Запах пота, кожи и канифоли. А ещё что-то сладковато горелое, словно сахарную вату вдыхаю. Необычно. Вкусно. А ещё так знакомо, словно что-то из очень далекого прошлого. Но что?
Принюхиваюсь, пытаясь угадать. Это идет со сцены, и я непроизвольно шагаю туда, чтобы уловить эфемерное и такое важное, но кто-то останавливает меня.
– Погоди, они ещё не закончили, очереди дождись.
Организатор перегородил мне дорогу, и я полупьяно смотрю на него не в силах бороться со странным ароматом.
– Чем так пахнет? – спрашиваю его и пытаюсь заглянуть через плечо, но ничего не вижу за драпировкой. Только приглушенная музыка доносится до меня, бьёт бешенными шкодливыми мотивами по ушам. Дергает словно куклу за ниточки, и невольно хочется прыгать и глупо размахивать руками в такт.
– Ладно, пошутила про общественный туалет и хватит. Иштван, тебе этого до конца дней не забудет, – строго сказал организатор.
– Я не про это. Со сцены тянет. Там что-то подгорает?
– Ага, зад Иштвана, – хохотал кто-то за моей спиной, и даже организатор с трудом сдерживал улыбку.
– Это дым-машина. Она создает эффект тумана, очень красиво преломляет свет. Ты никогда не была клубе?
– Кажется… не была.
Или была? Может, на концертах где-то использовали такое? Но зачем дым-машина, когда можно сыграть настоящий туман. Не понимаю.
– Слай, пусть она посмотрит, пусти её, – попросил Винсент, и организатор отдернул драпировку.
Я осторожно заглянула на сцену из-за кулис. Все действительно было в дыму. Взмокшие Ночные Шуты самозабвенно играли озорной мотив. Яркие мигающие огоньки то и дело пронзали туман, создавая магию, без магии. И тут до меня дошло.
– Они не волшебники!
– О, курочка. Добро пожаловать в реальный мир, – шепнул мне на ухо Винс.
Вот же. Надо будет извиниться перед Иштваном. Чтобы я там про них не наговорила, но ребята молодцы. Ни одна академия, или училище не берёт студентами тех, в ком нет искры. Значит, эти парни освоили музыку сами, даже без покровительства Великих Муз.
Но у меня ещё больше вопросов, что здесь делает Винсент со своей группой? Дразнят тех, у кого нет дара?
– Они твои, Винни, – немного понуро бросил Иштван, когда они закончили и под скромные аплодисменты вернулись за кулисы.
Зрители явно недодали им любви. Пусть ребята лишены магии, но таланта у них не отнять, их музыка была достойна куда большего.
– Было здорово, – искренне похвалила ребят, но они даже не взглянули на меня и ушли приводить себя в порядок.
– Оставь их, Курочка, – мягко попросил меня Винсент. – Они сами знают себе цену, просто путь у них чуть более тернистый, чем у нас, но уверен, они своего добьются рано или поздно. Возможно, однажды я буду играть на их разогреве.
– А сейчас поприветствуем наших любимцев. Па-ра-мне-зия!
Нервно фыркнула со смеху, но тут же получила тяжелый взгляд от Вестерхольта.
– Опошлишь наше название – накажу, – Винс не шутил, а я вот уже не могла остановиться.
– Как? Твой ремень у меня, Паразиты, Паранойя, Паралитики, – сыпала я, пока Винс не зажал мне рот ладонью и буквально выволок на сцену вместе с моим контрабасом. В повисшей тишине кто-то выкрикнул:
– А где, Виви? Что это за курица?
Да они достали меня этим прозвищем!
Следом за оскорблением в меня полетела бутылка…
Время словно замедлилось. Стало густым, как туман от дым-машины. Я быстро провела по струнам вверх, создавая щит, немного не рассчитала. Бутылка отскочила от него и задела Ласло. Он глухо застонал и схватился за руку. Чувствуя свою вину, я рванула к нему, но Винсент остановился и кивнул на рассыпанные по сцене осколки.
– Играть сможешь, Лас? – спросил Вестерхольт.
Парень все ещё морщился от боли, но решительно кивнул. Крутанул рукой, зажал между пальцев палочки и всем своим видом показывал, что ничего не случилось. Организатор дежурно выбежал на сцену с веником и совком, а кого-то из зала заломил вышибала и поволок к выходу.
– Да пошли вы! Я пришел послушать Виви, а не какую-то куклу расфуфыренную, по вине, которой она сегодня не выступает!
Нарушитель истошно орал и выгибался. На груди у него я заметила принт с Вивиан Вестерхольт. Ого! Какой сумасшедший фанат. Сглотнула и посмотрела на оставшихся зрителей, которые сжимали руки в кулаки. От них я точно не дождусь аплодисментов сегодня. Скорее ещё что-нибудь в меня полетит. Но я-то шустрая, увернусь, и такими темпами музыканты у Винни закончатся до того, как мы начнём выступать.
Я ждала, что Вестерхольт что-то им скажет. Сделает какое-то объявление, успокоит. Но он лишь дождался отмашки от организатора и просто начал играть. Напряжённую тишину точно ножом разрезала гитарная партия. Ни в одной из запланированный на сегодня песен, не было ничего подобного. Он сейчас просто переключает на себя внимание? Если да, то ему удалось. Из тумана начали появляться тёмно-фиолетовые осьминожьи щупальца, и все испуганно уставились на них. Я же опять почувствовала липкий холодок, слишком уж они были похожи на змей. Извивались, корчились и разве что не шипели. Но самое страшное другое. Они могли быть везде. Даже у моих ног. За густым дымом я едва видела собственные туфли.
Как летом гулять в высокой траве и надеяться, что не наступишь ползучему гаду на хвост.
Музыка становилась яростнее, её подхватил Марко, и даже Ласло начал угрожающе постукивать в бас бочку.
У меня под ногами мелькнула тень. Первой мыслью было бросить контрабас и сбежать, а вторая мысль резко оборвалась, когда что-то обернулось вокруг моих щиколоток, а затем выстрелило вверх, опутало мои запястья и подняло в воздух.
Из моей груди вырвался визг, которые отлично вплелся в игру Вестерхольта. Я пыталась перевести дыхание, посмотреть, что меня держит? Змеи, щупальца?
Ни то, ни другое… Яростная музыка сменилась какими-то спокойными переборами, щупальца превратились в гибкие лианы.
Толпа оживилась, хлопала и свистела.
– Другое дело! А теперь задери ей платье, Винни!
Животные! Они все животные!
Он же не посмеет!
Лиана обвила мне бедро, и подол слегка приподнялся, я же просто пыхтела от злости не в силах вырваться.
– Предлагаю пари, – пропел Вестерхольт. – Если она не справится, и её игра вам не понравится. То наша милая голубка, к концу вечера останется без юбки.
Снова свист и одобрение. Я всё ещё пыталась высвободиться, но лианы лишь крепче сковывали меня при каждом моем движении.
– Согласны, – ответили из зала.
Финальный аккорд, и на лианах начали распускаться цветы, они путались у меня в прическе и, оказавшись на земле я принялась выдергивать их прямо с волосами. В глазах стояли злые слезы, и потому я не видела выражения лица Винса. Насмехается? Радуется? Или осознает, как сильно обидел и унизил меня? Он только что взял и поспорил с толпой пьянчуг на меня. Вот так просто!
С размаху ударила его. А он даже не увернулся, спокойно принял наказание, а когда я проморгалась, то увидела его разбитую в кровь губу.
– Лучше, чем получить бутылкой по роже, – ответил он с болезненной гримасой. – Заслужил.
– Ты поспорил на меня, – я кричала, и все с интересом наблюдали за зрелищем.
– Скорее выдал кредит доверия. Оплошаешь, и мне придётся драться с пьяной толпой, которая рванёт сюда, стаскивать с тебя платье, курочка, – ответил он тише. – Не подведи меня, вытирай сопли и бери свой контрабас.
Винни облизал окровавленную губу и обратился уже к толпе:
– Ну что? С какой песни начнём?
– Соль и металл! – хором ответили ему.
– Я так и думал.
Он бросил короткий взгляд на меня, я кивнула и посмотрела на Ласло, который массировал плечо и выглядел не очень хорошо. Песня очень быстрая, а у парня явно рука не в порядке. Мы справимся?
Лас дал нам отмашку, постукивая палочками друг о друга, и мы начали.
Было несложно, ребята своё дело знали, и я легко подстраивалась под них. Я вплеталась в ритм, который задавал Ласло, укрепляла структуру, чувствовала, как вывожу рисунок по заданному трафарету, а уже создавал его Винни. Я словно шаг в шаг следовала за ним, как затаившийся в темном переулке преступник, жаждущий мести. Те ли это чувства, что должны были быть у меня во время этой песни? Не знаю, но именно этого я и желала. Догнать и стукнуть его посильнее.
А потом Винсент запел, обрушивая на меня всю мощь своего надрывного чуть хрипловатого голоса, и вот я уже сама оказалась в зале среди зрителей, поражённых его исполнением.
Соль и металл,
Когда тебя целовал
Я чувствовал боль,
Металл и соль.
Слезы твои, когда стирала ты нас
В тот час!
А я смотрел и не знал,
Что вечно соль и металл
Останутся на губах.
Во снах!
Но может встретимся вновь,
Я вытру с губ своих кровь.
Исчезнет соль и металл.
Я ждал!
Так ждал.
ТЕБЯ
Я
ЖДАЛ!
– Ты видел? Ты это видел? – я пыталась перекричать громкую музыку в клубе и трясла за рукав высокого нескладного парня.
Он притащил меня на этот концерт, и если мой отец узнает, то голову ему оторвет, а потом и клуб закроет. Но мне было все равно. Меня уносило на волнах драйва. Я вскидывала вверх кулак, отставляла указательный и мизинец показывая козу. Мне нравилось это. Нравилось!
– Что я видел? – проорал мне на ухо мой спутник, и у меня зазвенело ещё сильнее.
– У него кольцо в губе. Представляешь? Как он ест? И как… как он целуется?
Последний мой вопрос заставил парня покраснеть, и он не сразу ответил.
– Не знаю. Это надо пробовать.
Гитарное соло вырвало меня из этого видения и перенесло на берег горного ручья. Он так стремительно несся, бился о камни, что за его шумом я не услышала шаги за спиной.
Обернулась:
– Великие Музы, что с тобой приключилось, Винни?
Мой друг стоял с опухшей губой и то и дело морщился от боли. За неестественной краснотой я разглядела блеск серьги.
– Твой отец убьёт тебя. Зачем ты это сделал?
Он молчал. Смотрел на меня так по-взрослому, так серьёзно. Что я вдруг оробела.
– Нана, ты же хотела узнать…
Сглотнула. В груди началось настоящее стаккато. Я не глупая и намеки понимаю. А это сейчас самое настоящее признание в любви. Он ради меня пострадал, навлек гнев отца, проколол губу, чтобы я узнала, какой он на вкус этот странный поцелуй.
– Хотела…
– Вот же я, Нана. Узнай меня, пожалуйста. УЗНАЙ МЕНЯ!
– Соль и металл!
Песня закончилась, и я снова оказалась на сцене. Тонула в криках и аплодисментах. В этот раз нами были довольно, и никто не бросался бутылками.
Я пыталась отдышаться и не смотреть на Винсента. Что это сейчас было? Мастерская иллюзия, вызванная музыкой, или нечто другое, выдернутое из глубин подсознания?
Я чувствовала на губах тот трепетный и болезненный поцелуй. Он действительно был с привкусом соли и металла. Мне было не с чем сравнить его, ведь я до этого и не целовалась ни разу. Вот же глупая. Интересовалась, как с пирсингом целоваться, не зная как вообще целоваться. Да что со мной такое?! В груди все так же лупит, слово кто-то прямо по моим венами слэпует, и я вся дергаюсь и дрожу, не в силах унять эти сладкие вибрации.
Все Винсент с его иллюзиями виноват. Знает, что этот вопрос засел в моей голове и придумал историю, в которую меня затянуло.
Но так реально, словно это реально было с нами. Клуб, ручей, поцелуй. Бесчисленное количество мелкий деталей. Он не мог такое придумать!
– Я придумал тебя!
Скандировала толпа.
Нет-нет-нет. Только не эта песня. Я просто не выдержу её прямо сейчас.
Бросила жалостливый взгляд на Винсента, а он смотрела на меня решительно и серьёзно, как в моем видении перед поцелуем. Снова отмашка от Ласло, и я покорно ныряю в новый водоворот чувств Вестерхольта.
После выступления обязательно поговорю с ним. Я хочу знать, что происходит. Лишь бы не разозлить толпу, а то разговаривать мне с Винни придется в одних трусах.
Стоило только подумать о такой перспективе, как я услышала, что Ласло начал ужасно лажать, а с ним и я сбилась с ритма. Обернулась. Парень стискивал зубы от боли, а его правая рука заметно опухла.
Такими темпами мы точно не оправдаем кредит доверия Винни, и драке быть. Что же делать?
Толпа начала что-то подозревать, и недовольные взгляды все чаще обращались ко мне, словно это я портила выступление, а не один неадекватный фанат, бросивший бутылку. Но видят музы, я прикрывала Ласло прямо сейчас, вытягивая песню, но этого было мало, а Винсент словно не в упор не замечал проблемы и продолжал нестись дальше, отдаваясь без остатка собственной музыке.
И как привлечь его внимание?
– Я придумал тебя.
– Ты придумал меня! – ворвалась непрошено в его песню, и Вестерхольт, наконец обернулся.
– Ты поверил в обман!
Ну же очнись, Винсент!
Он чуть сбавил ритм, осознав, что происходит с Ласло. А мне этого было достаточно, чтобы перестроиться и показать все, чему меня научила Мари. Я начала постукивать по деке контрабаса, разгружая нашего барабанщика.
– Но реальность так зла! – продолжала я, пока Винс собирался с мыслями от моей наглости.
Да-да ты запретил мне править твои песни, и вот я делаю это прямо сейчас. Черкаю твои листы, переписываю строчки.
Теперь уже и Марко понял, что произошло неладное и добавил эффектов на синтезаторе, чтобы Ласло было легче.
Песня стала совсем другой. Мягче, медленнее, лиричнее. Ушла эта бессмысленная долбежка, а толпа начала покачиваться в такт моим ударам по деке. Кто-то даже начал зажигать крохотные огоньки и махать ими в воздухе.
– Придушила змеёй, – Винсент подпевал мне, а не я ему, и он ждал, что я продолжу наш странный дуэт.
– Прикопала землёй, – ответила ему.
А затем наши голоса слились в нежной гармонии.
– Воспоминания,
Которых нет.
Их нет.
В моем голосе появилось что-то похожее на вину, а Винсент звучал все так же обижено, но уже не зло.
Последние строки он уже не стал делить со мной, а спел их один глядя мне в глаза, явно требуя ответа.
– И я диким зверем рычу
В своих песнях кричу.
Так услышь же мой крик,
Пока он не стих.
Нана…
Он не играл песню дальше, а зациклил момент, топтался на месте, повторяя монотонные звуковые узоры, чтобы я ответила ему. И строки сами пришли на ум, словно уже давно просились наружу:
– Мне не страшен твой зверь
Я бы рада, поверь,
Вспомнить все. Знай, твой крик
В мое сердце проник.
Я на голос бреду
В этом странном бреду.
Ты меня не вини,
Винни…
Какое-то время после финального аккорда в зале стояла тишина, а потом она взорвалась одобрительными хлопками и свистом. Я даже неуверенно помахала всем присутствующим опухшей с непривычки рукой. Кажется, сегодня меня никто не разденет. Хотя Винсент таращится так, точно уже раздевал меня, проникает под самую кожу, выворачивает наизнанку. И я даже одернула подол платья и отвела взгляд.
Оставшиеся три песни мы исполнили уже без приключений. Я все так же помогала Ласло и взяла на себя роль баса и ударных. Всего за один день я переквалифицировалась из скрипачки в мультиинструменталистку, даже спеть умудрилась. И мне это понравилось. Чувствовать, как наши с Винни голоса сплетаются в этом неидеальном танце из давних обид. Верно шутит Шай, чтобы примириться со своим заклятым врагом, надо с ним переспеть. Может, теперь мы с Вестерхольтом наконец перестанем бодаться?
Хотя нам и делить-то уже нечего. Нас отстранили от всех соревнований, и после сегодняшнего вечера я с ним не пересекусь больше. Не будет стычек за кулисами, не будет больше этого драйва и взаимных колкостей.
Ничего уже не будет как раньше…
Убрала контрабас в чехол, чувствуя ужасную усталость и опустошение. Сегодня было слишком хорошо. Выступление в этом клубе перед на удивление благодарной толпой стало самым ярким пятном за последние годы. Может не так уж и плохо быть кабачным лабухом?
– Молодец, курочка, – похвалил Винни и потрепал меня по волосам. – Ты спасла наши задницы.
– Скорее свою, не сыграй я хорошо, её бы оголили.
– Я бы не позволил, – жестко сказал Вестерхольт, и я ему верила, слишком он был серьёзен.
– И как бы ты отбивался?
– У меня богатый арсенал. Змеи, медведи и маленькая напарница-поджигательница.
Он так искренне улыбался, что я не могла не ответить ему такой же улыбкой.
– Идёте в зал? – Марко нарушил странную неловкость между нами. – Попрыгаем, а?
Он уж успел раздобыть где-то бутылку пива.
– Я пас, – стонал Ласло. – Я сейчас помру от боли, какое ещё попрыгаем! Эй, а чего ты пьешь-то? Кто повезет нас домой?
– Упс, – наш клавишник лишь развел руками и сделал щедрый глоток.
– Я поведу, – предложил Винс. – Предлагаю забрать наш гонорар и возвращаться в академию. Нану нужно закинуть в её сестринство, а Ласло в лазарет. Девчонки сказали, что останутся до конца, и сами по домам поедут.
– Ладно… Вы такие зануды, – ныл Марко, осушил бутылку и пошёл собирать свой инструмент.
– Идите к фургону, я догоню, – бросил Винс и оставил меня вместе с беспомощным и хныкающим Ласло.
– Займу его место сзади, – бурчал парень. – Посидишь со мной, Нана? Мне та-ак плохо!