Джек поднял топор и опустил его вниз.
Послышался треск.
Удар отозвался в руке и плече. Джек вновь поднял топор вместе с поленом и со всего размаха ударил им по пню. Полено раскололось надвое.
Бездумный физический труд — вот в чем он нуждался теперь. Это поможет собраться с силами и прийти в себя после ужасного шоу, которое устроила эта сумасбродная семейка.
Джек вместе с Мег поведали девочкам печальную новость. Доступными детям словами рассказали о том, что у дяди Пита случился сердечный приступ, хотя у Джека и были сомнения на этот счет.
Впечатлительная Нора расплакалась, ища утешения в материнских объятиях. Малышка Дейзи положила большой палец в рот, а свободной рукой стала гладить сестру по спине, чтобы та успокоилась. Мари спросила о том, попал ли дядя Пит на небеса. Зная, каков будет его собственный ответ, Джек предоставил Мег право ответить на вопрос.
Хотя было довольно холодно, Джек колол дрова до испарины, сбросив с себя куртку из хлопчатобумажной ткани и вытирая лицо краем старенькой рубашки — еще студенческой поры.
Он распрямил спину, поглядел на дом и чертыхнулся.
— Я иду подсобить тебе, приятель! — прокричал издали Уинстон, неторопливо шагавший по лужайке и помахивавший на ходу рукой.
У него был вид благовоспитанного джентльмена, который отправился на прогулку в начищенных до блеска новеньких сапогах, вельветовых брюках и шерстяном жакете из шотландки, надетом поверх зеленого свитера с высоким воротом. Дополняла костюм охотничья шапочка с отворотами.
Джек крепче сжал пальцы вокруг рукоятки топора.
Уинстон встал перед ним, оглядывая результаты его труда.
— Сказал бы, что нужно пополнить запас дров для камина. Я бы пришел пораньше.
— В доме достаточно дров. — Джек поставил на пень очередное полено. — Просто хочется чем-то заняться.
— Видимо, людям с такими наклонностями, как у тебя, трудно пребывать без дела подолгу, — заметил Уинстон.
— С такими наклонностями, как у меня? — удивленно посмотрел на него Джек.
— Я имею в виду твое предрасположение к физическому труду. — Уинстон сложил на груди руки. — Потребность добывать хлеб насущный в поте лица. Делать добрую честную работу.
Какая снисходительная похвала!
— Мне не нужна помощь.
— Глупости. — Скользнув взглядом по обнаженным, блестящим от пота рукам Джека, Уинстон скинул с себя жакет и шапочку и бросил их на поленницу. — Итак, — он потер ладони, — есть еще топор?
— Нет, — ответил Джек, посмотрев на явно продрогшего адвоката, и расколол очередное полено.
Он видел скрытый смысл за предложением Уинстона помочь. Джек не замечал особого влечения Мег к Уинстону, хотя, возможно, просто выдавал желаемое за действительное… И Джек знал, что Мег всегда восхищала та легкость, с какой он брался за физическую работу.
Теперь и адвокат хотел доказать Мег, что как мужчина ни в чем не уступает ее бывшему мужу. Что ж, Джек был далек от того, чтобы мешать этой демонстрации мужских достоинств.
— Ладно, одолжу тебе свой, — сказал он, вручая топор сиявшему от радости Уинстону. И стал наблюдать, как тот выбирает полено для рубки.
— Должен признаться, что ты куда опытнее в этом деле, чем я, — заметил Уинстон и рубанул по чурбаку так, что отсек лишь тонкую щепку с краю. Топор скользнул лезвием по пню и вонзился в землю в одном дюйме от ноги горе-дровосека.
— Эй, Уинстон, эта штука острее острого, — предупредил Джек, отскочив на шаг в сторону.
— Господи, — выдохнул адвокат, покраснев от смущения.
Из чувства жалости Джек показал ему, как держать топор, как им взмахивать и с какой силой бить. После двух-трех неудачных попыток Уинстон начал усваивать урок.
Он закатал рукава свитера. Для своего возраста он имел вполне крепкое тело с натренированными мышцами.
— Как ты поддерживаешь форму? — спросил Джек.
Уинстон нанес завершающий удар по чурбаку и развалил его на два одинаковых полешка, одно из которых тут же водрузил на пень, чтобы расколоть на более мелкие части.
— Теннис, горные лыжи и, разумеется, гольф.
— Разумеется, — поддакнул Джек, мысленно прибавив: «Плюс ухлестывание за моей женой».
— Ты играешь в гольф, приятель?
— Ни разу не пробовал. Однажды мы с Мег пошли кататься на горных лыжах, но в этом занятии больше времени тратишь на ожидание подъемника, чем на катание. То ли дело обычный кросс. Еще мне по душе езда на горном велосипеде и бейсбол. А зимой я предпочитаю гимнастический зал.
— Великолепно. Очень важно быть всегда в движении. Это ключ к здоровью и долголетию.
Джек с трудом выносил то вымученное добродушие, в котором они с Уинстоном пытались перещеголять друг друга. Вчера вечером Джек чуть было не удушил этого парня в слепой, звериной ярости, больше уместной в тюремной камере, чем на отдыхе в семейном кругу. Однако по сердцу ему это или нет, но Уинстон станет для его детей отчимом, а значит, нужно научиться с ним ладить. Ради общего блага. Почему бы не начать прямо сейчас?
— Послушай, — сказал Джек. — Вчера я был не в своей тарелке. У меня не было права нападать на тебя. Обычно я так не поступаю.
— Забыто, — махнул рукой адвокат, удивив Джека неподдельной искренностью своего голоса. — Тогда в гостиной кипели страсти. Любой подтвердит, что ты был спровоцирован, — продолжил Уинстон. Потом посмотрел в глаза Джеку и сказал: — Я позабочусь о Мег. Я хочу, чтобы ты знал: я буду добр к ней и… — Внезапно он умолк, явно обеспокоившись тем, как бы опять не задеть Джека за живое.
— …и к девочкам, — закончил за него Джек. — Все в порядке. Я знаю, что тебя беспокоит. Я выгляжу немножко… деспотичным, как только дело касается моих детей.
— У тебя есть на это право. Согласен, что мне не хватает такта в семейных делах.
— Думаю, что рано или поздно вы притретесь, — вздохнул Джек.
Еще вчера он видел в адвокате только высокомерного, надменного, снисходительного тупицу, что вселяло в Джека чувство собственного превосходства и даже некоторую надежду, поскольку он не мог себе представить того, чтобы Мег провела свою жизнь с подобным типом. А теперь Джек вдруг понял, что Уинстон Кент — это не просто какое-то ходячее недоразумение в пиджаке спортивного покроя. Теперь Джек знал, что в этом человеке есть глубина, возможно, даже сила воли, и он стал понимать, почему этот мужчина приглянулся Мег.
Такие мысли совсем не прибавляли Джеку бодрости.
— Дай-ка мне.
Он забрал у Уинстона топор и установил на пне самое толстое полено.
С минуту Уинстон молча наблюдал за его работой, а потом сказал:
— Могу я спросить тебя кое о чем личном, Джек? Почему ты утаивал свое… тюремное прошлое от Мег?
Новый удар топора — и Джек со скрипом вызволил лезвие из древесины.
— А ты как думаешь?
— Мне кажется… кажется, что ты боялся потерять ее.
Джек наконец развалил полено надвое и поставил одну из половинок на пень.
— Сразу признаюсь, что я совершил немало ошибок. Глупейших ошибок.
— Я сам чувствую, что откровенность — это кратчайший путь к успеху во взаимоотношениях между людьми, — сказал Уинстон.
Пока Джек вытирал лицо краем рубашки, его вдруг настигла злорадная мысль.
— Что ж, верно, это было моим главным заблуждением, Уинстон. Недостаток откровенности. Именно из-за этого мы с Мег и разошлись.
От одной мысли о своем злом умысле Джек почувствовал угрызения совести. Нельзя было так поступать, даже по отношению к Уинстону.
— Я был в полной уверенности, что ваш брак распался из-за твоей неспособности добиться роста в карьере и обеспечить семье надежный достаток, — заявил Уинстон, насупив брови.
Ага, сработало. Джек понимал, что выпустил на свободу беса.
— Ну, это только доля правды, — согласился он. — Не знаю, что сказала тебе Мег, но разговоры о карьере и достатке — это лишь верхушка айсберга. Главная же проблема в том, что Мег требовала от меня предельной откровенности — понимаешь? Предельной! Чего мне, похоже, всегда не хватало.
— Ты лгал ей?
— Это была не столько ложь, сколько грех умолчания, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Джек не отводил глаз от расколотого полена, сохраняя строгое выражение лица.
— Нет, не совсем, — признался Уинстон.
— Ну, Мег постоянно хочет знать, что в самом деле занимает твои мысли. Она называет это «творческой критикой». И просто требует, чтобы ей указывали на все ее ошибки — на малейший просчет. А еще… упаси тебя Бог от лести. Мег чует ее за милю.
— Никогда бы не подумал, что она такая, — заявил Уинстон.
— Не скажет же она тебе об этом ни с того ни с сего! Но если бы я знал с самого начала, чего она от меня ждет, то, возможно, мы бы не расстались до сих пор.
Джек уныло покачал головой и поскреб верхнюю губу, чтобы скрыть усмешку.
— Значит, она требует полнейшей откровенности, — задумчиво произнес Уинстон.
— Полнейшей. Она считает, что недомолвки — это… э… — Джек стыдливо повернулся к адвокату спиной, — признак отсутствия мужества. Настоящий мужчина, по ее мнению, не станет ничего утаивать. Хочешь знать, что я думаю? — Джек оглянулся вокруг, как будто желая удостовериться, что они наедине, и произнес полушепотом: — Я думаю, что это ее заводит.
Уинстон округлил глаза, и Джек многозначительно ему кивнул.
— Го-о-осподи, — протянул адвокат. — И какого рода критику она хочет слышать?
— Так, дай-ка подумать… Она, например, считает, что у нее толстые бедра.
— У Мег?
— Женщина, — промолвил Джек, пожимая плечами. — А еще эти капризы из-за месячных. Понимаешь, о чем я…
— О да, — подтвердил Уинстон, ухмыльнувшись вслед за Джеком.
— Так вот, — продолжал Джек, — когда у нее месячные и она хандрит и подавлена, то ее нужно дразнить, делать замечания. Она это любит. Говори ей, что не переносишь бабских жалоб и скулежа. И не забывай напоминать ей, чтобы она не наматывала на палец волосы.
— Да, это скверная привычка, — сказал адвокат, скривив губы.
— Именно такие слова она и хочет услышать, чтобы избавиться от скверных привычек.
— Кстати, у нее неладно с языком, — заметил Уинстон.
— С языком?
— Да. Ты наверняка обратил внимание, что Мег частенько произносит слова, которым нет места в лексиконе светской дамы. Я научился пропускать их мимо ушей, но все-таки придется сделать ей замечание на этот счет… прежде чем она познакомится с моей мамой.
— Зачем откладывать? Чем скорее ты начнешь с критикой, тем больше Мег будет тебя уважать.
Уинстон бодро кивнул и сказал:
— Я поговорю с ней прямо сейчас.
— Я кошка! — крикнула Дейзи, вылепив из намыленных волос на макушке два стоящих торчком уха.
— А я кто? — спросила Мег, взбивая в пену шампунь на своей голове.
Дивный запах окружал ее — аромат полевых цветов и миндаля, если верить этикетке на флаконе шампуня. В просторной ванной комнате Мег вместе с трехлетней дочуркой плескалась в большой старинной ванне.
— Будешь собакой. Нет! Длаконом!
— Драконом, — поправила ребенка Мег. — А какие у дракона уши?
— Огломные и жуткие.
— Кажется, мне нужна помощь.
Мег пригнула голову и позволила Дейзи вылепить из мокрых пенистых волос два длинных рога, которые шлепнулись ей на уши.
— Ты стлашный длакон.
— Я должна пускать изо рта огонь?
— Ага! — захихикала Дейзи. — Пускай огонь!
Мег вобрала в себя как можно больше воздуха, зловеще округлив глаза, и дохнула на кроху воображаемым «огнем». Дейзи завизжала от восторга и плеснула в «чудовище» водой.
— Спасти тебя от дракона, Дейзи? — послышался голос у порога.
Мег резко повернула голову и увидела, как Джек затворяет за собою дверь. На мгновение у нее возникло нелепое желание прикрыть руками груди.
— Что ты здесь делаешь?
С беззастенчивой усмешкой Джек проследовал прямиком к ванне.
— Конечно же, спасаю мою дочь от огнедышащего дракона, — игриво ответил он. — Ведь я рыцарь в сверкающих доспехах, если помнишь. Твой герой.
Она помнила. Что-то вспыхнуло между ними, прежде чем Мег отвернулась от своего бывшего мужа, что-то такое, отчего у нее защемило сердце.
— Я испугала длакона, — объявила Дейзи. — Вот так, — и малышка бодро плеснула водой.
— О, так это ты герой. То есть героиня. — Джек присел на край ванны. — Ты погасила драконово пламя.
— Как видишь, у нас все под контролем, — сдержанно произнесла Мег. — Поэтому можешь удалиться.
— Глупости. Я помогу вам смыть пену, — сказал Джек, уверенный в том, что Мег перед Дейзи не устроит ему никаких сцен.
Змей-искуситель.
Пена потекла у Дейзи по лбу, девочка стала мигать и тереть ладонями глаза.
— Осторожно, рыбка. — Джек смахнул пену со лба малышки и снял с кронштейна гибкий шланг душа. Наклонил дочери голову и осторожно смыл с ее волос шампунь, защищая рукой ее личико от брызг. Потом велел ей встать и быстро ополоснул гладкое маленькое тельце, после чего вытащил кроху из ванны. Мег наблюдала, как ее бывший муж закутывал в толстое белое полотенце их младшую дочь, и рассеянно думала о том, на кого будет похож ее следующий ребенок. Уинстон никогда не был женат и хотел по меньшей мере одного собственного ребенка. Мег это радовало, поскольку ей всегда нравилось быть матерью. Но она не могла себе представить, что у рожденного ею ребенка не будет ни вьющихся волос, ни выразительных голубых глаз, как у Джека.
Джек ловко растер Дейзи полотенцем, промокнул ей волосы и пробежался по ним гребнем с широкими зубьями.
— Ну вот и все, победительница дракона, — сказал он. — Топай к Мари. Она поможет тебе одеться.
Закутавшись в большое полотенце, Дейзи выскочила из дверей ванной комнаты и понеслась по коридору с веселым криком:
— Мали! В ванной длакон!
Только теперь Мег поняла, что Джек останется с ней наедине.
Джек запер дверь. Она услышала, как щелкнул замок, и потянулась за шлангом душа, чтобы опередить бывшего мужа, пока он не взял инициативу в свои руки.
Джек вразвалочку прошествовал к ванне.
— Зачем так нервничать? Я не кусаюсь. — Он опять присел на краешек ванны и небрежно провел кончиком пальца по воде. — Хочешь, я сделаю погорячей?
Она не откликнулась, прекрасно понимая, что его способ делать купание «погорячей» не имеет ничего общего с тем, чтобы просто добавить в ванну горячей воды. Мег повернула вентиль и отрегулировала душ, потом подставила под него голову и ополоснула волосы.
С запозданием она спохватилась, что ее бывший муж свободно любуется всеми прелестями ее тела.
— Перестань на меня пялиться, — потребовала Мег.
— Шутишь? — улыбнулся он такой улыбкой, какую никогда бы не позволил себе в присутствии Дейзи.
— У тебя нет стыда.
— Только теперь заметила, да?
Она направила душ ему в лицо. Джек со смехом отключил воду, лишив ее «оружие» заряда, и стянул через голову промокшую рубашку.
— Прекрати! — воскликнула она. — Что, если Уинстон застанет тебя здесь?
— Ты ждешь его? — Джек швырнул рубашку в угол. — По-твоему, в этой большой ванне найдется место для нас троих, — пошутил он, расстегивая пряжку на джинсах.
— Как ты смеешь! — крикнула Мег, вцепившись в его руку.
Он смягчился, оставил пряжку и, схватив мыло, начал намыливать себе руки. Мег хорошо помнила его тело, но после развода он раздался в плечах, его грудь стала шире, а живот крепче. Под темными волосами, которые веером расходились по его груди, кожа сохраняла загар.
— Помнишь, как мы любили принимать ванну вместе? — спросил он.
Мег не желала ничего вспоминать.
— Я уже помылась.
— Станешь еще чище. — Джек положил мыло в мыльницу и заскользил пенными руками по упругой спине своей бывшей жены. От его уверенных прикосновений вся ее решимость дать отпор куда-то улетучилась. Джек встал на колени, его теплое дыхание обвевало ее кожу, смешиваясь с душистым горячим паром. Постепенно Мег охватило чувство расслабленности и покоя.
— Помнишь, как мы любили мыть друг друга? — Длинными сильными пальцами Джек намылил и помассировал ей предплечье. — Я помою спину тебе, а ты — мне. И мы будем касаться друг друга, дюйм за дюймом, пока у меня…
— Нет, — взмолилась она, слишком хорошо помня, чем заканчивались их совместные купания.
Ласки в ванной были лишь прелюдией, разжигающей страсть, напряженной игрой, в которой один бросал вызов другому — кому из них первому станет невмочь терпеть и кто первый попросит о большем.
Джек обладал чудовищной силой воли. Как ни зарекалась Мег, почти всегда она сдавалась первой, открыто и беззастенчиво умоляя его о соитии. А он озорно улыбался и… довольно часто вынуждал ее томиться еще несколько мучительных минут, прежде чем выполнял ее просьбу.
— Ты наверняка помнишь, — бормотал Джек, массируя ей другое предплечье.
Мег закрыла глаза, зная, с какой легкостью он мог прочесть по ним все ее мысли.
Он начал мыть ей груди, соблюдая тот ритуал, который некогда существовал у них. Мег схватила его за кисти.
— Джек… — выдохнула она, однако он пропустил протестующий вздох мимо ушей и продолжал медленно скользить ладонями по ее коже, следуя изгибам тела.
От этих прикосновений Мег опьянела, и ей было трудно понять, почему она позволяет ему все это делать. Мягким движением Джек высвободил свои кисти и опустил ее ослабевшие руки. Она безропотно покорилась.
— Откинься на спину, — сказал он и слегка надавливал ей на плечи, пока она не улеглась головой на край ванной, по грудь погруженная в воду.
Джек ополоснул ладони и положил ей под голову свернутое полотенце. Потом пристроил ее руки по краям ванной. Обручальное кольцо звякнуло об эмаль — слабо прозвучавшее предупреждение…
«Ах да, вот почему я не должна доводить до этого», — мелькнуло в голове у Мег.
— Позволь мне понежить тебя, — вымолвил Джек.
— Так вот как называется то, что ты делаешь, — холодно произнесла она.
Он открыто посмотрел ей в глаза с легкой улыбкой и со странным выражением простодушия и одновременно таинственности.
Сердце в ее груди подпрыгнуло, а дыхание перехватило от страстного желания близости.
Два года — чертовски долгий срок.
Нельзя проявлять слабость. Просто недопустимо доводить до этого, ведь она обручена. У Джека больше нет на нее никаких прав.
Впрочем, он и не ведет себя так, будто имеет на нее законное право. Он обольщает ее, искушает, а она потакает ему.
Джек снова взялся за мыло. Мег смежила веки. Она полежит так минуту, может быть, две, а потом остановит его.
Ее дыхание стало ровнее, но тут скользкие от мыльной пены пальцы Джека легли ей на обе груди и с нежностью начали ласкать их. Мег приоткрыла рот и учащенно задышала. Она боролась с искушением застонать.
Джек массировал ей ключицы и плечи, бока и особо чувствительные подмышки, каждый раз возвращаясь к груди. Соски затвердели, но Джек не касался их, хотя подбирался к ним все ближе и ближе, что заставляло Мег трепетать в предвкушении скорого и такого желанного прикосновения.
Она открыла глаза и увидела, как ладони Джека ласкают ей грудь, как медленно сжимаются его пальцы вокруг тугих истомленных сосков.
Пусть, у нее нет сил сопротивляться.
Дыхание Джека дразняще коснулось ее кожи прежде, чем он прильнул к ней губами. Этот первый нежнейший — почти воздушный — поцелуй пронзил Мег до самых глубин. Он был гораздо интимнее, чем любое смелое до дерзости прикосновение.
Джек продолжал целовать ее быстрыми, легкими поцелуями, не пытаясь сделать их более глубокими. Она же крепилась из последних сил, чтобы не притянуть его к себе и не впиться с жадностью губами в его рот. Когда Мег почувствовала, что все ее силы истощены, Джек наконец крепко поцеловал ее в губы и сдавил пальцами набухшие соски. Она резко выгнула тело с пронзительным вскриком, который он заглушил поцелуем. Мег продолжала беспомощно стонать, вцепившись в его руки, которые до нестерпимо сладостной муки пощипывали и сжимали ее пылающие соски.
Когда она стала задыхаться от непрерывных стонов, Джек приподнял голову и посмотрел ей в глаза. Только я могу довести тебя до такого, говорил его взгляд. Поэтому ты всегда будешь принадлежать мне.
Не сводя с нее глаз, он медленно заскользил ладонью по ее животу. Мег лежала истомленная и покорная.
Когда же он двинулся дальше, у Мег перехватило дыхание, ее тело вновь резко выгнулось. Это было невозможно перенести — настолько сильным и острым было ощущение. Почти пытка.
В теплой воде его пальцы казались холодными. Ее бедра покачивались в такт его ритмичным движениям. Зрачки Джека расширились, голубая радужная оболочка вокруг них превратилась в тонкое кольцо.
Мег была заворожена этими глазами и тем, как гладко перекатываются мышцы на его плече и руке, которой он ласкает ее. Застонав от наслаждения, Мег схватилась за края ванны и чуть приподняла тело, чтобы Джеку было удобнее.
Поймав ее взгляд, Джек пытался получить ответ на молчаливый вопрос. И наконец спросил:
— Адвокат не слишком усерден в постели?
— Мы еще… никогда… — промямлила Мег, не в силах лукавить.
Ошарашенный вид Джека едва не вызвал у нее приступ смеха.
— Мы… решили подождать до свадьбы.
— Но ты же не девица на выданье, — промолвил он с легкой улыбкой удивления.
Мег была готова ответить колкостью, но на ум ничего не приходило. Через несколько секунд она была уже на грани оргазма. Мег запаниковала: она нарушала одну из главных заповедей своей личной системы ценностей.
Джек, должно быть, почувствовал ее смятение. Он склонился к ней ближе и, отбросив свободной рукой мокрые волосы с ее лба, пробормотал:
— Не борись с этим, Мег. Пусть это произойдет.
Она резко мотнула головой из стороны в сторону, то ли от страсти, то ли от страха. Скорее всего, от немыслимой смеси того и другого.
— Я знаю тебя, — не отступал Джек. — Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее будет взрыв. — На его губах появилась сладострастно-веселая улыбка. — Лично у меня нет возражений, но ты можешь поднять криком весь дом. — Он поцеловал ее в раскрытый от затрудненного дыхания рот. — Давай, любимая. Расслабься.
— Не доводи меня до этого. Это неправильно…
Мег не верила, что произнесла эти слова вслух, пока не почувствовала, как замер Джек, хотя ее истомленное тело все еще изгибалось от страсти. Джек уставился на нее долгим тяжелым взглядом, потом поднялся.
Мег, не в силах унять дрожь, уселась в ванной и обхватила руками колени, обуреваемая самыми различными чувствами — стыдом, отвращением к себе, раскаянием и тоской. Ее тело все еще млело от неудовлетворенного желания.
Краешком глаза она видела, как Джек раздраженно подхватил рубашку.
— На этом нам нужно прекратить, — пробормотал он с горечью в голосе.
— Разве я звала тебя сюда?
Джек не ответил, а только склонился над ней и провел кончиками пальцев по ее груди.
— Ты раскраснелась, — сказал он. — Пережди несколько минут, прежде чем выходить из ванной и смотреть в лицо своему избраннику, для которого ты себя блюдешь. Если не хочешь, чтобы он поинтересовался, чем ты занималась без него.
Мег плотнее обхватила колени и хрипло, едва сдерживая слезы, крикнула:
— Убирайся!
Она чувствовала на себе его взгляд, чувствовала его колебание. Ее подбородок дрогнул. Нельзя разрыдаться у него на глазах. Она и так проявила достаточно слабости за один день.
— Уходи, Джек. Пожалуйста.
Он вздохнул и сказал тихо:
— Поговорим позже.
Не дождавшись ее отклика, Джек подошел к двери, выглянул через щелку в коридор и выскользнул из ванной.
Веки Мег были плотно сжаты, горячие слезы струились по ее лицу.
— Я одолела тебя, черт побери, — шептала она. — Одолела!
Если бы она твердила это подольше, то, возможно, поверила бы в сказанное.