Моя вторая мама (др. вар.)

Глава 63

Дни летели за днями, события делили жизнь на праздники и будни, горести сменялись радостями, надежды – свершениями.

Джина была счастлива как никогда, вновь обретя дом и семью. И тем не менее, она оставалась все той же неиссякаемой на выдумки, неуемной Джиной, поражавшей своими поступками даже самых близких. Даниэла слушала подругу с изумлением: с первого дня возвращения домой Джина стелила Филипе на диване в гостиной, к его не наигранному возмущению.

– Вчера колотил полночи в дверь спальни, – Джина игриво передернула плечом.

– А ты?

– Не пустила. Буду вести себя по-умному и впущу его к себе только после бракосочетания.

– Бедный Филипе! – Даниэла представила себе ночную сцену и не могла удержаться от смеха. – Смотри, не перегни палку!

Джина ушла к себе, а Даниэла задумалась о своем. Хуан Антонио держал данное ей слово, не приходил, не искал поводов для встреч. Только по утрам Даниэла ежедневно находила на столе гостиной изящные букеты с неизменными записками: "Даниэле с любовью"...

Течение жизни свело их на крестинах внука, где она была необыкновенно хороша в белом костюме и широкополой шляпе. Хуан Антонио, стоявший напротив, не сводил с нее глаз. Даниэле это было приятно...

Заполненные неустанной работой, подготовкой новой коллекции, пролетели несколько месяцев. И, наконец, долгожданное, выстраданное, событие свершилось: великолепный праздник – показ новой коллекции Даниэлы Лоренте состоялся.

На следующий после презентации день они с Джиной листали газеты, наперебой провозглашающие Лоренте лучшим модельером Мексики. Дверь кабинета Даниэлы открылась, на пороге появился Алехандро. Увидев ее настороженный взгляд, он сразу заметил, что пришел один, без сына, и ей нечего бояться новых уговоров.

Джина повернулась к нему:

– Вы довольны вчерашним?

Алехандро прошелся по кабинету, стал за стулом Джины, и, глядя прямо в глаза Даниэлы, сказал:

– Не доволен. Вчера вечером вернулась моя жена, умоляет простить ее, и я не знаю, что мне делать... Карлитос простил ее сразу, как только она вошла в дом.

Они не смогли договорить, – начались звонки, пошли люди, и разговор пришлось отодвинуть на вечер. То, что он будет иметь продолжение, Даниэла не сомневалась, хотя и не очень стремилась к нему.

Вечером Алехандро, проводив Даниэлу, не колеблясь принял ее предложение попить вместе кофе. Они расположились в гостиной.

– Ты знаешь, Даниэла, я целый день думал обо всем случившемся, и хочу сказать, что люблю тебя и хотел бы быть с тобой.

Даниэла покачала головой и мягко, стараясь не обидеть, сказала:

– Не надо заблуждаться, мы встретились с тобой, когда каждому из нас было очень тяжело. Но мы никогда не смогли бы быть вместе. У каждого из нас свой путь. Тебе надо дать жене шанс, – Даниэла вспомнила слова Моники, – у человека должна быть возможность не только совершать ошибки, но и исправлять их. Если ты простишь ее, то сделаешь счастливой и ее, и, самое главное, Карлитоса. Он-то свой выбор уже сделал.

Алехандро молча выслушал ее, не отрицая и не соглашаясь. Они посидели еще какое-то время в тишине, которую снова нарушил голос Алехандро:

– Ты возвращаешься к Хуану Антонио? Даниэла покачала головой.

– Вот уже несколько недель он не звонит, не появляется. Мне надо перестать думать о нем, а я не могу...

– Даниэла, не будь мазохисткой. Зачем мучить себя. Гордость, самолюбие, вот что получается главным в жизни. Но ведь это не так. Главное – любовь, а ты ведь любишь его! Почему сама не придешь и не скажешь ему об этом? А если все же ты передумаешь, я жду только твоего слова, – Алехандро с надеждой посмотрел на нее.

– Нет, Алехандро. Не стоит больше возвращаться к этому. Между нами все уже ясно – мы будем с тобой добрыми настоящими друзьями, если, конечно, ты не возражаешь.

С тяжелым вздохом Алехандро кивнул и попрощался.

Даниэла еще долго сидела в гостиной, погружавшейся в полумрак. Сидела и думала о Хуане Антонио.

"Где же он? Почему не звонит? Ведь он, наверняка, знает, что презентация состоялась", – эти вопросы задавала себе Даниэла вот уже несколько дней. Неужели права Джина, когда бранила ее за то, что она без конца ставит терпеливому мужу свои условия. "Если отец перестал приходить сюда, – говорила разумная Моника, – то только потому, что ты сама не хочешь его видеть". – Что ж, горькая правда, высказанная в глаза, больно колола сердце...

Утром она поделилась своими горькими мыслями с Джиной.

– Откуда твои сомнения? – спросила Джина. – Ведь Хуан Антонио не приходит к тебе лишь потому, что ты все время находила какой-нибудь повод, чтобы не видеться с ним. А теперь у тебя этих поводов нет? Скажи.

– Кажется, нет, – неуверенно призналась Даниэла У нее было желание позвонить в эти дни Сонии, но она так и не решилась сделать этого, боясь, словно девчонка, что трубку возьмет Хуан Антонио...

А он, конечно, был в курсе всех ее дел. Знал о большом успехе ее презентации. Оглушительный успех! Он радовался за нее. Мечтал увидеть ее.

Был уверен... и вдруг...

В один из вечеров раздался телефонный звонок, и испуганный голос Летисии позвал на помощь. Он сейчас же выехал.

– Как хорошо, что ты пришел. Мне так страшно! – она неловко сидела в низком кресле, вытянув длинные ноги. На лице было страдание.

– Ничего, ничего, все будет хорошо! – он приобнял ее. – Едем сейчас же в больницу. Я уже предупредил по телефону доктора Карранса. Вот так, осторожно, поднимайся... Он взял подготовленную сумку, подхватил ее под руку, помогая подняться. Летисия застонала: – Осторожней, осторожней...

– Успокойся, обопрись на мою руку. Вот так.

Лифт плавно спустился вниз. Поддерживаемая Хуаном Антонио, Летисия села в машину. Всю дорогу Летисия тихо постанывала, сетуя на свою женскую долю.

– Ну, почему рожать приходится нам, а не мужчинам?

– Тут уж ничего не поделаешь, – отвечал Хуан Антонио. – Надо торопиться, мало ли что... Я предупрежу твоих родителей.

– Я думаю, их это не волнует... Лучше не звони. Доехали быстро. Хуан Антонио проводил Летисию до дверей палаты, сел в вестибюле и прикрыл глаза ладонью.

Доктор Карранса просил его подождать. Прошло еще какое-то время, Хуан Антонио не мог сказать, сколько. Он сидел все в той же позе, его сердце почему-то все время сжималось в не добром предчувствии. Наконец, вышел Карранса и, сказав, что придется, почти наверняка, делать кесарево сечение, – быстро удалился в операционную. Хуан Антонио сел в кресло и стал ждать.

– Ах, Мануэль, разве так ходят! – Сония переставила фигуру на прежнее место. – Вот, смотри. Можно только так.

Это был приятный для обоих вечер. Мануэль, сняв пиджак, с удовольствием смотрел и слушал Сонию, не забывая при этом изображать шахматного профана.

Они вдруг снова почувствовали себя молодыми. Да и разговор был у них о молодых – о Долорес и Рафаэле.

– Представляешь, теперь она курит сигары, одну за другой.

Сония скорчила удивленную гримаску.

– Я думала, она шутит – просто держит сигару во рту...

– Шутит! Я боюсь за Тино, ведь он отражение Долорес... – глаза Мануэля округлились от воображаемой картины: Тино с сигарой во рту. – Я чувствую себя лишним, когда они все время обсуждают "кубинский вопрос"...

Сония лукаво взглянула на Мануэля:

– Когда тебе будет совсем невмоготу, приходи сюда. Обещаю, что не буду курить сигары... Ой, Мануэль, ты снова ошибаешься, – Сония переставила фигуры.

– А ты знаешь, – Мануэль встрепенулся, глаза его блеснули, – я, пожалуй, не откажусь.

Он быстро сделал ход.

– Шах и мат!

– Хитрюга! – Сония потянулась к Мануэлю, но телефонный звонок спас его от "расправы".

Улыбка сползла с лица Сонии. Она повесила трубку и повернулась к Мануэлю:

– Звонил Хуан Антонио. С Летисией очень плохо. Я еду в больницу.

– Я с тобой.

Не в силах более испытывать состояние полной беспомощности, Хуан Антонио встал и подошел к стеклянным дверям операционной. Он видел тени передвигающихся фигур, слышал сквозь, бело-матовые двери громкие голоса.

– Спокойно... Тужьтесь, сеньора, тужьтесь...

– Доктор, пуповина... – тревожный женский голос.

– В чем дело?

– Доктор, инфаркт.

– Массаж. Скорее.

– Пришла в себя?

– Нет. Сердце... остановилось.

– Надо...

– Безрезультатно, доктор.

Через минуту вышла сестра, почти столкнувшись в дверях операционной с Хуаном Антонио.

– Я все слышал. Спасибо.

– Девочка жива и здорова. Вы скоро сможете забрать ее...

... Хуан Антонио, Сония и Мануэль сидели на ступенях больничной лестницы, не в силах опомниться от удара.

– Как Летисия? – к ним навстречу спешил ее отец. Хуан Антонио поднялся со ступенек:

– Большое горе. Летисия умерла... Девочка жива, здорова.

...Панихиды не было. Сеньор Роберто, Хуан Антонио и Мануэль стояли у открытой могилы. Отец Летисии пришел без жены и сына – они не захотели идти с ним. Он знал всегда: у жены каменное сердце... Даже, когда она узнала, что у ее родной дочери при родах остановилось сердце, она спокойно сказала, что это божье наказание... "Мне безразлично, – добавил ее брат, – я ничуть не огорчен"... И с этими людьми он прожил столько лет.

Бедная, бедная его девочка, хорошо, что она уже не слышала этих слов... Что ж, со смертью Летисии кончилась и его семейная жизнь...

Когда на следующий день Роберто пришел на кладбище, у одинокой могилы дочери стоял молодой человек – Роберто не видел его на похоронах. Он плакал, а уходя, положил на могилу розу. Может быть, хоть этот юноша любил его несчастную дочь, горько вздохнув, подумал Роберто.