Пару недель спустя…
Рада
Восстановление Жени проходит успешно. Врачи дают хорошие прогнозы и обещают нам нормальную полноценную жизнь. Дают кучу рекомендаций и, наконец, выписывают.
Признаюсь честно — устала! Устала сидеть в четырех стенах. Я не тот человек, чтобы жить без активности. Мне вечно надо куда-то сходить, что-то сделать, кем-то поруководить. А больница для меня — пыточная. Дашка меня иногда подменяла, как и моя мама. Но я рада, что нас, наконец, отпускают домой.
— Только это? — Никита внимательно смотрит на наши с Женей две сумки, не догадываясь, что вчера вечером родители три уже увезли.
— Да, мы много не брали, — дарю ему улыбку.
Он все эти недели шутил, что скоро наша с Женей палата превратится в наш дом, сколько всего я в нее заказываю, а сестра привозит.
Но все это для Жени! Ей скучно, поэтому я брала в интернете всякие игры, в которые мы вместе играли.
Он-то приходил к нам на пару часов, а я с ней была целыми днями. И он не понимает, как сложно с ребенком, которому скучно.
Никита навещал нас почти ежедневно, бывали, правда, дни, когда ему приходилось улетать в Москву, но лишь на день.
Женька в него влюбилась. Стоит ей увидеть его в окне, и малышка уже несется к лифту и ждет, пока он приедет и возьмет ее на руки. Последнего он, правда, долго боялся, но я насильно заставила его взять малышку на руки, и там уже пошло-поехало.
Теперь Никита мучает ее, требуя сказать “папа”, а заразка издевается над ним вечно, говоря ему “кит”.
Запомнила, как я обращалась к нему “Никит”, услышала что-то из подводного мира и закрепила. Но Златогорский не сдается, продолжая настаивать на “папа”.
— Ну, прощай, палата, — со вздохом кидаю и последней выхожу из нее с Женей на руках.
— Ты поедешь со мной? — Никита останавливается у лифта и оглядывается на меня.
— Да, родители отзвонились, что праздничный стол уже накрыли, — бросаю ему равнодушно. — Только нас ждут.
— Нас? — переспрашивает. — Они знают, что я буду с тобой?
— Да, — отвечаю и закусываю губу. — Но я пока никак не обозначала твою роль. Они знают, что ты отец Жени, благодарны тебе за помощь ей, но пока без ролей.
— А ты для себя что-то обозначила?
— Мы же договорились, что пока не торопимся, — напоминаю ему. — Никит, эти пара недель были сложными. Да, мы общались, но у каждого были свои заботы. У тебя работа, у меня ребенок. Мы даже толком не говорили об отношениях, а просто жили.
— А дальше как? Ты переедешь в Москву? Вернешься домой?
— Я не знаю, — честно признаюсь ему. — Я привыкла уже к Питеру. У меня здесь бизнес. У меня здесь сестра. Я не могу их бросить.
— Рада, весь мой бизнес в Москве. У меня не один он. Мне будет сложнее бросить и все в Питер перенести, — озвучивает он то, что я и без него знала. — Ты же можешь оставить все на Дашу. Я не смогу разрываться на два города. Одно дело, когда вы здесь в больнице, но… но так долго продолжаться не может. У меня огромный дом. Вам хватит места. Я хочу быть с тобой и дочерью!
— Я понимаю это, — вздыхаю. — Думаю об этом последние несколько дней. Но я не могу бросить сестру. Пойми, мы всю жизнь с ней вместе. Она без меня не справится. Я ей нужна, а она нужна мне. Это не бред про двойняшек, Никит. Я чувствую ее! И иногда только я могу ей помочь.
— Ну а что нам делать, Рад?
— Твой бизнес нельзя в Питер перевести? — наивно спрашиваю, хоть он уже и сказал, что нет.
— Мы можем приезжать сюда пару раз в месяц, — предлагает он. — У тебя ведь есть салоны и в Москве.
— Там хорошие руководители. Я не переживаю. А здесь Даша одна! Да и не могу я ее оставить.
— Ладно, — сдается он, но явно недоволен результатом. — Я еще три дня в Питере. Что-нибудь решим. Пока просто поедем к твоим родным.
— Только без вольностей, Никит, — прошу его и захожу в лифт. Женя незаметно уснула на моем плече.
— Я соскучился, — он входит следом и дотрагивается до моей руки. — Хочу вечером тебя пригласить на свидание.
— Но мои родители тогда все поймут…
— И что с того?
— Ну, просто… понимаешь… — тяну, не зная, как ему сказать. — Просто я маме кричала с пеной у рта, что к тебе не вернусь и клялась всем. Она смеяться с меня будет! Долго и упорно!
— Я куплю тебе потом платочки, чтобы ты вытирала слезы от обиды, — обещает он с улыбкой, которой только бесит больше. — Ну и буду готов выслушать все твои проклятия в мою сторону. И слова не скажу в ответ.
— Последнее довольно заманчиво, — позволяю себе пококетничать. — Хочу в театр. Давно не была.
— Вот что мне в тебе нравится, — хмыкает он. — Ты не заставляешь ломать голову над тем, куда тебя сводить.
— И платочки не забудь, — напоминаю ему.
— Мам, пап, они приехали, — кричит Даша, впустив нас в дом. Кидается обнимать, в особенности Женьку, которая просто души не чает в своей тете.
Еще бы! Дашка у нас та тетя, которая купит племяннице все, что можно и нельзя, и даст вместо обеда килограмм зефира.
— Рада, — отец выходит первым из гостиной, чтобы поприветствовать меня. Улыбается, но стоит увидеть Златогорского, тут же меняется в лице. — И ты…
— Здравствуйте, Александр Артемович.
— Ясно, — поджимает губы и берет Женю на руки. Подозрительно глядя на нас, вместе с любимой внучкой покидает коридор.
— Почему он на меня злится? — недоуменно спрашивает Никита меня и Дашу. — Я разве в чем-то виноват? Я разве отвечаю за Тимура?
— Твой друг похитил его племянницу и навлек на себя гнев его брата. По крови нелюбовь к тебе передалась, — пожимаю плечами, издеваясь над ним уже больше недели.
— Мда, — рычит Златогорский. — Творит Лапин, а отвечаю за его грехи я! Ну почему так?
— Ты не помог их найти, — продолжаю, с трудом сдерживая улыбку.
— Да не знал я, где они! — восклицает Никита и нервно стягивает с себя обувь. — И Тимур не хотел мне говорить. Вы же сами слышали! Я при вас на громкой связи звонил!
— Ты друг предателя, — дразню его с хохотом.
— Тогда его внучка — дочь друга предателя! — недовольно произносит. — Чего он ее тискает?!
— Потому что она, в отличие от тебя, нашу семью не обижает! — ворчливо кричит папа. — Не предает ее ради друзей!
— Да я тоже не обижал! — отвечает ему Златогорский. — Я вообще-то вашу внучку спас! Можно мне амнистию?
— Нет! — уверенно бросает отец, когда дверь за нашими спинами открывается, и дядя Рома с женой появляются на пороге.
Они тоже приглашены на наш небольшой семейный праздник.
— Никита, — Роман сразу протягивает ему руку для рукопожатия и тот в недоумении ее пожимает.
— Эмм... — с вопросом во взгляде обращается ко мне. — Но…
— Забудь, Никит, — хлопает моя мама его по плечу, выйдя встретить нас и дядю Рому с Лейлой. — У моего мужа старый компьютер в голове. Еще не прогрузилась информация о том, что ты прощен.
— За что прощен? — спрашивает дядя Рома, совсем не понимая происходящего.
— Саша злится на Никиту, что он не выдал Тимура, когда тот Лею украл.
— Так он же не знал, где они находятся, — логично заключает дядя Рома. — Я лично слышал, как Никита пытался выяснить и нам помочь. Но и Лапин не дурак, чтобы себя выдать. Я и не злился на Никиту.
— Информация в голове Саши еще не прогрузилась, — шепчет мама и подмигивает Никите. — Пойдемте к столу. И ты, Никита, проходи. Даже не обращай внимания на моего мужа. Сейчас информация обновится, и все будет хорошо!
Мы с сестрой хохочем над всей ситуацией. Папа у нас порой и правда тормозит. Мы уже привыкли в семье, но вот реакция новеньких нас всегда забавляет.
Это ведь столько причин поиздеваться над человеком.
— Рада, — Никита берет меня за руку и просит задержаться в коридоре. Дожидаемся, пока все уйдут, и Златогорский тихо обращается ко мне. — Я так не могу. Может, предложение я тебе пока не готов сделать, но вот роль твоего мужчины готов принять. Я именно так и представлюсь твоему отцу.
— Он тебя пугает?
— Удивительно, но да, — кивает головой и вздыхает. — Он смотрит на меня так… так, словно я мелкий чихуахуа, а он питбуль, который сейчас разорвет меня. Никогда такого не чувствовал ни перед кем.
— Сложно, наверное, быть чихуахуа, когда твоя девушка дочь питбуля, — бросаю с хохотом, не упустив возможности подшутить.
— Ой, зараза!..
— Сам выбрал, — восклицаю и кланяюсь ему. — Сам виноват, — подмигиваю и, повиливая бедрами, иду в сторону гостиной.
Семейный обед проходит спокойно, не считая папиных косых взглядов в сторону Никиты. Но ближе к концу отец понимает, что на Никиту, кроме него, никто не злится, и присоединяется к нашей команде. Даже руку на прощание Златогорскому жмет.
Думаю, не стоит рассказывать, сколько хохота было от всех присутствующих в этот момент.
Напряженный Никита и острожный папа. Картина не для серьезных и слабонервных людей.
Договариваюсь с мамой, что вечером я иду на свидание и прошу ее остаться с Женей. Она довольно быстро соглашается, но просит пока папе ни о чем не говорить.
Помню, когда мы только начали с Никитой встречаться в первый раз, папа был недоволен. Злился, что отправил меня для моей безопасности к мужчине, а тот воспользовался положением и его дочь закадрил.
Долго он на Никиту злился и безумно радовался, когда мы расстались. И лишь через несколько месяцев, когда живот стал виден, он впал в шок, поняв, что станет дедушкой и кто отец.
О Никите от него в тот месяц столько матов услышала, что, думаю, знай он — уши бы завяли.
Отправляем папу за молоком, и я в этот промежуток времени выскакиваю из дома прямиком в машину к Никите.
— Я говорил, что тебе идут платья? — хмыкает он, протянув корзинку с букетом. — Эти дольше не завянут, пока мы будем в театре. Так флористка сказала.
— Спасибо, — благодарю его, глядя на цветы. — А насчет платья, — поднимаю взгляд на Никиту. — После того, как больше месяца ты видел меня в одних лишь футболках и лосинах, мне все идет.
— Ну, лосины тоже нормально смотрелись, — не упускает он возможности сказать о своих мыслях. — Они так подчеркивали твои формы. Особенно когда стояла задом ко мне и…
— А ты только на это и смотрел! — восклицаю я, якобы обижаясь, но иного я от Никиты не ожидала. Он может быть спасающим всех рыцарем, но от своего главного инстинкта не отступает.
— Ну… на дочь и на них, — отвечает, не сдерживая своей улыбки. — А на что еще? Я смотрел на то, что мне нравится и что люблю. А твои формы, я всегда любил. И это не секрет.
— Балбес!
— К тому же, напомню, ты мне как-то подарила возможность на них смотреть, — напоминает он.
— Все забыть не можешь?
— Не могу, — бросает.
Остаток пути едем в разговорах о Жене и ее лечении. Может быть, мы и на свидании, но мы родители больного ребенка.
Окончательно помогло лечение или нет, можно будет судить лишь через год.
И ее здоровье для нас обоих важнее всего.
Никита выходит первым и, подав руку, помогает мне. Держа меня за руку, входит в здание театра. Внутри оживленно и красиво. Но как-то… слишком много людей. Даже слегка некомфортно.
— А на какой мы спектакль? — спрашиваю Никиту.
— Ну… там что-то про принцессу и королеву злую. Я точно не знаю, — дарит мне широкую улыбку. — Лапин посоветовал. Сказал, что его бабушке очень понравился, пока она была здесь. Они с мужем ходили, и оба в восторге остались.
— Л-ладно, — сдаюсь и оглядываюсь по сторонам.
Взгляд привлекает женщина в другом конце зала. Ее телефон направлен на нас, и, судя по всему, она нас снимает.
Беру Никиту за руку и увожу в сторону, недовольно поджав губы.
— Что случилось? — спрашивает он меня.
— Там женщина нас снимала, — раздраженно бросаю.
— Где?
— Там, — указываю ему подбородком, но ее больше нет. — Там была. Не вижу ее больше, — честно признаюсь.
Внешность у нее еще странная. На вид ей лет пятьдесят, может, больше. Но при этом лицо, как у злодейки какой-то. Сложно объяснить, что это значит. Противное и злое во всем. В чертах лица, в движениях, во взгляде.
— Ладно, — просит он меня с подбадривающей улыбкой. — Не переживай. Статью, если что, перекупим.
— А зачем снимать? — недоумеваю я. — Может, ты просто в театр пришел с подругой? Почему папарацци такие противные?
— Цена успеха, — вздыхает. — Я не люблю этого. Честно. Хотя за мной и охотятся, но это ужасно. Ничего спокойно сделать нельзя.
— Раньше такого не было, — поджимаю губы.
— Было! — восклицает он. — Просто ты не замечала. Да и в Москве система безопасности работает лучше, — оглядывается и рассказывает историю. — Меня как-то сняли в тот момент, когда я отравился и меня выворачивало. Зачем снимать и делать из этого статью, я вообще не понимаю. Я что, не человек и не могу отравиться?
— Ладно, — сдаюсь, но как-то все это странно, и мне не по душе.
И эта женщина… Совсем из головы не выходит!
Что-то с ней не так!
И не зря переживала, ведь стоило нам выйти из театра, как на нас почти сразу накинулись журналисты, что смутило даже Никиту, который сказал, что привык к такому.
Они задавали столько вопросов, что мы с Никитой толком ни одного целого не услышали. Один перекрикивал другого, стремясь узнать ответ именно на свой вопрос.
Схватив меня за руку, Златогорский затащил меня обратно в театр. Заведя в безопасное место, в один из углов, стал звонить своим людям.
— Не переживай, — ободряюще обнимает меня за плечи, заглядывая в мои испуганные глаза. — Я уже вызвал охрану. Они приедут и заберут нас.
— Почему они так? — не его, а скорее журналистов, спрашиваю, не понимая такого поведения.
Это ведь ужасно! Они словно пчёлы на мед слетелись.
Я прекрасно понимаю, что это их работа, но это бесчеловечно и некультурно!
Да это неуважение к другим людям, в конце концов.
— Не знаю, — разводит он руками. — Обычно они не такие агрессивные. И я могу спокойно передвигаться сам без охраны. Но сейчас… не знаю, что на них нашло.
— Ужасно, — качаю головой и отвожу взгляд. И на глаза вновь попадается та самая женщина, которая нас снимала. — Никита, вон она! — указываю ему на нее, и он оборачивается в ее сторону.
— Сейчас разберусь, — кидает и уходит к ней.
Но и до середины не доходит, когда она сама идет к нему и плескает в него чем-то из своего стакана.
Испуганно вскрикиваю и инстинктивно кидаюсь к Никите. Страх за него перекрывает все остальные чувства.
— Так тебе и надо, урод! — кричит женщина и убегает к выходу из театра.
Кинулась бы за ней, но Никита сейчас важнее. Подлетаю к Златогорскому, как и кто-то из театрального персонала.
— Ты в порядке? — испуганно спрашиваю и оглядываю его.
Не дай бог, с ним что-то! Найду тогда гадину и придушу! И плевать мне на то, что она старше и я уважаю людей пожилого возраста.
— Да. Кажется, кофе теплый просто, — недовольно тянет он и опускает взгляд на свою белоснежную рубашку. — Кофе… черный… Черт!
— Ну хоть не кислота, — фыркаю и немного успокаиваюсь. От чая ничего серьезнее ожога не будет. — Что это было вообще? Ты ее знаешь?
— Нет, — качает он головой. — Никогда в жизни не видел.
— Странно.
Кто-то протягивает ему сухие платочки, и мы уходим в туалет, где Никита умывается и приводит себя в порядок. Я всячески пытаюсь ему помочь, но на глаза так и наворачиваются слезы.
Да, все хорошо, но я так испугалась за Никиту, что реветь хочу.
— Я попрошу видео с камер. Мои люди посмотрят и узнают, кто она, — говорит Никита, пытаясь спасти рубашку. — Даже непонятно, за что получил.
— Ага, — соглашаюсь с ним и, перехватив салфетку, пытаюсь помочь. — Может, не в ресторан? — спрашиваю его. — Твоя рубашка испорчена.
— Предлагаю поехать ко мне в отель и заказать чего-нибудь, — поднимает на меня совершенно спокойный взгляд, но я вижу этих бесенят в его глазах, которых он пытается скрыть.
— Никит, не переворачивай ситуацию в свою пользу.
— Жаль, — вздыхает он, но бесенята все равно не исчезают. Надеется. — Но ничего такого я и не планировал. Просто мы сейчас нигде посидеть не сможем. Журналисты. А у Лапина безопасно в отеле. Можем у него в ресторанчике посидеть, но меню там не такое, как в том ресторане, куда мы планировали пойти.
— Давай так, — соглашаюсь с ним. Мне совершенно плевать, где есть. — Но можно даже в номер заказать. Как-то отвыкла я от такого большого скопления людей, — признаюсь ему, поджав губы. — Хочу уединения.
— Как скажешь, — равнодушно бросает, пока бесенята там переходят в более активный пляс.
Решаю забить на это. По мере возникновения проблемы решать будем. Больше меня сейчас другое волнует.
И, видимо, не меня одну.
— Как думаешь, почему она это сделала? — спрашивает он меня. — Мог бы предположить, что это моя бывшая, но она старовата для этого. Может, мать какой-нибудь девчонки? Но дожидаться, пока я приеду в Питер… Бред! Да и девчонок в этом городе я не заводил.
— Не знаю, Никит, — пожимаю плечами. — Но я очень испугалась за тебя. У нее такой взгляд безумный был.
— Ну, знаешь, не безумнее, чем твой, — не упускает возможности подшутить.
— Златогорский, ты неисправим!
— Я любя, — подмигивает мне. — Поедем в отель. Ребята уже подъехали. Выведут нас через черный выход и в другую машину пересадят.
— А твоя?
— Отгонят, когда шумиха уляжется, — говорит и поднимает на меня подозрительный взгляд. — Твой отец не мог этого подстроить, чтобы наказать меня за что-нибудь?
— Нет! — восклицаю. — Он бы сделал тебе такое, но пока я рядом — никогда.
— Ясно, — вздыхает он. — Надо как-то наладить с ним отношения. Я же не смогу всегда тебя с собой для страховки от мести твоего отца водить…