На первой полосе

Глава первая

Назойливо зазвонил телефон.

— Мисс, это вы?

— Это зависит от того, кто со мной говорит. Если премьер-министр, то да, — ответила Катя, подмигнув Джоанне.

Протягивая руку, чтобы положить трубку, Катя заметила, как засопел шофер, почувствовав запах дорогих духов.

Она удобно расположилась на сиденье лимузина «бентли турбо»[2]. Рядом с ней сидела Джоанна Глейстер. Джоанна была на четвертом месяце беременности и поэтому часто нервничала. Сейчас ее беспокоили мысли о предстоящем вечере.

Катя и Джоанна были одеты, или скорее втиснуты, в черные элегантные вечерние платья, последний писк моды этого сезона: длинные, узкие, обтягивающие грудь, талию и бедра. Модельер, разработавший эти модели, явно заботился об эффекте, который они произведут на мужчин.

На Джоанне были туфли из синели, позаимствованные специально на этот вечер из отдела моды журнала, где она была редактором, а Катины «лодочки» принадлежали художнику по костюмам с телевидения.

Затрещал телефон, и Катя узнала уверенный голос их лучшей подруги Лиз Уотерхаус, также ехавшей на вечер.

— Алло, вы обе в порядке?

— Подожди, я включу динамик, чтобы Джоанна тоже тебя слышала.

Машину наполнил голос Лиз.

— Катя, я только что прочла в газете, что ты, вероятно, получишь премию. Ну, разве я когда-нибудь ошибалась?

Джоанна и Катя кивнули друг другу и крикнули в трубку: «Да!»

К их хохоту добавился смех Лиз, слегка приглушенный динамиком.

— Дурехи. Катя, тебе нужно больше работать над речью, вот все, что я могу тебе посоветовать.

— Спасибо за совет, — Катя улыбнулась точно также, как каждое утро улыбалась миллионам телезрителей. — Ты сейчас где?

— Я здесь… Нет, не там. Слева от вас.

Катя и Джоанна одновременно повернули головы и узнали темно-зеленый «мерседес» последней модели, принадлежащий газете «Санди кроникл». На нем обычно возили редактора, обязанности которого временно выполняла Лиз.

Теперь Катя и Джоанна не только слышали голос своей подруги, но и видели ее роскошную шевелюру цвета красного дерева. Лиз жестами показывала через открытое окно машины на вырез Катиного платья.

— Я понимаю, что существуют всякие штучки, чтобы подчеркнуть фигуру, но мне даже отсюда видно, что это уж слишком. Вы собираетесь соблюдать приличия? — как спросила однажды актриса священника.

— Нет, сегодня я продемонстрирую свои пышные формы, — Катя засмеялась. У нее была довольно маленькая грудь, и она надела специальный бюстгальтер, чтобы грудь казалась побольше. Эта деталь ее нижнего белья стоила почти столько же, сколько платье. — Кстати, спасибо тебе за этот плащ. Он просто прелесть.

Джоанна с восхищением провела рукой по плотному черному бархату. — Мне нужен такой же. В нем был бы не заметен мой живот.

— Надеюсь, это не намек сделать тебе заранее подарок к Рождеству? — спросила Катя.

— Да ладно, не упирайся. Это всего-то около трех тысяч фунтов, — прогудел голос Лиз.

— Вот черт, придется сегодня хорошенько за ним смотреть. Я бы прямо сейчас его надела, но менеджер нашего отдела по связям с общественностью считает, что на фотографиях, которые могут попасть на первые страницы газет, я должна быть в платье с декольте. Надену плащ, когда буду уезжать. Хорошо, что твой шофер мне его привез. Очень кстати. А как ты — привыкаешь к работе редактора?

— Не сглазь… Между прочим, если на плаще будет хоть одно пятнышко, то мне никогда больше его не дадут. Одну минуту, мой сотовый звонит.

Лиз нажала на сброс, а Джоанна прыснула со смеху.

— Только Лиз может додуматься иметь два телефона в машине.

— Я это уже слышала, — прокричала Лиз. — Я не хочу носить с собой сотовый, но наш юрист говорит, что должен иметь возможность позвонить мне в любую минуту… Да, мужчину, о котором мы сегодня писали на первой полосе, отвезли на «скорой». Должно быть, принял слишком большую дозу. Ну все. Пока.

Вскоре «мерседес» и взятый напрокат «бентли» наглухо застряли в дорожной пробке, и вся эта стальная автомобильная армада продвигалась вниз по Парк-лейн[3] со скоростью улитки.

Знаменитые платаны, посаженные в Гайд-парке еще во времена королевы Виктории и все еще хранящие величие ушедшей эпохи, шелестели листвой над всеми этими «скобяными» изделиями типа «роллс-ройсов», «порше» и тому подобных, стоящих в сумме несколько миллионов фунтов, которые продолжали свой неторопливый путь к гостинице «Гросвенор хаус»[4], где должна была состояться очередная ежегодная церемония вручения премий БАФТА[5] Британской академии кино и телевидения. Церемония должна была показать «кто есть кто» на телевидении, в кино и в других средствах массовой информации Соединенного Королевства.

Хотя каждая из подруг была довольно важной персоной, для публики больший интерес представляла Катя Крофт. За последние два года она много сделала для того, чтобы программа «TB-Утро» попала в первую строчку рейтинга утренних телепередач. Политикам очень нравилось, когда их показывали в ее программе, а для миллионов простых телезрителей «ТВ-Утро» было чем-то вроде десерта к завтраку.

Из рекламы о телекомпании общественность знала, что Кате двадцать восемь лет, но на самом деле она была на четыре года старше. Для миллионов людей, знакомых с ней только по передачам, она была Мисс Восход Солнца, и они настраивали телевизор на самую раннюю утреннюю передачу специально, чтобы посмотреть на нее, потому что каждый в глубине души думал, что именно к нему обращена лучезарная улыбка их золотоволосого и голубоглазого кумира.

Ее шеф пришел в восторг, узнав, что их передача попала в номинацию премии БАФТА. Во-первых, это должно было поднять зрительский интерес к программе, а во-вторых, что еще более важно, позволило бы увеличить расценки на размещение в ней рекламы. Для Кати получение премии означало бы, что при заключении контракта на следующий срок она смогла бы диктовать свои условия. Дело было не только в деньгах: она хотела большей свободы действий. Она должна добиться того, чтобы ее перестали связывать жесткими ограничениями, выделяя ей на интервью ровно четыре минуты двенадцать секунд. И уж нечего говорить о том, какой пыткой для нее был подъем в четыре утра.

Мелкий дождь стучал по мощеным брусчаткой и ежедневно подметаемым тротуарам Парк-лейн. Когда-то по этой улице проносились конные экипажи; сейчас же ее заполонили автомобили, двигающиеся черепашьим шагом.

Сидя внутри неподвижного лимузина, Катя включила светильник на потолке и стала внимательно изучать свое лицо, глядя в зеркальце косметического набора. Щеки в порядке, даже не нужно наносить пудру. Но она еще раз посмотрела на себя, проверяя не выглядит ли она так, словно в чем-то виновата.

Катя в сотый раз спрашивала себя, зачем ей, чьим золотым правилом было не связываться с семейными, надо было впутаться в такую авантюру.

Она знала многих женщин, которые вот так разрушили свою жизнь. Теперь она, можно сказать, визитная карточка программы «ТВ-Утро», завоевавшая симпатии и мужской и женской аудитории, лидер различных рейтингов, так что не возникало и тени сомнения, что именно она будет награждена премией БАФТА, цепенела от ужаса.

Как обычно Джоанна сразу поняла состояние своей подруги. Оки дружили уже много лет и понимали друг друга без слов.

— Катя, ну не волнуйся.

— Да я и не волнуюсь, — солгала та, но, заметив скептическое выражение лица Джоанны, поняла, что провести подругу не удалось. Если бы дело было только в этой проклятой премии, думала она, если бы все происходило как обычно, я бы все рассказала Джоанне и Лиз. Но сейчас это невозможно. Да и будет ли когда-нибудь возможно?

Ей впервые предстояло встретиться на публике с человеком, которого она любит — вот почему она так беспокоилась. При мысли о сегодняшнем вечере она приходила в ужас, и это не было преувеличением. Вся эта история, длящаяся уже восемь месяцев, может их скомпрометировать, ведь их могут выдать даже взгляды. Катя молила Бога, чтобы искусство владеть собой, которому она как телеведущая специально обучалась, ее не подвело.

— Если бы мне накладывала макияж Барбара Дейли, то не пришлось бы три раза подкрашивать губы, пока ехали от Челси до Мейфера, — сказала Джоанна и, внимательно посмотрев на Катю, продолжила: — Что тебя так беспокоит? Если не премия, то что? Наверняка он там будет. Ты уже несколько месяцев себя мучаешь. Ладно, не говори, но придет время и ты все расскажешь.

Катя колебалась. Мысленно она уже решилась довериться Джоанне, но вместо этого глубоко вздохнула и встряхнула головой. Ее светлые волосы, которые она унаследовала от польских предков, пахли ароматом «Голден Эш» от Дэниела Голвина.

— Скажи, я его знаю? — настаивала Джоанна, стараясь подобрать ключи к разгадке. — Он какая-нибудь знаменитость, да? Он женат, да?

— Извини, Джо, но я не могу тебе ничего сказать. Не сейчас.

— Ладно, но если передумаешь — я рядом.

Джоанна всегда была рядом. И Лиз тоже, это уже хорошо. Как бы ни были они заняты, у них всегда находилось время поговорить, дать нужный совет, выложить свои проблемы или просто поболтать, обменяться сплетнями или рассказать о том, что они будут делать, когда «вырастут». Катя, Лиз и Джоанна знали друг друга уже двенадцать лет и за эти годы стали близки, как сестры. Даже ближе.

С самого начала они все всегда делили на троих: работу, квартиру, знакомства — все, кроме мужчин, и стали такими подругами, что сами удивлялись. Хотя им всем было присуще то, что они сами называли проклятыми амбициями, даже сверхамбициями, доходящими до эгомании, они легко ладили между собой.

Когда Джоанна организовывала фотосъемку для рекламы новых моделей одежды в своем журнале, она смогла достать там сногсшибательные колготки, которые как раз подходили к новому платью Кати от Сони Рэкел. Джоанна была так рада, словно купила их себе.

Когда Лиз присутствовала на банкете по случаю приезда нового американского посла в Уинфилд-хаус, там была также жена президента, которая отказалась давать любые интервью лондонским журналистам. Джоанне нужно было как-то раздобыть материал на статью для журнала. И Лиз, поговорив с пресс-секретарем Первой Леди, удалось добиться того, что та смягчила свое решение и дала эксклюзивное интервью для журнала Джоанны.

А Кате, благодаря своему статусу звезды и красоте, удавалось заводить связи с нужными мужчинами. Как только они пытались за ней приударить, она быстренько знакомила их с Лиз или Джоанной, когда та еще не была замужем.

Шофер сдержанно кашлянул и с извиняющимся видом посмотрел по сторонам.

— Я боюсь, мисс Крофт, мы здесь еще минут пять простоим. А насчет дождя не беспокойтесь: доставлю вас прямо к парадному подъезду.

«Бентли» отделяло от входа в гостиницу еще пять машин. Под навесом у входа, где была постелена красная ковровая дорожка, толпились десятки фоторепортеров. Катя нервно вздохнула, и Джоанна похлопала ее по руке.

— Выглядишь великолепно. Ну, расслабься. Мы находимся не в онкологическом диспансере, подумаешь — вручение премии. Выше голову. — Джоанна положила руки себе на талию. — Возможно, я одеваю это платье в последний раз. Модельер, конечно, может гордиться своей работой, но его наверняка хватил бы инфаркт, если бы он увидел, что швы того гляди разойдутся. Я думаю, в его планы не входило, чтобы было видно каждый стежок, — она вздохнула. — Сегодня платье на меня еще влезло, но скоро придется покупать новое. Когда готовишься стать матерью, не успеваешь менять гардероб.

Катя нежно погладила Джоанну по животу. — Я уверена, что на этот раз ты действительно станешь мамой, — сказала она. — Ты себя нормально чувствуешь?

— Здесь что-то душно. Через минуту все будет нормально, — ответила Джоанна. И ей почти удалось убедить себя в этом. А интересно, почему все-таки Катя сегодня так волнуется?

У Джоанны это была четвертая беременность, три предыдущих не привели к рождению ребенка. Катя и Лиз помнили и тот день, когда у их подруги случился выкидыш, и ту ночь, когда ребенок родился мертвым и был прямиком отправлен в лабораторию. Они тогда не знали, кого первого успокаивать: Джоанну или ее мужа Джорджа.

Джоанна часто задавала себе вопрос, не был ли причиной этих несчастий аборт, который она сделала на Майорке, и сможет ли она наконец родить здорового ребенка?

Она только сегодня вернулась из Нью-Йорка. Ее врач с большой неохотой дал разрешение на эту поездку, заставив свою пациентку торжественно поклясться, что она пробудет там не более трех дней и вообще будет беречься. Она прилежно сдержала слово, если, конечно, не считать, что сейчас приехала на церемонию вручения премии БАФТА, что могла бы и не делать.

Она обожала Манхэттэн и ездила в Нью-Йорк каждый год. Рестораны с официантами, перечисляющими вам фирменные блюда так, будто читают поэму; широкие тротуары Пятой авеню, где до позднего вечера торгуют книгами; кони и кареты в Централ-парке; наконец, люди на улицах, и зимой и летом в темных очках — все это порождало эмоции, которые невозможно выразить словами. Воздух Нью-Йорка пьянил.

Основной целью этих поездок были встречи с коллегами и обсуждение способов повышения читательского интереса к журналу. Они также давали возможность собрать материал для статей и проверить, не проявил ли кто-нибудь из сотрудников малодушие, согласившись работать в каком-либо нью-йоркском журнале.

В этом городе находили работу очень многие журналисты, и казалось, что каждый, кто говорит по-английски, может там как-нибудь устроиться. Джоанне сделали не одно интересное предложение, однако как ни заманчиво было бы их принять, она чувствовала, что ее будущее связано с Великобританией, с Джорджем, с Катей и Лиз.

Джоанна первая из них вышла замуж. Ее свадьба с Джорджем состоялась в семейном поместье жениха, расположенном в Броад-Чалке, что в самом центре графства Уилтшир. Бракосочетание проходило в церкви шестнадцатого века. Катя и Лиз на свадьбе были не только потрясающе красивыми подружками невесты, но еще и служили Джоанне защитой от враждебно настроенной свекрови. Джоанна навсегда запомнила, каким ледяным взглядом посмотрела на нее свекровь, когда Джордж сообщил, что они собираются пожениться. Мысль, что ее единственный драгоценный сыночек, сэр Джордж Перигрин Лангфорд, женился на разведенной женщине, приехавшей из Южной Африки, дочери обанкротившегося бизнесмена и матери-алкоголички, до сих пор причиняла Кэтрин Лангфорд боль. Зачем Джорджу понадобилось брать в жены иностранку, когда он был знаком со множеством равных ему по положению английских девушек?

Джордж занимался съемкой репортажей, что было частью какой-то программы по оказанию гуманитарной помощи. Ему нужна была работа, на которой он вносил бы личный вклад в развитие общества, а не способствовал увеличению вклада в банке. Джоанна зарабатывала значительно больше, чем ее муж, но деньги ей платили не за просто так. Джоанне, так же как Кате и Лиз, приходилось работать с полной отдачей, посвящать себя своему делу целиком, достигать успеха собственными силами в условиях жесткой конкуренции. Все трое знали этому цену. И то, что всех троих приглашали на такие престижные тусовки, какой была, например, сегодняшняя, было вовсе не случайно.

Катя всерьез забеспокоилась — Джоанна побледнела и держалась за живот.

— Может, сказать водителю, чтобы сидел в машине, вдруг ты захочешь пораньше уехать домой?

— Спасибо. Так мне будет спокойнее, — ответила Джоанна. — Ты совершенно права. На таких мероприятиях самое главное происходит вначале. Именно вначале устанавливаешь контакты. Если я смогу это сделать, то буду считать свою работу выполненной. Мне бы очень хотелось посмотреть, как тебя будут награждать, но боюсь, придется поехать к себе и смотреть церемонию по телевизору.

Телефон в машине снова зазвонил, и Лиз с легким джорджийским акцентом сказала:

— Только что подъехали на несколько дюймов ближе. Я вас потеряла из виду, вы где?

Джоанна крикнула в трубку:

— Как раз приближаемся к входу. Как там мужчина, принявший слишком большую дозу?

— Не похоже на попытку самоубийства. А как каша звезда экрана?

— Нервничает. Все время, пока мы сидим в машине, смотрится в зеркало. Удивляюсь, как она не взяла с собой Барбару Дейли, раз у нее сегодня свидание.

— Катя, не переживай, все будет нормально, — сказала Лиз.

Ужасно обидно, думала Катя. Вроде бы должен быть отличный вечер. Ее лучшие подруги предсказывают, что она получит эту премию, а ей самой хочется куда-нибудь скрыться. Все же жизнь — такая дерьмовая штука. Ты работаешь, работаешь, и вот однажды, когда ты на вершине, греешься в лучах славы и получаешь удовольствие, приходит что-то такое, отчего ты начинаешь чувствовать себя несчастной. Любовь, например.

— Джордж сегодня не звонил? — спросила Лиз. — Когда он возвращается?

— Кто знает? Может быть, на следующей неделе, — ответила Джоанна. — Вот гад, никогда его нет, когда он действительно мне нужен.

Катя и Лиз не приняли эти слова всерьез, зная, что она сейчас так же без ума от своего мужа, как в тот день, когда они познакомились четыре года тому назад. Они тогда втроем пошли на скачки «Ройал Аскот», где Джоанна познакомилась с Джорджем и осталась в тот вечер с ним. На всю жизнь, как они потом говорили.

— Я могла бы его покритиковать, если бы он поехал развлекаться по злачным местам. Так ведь нет, я вышла замуж за святого. Он уехал в Заир — там создалось ужасное положение в одном из детских приютов, и не знает, когда сможет вернуться.

— Ну наконец-то движемся, — прервала ее Лиз. — Подождите меня в дамской комнате, ладно? Ну все, пока.

Когда Катя увидела из машины невысокого толстого мужчину, под руку с которым шла худая дама, по крайней мере, на двенадцать сантиметров выше ростом, на ее лице промелькнула озорная улыбка. Они направлялись к парадной двери.

— Посмотри вон туда! — Катя показала на эту пару. — Это Тайгер, наш председатель совета директоров, — весело сказала она. — А леди с загорелым носом — Розина из нашего пресс-центра. Я не смогу не рассказать своим об этом. Эта новость тянет, по меньшей мере, на семь баллов.

Сплетни из светской жизни оценивались в их компании по скользящей шкале, от одного до десяти, и если десятка означала всеобщий интерес, то семерка также заслуживала серьезного внимания.

Через несколько секунд они наконец подъехали к входу отеля. Мокрое шоссе отражало свет фотовспышек. Армия репортеров наступала, окружая автомобиль.

Привыкшая к такой суматохе, Катя с невозмутимым видом вывернула плащ наизнанку, чтобы дождь не замочил бархат, и перекинула его через руку. Швейцар с огромным зонтом в руке протолкался через толпу к блестящему «бентли» и встал перед дверцей. Катя высунула сначала голову, а потом подалась вперед и выскользнула из машины.

Она глубоко вздохнула. Платье облегало ее тело словно вторая кожа. Ничего удивительного, — следуя совету модельера, она последние два дня практически ничего не ела. Катя облизала губы, чтобы они блестели, мысленно перекрестилась и зашагала по красному ковру, ослепляемая светом фотовспышек. Ее все еще беспокоила мысль, что опасная встреча приближалась, но она помнила инструкцию «Двигайся и улыбайся», полученную ею в начале своей звездной карьеры.

— Проходи, Катя.

— Катя, немного повернись.

— Ну, еще разок…

— Катя, смотри на меня, на меня.

Это была обычная уловка репортеров: они называют вас по имени, хотя и не знакомы с вами.

— Сюда, Катя.

Когда она повернулась и помахала им рукой, затворы фотоаппаратов щелкнули в унисон.

— Ну еще разок, дорогуша.

— Катя, развернись ко мне. Вот так.

— Ну, Катя, покажи нам свои зубки.

Сколько бы раз Катя ни слышала эту фразу, она всегда вспоминала историю о том, как последний придворный художник писал портрет Ее Величества. «С зубами или без?» — спросила его королева. Мысль, что у Ее Величества нет зубов, сильно озадачила портретиста. Он не сразу понял, что она просто желала знать, следует ей улыбаться или нет.

Катя была фотогенична, и фотографы любили ее снимать.

Даже когда она была серьезна и спокойна, ее большие глаза и крупные губы притягивали взгляды окружающих. Фигура также работала на нее. Хотя ей казалась, что на экране телевизора она выглядит полновато и постоянно старалась сбросить килограмма три веса, ее изящная фигура прекрасно получалась на фотографиях. Она всегда слегка беспокоилась по поводу того, как смотрится со стороны, ведь даже супермодели считают, что у них не все идеально. Но все-таки, сравнивая себя с ними, она никогда не была спокойна.

Катя остановилась, поджидая Джоанну. Джоанна, не привыкшая путешествовать в лимузинах (на работу она обычно добиралась на купленном пять лет назад «форд-эскорте»), прилагала все усилия, пытаясь встать с мягкого кожаного сиденья.

Длинные, стройные ноги, показавшиеся из машины, привлекли внимание репортеров, и они устремились к ней. Засверкали фотовспышки и заработали видеокамеры. Но все это мигом прекратилось — репортеры поняли, что это не та Персона.

«Не просто Золушка, но еще и Гадкий Утенок», — подумала Джоанна. Сейчас был такой момент, когда ей хотелось спрятаться за Джорджа.

Как всегда Джоанна была слишком требовательна к себе. Даже беременная она выглядела потрясающе. Но Джоанна недооценивала впечатление, которое производила на окружающих ее респектабельная внешность: спокойный взгляд светло-карих глаз, ухоженное лицо, густые рыжевато-янтарные волосы, уложенные в прическу самим Джоном Фрайдом, уверенные манеры — всем сразу становилось ясно, что перед ними деловая дама, — в общем она выглядела как и должно преуспевающему главному редактору модного журнала.

Только близкие ей люди знали, что невозмутимость, самообладание и хладнокровие — лишь оболочка, а в душе Джоанна осталась маленькой девочкой, грызущей ногти.

Сейчас она подумала, что сможет сохранить гордую осанку, только если ее обмотать скотчем «Селотейп», облить универсальным клеем «Аралдайт» и вдобавок еще окружить строительными лесами фирмы «Тейлор Вудроу». Только мысль о том, что нужно завязывать деловые знакомства, заставила ее влезть в это платье и выехать из дома в пять часов в этот дождливый воскресный вечер, хотя она прекрасно могла бы посмотреть все это по телевизору, лежа на диване.

Сравнительно недавно она приступила к трудной работе по созданию женского журнала нового типа, главное место в котором занимали бы светские новости. Эта работа впервые заставила Джоанну посмотреть на своих подруг как на соперниц. Во всем, что касалось работы, она теперь видела в них конкурентов и если нужно было собрать материал, ей приходилось действовать быстро и энергично. Вот почему она не могла пропускать события, подобные сегодняшнему.

Репортеры заметили новую добычу — известного голливудского актера, звезду киноэкрана, появившегося из-за спины Джоанны. Все как один кинулись к нему и, приветствуя вновь прибывшую знаменитость, лихорадочно защелкали фотоаппаратами.

Звезда и его жена, державшая его под руку, выглядели идеальной парой, самим воплощением лос-анджелесского стиля и духа. Только посвященным было известно, что их брак — чистая фикция, потому что у актера был роман с другой, не менее знаменитой голливудской звездой. С мужчиной.

Джоанна, зная истинное положение вещей, посмотрела на них с изумлением. «Если бы я знала, что репортеры из «Ньюс оф зе Скруз» поджидают меня на каждом углу, а о моей жизни печатаются передовицы на первой полосе, я бы, возможно, тоже так улыбалась», — спустя секунду промелькнуло в ее голове.

Когда Джоанна несколько лет назад писала статьи о новостях в мире шоу-бизнеса, она беседовала с этим актером. Она помнила, как тогда практически растаяла от его сексуальности. Как несправедливо, что природа сотворила этого гомосексуалиста таким притягательным для женщин. Интересно, помнит ли он ее? Месяц назад ее журнал со статьей об этом актере отлично раскупался. Ходили слухи, будто он, по примеру Клинта Иствуда, выдвинул свою кандидатуру на пост мэра в своем городе.

Поймав на себе ее взгляд, он лениво улыбнулся. На этой улыбке он заработал свои миллионы.

— Держу пари, он всем девушкам так улыбается, — прошептала она Кате, — и молодым людям тоже.

Когда «мерседес» Лиз проезжал между двух телевизионных софитов, она увидела, как ее подруги вошли через стеклянную дверь в гостиницу.

Лиз, всегда испытывавшая маниакальный страх перед репортерами, решала как ей поступить: просто не обращать на них внимания и мужественно выйти из машины, как и подобает главному редактору газеты (может, Бог даст, она им и станет), или же, напротив, продемонстрировать им свою женственность и обаяние?

«Это несправедливо, — подумала она уже в который раз. Редакторы «Таймс», «Телеграф» или «Дейли экспресс»[6] — мужчины, и им не приходится поджимать живот и бояться, что в такую сырую погоду от их прически ничего не останется».

Да, это было несправедливо, но Лиз все же подобрала живот и шагнула на красный ковер. Довольно трудно в атласных туфлях на «шпильках» сохранять элегантную походку, непринужденно двигаться и спокойно дышать. И всё одновременно.

Она осторожно пробиралась через вестибюль, когда какой-то фотограф крикнул:

— Привет, Лиз. Ты всё еще должна мне за фотографии Клинтона.

Улыбка пропала с ее губ. Это не прибавит газете популярности среди фоторепортеров. Если они узнают, что в «Санди кроникл» не спешат платить, то станут предлагать свои фотографии в другие издания.

Не теряя чувства такта, она ему улыбнулась.

— Вам нужно обсудить этот вопрос с нашим художественным редактором.

Ну и нахалы эти независимые репортеры, никогда не упустят возможности публично высказать свои претензии.

Лиз была обязана своим успехом врожденному пессимизму. Она всегда была готова к тому, что в библиотеке не окажется нужной информации, что журналист опоздает на самолет, что сломается камера, и поэтому у нее всегда был запасной вариант.

Сначала она просто получала удовольствие от своей работы и радовалась осуществлению своих замыслов, но с годами поняла, что работа означает также испорченные вечера и пропущенные приглашения пообедать. Обидно работать на Флит-стрит, где полно баров с «мальчиками» и не иметь времени для серьезных отношений. В последнее время Лиз всё чаще встречались мужчины, которые ей явно были не пара. Лиз часто спрашивала себя, встретит ли она еще в своей жизни достаточно умного и подходящего мужчину, которому она бы тоже понравилась? Но про это желание мало кто знал.

Шестнадцать часов в день она находилась в беспощадном мире прессы. Она не могла допустить, чтобы язвительные коллеги, одинаково равнодушные к чужим печалям и радостям, узнали о ее страхах, и лишь с близкими подругами могла поделиться своими мыслями.

Лиз вошла в уборную отеля, всю увешанную зеркалами, и критически взглянула на себя. Перед ней появилось шесть отражений дамы в черном платье с люриксом. Она снова втянула в себя живот. Неплохо для Лиззи Уотерхаус из Джесмонд-Дина, «аристократического» пригорода Нью-Касла, скучного района, где ветер постоянно колышет занавески, а дома ждет куча бумаг, засунутых за каминные часы. Впрочем, сойдет также и для человека, который до полуночи сидит в офисе.

Утром она замазала тональным кремом мешки под глазами и осчастливила себя приобретением чрезвычайно дорогого вечернего платья от Кэтрин Уолкер, купить которое ее убедила Джоанна. Смотрится она очень даже прилично, учитывая, что за последние три месяца поправилась на шесть фунтов. «Все, я должна сесть на диету», пообещала она себе, как обещала почти каждую неделю. Когда женщина приближается к сорока, ей приходится решать, какую фигуру она хочет иметь. Лиз до сорока осталось шесть лет, но для нее, похоже, это время уже пришло.

Внутри нее шла постоянная борьба между привычкой хорошо питаться и желанием иметь такое тело, чтобы им можно было гордится. Нельзя сказать, что она не пыталась похудеть. Как и ее подруги, она принимала грязевые ванны, делала компрессы из морских водорослей, ходила в сауну и так далее. В своем стремлении похудеть она однажды зашла так далеко, что даже купила велотренажер и в течение одной недели энергично крутила педали, но в настоящее время он ей служил вешалкой.

Однажды они с Джоанной решили похудеть с помощью гипноза. Расслабленные они сидели на мягком диване, а гипнотизер снова и снова давал им установку, что они больше никогда, …когда, …когда не будут переедать.

— Ничего, кроме шоколада, — послышался сонный голос рядом с Лиз. Сеанс закончился тем, что они пришли домой и устроили пир из бананов и кукурузных хлопьев, больше в их крошечной квартирке тогда ничего не нашлось.

Сейчас Лиз желала иметь стройную фигуру сильнее чем когда-либо, но она обедала с министрами и, скрупулезно придерживаясь правил этикета, с младшими членами королевской семьи, а завтракала с промышленниками различных рангов, плотные завтраки которых состояли из трех блюд.

Когда лучшие в мире повара кладут вам под нос свои коронные фирменные блюда, а у вас от волнения просыпается волчий аппетит, ваша сила воли уходит на задний план.

Выйдя из туалета, она увидела множество очаровательных молодых женщин, выстроившихся в одну линию, чтобы сдать свои пальто. Это всегда ее немного раздражало. Почему бы не удвоить число служителей в гардеробе? И почему женщины забывают, что лучше оставить пальто в машине и померзнуть кару минут, чем потом понапрасну терять время? Или одеть накидку, которую можно просто повесить на спинку стула?

Лиз вдруг пришло в голову, что она уже привыкла пользоваться услугами шофера. Опасно. Настроение владельцев газет переменчиво, и если только Фергус Кейнфилд не предложит ей официально занять пост редактора «Санди кроникл», то снова придется ездить на автобусе. «Хорошо, что назад в любом случае возвращаюсь на такси».

Заметив у гардероба Катю и Джоанну, Лиз направилась к ним. Внезапно все притихли и застыли. Британцы не любят тех, кто лезет без очереди. Лиз прошла, небрежно покачивая сумочкой, улыбнулась Джулии Уолтерс, кивнула Эстер Рэнтсон и обратилась сразу ко всем:

— Извините, у меня нет пальто, я просто посплетничаю.

Суровые взгляды смягчились, и гул голосов возобновился.

Лиз увидела обрадованные лица подруг. Они кинулись к ней и заключили ее в свои объятия. Случайные зрители могли подумать, что они не виделись несколько месяцев. На самом же деле не проходило к дня, чтобы они не зашли друг к другу, и стоило им хотя бы раз в неделю не появиться вместе на людях, как по городу мгновенно начинали расползаться сплетни.

— Боже мой! — воскликнула Джоанна, оглядев Лиз, которая сегодня сногсшибательно выглядела. — Чудеса и превращения «Тысячи и одной ночи»! Последний раз мы виделись пару часов назад, но за это время ты совершенно преобразилась.

— Кто теперь скажет, что молитвы и Эстэ Лаудер не помогают? — усмехнулась Катя.

Подруги окинули взглядом очередь. Вечер обещал быть прекрасным. Безусловно, это была самая красивая очередь в Лондоне. Платья самых модных цветов зимнего сезона: мокрый асфальт, черный и антрацит. Всё точно так, как пишут в колонках светской хроники, только наяву. Сестры Коллинз — Полина, Джекки и Джоан — что-то обсуждали между собой. Редгрейвы, мать и дочь, также разговаривали друг с другом. В это время звезды и звездочки кино и телевидения, супермодели, жены высокопоставленных заправил из средств массовой информации, любовницы «Кое-Кого, Кто Имеет Вес» выясняли вопрос, почему ни один архитектор не додумался разработать проект, согласно которому в дамском туалете было бы в два раза больше кабинок, чем в мужском.

Одна из приглашенных, одетая в творение от Райфэта Озбека, махнула Лиз рукой. Лиз улыбнулась в ответ, хотя сначала и не узнала кто это. Внимательно присмотревшись, она вспомнила. Это же Уэнди Лей, известный автор статей из светской жизни. Как всегда Лиз не могла не бросить взгляд на платье Уэнди. Почему бы и не купить такое, раз ты любовница супермагната Роберта Максвелла.

— Увидимся, — произнесла Лиз. Уэнди ей нравилась.

Звонок ее сотового телефона раздался как гром среди ясного неба. Это опять звонил юрист их газеты; из-за гула, стоявшего в вестибюле, Лиз с трудом расслышала его голос. Джоанна и Катя усмехнулись. Телефономания их подруги выходила за рамки нормы. Хотя она и делала каждый раз вид, что недовольна, когда звонил телефон, ее страсть к телефонным разговорам была известна Джоанне и Кате.

— Нет, ты не можешь позвонить позднее. Здесь запрещено разговаривать по телефону… Потому что мы в прямом эфире, вот почему. Я позвоню тебе часика через два, ладно? — Лиз отключила сотовый и убрала его в сумочку.

Наконец Катя сдала плащ, и они дружно устремились к зеркалам, где стали прихорашиваться.

— Вы обе выглядите замечательно, — сказала Лиз. — Как тебе удалось влезть в это платье?

— С помощью голодания, — парировала Катя.

— После того, как у меня родится ребенок, я тоже сяду на диету, — сказала Джоанна. — Ну, может, когда ему исполнится лет шестнадцать.

Разговаривать о своем весе было так же естественно, как дышать. Джоанна и Лиз вдруг заметили, что Катя пристально смотрит в спину блондинке с короткой прической, одетую в парчовый костюм, сжитый на заказ.

В этот момент Катя была абсолютно уверена, что это она.

Когда же блондинка повернулась, то ее лицо оказалось совершенно незнакомым. Как только Катя заметила, что ее подруги наблюдают за ней, она тут же отвела взгляд от блондинки, поняв, что должна быть более осторожна.

— Что случилось, — спросила Джоанна.

— Ничего, ничего. Всё отлично, — ответила Катя и направилась в туалет, беспокоясь, как бы ее лицо не пошло пятнами, что всегда случалось, когда она испытывала сильный стресс.

Когда она ушла, Джоанна прошептала Лиз:

— Ты заметила ее реакцию на эту блондинку? Наверно, это его жена. Теперь я понимаю, почему она весь вечер такая взвинченная.

— Черт! — ответила Лиз с чувством. — Это всегда так. Помнишь мое состояние, когда я находилась на приеме вместе с женой Эсмонда? Я весь вечер не могла глаз поднять. Так оробела, что не могла дождаться, когда же смогу уйти. Не дай Бог испытать такое еще раз.

— Раз он женат, в нем, наверное, есть что-то особенное, — отозвалась Джоанна. — Она обычно никогда не крутит романы с женатыми мужчинами.

— Кто же это?

— Не знаю. Какая-нибудь важная персона. Она впервые не хочет нам рассказать. Держу пари, кто-нибудь из знаменитостей.

Смесь любви, участия и любопытства заставила Джоанну заметить:

— Давай понаблюдаем, с кем она будет разговаривать.

Через несколько минут Катя возвратилась и стала рыться в сумочке в поисках тонального крема. Она могла пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда ее лицо покрывалось пятнами. Та ночь, когда она, возвращаясь домой, встретилась перед домом со своим отцом, ходившим с таким видом, словно ему точно известно, что она потеряла невинность. Собеседование при приеме на работу в «TB-Утро» и тот первый вечер с человеком, которого она любит. Дерматологи с Харли-стрит, к которым она обращалась за консультацией, ничем не смогли помочь.

— Не волнуйся, — сказала Лиз, наблюдая, как Катя наносит крем на лицо. — Ты знаешь, что все будет нормально, как только ты успокоишься. Ну же. Мы всегда жалуемся, что мало отдыхаем, так давайте получать удовольствие от сегодняшнего вечера. Когда последний раз мы купались в шампанском и ели пирожные?

Катя и Джоанна секунду подумали и хором ответили:

— На прошлой неделе.

— Это не считается, — возразила Лиз в ответ на их хохот. — Тогда нервничала я. Мне пришлось произносить речь.

— Все, что от тебя здесь требуется, — сказала Джоанна, обращаясь к Кате, — это забрать премию, не забывая при этом улыбаться, и поблагодарить тех, кто знал тебе еще в то время, когда ты была бедной овечкой.

Стройная блондинка в костюме из парчи шла прямо к ним. «Идет, чтоб мне провалиться», — подумала Джоанна. Они многозначительно посмотрели на Катю, но та казалась невозмутимой. Блондинка просто подошла, взяла из коробки два бумажных носовых платка и положила их в свою маленькую сумочку, расшитую черным бисером. Неторопливо посмотрев на себя в зеркало, она зашагала обратно, удовлетворенно улыбаясь.

«Ложная тревога», — подумала Лиз.

Джоанна тяжело опустилась на банкетку. «Пусть ноги немного отдохнут». Она увидела, что ее подруги с беспокойством смотрят на нее.

— Здесь что-то жарко. В банкетном зале мне будет лучше.

Джоанна дала зарок сходить завтра к гинекологу. Ее тревожило, что беременность протекала так тяжело. Она бы хотела, чтобы у нее эти сорок недель прошли, как у других. У нее же, когда не тошнило — болела голова, когда не болела голова — болел живот, а если не болел, то кололо сердце, опухали лодыжки или руки. Нет бы все было нормально, как у большинства. Как бы не так!

Джордж ей обещал, что на этот раз беременность будет проходить легче. Он, вероятно, совсем уже потерял надежду иметь ребенка. Правильно ли она поступила, придя сюда? Если что-нибудь опять случится, Джордж не сможет понять, зачем ей понадобилось ехать на этот многолюдный, шумный, душный, вредный для здоровья вечер. Как бы она ни пыталась объяснить, Джордж никогда не сможет понять, что за проклятые амбиции управляют ее поведением.

Она провела рукой по волосам, и бриллиант в один карат сверкнул на ее указательном пальце. Блеск алмаза напомнил ей о Джордже. Джоанна довольно улыбнулась. Она снова подумала о том, как ей повезло. Они всегда понимали друг друга с полуслова и знали, как доставить друг другу удовольствие. Ей нравилось его худощавое тело, а темно-русые волосы выглядели очень возбуждающе. Первые несколько месяцев они почти не вылезали из постели, а когда страсти немного поутихли, Джоанна поняла, что наконец нашла себе достойную пару. Правда, он не так остроумен и эрудирован, как она, но зато солиден и невозмутим. А эти качества она ценила — их начисто был лишен ее отец. Из-за пристрастия к азартным играм его поведение было непредсказуемо. Не было этих качеств и у первого мужа, который получал удовольствие только от ссор с ней.

Она смотрела в зеркало на своих подруг, наматывая на палец прядь волос и поправляя платье, сползающее с плеч.

— Мы уже столько времени вместе, и как же мы изменились. Сейчас мы выглядим так, будто сошли с журнальной обложки, — подумала она и поняла, что мыслит вслух.

Лиз повернулась к ней: — Постоянный уход за собой, дорогуша.

— Джо права, мы изменились, — сказала Катя. — Если сравнить нас с фотографией, что висит у меня в ванной, где мы стоим на балконе в Пальме, то в нас всё изменилось, кроме бровей.

— И поэтому мы их ощипали, как рождественскую индюшку.

— Помните, как мы все красили волосы в каштановый цвет?

При этом воспоминании все трое заулыбались.

— И совсем не было денег, так что приходилось брать друг у друга краску для волос, сумочки и даже нижнее белье.

— А помните мое голубое платье? — спросила Катя.

— Опять ты со своим голубым платьем, — ответили в унисон ее подруги.

Катя угрохала на это голубое платье недельную зарплату. Через три дня после покупки его одела Джоанна, которая приколола на грудь брошь с тупой иглой, чтобы вырез был поменьше, и на платье появились две большие уродливые дыры. Чтобы их скрыть, пришлось прицепить другую брошь, побольше, от которой появились еще две дыры, и так далее.

— Сколько лет тебе еще понадобится, чтобы ты забыла про это чертово платье и перестала нас изводить? — спросила Джоанна.

— Я хочу, чтобы вы знали, — ответила Катя, — что я за это на вас зла не держу. Просто помню этот случай, вот и всё.

Она наклонилась к Джоанне, держа в руке пуховку из коробки с пудрой, и легко провела ею по щекам подруги. — Так, по крайней мере, у тебя будет более здоровый вид, даже если ты себя неплохо чувствуешь.

— Я чувствую себя прекрасно, правда.

Но подруги подозревали, что она притворяется.

— Не спешите, еще полно времени, — сказала Лиз.

— Кстати, я сегодня не смогу много съесть, даже если мне и захочется. Это платье такое узкое, что я, ребенок и еда — все вместе — туда просто не поместимся.

— Я тоже не смогу, — сказала Лиз. — Я слишком нервничаю.

Катя посмотрела на нее. — Конечно. Твой «обед» будет завтра.

Лиз на следующий день встречалась с боссом, Фергусом Кейнфилдом, канадским мультимиллионером, владельцем «Санди кроникл», о котором шли слухи, что он рыскает по всей Флит-стрит в поисках лучшей кандидатуры на пост нового редактора газеты. Завтра, пригласив Лиз на обед, он даст ей возможность в течение двух часов доказывать ему, что она — самый подходящий человек для этой работы.

— Как ты оцениваешь свои шансы? — спросила Джоанна.

— Пятьдесят на пятьдесят. Мне сказали, что этот человек больше любит женщин в горизонтальном положении. В данный момент он пытается приударить за редактором отдела моды.

— Ты хочешь сказать за… как ее там, за Николь Уэлсли? — спросила Катя.

— Да, он пытается, только эта вульгарная особа быстрее сама его ударит. Ха-ха.

— Не будь такой придирой, — вставила Джоанна, — ты ей просто завидуешь.

— Завидую? Слушай, — возразила Лиз, — я ничего не имею против ее личной жизни, но журналист должен посвящать, по крайней мере, двадцать пять процентов своего времени работе над текстами и художественным оформлением. А она же редко когда появляется в офисе, а при подготовке новых выпусков использует устаревшие материалы. Она всех нас позорит.

Катя наморщила нос.

— Проблема в том, что нам самим пришлось пробиваться — своим трудом, поэтому нас подобное раздражает.

Лиз тоже засмеялась.

— Я бы хотела, чтобы у меня спросили, — сказала она, — что у этих миллионеров есть такого, чего нет у меня?

— Подумай, Лиз, если бы у тебя были их миллионы, то тебе не пришлось бы так рано вставать по утрам.

— Поверьте, — ответила она, — я бы их потратила в первый же день до обеда. Но что бы стала делать вечером, я не знаю.

В двери дамской уборной появилась голова. Это была секретарша из отдела новостей «ТВ-Утро» — Джанин, известная своей лютостью.

— Осторожно, — прошептала Лиз. — Тамерлан вышел на тропу войны.

Джанин ощетинилась.

— Катя, Ее Королевское Высочество прибывает через пять минут. Нас приглашают к столу. Надо идти прямо сейчас.

Королевское высочество или не королевское, но Джоанна не решилась сразу же пойти в банкетный зал. Отлично зная, что такое выкидыш, сейчас она чувствовала, что внутри нее что-то происходит. Господи, неужели опять, думала она с тревогой.

— Извините, — сказала она подругам. — Мне опять нужно в туалет.

— Катя, ты иди, — посоветовала Лиз, смахивая рукой блестящую нитку с лифа своего сверкающего платья. — Я подожду здесь Джоанну.

— Ты уверена, что вам не понадобится моя помощь? — спросила Катя.

— Уверена, спасибо. Иди, мы еще увидимся.

Открыв стеклянную дверь, Катя вышла на огромный балкон и окинула взглядом зал в надежде отыскать знакомое лицо. Сверху она улыбнулась Ширли Конран. Ширли выглядела потрясающе. Безусловно, стоило платить четыре тысячи фунтов за косметическую операцию.

Похоже, никто не спешил занять место за своим столиком. Как обычно Джанин поддалась ненужной панике. Катя подумала, что у нее мало шансов столкнуться со своим любовником, который как особо важная персона будет присутствовать здесь вместе с принцессой и с другими шишками из Академии. Но спустя минуту прямо перед ней возникла дама, от встречи с которой Катя всегда старалась уклониться в телестудии.

Розина Смит, глава отдела по связям с общественностью программы «TB-Утро», ей улыбнулась, сверкнув вставными зубами. Они ей встали в десять тысяч еще в то давнее время, когда она прилагала тщетные усилия, чтобы появиться на телеэкране.

— Катя, милая, я ведь имела в виду небольшой вырез, а не такой гигантский, как у тебя. — Не переводя дыхания, она повернулась к Кате спиной и улыбнулась довольно добродушному на вид юноше, стоящему рядом с ней. — Дорогая, ты ведь знакома с Яном?

Катя стерпела колкость, отпущенную в ее адрес и посмотрела на слегка смущенного молодого человека, стеснительно улыбавшегося ей.

— Все сотрудники нашей телестудии признают, что пропали бы без поддержки Розины, — сказала Катя, посылая ему свою знаменитую улыбку.

Как и большинство мужчин, с которыми она пыталась установить контакт, он сразу потерял дар речи.

— Вы тоже занимаетесь этим сумасшедшим бизнесом? — спросила она.

— Что-то в этом роде, — ответил он с кислой миной на лице, наклонив к Кате голову, так как был намного выше ее ростом.

Розина не могла не показать, что она торжествует.

— Дорогая, я думала, ты догадалась, что это сын Тайгера.

«Господи, я явно дала маху, не узнав сына председателя совета директоров». Ей очень хотелось уйти в гостиную, где собрались особо важные персоны. Но приходилось тратить драгоценные минуты, чтобы исправить допущенный промах.

Катя повернулась к молодому человеку, демонстрируя профессиональную заинтересованность:

— Да, ваш отец упоминал, что вы будете работать в компании, но в какой сфере?

К несчастью, Ян с жаром бросился отвечать на вопрос. Он сказал, что будет заниматься экономикой. Пять минут спустя он все еще рьяно обсуждал финансовую эффективность работы телерадиовещательных компаний.

Катя потеряла всякую надежду уйти. Заглянуть ему за спину, чтобы узнать, что там происходит, так, чтобы он этого не заметил, было нелегко. Громкий и неприятного тембра голос собеседника был невыносим даже для Кати, привыкшей в течение года работать с постоянно орущим режиссером. Ее также убивала односложность его речи, сопровождаемая жестикуляцией, как у постановщика.

Проходили минуты. Вскоре нужно будет садиться за стол, и уже не будет времени, чтобы перекинуться парой слов с любимым человеком. С ужасом Катя поняла, что на помощь к ней никто не придет, так как со стороны она выглядит, будто хочет очаровать сына босса.

Раздался звук удара молотка о стол и шум голосов стих.

— Уважаемые господа, леди и джентльмены, — от уверенного голоса ведущего, одетого в красный пиджак, зазвенели стаканы. — Прошу вас занять свои места. Сейчас подадут обед.

Проклятье, подумала Катя. Она с отчаянием посмотрела по сторонам. Черт! Черт!

Знаменитости, их агенты по рекламе, доверенные лица, адвокаты и другие прихлебатели хлынули к столам самого большого банкетного зала в Лондоне. Катя невольно оказалась вовлеченной в этот людской поток. Когда она наконец села, то не смогла устоять перед искушением взглянуть, кто же сидит за самым главным столом. Но вокруг него пока никого не было, если не считать нескольких официантов, делавших какие-то приготовления. Один из них прошмыгнул мимо ее столика, держа в руках два покрытых позолотой стула, предназначенных высоким гостям. Катя, почувствовав жар в груди, покраснела и снова пошла пятнами.

— Что происходит? — спросила она, повернувшись к известному в стране диктору новостей, сидящему слева от нее.

— Не имею никакого понятия, голубушка. — Он приятно улыбнулся. — Я вижу только то, что появляется на экране монитора, стоящего передо мной в студии. — Он еще не дошел до кондиции. Его прославленное чувство юмора проявлялось только тогда, когда он выпивал свои обычные полторы бутылки виски.

Наверху, в дамском туалете, где Лиз дожидалась Джоанну, больше никого не было, кроме кинозвезды, являвшейся одним из всемирно известных секс-символов, которая рывком сдернула с головы парик, тщательно расчесала его и надела обратно, скрыв под ним свои жалкие редкие волосы, ставшие такими вследствие долгого ношения париков, плохой диеты, постоянного использования лака для волос и обесцвечивания.

Когда кинозвезда задрала юбку, чтобы поправить сползшие чулки, Лиз была поражена: она с удивлением отметила, что знаменитость была без трусиков. Удивительно, подумала Лиз, у нее так много волос в одном месте и так мало в другом. Что бы сказали читатели ее газеты, если бы увидели такую фотографию? Она сделала вид, что не смотрит и пошла к кабинкам.

— Джоанна, — позвала она, — с тобой все нормально?

Сидя за закрытой дверью, Джоанна старалась внушить себе, что ей лучше. Разве не смешно, размышляла она, что когда тебе двадцать, ты спешишь в туалет, теша себя надеждой увидеть на трусиках красные пятна, а когда тебе за тридцать и ты наконец беременна, то идешь в туалет и молишь Бога, чтобы их не было?

— Я сейчас, — отозвалась она, стараясь, чтобы голос звучал бодро. Она хотела посидеть еще минутку, чтобы опухшие лодыжки пришли в норму. Хотя в этот раз крови не было, Джоанна все же чувствовала, что что-то не так. Может, ей увильнуть с банкета и поехать домой? Хотя и неплохая перспектива, но с Катей и Лиз все-таки веселее. После рождения ребенка придется видеться с ними реже.

Выходя вместе с Лиз из туалета, она расправила плечи и погладила себя по животу. «Ну, детка, давай присоединимся к звездам».

Около восьми сотен гостей стояли, держась за спинки стульев, и болтали друг с другом. Некоторые с интересом наблюдали, как Джоанна спускается по лестнице. Хотя ей было несколько неловко оттого, что она опаздывает, Джоанна не отваживалась идти быстрее.

Лиз шла рядом, погруженная в мысли о предстоящем ей завтра обеде с владельцем газеты. Возможно это будет самый важный обед в ее жизни. Проходя мимо Катиного столика, они подняли большие пальцы вверх, но, похоже, она едва обратила на это внимание. Ее глаза были обращены наверх, она ждала момента, когда появится принцесса и сопровождающие ее лица. Подруги решили, что Катин любовник должен быть среди них.

Джоанна наконец нашла свое место. На другом конце зала женщина с явными признаками беременности смеялась, шутила и потягивала из фужера шампанское. Джоанна с завистью вздохнула. Ее гинеколог, доктор Бишофф, сказала ей, что женская матка во многом напоминает яблочный сад. Она всегда могла сказать, какая женщина сможет принести урожай в этом году, какая в следующем, а от какой никогда не будет плода. И, по словам врача, теперь настало время Джоанны давать плоды.

Все ожидали прибытия высочайших гостей. Джоанна сильнее, чем большинство присутствующих, хотела, чтобы при перечислении титулов Ее Королевского Высочества не нужно было вставать. В который уже раз она задала себе вопрос, зачем она сюда пришла.

Джоанна была не против посвятить себя ведению домашнего хозяйства, но ее закрутила карьерная карусель. Другим женщинам не нужно вкалывать до седьмого пота, сидя до полуночи и размышляя над текстами журнальных статей, и они не бросают все домашние дела на том основании, что сейчас в издательском бизнесе наблюдается спад. Зачем же ей все это нужно?

Ее подруги находились точно в таком же положении. Если Лиз нужна была статья для газеты, она, нисколько не колеблясь, жертвовала для этого своей личной жизнью. А Катя часами просиживала в студии, принимая участие в монтаже предварительно записанных кадров, хотя могла просто отдать их режиссеру и технической группе. Просматривая пленку, она выбирала такие кадры, на которых во время записи смотрелась безупречно. Многие дикторы и телеведущие гнушались этой работой, отнимающей массу времени, ведь пленку приходилось просматривать много раз, и к тому же вряд ли телезрители, по их мнению, способны оценить это. Но именно поэтому Катей восхищался директор программы и постановщики.

Они трое были частью все увеличивающейся армии женщин, которые предпочли традиционным женским занятиям профессиональную карьеру и начали действовать как охотники, пробираясь сквозь ее чащи. Но мужчины не желали быть на вторых ролях и единогласно решили не сдавать свою территорию без боя. Для женщин, подобных Лиз и Кате, это создавало еще и дополнительную трудность: те мужчины, которых они могли бы полюбить, предпочитали других, менее состоятельных и потому более доступных женщин. Тем не менее, внутренние побуждения не давали им свернуть с того пути, который они избрали.

И их проверенная временем дружба продолжалась. Каждый год они устраивали праздничный обед, посвященный тому случайному стечению обстоятельств, которое двенадцать лет назад свело их вместе.