам, пытаюсь в темноте за окном рассмотреть хоть что-то знакомое, а Тимур тем временем глушит мотор.

— Выходи, — приказывает, а в уголках глаз морщинки разлетаются тонкими лучиками. — Элла, пожалуйста, я больше не выдержу.

Взгляд обжигает, а в голосе столько порочного обещания и неприкрытой жажды, что внутри меня настоящее пламя. Оно вспыхивает мгновенно, за долю секунды и сжигает меня до тла. Я больше ни о чём не хочу спрашивать, говорить о чём-то нет никакого желания. Есть лишь мы с Тимуром и жажда друг по другу, когда не остаётся места на размышления и глупые споры.

Хочется лишь слушать и, склонив голову, покоряться.

Пока я дрожащими пальцами пытаюсь справиться с ремнём безопасности, Тимур распахивает свою дверцу и, обогнув машину, оказывается с моей стороны. Тянет на себя ручку, ловко щёлкает карабином и подхватывает меня на руки. Он такой восхитительно сильный, такой невероятно прекрасный сейчас. Любимый. Желанный. Самый необходимый.

Мне плевать, что мы грязные. Растерянные. Уставшие. Я просто льну к широкой груди, а под попой — жёсткий холодный металл капота.

— Нас же увидеть могут, — спохватываюсь, но руки без участия мозга уже срывают с Тимура футболку.

Вокруг то ли лес, то ли посадка — не разобрать. Слышу лишь шум зелени, ветер гуляет в волосах, а в нос бьёт запах травы и полевых цветов. Где-то вдалеке ухает сова, слышится жужжание каких-то насекомых, перестук и щелчки. Дикая природа вокруг будит что-то уснувшее внутри меня на мгновение. С каждым звуком, шорохом, прикосновением вечерней прохлады к разгорячённой коже я оживаю.

— Наплевать, — голос глухой из-за футболки, которую Тимур, сжалившись надо мной, снимает через голову.

Бах и самое умопомрачительное на свете тело — будто сошедшее со страниц глянцевых журналов и инста страниц каких-то спортсменов — передо мной. Задыхаюсь, закусываю губу и хочу обхватить бёдра Тимура ногами, но он качает головой.

— Слышала, что врач сказала? — отрывисто, глядя прямо в глаза. — Береги коленки.

— Мне уже не больно! — протестую, но с Тимуром спорить бесполезно.

Качает головой, целует сначала левый, потом правый уголок рта, прокладывает влажную торопливую дорожку до яремной впадины, а после к уху. Втягивает в рот мочку, посасывает, и после этого у меня думать ни о чём не получается. Нет мыслей в голове. Ни единой.

Шершавые ладони задирают футболку, оглаживают бока, рёбра, отдают и берут, присваивают себе целиком и полностью. Хочу его невыносимо. Люблю невозможно.

Мой единственный. Мой герой!

— Я бы никуда не доехал, — тихо рокочет на ухо, а я понимаю, что он прав как никогда. — Элла, я чуть не умер, когда понял, что ты исчезла. Если бы не жучок...

— Действительно испугался? — кое-как спрашиваю, хотя язык не слушается.

— Смертельно.

— Испугался, что папа тебе не простит?

— Если бы я боялся твоего отца, не делал бы с тобой этого, — Тимур приникает губами к моей шее, а пальцами поглаживает ткань брюк между моих ног. — Я просто не простил себя, если бы с тобой что-то случилось.

— Конечно, такой сильный и деловой вояка не мог прошляпить объект, — провоцирую, а моя футболка рвётся по шву под бешеным напором голодного Тимура.

— Вот без твоего длинного языка мне бы точно жилось очень скучно, — усмехается и сжимает руками полукружья груди.

Его хватка сильная, собственническая, властная. Горящие тёмные угли глаз впиваются в мою кожу, оставляют на ней клейма. Я прогибаюсь в пояснице, дышу тяжело, пытаюсь насытиться кислородом, но ничего не получается: под рёбрами ноет от нехватки воздуха.

— Только попробуй ещё хоть раз меня ослушаться, — практически рычит, кусает моё плечо, а я запрокидываю голову, а перед глазами огромные звёзды.

Они блуждают по небу, меняются местами, сталкиваются и кружат в прекрасном танце, сияют, падают прямиком в сердце. Душа распахивается им навстречу, и они принимают мою жертву.

Тимур спускается губами ниже. Лизнув кожу над бюстгальтером, ловит ртом сосок, прикусывает его сквозь ткань. От неожиданности вскрикиваю, смотрю вниз, но вижу лишь тёмную бездну глаз.

Тимур проделывает что-то невероятное с моим телом, и когда я почти готова кончить от одного лишь взгляда, направленного мне в душу, где-то рядом раздаётся мелодичный перезвон.

Телефон.

И мне почему-то кажется, что я знаю имя этого нетерпеливого абонента.