Мой папа - миллиардер. Второй шанс бывших (СИ)

Глава 6

Рада

— Ну так о Жене… И о том, что она… — начинает уверенно, но постепенно до нее доходит, что я ничего не знаю. — Забудь! Я ничего не хотела сказать, — вырывается и чуть ли не бежит по лестнице вниз.

Но я не дам ей уйти, пока не получу ответа!

Она его знает!

И она мне его даст.

Чего бы мне это ни стоило!

Пытать буду! Не знаю как, но буду!

К тому же, Даша явно слабее сестры и не так упряма, как ее близняшка.

— Дашенька, пожалуйста, дай мне ответы, — иду за ней следом. — Я хочу понять, что происходит. Я ведь хочу помочь и даже не знаю чем, потому что Рада играет в какую-то игру, даже не оповестив меня о правилах.

— Почему ты не хотел детей от Рады? — резко оборачивается она ко мне. — Почему?

— Почему не хотел? — недоуменно переспрашиваю. — Хотел! Просто мы месяц всего встречались и такие вопросы от Рады были… ну… рановаты. Согласись, было бы странно, если бы я от каждой девушки, с которой встречался всего месяц, хотел ребенка. Это ведь не игрушка! Это осознанный шаг и решение! Оно не принимается так быстро. Понимаешь?

— Понимаю, — поджимает она губы и опускает взгляд вниз. — В этом даже логика какая-то есть.

— Вот заговори Рада об этом через полгода или год, тогда да, — продолжаю я, не совсем понимая, как это связано с Женей и играми Рады. — Она поэтому меня бросила? Потому что решила, что я не хочу от нее детей? Решила, что я несерьезно к ней отношусь?

— Нет, — явно нехотя отвечает.

— А почему тогда?

— Потому что она тогда уже была беременна, Никит, — наконец сознается она, и в голосе ее слышны нотки обвинения. — А ты сказал, что дети тебе не нужны. Вот она и выбрала ребенка и себя, а не тебя и твое нежелание заводить детей, — хмыкает и кивает в сторону больницы. — А сейчас она в этой клинике с вашей дочерью, которая больна и которой нужен донор!

— Чего?!

Информация переваривается сложно. Слишком много всего в нескольких предложениях.

Рада была беременна.

Рада родила от меня дочь.

Рада скрыла от меня мою дочь.

Моя дочь больна!

И это Рада тоже скрыла.

— Того! — восклицает Даша. — Не мешай мне! Я еще где-то этого дурацкого таксиста должна найти, чтобы привезти документы! А он припарковался и сам не знает, где он! — зло ругается.

Крепче хватаю ее за руку и веду, а точнее тащу, к своей машине.

— Водить же умеешь? — вкладываю ключи ей в руку. — Документы в бардачке. И номер моего водителя там же. Езжай сама.

— А ты?

— А я туда, — указываю ей на клинику и, больше не говоря ни слова, ухожу разбираться с тем, что порой с людьми делает игра в молчанку.

Подхожу ближе к клинике и не могу сдержать глупой улыбки.

Вот же я дурак!

Написано же на табличке, что детское отделение.

Как я не понял?

Как я вообще внимание на это сразу не обратил?!

— Дружище, — обращаюсь к охраннику, войдя внутрь. — Мне нужен главврач.

— Он утром будет, — отвечает тот же парень, что и в прошлый раз. Новенький, который ничего толком не знает.

— Мне нужен любой врач. Абсолютно любой, — требовательно прошу его и опускаю на стол несколько купюр.

— Сейчас позвоню дежурному, — отвечает и протягивает мне деньги обратно. Морщится еще даже. — Ваше имя, чтобы я записал и представил.

— Златогорский Никита Сергеевич, — называю свое имя. — Скажи ему, что я насчет финансирования.

— Сейчас, — кивает и быстро кого-то набирает. Они коротко переговариваются, и меня пропускают через турникет, заставив расписаться в книге посетителей.

Иду по коридору к лифту, затем поднимаюсь на нужный этаж. А в голове мысли о том, что у меня есть дочь. От Рады.

Твою мать! Я же не думал, что Рада беременна! Мы всегда предохранялись. Я и мысли не допустил, что такое возможно! Да черт возьми, она сама всегда настаивала на контрацепции и отказывала, если под рукой ничего не было.

А вопросы Рады в тот день я воспринял типичной женской болтовней типа “а если я буду носорогом с шестью лапками и хвостиком на лбу, ты любить меня будешь?”. Но на ее вопросы я в любом случае отвечал честно.

Думал ведь, что она о планах на ребенка. Я и сказал, что еще рано. Рано планировать.

Я считаю, что ребенок должен быть рожден в браке от женщины, с которой я проведу всю свою жизнь. А мы всего месяц вместе были. Месяц! В тот момент я не думал еще настолько далеко.

Нет, скажи она мне в тот момент, что уже ждет ребенка, я бы думал и действовал иначе.

Но она не сказала!

Останавливаюсь у кабинета некоего “Тигрова” и, постучав, вхожу. Рада сидит перед доктором, салфетками вытирая слезы.

— Никита Сергеевич, прошу, подождите немного, — говорит мужчина, приподнявшись. — С девушкой закончу и отвечу на ваши вопросы.

— Мы по одному вопросу, — объявляю ему и сажусь на свободный стул рядом с Радой. — Я отец дочери этой девушки, — киваю на плаксу, на которую зол. — И я хочу знать, что с моей дочерью.

— Рада Александровна, это так? — прищуривается врач на нее, медленно опускаясь обратно.

— Да, — кивает, не поднимая взгляда.

— Ладно, — оборачивается он ко мне. — У вашей дочери апластическая анемия, и ей нужен донор. Проблема в том, что у Евгении отрицательный резус-фактор, а у Рады Александровны и ее близких положительный, — коротко рассказывает. — Давайте мы проверим вас на совместимость? — предлагает с улыбкой, бросив быстрый взгляд на Раду, которая нос опустила и не поднимает. Тихо им шмыгает и вообще выглядит такой убитой, что у меня сердце кровью обливается от этого вида.

Моя сильная девочка стала такой слабой…

— У меня положительный резус-фактор, — оповещаю доктора.

— Вы уверены?

— Да, я являюсь почетным донором и в группе своей крови уверен, — смеряю его строгим взглядом. Мужчина на секунду тушуется, но быстро берет себя в руки.

— С вашей стороны в семье есть родственники с отрицательным резус-фактором? — профессионально расспрашивает.

— У матери был, но она умерла, — отвечаю строго. — Больше ни у кого нет.

— Тогда будем искать в нашей базе, — выдавливает он улыбку, и я знаю, что она значит.

Найти будет сложно.

Нереально!

Но… я здесь, чтобы помочь и спасти собственную дочь.

— Мне нужен весь пакет документов с диагнозом Евгении, — заявляю ему, вызвав легкое недоумение. — Я направлю их в дополнительные базы.

— Ладно, — кивает он. — Будет сделано.

— Начинайте сейчас, — требовательно прошу, и он вновь кивает. Встает со своего места и молча выходит из кабинета.

— Никит, — Рада оборачивается ко мне вся в слезах и с испорченным макияжем.

— Почему не сказала сразу? — обвиняюще интересуюсь. — Почему я должен узнавать об этом вот так?!

— Ты не хотел…

— Разве это главное? — недоуменно спрашиваю, опустив то, что это неправда. — У меня дочь, которой нужна помощь, а ты играешь в гордость! К чему все это, Рада? Потешить свое эго? Доказать мне что-то? Так смысла нет! Дочь страдает! При том не только моя, но и твоя! Чего ты добилась своей игрой?

— Прости… — бросает и всхлипывает вновь, зарыдав с новой силой.

— И ты меня прости, — вздыхаю и притягиваю ее к себе в объятия. — Я люблю и хочу детей, но считал, что для нас двоих это было рано в тот момент. Если бы ты сказала, что ждешь ребенка, то все было бы иначе, — чуть мягче пытаюсь до нее донести.

— Все будет хорошо, Никит? Ты спасешь ее? Ты поможешь? Я боюсь…

— Обязательно! — киваю, и меня озаряет в одну секунду. Отцепляю Раду от себя и огромными глазами смотрю на нее. — Рада, я пришлю сейчас водителя и дам ему твой номер. Передашь ему папку, которую тебе сейчас принесет врач. А мне нужно кое-что проверить, — говорю, находясь в диким шоке. — О боже! Если все получится, то у нас есть донор!

— Что?!

— Позже, Рада! Позже! — обещаю ей. — Мне нужно в Москву сейчас же! Не волнуйся! Я знаю решение!

Вылетаю из клиники и останавливаю первое попавшееся на дороге такси. Тариф сейчас не имеет значения. Аэропорт одобрил вылет моего частного самолета лишь в определенные временные рамки, и теперь мне нужно успеть!

Даже водитель, оставленный у ресторана, и который может приехать — для меня сейчас зря потраченное время. Есть риск не уложиться в рамки.

По дороге звоню семейному врачу и Виктории Андреевне, которая, вероятнее всего, и может помочь Жене. Но трубку берет лишь доктор. Прошу его через два часа принять меня, и он предлагает сделать это у него дома.

Перелета даже не замечаю. Все время думаю о Раде и Жене.

Почему она мне не сказала? Почему? Плевать на мои слова! Ну не может у нее быть настолько сильная гордость, что она рисковала здоровьем и жизнью дочери.

Я имел право знать!

В аэропорту Москвы меня уже встречают. Личный и постоянный водитель везет меня по адресу доктора, прекрасно зная цель моего скоропалительного возвращения.

Отключаю режим полета на телефоне, и мне сразу же приходит сообщение от временного водителя из Питера, которого мне любезно предоставил друг. Мужчина присылает сканы нужных документов из медицинской карты моей дочери.

— Иосиф Григорьевич, — приветствую мужчину, открывшего мне дверь в одном лишь домашнем халате.

Мы уже давно переросли с ним стадию любезностей и делового тона. Мы больше похожи на старых друзей, при том Иосиф Григорьевич знает обо мне даже больше, чем я. Каждая родинка на моем теле ему знакома. С самого детства меня наблюдает. Даже раньше, когда еще у матери в животе был.

— Проходи, Никита, — отходит в сторону и пропускает внутрь. — Только тише. Ночь. Жена спит.

— Я буду тихо, — киваю ему.

Мужчина ведет меня в свой кабинет, где мы, наконец, можем поговорить.

— Случилось что-то ужасное, раз ты мне позвонил? — спрашивает и садится за стол, жестом предложив мне занять одно из кресел по другую сторону стола.

— Да, — киваю, закусив губу, и произношу. — Моя дочь больна.

— У тебя есть дочь? — недоуменно спрашивает.

— Да, — киваю.

— Больна? — переспрашивает он.

— Да.

— И до сих пор не в моей клинике? — с нотками обвинения продолжает он.

— Я только сегодня узнал о ее наличии и болезни, — оправдываюсь перед ним. Лечиться у кого-то другого, кроме него, для Иосифа Григорьевича значит то же самое, что изменить жене. — Ей нужна пересадка костного мозга, а мне ваша консультация по этому вопросу, — озвучиваю цель своего визита. — Могу вам на почту скинуть историю ее болезни.

— Кидай, — кивает он. — Что требуется от меня?

— У девочки отрицательный резус-фактор.

— Как у твоей матери, — хмыкает. — А у матери девочки?

— У матери, как и у всей ее семьи, положительный, — продолжаю я говорить. — Как у меня. То есть мы не можем помочь. Мы не можем стать для нее донорами, — продолжаю рассказывать и параллельно скидываю на почту все то, что прислал водитель.

— То есть нужен сторонний донор.

— Да, — киваю.

— Ага, — хмыкает сам для себя и взглядом уходит в раздумья. — Дашь мне немного времени, чтобы изучить историю болезни?

— Конечно.

— Пап, ты опять работаешь? — в кабинет заглядывает Лена, одна из дочерей Иосифа. — О, Никита, привет! Вы чего здесь среди ночи? — подходит и приобнимает меня за плечи, приветствуя.

— Проблемы, — бросаю я.

— Леночка, угости пока Никиту чаем или кофе.

— Ага, пойдем, — предлагает она мне, указав на дверь. — Тебе, пап, что-нибудь сделать?

— Ничего не буду, — отмахивается он от нее, погружаясь в дело. — Надо глянуть кое-что.

Оставив Иосифа изучать историю болезни Жени, следую за Леной на кухню, которую, мне кажется, с самого детства помню. Здесь несколько раз ремонт был косметический, но в целом все то же самое. Супруга Иосифа Григорьевича не любит перемен и, если что-то меняет, то на аналогичное.

— Что случилось-то? — спрашивает девушка, направившись к чайнику и наполнив его водой. — Или врачебную тайну хранишь?

— Дочь заболела, — бросаю и опускаюсь за стол. — Нужна помощь твоего отца.

— Хмм… Весело… — хмыкает она. — И когда ты собирался хотя бы рассказать мне о своей дочери?

— Я сам только сегодня узнал, — восклицаю, чувствуя упрек в ее голосе. — Приедет, и будет твоей пациенткой! Обещаю!

Лена работает в клинике отца педиатром, и еще во время учебы взяла с меня обещание, что мои дети будут наблюдаться только у нее.

— Так-то! У нас династия! — важно произносит девушка и ставит воду греться. — Моя семья приглядывает за твоей. Я не собираюсь упускать ни одного Златогорского! Еще мой прадедушка лечил твоего! Так что не надо мне здесь все эти фокусы с другими клиниками! Я ревнивая! Могу и сцену закатить!

— Я исправлю это, Елена Иосифовна, — тяну, подарив ей улыбку.

— А как так вышло, что ты про ребенка не знал? — спрашивает и садится напротив. — В том смысле, что я знаю тебя, и такое бы от тебя не ускользнуло!

— Мать ребенка не сказала, — хмыкаю. — Она пришла ко мне через месяц после начала отношений и начала расспрашивать про отношение к детям. И…

— И ты сказал, что рано, да? — догадывается и закатывает глаза. — Никит, когда ты уже начнешь держать язык за зубами. Я тебе сотню раз, даже когда мы встречались, говорила, что ни один способ контрацепции не дает стопроцентной гарантии. Что сначала нужно убедиться, а затем рот открывать! Ну когда ты уже исправишься? И неважно, сколько вы встречаетесь! Не предохранялись, и появился малыш — ну все уже. Сами виноваты! А если предохранялись, и все равно малыш появился — ну, здесь уже чудо и стопроцентное попадание!

— Предохранялись, — хмыкаю.

— Ты представляешь насколько этот ребенок хотел появиться на свет?! — восклицает она радостно, словно это ее ребенок. — Представляешь? Радоваться должен! Ну и мозг включать, не только когда речь о бизнесе идет, но и когда об отношениях.

— Уже ничего не исправить, Лен. Поздно. И я не собираюсь с тобой это обсуждать. Ты моя бывшая, — напоминаю, но Лена, как заведенный солдатик не замолкает. Завелась на тему и, пока все из меня не вытрясет, — не отстанет.

Она даже в работе такая. В том числе поэтому все ее пациенты ее любят. Она до всего докопается и все сто раз проверит.

— Ты зол на нее, что она не сказала? — продолжает девушка.

— Зол, — признаюсь. — И на нее, и на себя.

— А на нее за что? Ты сказал ей, что не хочешь детей, она выполнила твою просьбу. Какие претензии к ней?

— Она могла сказать о дочери, когда узнала, что та больна, — честно делюсь своими мыслями. — Это критическая ситуация и можно было обойти мои слова!

— По своему опыту скажу, что не все так делают, — хмыкает она, поднявшись из-за стола после сигнала чайника. — У меня была одна пациентка, и та не говорила отцу ребенка о болезни. А я… ну… решила помочь и рассказала. Он денег с матери ребенка стал требовать за свою помощь. Нервы ей трепал. Ужас полный. И разные случаи были, Никит. Я-то знаю, что ты другой и последние трусы с себя снимешь, если кому-то помощь нужна, но она-то тебя за месяц не так хорошо узнала. Я процентов на восемьдесят ее понимаю. Плюс она обижена на тебя за твои слова, — говорит, заваривая для нас двоих чай.

— Лен, признайся честно, — прошу ее, потому что эти слова хоть и верны, и в точку, но раздражают. — У вас после расставания со мной у всех чат какой-то? Чат поддержки бывших Златогорского?

— Да не, Никит, — опускает передо мной чашку. — Кофе тебе сейчас не стоит пить. На сердце может дать реакцию.

— Я просто не могу понять, как можно быть настолько упрямой!

— Никит! Ну тебе разве нравятся мышки? Нет! Ты всегда ищешь либо таких как я, у которых язык как помело, и им же себе проблемы находят, либо бешеных, либо таких упрямых. Извини, но ты сам себе такую девушку выбрал, которая в твоем вкусе. Все претензии к себе, а не к ней!

— Точно какой-то чат есть!

— Ага, думаю в мессенджерах нельзя добавить столько участников, сколько у тебя бывших, — не упускает случая поддеть.

— Вот же язва!

— Опять же претензии только к себе, Златогорский! Я себя люблю и принимаю такой, какая есть!

Еще немного болтаем с девушкой. Мы встречались недолго и чисто потому, что все нас видели парой. Друзья детства, как и наши мамы. Но у этих отношений не было будущего. Мы слишком свободные и уверенные в своих мыслях, чтобы впустить в свой мир мысли другого человека. К тому же мы оба трудоголики. Встречи приходилось в наши графики вписывать.

Отправив девушку спать, возвращаюсь в кабинет семейного доктора, которому должен задать несколько вопросов.

— Изучили? — уточняю у него.

— В общих чертах, — хмыкает. — Здесь правда лучше донор. Девочка мала еще. Пожить ей нужно.

— Вот насчет донора, — опускаюсь перед ним. — Может ли нам помочь Виктория Андреевна Федорова?

— Что?! — поднимает на меня изумленный взгляд. — Откуда ты о ней знаешь? Это защищенная информация, Никита.

Защищенная от обычных пациентов, но не от врачей и их дочерей…

И мне еще попадет от Лены за то, что раскрыл эту информацию.

Но он точно не уволит дочь за то, что та сказала, кому пересадили почку моей мамы. Скажу, что пытал ее. Возьму вину на себя, но сейчас не до формальностей. На кону здоровье моей дочери.

— Так вышло, что я знаю о ней, — уверенно смотрю ему в глаза, готовый к любому исходу.

Да и плевать, знаю я или нет. Что это вообще меняет?!

Я счастлив от того, что даже после ее смерти часть моей мамы ходит по свету и помогает миру. Виктория Андреевна воспитатель в доме малютки. Милая и приятная женщина, жизнь которой сумели сохранить.

— Никит, прошу тебя, — тяжело дыша спрашивает Иосиф Григорьевич. — Скажи мне, что не общался с ней. Молю!

— Общался, — не скрываю.

— Она знает?

— Нет, — качаю головой. — Она думает, что я просто добрый человек и друг для нее, который помогает ее дому малютки. Мы только в пределах ее работы контактируем. Не более.

— Хоть здесь слава богу! — недовольно вздыхает, смерив меня осуждающим взглядом. — И зачем все это?

— В этой женщине живет часть моей матери, — хмыкаю. — Ее почки. Я хочу с ней общаться. Я же не требую от нее ничего! Просто видеть, что с ней все хорошо!

— Господи, Никита!

— Она может помочь моей дочери? — повторяю вопрос, заданный чуть ранее.

— Нет, — строго поджимает он губы. — Не может. Есть куча противопоказаний для донорства. И одно из них — ее болезнь. Нужны иные варианты.

Надежда умирает медленно. Я так надеялся на этот шаг, а оно… Черт! Черт! Черт!

— Отправьте это в базы тогда, — произношу, чувствуя такую боль, которую испытывал, лишь когда родители погибли. — В золотые базы.

— Отправлю, — кивает он и тянется рукой к моей. — Только это может не потребоваться. Я сейчас жду подтверждения из клиники. Сверю все, и с вероятностью в девяносто процентов у нас есть донорские клетки.

— Что?! Откуда?!

— Помнишь отдельный пункт в завещании твоей матери? — напоминает он.

— Медицинская ячейка! — вспоминаю как сам пункт, так и список того, что в нем.

О господи!

Моя мама была параноиком.

Но в этот раз она может спасти жизнь моей дочери.

В той ячейке кровь, которую у нее взяли при рождении из пуповины. Яйцеклетки. И куча других жидкостей, которые могут выдержать длительную заморозку.

— Да, — доктор дарит мне улыбку. — Сейчас мне пришлют все необходимое, и мы с тобой будем знать ответ. Пока ждем, Никита! Ребята должны поднять базы и переслать мне все.

— Если подходит, какие наши следующие шаги? — спрашиваю, взяв себя в руки.

— Транспортировка клеток в клинику. Лучше будет к девочке, чем перевозить ее сюда.

— Как скажете.

— Нужно арендовать вертолет для транспортировки. Потом дать сигнал клинике готовить девочку к операции. Большую часть я возьму на себя. С тебя лишь транспортировка и места в салоне для моих сопровождающих.

— А если не подходит? — не исключаю и такой вариант.

— Золотые базы.

— Время поиска?

— Там быстрее все находится, чем в обычных базах, — разводит он руками. — Сутки или около полутора. Плюс транспортировка. Но может повезти, и донор из Питера будет. А может не повезти, и донор окажется из Австралии. Ты ведь сам понимаешь, как все устроено в этих золотых базах.

— Понял, а…

— Иди пока отдохни, — не дает договорить. — Лена подготовит тебе комнату. Ближе к шести только получим ответ. Не раньше.

— Да не могу я спать! — восклицаю недовольно.

— Тебе это нужно, — понимающе хмыкает. — Ты же хочешь быть в клинике собранным, когда девочке будут проводить операцию?

— Понял, — согласно киваю. — Иду!

По итогу комнату мне показывает Иосиф Григорьевич, так и не сумев разбудить дочь. После мужчина приносит стакан с успокоительными каплями, которые я узнаю по запаху, но все равно их выпиваю. Не помешает. Чувствую, что нервы на пределе.

Когда я думал, что мы помогаем подруге Рады, а не моей дочери было как-то проще.

— Спишь, чертила? — звучит из трубки голос друга.

— Нет, Тимур, — отвечаю Лапину сонным голосом.

— Короче, узнали мои ребята про твою мадам, — хмыкает он. — Скинул тебе их документ на почту.

— Сам смотрел?

— Зачем мне смотреть на твою девушку? — фыркает он. — Потом просто познакомишь. Люблю людей сам узнавать, а не этим отчетам верить. Это чисто так, для дорисовки картинки. Сам пейзаж лучше самому рисовать.

— Твои ребята ночью работали?

— Ну так ты просил, — хмыкает Лапин, явно гордясь своими ребятами, которые оперативно его просьбу выполнили. — К тому же они час назад прислали. Я только проснулся пару минут назад. Сообщение увидел, сразу тебе скинул.

— Спасибо, Тимур. Ты настоящий друг. Ты даже не представляешь, что у меня сейчас творится.

— Чего там у тебя? — вздыхает он. И я рассказываю ему все. От и до.

— Мда… — единственное, что он произносит. — Слов нет, Никит. Сочувствую.

— Все нормально будет, — непонятно, кого успокаиваю. — Решим проблему.

— Ты там это… если помощь нужна, пиши, — отзывается он, но ничего иного я от него и не ожидал. Хороший парниша. — Помогу, чем смогу. Но это ужасно. Здоровья дочери. Навещу вас в любом случае.

— Ага, — бросаю. — Ладно, Тимур, я немного вздремну. В сон что-то клонит.

— Спи, чертяка, — бросает он, хохотнув. — Слушай, может, мне сейчас в клинику подъехать? Может, помощь какая-то нужна уже? Хоть чем-то помочь же могу. Ты там в Москве, а твои здесь одни. Представлюсь им, спрошу, что надо.

— Да как хочешь, — хмыкаю. — Адрес скину.

— Ну я тогда поеду, — решительно заявляет он. — На письма рабочие отвечу и поеду. Фруктов им куплю. Подарков от тебя всяких малой. Поддержу твоих, пока вы там ищете донора.

— Спасибо!

— Не за что, чертила! Для этого и нужны друзья.

Это да… Кроме Лапина у меня друзей особо и не осталось. А с Тимуром мы еще в школе учились. Тогда не особо друзьями были, скорее приятелями. Но со временем поняли, что одни мысли и принципы нами движут. Сблизились, и хоть нас после разделили города, все равно остались верными друзьями.

Отключаю звонок и опускаюсь на кровать.

Открываю досье на Раду и глазами прохожусь по буквам, даже не читая. Дохожу до загранпаспорта Евгении Солнцевой и не могу сдержать умиления.

Беззубая улыбка, пухлые щечки и белоснежная кожа. Куколка. Моя дочь… Здесь ей несколько месяцев, а ведь сейчас уже два года.

Наверное, иначе выглядит.

Хочу ее увидеть.

— Да, хочу!

Получаю от доктора папку с документами Жени и отдаю ее водителю Златогорского, который тут же ее сканирует и отправляет кому-то.

Я же возвращаюсь в палату. Благо еще одна сестра приехала поддержать нас, и я смогла оставить дочь на нее, пока с доктором говорила и Златогорским, и после, когда документы водителю передавала.

— Ну как там? — Лея, моя двоюродная сестра, встает с кровати и подходит ко мне. — Женька спит. Я уложила.

— Ее отец узнал о дочери и сказал, что поможет, — рассказываю, потому что с того момента еще в палату не возвращалась.

— Ты прости, что я так поздно приехала поддержать, — искренне извиняется. — Родители только сегодня рассказали о вашем недуге. Мы в санаторий с мальчиками ездили и только вернулись. Родители как сообщили, я сразу к тебе.

— Ничего страшного, — глажу ее по плечу. — Спасибо, что вообще приехала. Помогла Даше справиться. Ты же видела, на какой панике она.

— Я знаю, что такое, когда ребенок серьезно болен, Рад, — сочувственно оглядывает меня. — Я понимаю, как это сложно. Мне очень жаль, что тебе тоже приходится пройти через это.

— Кто-то из знакомых серьезно болен или болел? — спрашиваю, даже не догадываясь, что следующие ее слова меня шокируют.

— Мой сын, — вздыхает она. — Но нам в год поставили одну из разновидностей анемии. Раньше, чем у вас диагностировали, поэтому, можно сказать, больше повезло.

— Да ладно?! — не могу поверить своим ушам. Слезы скатываются по щекам. Я ведь видела ее старшего сына! И даже не скажешь, что этот милый джентльмен болен.

— Уже все хорошо, Рада! Не плачь.

— И как вы вылечились?

— Ну, у нас таких проблем с резусом не было, — произносит, и я даже завидую ей. — Поэтому все легче решилось. Но проблемы с подбором донора тоже были.

— А почему никто не знал о вашей болезни? Я вообще и подумать не могла!

— Нет, многие знали. Но я просто говорила, что анемия, — признается она. — Никто не придавал особо этому значения. К тому же мы здоровы чуть меньше года, но по санаториям ездим часто, как видишь. Папа отправляет насильно, — жалуется она.

— Лея, мне очень жаль, что я не…

— Ничего страшного! — восклицает она. — К тому же ты тогда была беременна. Носила ужасно. Тебе могли тупо не сказать, чтобы не волновать!

— Я Никите ничего не сказала о дочери, — вздыхаю, признаваясь ей. Сейчас-то я понимаю, что это ошибкой было. Но тогда что мной управляло?

— И что с того?

— Ну и… — недоуменно хмурюсь.

— Рада, у меня двое сыновей разного возраста от одного мужчины, — фыркает она. — И он не знает ни об одном. Но я просто не хочу обязывать его чем-то. Рожать старшего было моим решением. Ну а второй нужен был, чтобы вылечить первого. Он свободный человек. А дети мои!

— Лея, ты серьезно?! Двое от одного мужчины? Как ты умудрилась сделать так, что он ни разу не узнал?

— Пфф! Авторская секретная техника! — коварно ухмыляется.

— А если он узнает сейчас про детей?

— Как он узнает? — недоверчиво бросает. — Наши пути с Лапиным не пересекаются никак. Это невозможно. Я минимизировала все возможные контакты.

Книга про Лею: Наш папа — миллионер. У любви нет срока годности!