Наперекор судьбе

Глава одиннадцатая

Ветер гулял по пустынному берегу залива. Лишь одинокая чайка решительно клевала что-то съедобное, выброшенное морской волной на мель. Холодный дождь проникал через все шесть слоев одежды, в которую в то утро укуталась Мэдселин. Замерзшая, с посиневшими губами, она повернулась лицом к своему не ведающему жалости мучителю.

— Не вижу никакого смысла делать это, англичанин. Вы, может быть, чувствуете себя как дома на этом страшном холоде, но нормандские дамы привыкли к более мягкому климату. Уверяю вас, что наши дамы не слишком склонны к сражениям. Мы предоставляем это мужчинам и крестьянам.

Эдвин стоял перед нею как скала, обратив лицо к морю. Сильные порывы ветра трепали его косу.

— Поверьте мне, женщина. Я раньше видел нормандскую леди, вот так, собственными глазами. — Он вновь окинул ее своими серыми глазами с головы до ног, заслужив очередной гневный взгляд Мэдселин. — Насколько я могу судить, тело ваше не болит, а глаза…

Она нетерпеливо подняла руку, чтобы остановить его дальнейшие рассуждения на эту тему. Эдвин, казалось, рассматривал ее в высшей степени внимательно.

— Я не говорила, что со мной что-то не в порядке, просто это занятие… — Зубы у Мэдселин начали стучать, и она плотнее закуталась в тяжелый плащ.

— Орвелл — умный человек, — медленно втолковывал ей Эдвин, словно имея дело с неразумным ребенком. — Вам не причинит вреда, если вы научитесь защищать себя.

— А я думала, вы просто выполняете свою работу, — высокомерно фыркнув, заметила она.

— Да, но всегда существует возможность, что меня не окажется рядом. Вы — такая женщина, которую очень трудно…

— …сковать, — лаконично закончила она. — Послушайте, — сквозь стиснутые зубы проговорила Мэдселин, — раз уж вы меня вытащили в эту… жуткую стужу, то может, хотя бы приступим к делу?

Он наклонил голову, но прежде, прищурившись, внимательно огляделся по сторонам. Они стояли на краю песчаного пляжа, поскольку, как мрачно заметил Эдвин, на песок ей будет мягче падать. Темнеющий позади лес был под стать шумным волнам, которые с тяжелым грохотом ударялись о берег. Затем Эдвин повернулся к Мэдселин и задумчиво посмотрел на нее.

— Для женщины вы хорошо сложены и, вероятно, гораздо сильнее, чем сами предполагаете. Может, попробуем отработать несколько основных движений без кинжала? Чтобы вы привыкли к мужской силе. — Теперь на его лице вместо улыбки появилось торжественное выражение, и из-за этого Мэдселин решила, что сейчас он говорит по-настоящему серьезно.

— На ваше усмотрение, — без особого энтузиазма проворчала она.

— Мэдселин, — угрюмо упрекнул он ее, — я же пытаюсь вам помочь.

— Ну, хорошо, — вздохнула она. — Что вы хотите, чтобы я сделала?

Весьма проворно Эдвин принялся показывать Мэдселин, как наиболее действенно противостоять сильному мужчине. Поначалу неуклюжая и неловкая, она постепенно почувствовала себя увереннее. Ею овладело бурное веселье, когда одним сильным ударом ей удалось, наконец, свалить его с ног.

— Ха! — прокричала она неподвижно лежащему Эдвину. — Оказывается, мужчины годами просто дурачили нас. Ведь свалить вас на землю не так уж трудно. — Не получив ответа, Мэдселин более пристально присмотрелась к своему учителю. Он не шевелился, глаза его были закрыты. Ею овладела паника, она испуганно огляделась по сторонам, но поблизости никого не было, кто мог бы прийти ей на помощь.

Опустившись возле Эдвина на колени, Мэдселин нежно погладила его заросшую щетиной щеку.

— Эдвин! Эдвин? — Она звала его все громче, потом нагнулась прямо над ним, чтобы распознать, дышит ли он. Он не подавал никаких признаков жизни. — Боже праведный! — прошептала она. — Я убила его. — Она сидела, оцепенело глядя на него. Сердце ее бешено билось, а пальцы продолжали нежно гладить его по щеке.

Вдруг две сильных руки крепко схватили ее за запястья и потянули вниз. Эдвин быстро перекатился так, что она оказалась полностью под ним.

— Я думала, вы умерли. — Страх сменился медленно растущей яростью. — И как раз собиралась прочитать благодарственную молитву, — прошипела она.

Нос и губы Эдвина были на расстоянии пальца от ее лица, а тело его довольно ощутимо давило на нее. У нее не было никакой возможности вырваться.

— Да. Я почувствовал, как вы колотили меня по лицу пальцами, — улыбнулся он.

Пока он не сказал это, Мэдселин чувствовала себя в относительной безопасности, но, как только он улыбнулся ей своей особенной улыбкой, внутри у нее словно все расплавилось. Кроме того, ей становилось все труднее и труднее дышать.

— Негодяй! — задыхаясь, выдавила она.

— Мы, мужчины, очень хитрые создания. — Эдвин вытянул ее руки над головой и зажал одной рукой. — Всегда надо быть готовой к любой неожиданности. И никогда не считайте, что мужчина безопасен, даже если у него закрыты глаза.

Мэдселин зевнула, почему-то отрезвленная его проворностью. «Ну, тогда ладно. Не только он умеет хитрить».

— Наверное, именно здесь я и хочу находиться, англичанин, — слегка задыхаясь, проговорила она и посмотрела ему в лицо. Румянец начал заливать его шею. Он немного приподнялся, чтобы было удобнее смотреть на нее.

Этой небольшой уловки, однако, оказалось недостаточно.

— Если вы немного отодвинетесь, тогда я смогу показать вам, что у меня на уме! — Глаза ее сияли, она надеялась выразить этим плохо скрытое волнение, что, конечно же, заслуживало какого-то отклика от ее учителя. Эдвин переместился на песок и отпустил ее руки. Когда он протянул к ней руку, она сумела сжать пальцы у него на горле и в то же время пнула ногой его по голени, а потом принялась царапаться, чтобы обезопасить себя.

На сей раз Эдвин начал извиваться на песке от боли. Мэдселин сделала вывод, что ее замысел оказался более удачным, чем его.

— Вы выиграли, — простонал он, а потом тяжело поднялся на ноги. — В следующий раз я не стану так поспешно заваливать нормандскую даму.

Мэдселин сложила руки и самодовольно улыбнулась. Ей все это определенно начинало нравиться.

— Это было очень просто, англичанин. Я понадеялась на ваши низменные инстинкты, они ведь из вас так и лезут. А мне казалось, вы более предсказуемый человек.

Эдвин с силой потер шею и печально покачал головой.

— Да. Гислейн тоже так говорила.

— Гислейн? — переспросила Мэдселин, словно не понимая, о ком идет речь.

— Гислейн де Курси. Моя прежняя любовница.

Это заявление можно было расценить с двух или даже трех сторон, однако Мэдселин решила, что благоразумнее всего сосредоточиться на слове «прежняя».

— В высшей степени проницательная женщина, — пробормотала она. Немного помявшись, она решила, что ей следовало бы узнать побольше об этой девушке. — А Гислейн хорошенькая? — с любопытством спросила она.

Эдвин уселся на песок, чтобы осмотреть свою ногу.

— Хорошенькая? По-моему, да. Высокая, с непокорными рыжими волосами и опасными глазами. Худая. — Он метнул в нее быстрый взгляд. — И, разумеется, моложе вас.

Уязвленная, Мэдселин быстро обернулась к нему.

— Я спрашивала о том, хорошенькая ли она, а не о ее возрасте, — гневно бросила девушка. — Надеюсь, урок закончен? Если нет, то знайте, что у меня в крепости много дел, и я была бы вам очень признательна, если бы мы могли на этом остановиться.

— Как скажете, леди. — Он поднялся и вытащил из-под туники небольшой кинжал. Его холодный клинок угрожающе сверкнул на фоне серых грозовых туч. — Возьмите это, — приказал он.

Взяв оружие, Мэдселин испытала прилив необыкновенной силы. Клинок был холодный, тяжелый и очень острый. Взяв его поудобнее, она поглядела на Эдвина.

— А теперь что?

Не сводя с нее глаз, Эдвин сбросил плащ и, задрав тунику, показал пальцем на точку в центре груди.

— Цельтесь сюда. Так можно быстро убить, если ударить достаточно сильно.

Он взглянул на ее испуганное лицо и усмехнулся.

— Вы все-таки попытайтесь. Это труднее, чем вы думаете.

Мэдселин крепко сжала губы. «Что же, черт побери, я делаю здесь, на берегу, в такой холод и с полураздетым англичанином наедине?»

— Надеюсь, — с угрозой произнесла она, — что я смогу предпринять что-нибудь, прежде чем мой обидчик окажется в полуобнаженном состоянии. Даже если вы обычно носите кольчугу, когда отправляетесь в дозор.

Эдвин напрягся.

— Да, но я просто показывал вам, куда надо метить. Вы сказали, что невинны, и я поверил вам на слово. Я уверен, что вы не слишком знаете, как устроено мужское тело.

— С тех пор как встретилась с вами, я узнала столько всего, что мне этих сведений хватило бы на всю жизнь, — поспешно отозвалась она. — Ну а теперь наденьте тунику, иначе вы умрете от холода и вынудите меня разглядывать ваше тело гораздо дольше, чем вы намеревались.

Как ни странно, но он беспрекословно подчинился, впрочем, Мэдселин отнесла его исполнительность на счет холодного ветра.

— Несмотря на все наши разногласия, англичанин, у меня нет желания поранить вас, — сардонически заметила она. — И это меня удивляет.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Женщина, вы не сможете поранить меня, — расхохотался он.

— Не обольщайтесь! — загремела она. — Очевидно, немногие мужчины обладают столь великолепным телом, как вы, но я убеждена, что подобные все же существуют.

— Великолепным? — Смутившись тем, как Мэдселин охарактеризовала его тело, Эдвин вспыхнул.

Наблюдая за ним, она поняла, что он и в самом деле понятия не имеет, какое впечатление производит на женщин.

— К счастью, — не конфузясь, продолжала она, — с мозгами у вас плоховато, и телу приходится по возможности компенсировать этот пробел.

Быстро придя в себя, Эдвин нахмурился.

— В таком случае вам нечего бояться, что я вас проведу. Предлагаю, — с угрозой в голосе завершил он, — проверить это.

— Отлично!

Соревнование закончилось быстрее, чем понадобилось бы задуть свечу. Эдвин вскочил целый и невредимый, а Мэдселин с яростью уставилась на валявшийся на песке клинок.

— С меня довольно, англичанин, — прошептала она. — Отведите меня назад.

Эдвин наклонился, чтобы поднять оружие.

— Да. — Он улыбнулся на ее тон. — Вы хорошо справились.

— Вы имеете в виду — для женщины? — вопросительно подняла брови Мэдселин.

— Для нормандской дамы, — поправил он, явно игнорируя ее невольную улыбку. — Тем не менее, в одном я оказался прав.

— В чем же?

— Что у вас на редкость здоровое тело. Всю дорогу, пока они возвращались в крепость, щеки Мэдселин горели румянцем.

Вскоре у Мэдселин вошло в привычку надевать свой подбитый кроликом плащ и до того, как подавали поздний ужин, проводить некоторое время на зубчатой стене крепости. Она стояла лицом к морю, волосы ее развевались на ветру. Постепенно Мэдселин стали нравиться эти мгновения одиночества и покоя.

У себя дома ей не доводилось переживать таких минут. В это время, когда мир колебался между светом и тьмой, она испытывала нечто вроде глубинного удовлетворения. И, несмотря на то, что поначалу Мэдселин отгоняла от себя столь нелепую мысль, постепенно ей пришлось признать, что жить здесь ей становится, во всяком случае, не противно.

Мэдселин вздохнула. «Теперь мне труднее будет вернуться домой, но я рада, что, по крайней мере, ехать надо будет после Рождества, перед возвращением в Вексин».

Звук гонга, сзывавшего обитателей крепости на ужин, прервал ее размышления. Мэдселин медленно спустилась по каменным ступеням. Ледяной холод обжигал ей ноги сквозь мягкие кожаные подошвы ее башмаков.

Она задумалась о предстоящей засаде, об Эдвине и его людях, которые могут не вернуться. Желудок у нее сжался. Она ни минуты не сомневалась, что англичанин не сдастся без борьбы, но перед мысленным взором Мэдселин предстало лицо краснобородого головореза, который возглавлял предыдущую засаду в лесу. «Эдвин и в самом деле заметный человек, и Орвелл отчетливо дал понять, что он был бы не прочь убить его».

И тут на нее налетел предмет ее размышлений, бежавший ей навстречу по ступеням.

— У-уф! Вы, глупый…

— Англичанин? — снова подсказал он, взмахнув рукой.

Мэдселин выпрямилась, отряхивая грязь и пыль со своего плаща.

— Если вы предполагаете, что это очередной урок единоборства…

Он протянул руку, чтобы остановить ее.

— Нет. Эмма сказала мне, где вы, и я боялся, что вы пропустите ужин. В конце концов, — добавил он, — здоровой женщине надо подкрепляться.

Мэдселин посмотрела на него испепеляющим взором. Поскольку он стоял на две ступеньки ниже, их глаза оказались почти напротив друг друга.

— А вы не боитесь, что я на практике применю ваши уроки, англичанин? Теперь я смогла бы побороться даже с таким крупным мужчиной, как вы.

— Гмм, — задумчиво пробормотал он. — Определение «великолепный» мне больше по вкусу. — На миг, склонив голову, он нащупал свой ремень. — Вот. Вы можете им воспользоваться, но лучше прикрепите его к ноге.

Там он будет в безопасности, — помявшись, добавил он.

При мерцающем свете стенных факелов Мэдселин заметила лежавший на вытянутой ладони Эдвина серебристый кинжал. Это был не тот кинжал, с которым она упражнялась утром. Этот был меньше и более замысловато украшен. Лицо Эдвина сохраняло торжественность.

Мэдселин молча покачала головой.

— Нет, — тихо начала она. — Я не могу принять его. Он ваш.

Эдвин сурово следил за ней, упиваясь возбуждением, написанным у нее на лице.

— Он принадлежал моей матери. — Эдвин взглянул на острое лезвие. — Однажды он уже отведал крови Орвелла. Она очень этого бы хотела, — добавил он.

Тронутая сверх меры, Мэдселин молча сглотнула, а потом протянула руку, чтобы взять оружие. Оно было теплое на ощупь и очень красивое.

— А вы разве не хотели бы отдать его вашей жене? — почти прошептала она, внимательно разглядывая кинжал.

— Да, но я думаю, что это маловероятная перспектива. Я собираюсь убить Орвелла или погибну, пытаясь сделать это. В любом случае у меня не слишком хорошие шансы выжить. Король не привык позволять местным жителям убивать его баронов.

Внезапно слезы защипали глаза Мэдселин, и она лишь усилием воли сдержала свои чувства. Она понимала, что, несмотря на вечные трения, их что-то крепко связывает. О том, что он умрет, невозможно было даже подумать.

Она застенчиво улыбнулась.

— В таком случае, Эдвин, я согласна принять ваш дар. — Их взгляды на несколько мгновений встретились. — Но только после того, как вы тоже кое-что возьмете от меня. — Мэдселин увидела, что он собирается отказаться, и быстро и нежно приложила ему к губам палец. — Таков обычай нашего народа. И ничего не говорите. — Она сняла с пальца тоненькое колечко из переплетенных золотых нитей и мило улыбнулась. — Конечно, оно не совсем мужское, но мне сделало бы честь, если бы вы приняли его. Его дала мне моя мать.

Щеки Эдвина вспыхнули от удовольствия. Он бережно положил колечко в свою поясную сумку.

— Я буду хранить его.

Он посмотрел на нее.

— У нашего народа тоже есть один хороший обычай. Когда мужчина прощается с женщиной, они ничего не говорят. Только целуются.

— О!

Это был целомудренный, почти братский поцелуй, после которого у Мэдселин возникло мучительное желание обвить его шею руками и крепко прижать к себе. Вместо нее это сделал Эдвин.

— Тот был данью обычаю, — прошептал он ей на ухо. — А этот для меня.

На этот раз у Мэдселин не оказалось причины жаловаться. Он поцеловал ее так крепко и с такой страстью, что она едва не задохнулась. И если бы не часовой, тяжело ступавший вниз по каменным ступенькам, Мэдселин сомневалась, что кто-нибудь из них смог бы остановиться. Но как бы то ни было, Эдвин одумался первым.

— Может быть, вы пойдете со мной на обед, леди де Бревиль?

Мэдселин лишь сдержанно кивнула, ощущая на себе любопытный взгляд часового.

В тот вечер пиршественный зал выглядел очень праздничным, и Мэдселин решила, что это благодаря Джоанне, которая распорядилась украсить стены цветами и зеленью. Чудесный запах сосны и леса наполнил всю комнату и, казалось, умиротворяюще подействовал на всех собравшихся.

Еды и напитков было в изобилии, и все с удовольствием угощались. Воины, которым предстояло уйти в дозор, вволю наслаждались элем. Самой Мэдселин сегодня не хотелось пить вино. Высоко на стенах под страшными порывами ветра хлопали ставни, и, несмотря на то, что в комнате было жарко, она почувствовала, что ее знобит.

Эдвин сидел справа от нее. Казалось, он был совершенно поглощен разговором с Гиртом. Когда в их беседе наступила пауза, Мэдселин воспользовалась моментом.

— У вас есть план? — тихо спросила она. Эдвин перестал обгладывать баранью косточку и взглянул на соседку.

— План?

«Неужели он выпил больше, чем я думала?»

— План нападения, — разъяснила она. Мэдселин заметила, что Гирт тоже перестал жевать и явно ждал ответа Эдвина.

— Да. План у меня есть. — Эдвин продолжил смаковать кость. — Но я думаю, что вам лучше о нем ничего не знать.

— Значит, вы все еще не доверяете мне, — с раздражением, но, нисколько не обижаясь, ответила Мэдселин. Она отодвинула от себя поднос.

— Нет, я доверяю вам. Я не доверяю Орвеллу. Он без колебаний может обидеть женщину. Для вас безопаснее ничего не знать.

Эдвин и Гирт обменялись взглядами, а потом снова поглядели на свои пивные кружки. Мэдселин попыталась надавить на Эдвина.

— Если Орвелл настолько умен, как вы о нем говорите, тогда крепость в любом случае будет в опасности. А его вчерашний визит говорит, скорее всего, о том, что он пытался выяснить, какой может оказаться наша оборона.

Эдвин заерзал на стуле, прежде чем ответить на это предположение. Вид у него был озадаченный.

— Вполне возможно. Поэтому я отправил двух гонцов к Малле в крепость Д'Эвейрона. Он подошлет сюда еще людей.

— О!

С некоторым сожалением кладя кость на поднос, Эдвин повернулся к Мэдселин.

— Вы будете хорошо защищены, миледи. Здесь остается Ульф, и с ним будет достаточно воинов, чтобы продержаться, пока Малле не пришлет подкрепление.

Мэдселин медленно подняла глаза и посмотрела на него.

— А что будет, если он не приедет? Орвелл непременно будет следить за крепостью. А парочку гонцов не так-то трудно и убить.

— Что бы ни случилось, оставайтесь здесь. — Он мельком посмотрел ей на ногу. — Если… если его люди найдут вас, воспользуйтесь кинжалом, чтобы защититься. Вас они не пропустят, поскольку вы слишком много знаете. — Он пристально поглядел на нее. — Орвелл наслаждается, мучая и унижая людей. Бог все поймет.

Несмотря на гвалт, стоявший вокруг них, Мэдселин была уверена, что они оба сейчас переживают какие-то особенно интимные минуты. Вдруг Мэдселин открылось, как она научилась уважать его надежность, уверенность в себе, и она поняла, насколько быстрее начинает у нее струиться кровь по жилам, когда он находится поблизости. Мэдселин незаметно склонилась к нему.

— Обещайте, что будете о себе заботиться, Эдвин.

Несмотря на то, что их окружало множество людей, его огромная рука нежно накрыла ладонь Мэдселин. Теплые сильные пальцы нежно сжали ее тонкие пальчики.

— Я желаю вам счастья в семейной жизни, Мэдселин. Надеюсь, он сильный мужчина.

Эта небольшая шутка развеяла сильный эмоциональный всплеск, который испытывала Мэдселин в присутствии своего прежнего врага, и она с досадой улыбнулась. «Иногда мне так трудно вспомнить лицо Хью».

— Весьма благодарна.

И больше они почти не разговаривали друг с другом.

Дозорные уехали вскоре после того, как ночные тучи обволокли землю и спустилась опасная, грозная тьма. Мэдселин ничего не могла разглядеть, провожая Эдвина и его воинов, которые растворились в ночи, тихо покинув крепость. Если Орвелл и следил за ними, он не предпринял никаких действий. Не зная, что ей делать, Мэдселин направилась в церковь. «Надеюсь, мне поможет молитва».

Кто-то резко похлопал Мэдселин по плечу, и она вздрогнула от неожиданности. Она стояла на коленях перед алтарем, так глубоко задумавшись, что ничего не слышала вокруг. У нее за спиной возник отец Падрэг. С него стекала вода, встревоженное лицо перерезали морщины.

— Меня за вами послал охранник. За воротами стоит старый лудильщик, он просит его впустить.

И прежде, чем Мэдселин смогла что-то сказать, священник остановил ее, подняв руку.

— Он говорит, что у него есть новости о молодой женщине, которая по описанию очень похожа на Бланш.

Быстро поднявшись с колен, Мэдселин повернулась к отцу Падрэгу.

— Отведите меня к нему.

Несмотря на сырую холодную ночь, старик был едва одет. Дождь струился по редким прядям его седых волос, а лохмотья, что были на нем, совершенно вымокли. Костлявые руки и ноги его, казалось, могли переломиться при первом же порыве ветра.

Он был настолько изможден, что едва стоял на ногах, опираясь на ворота.

— Впустите его, — приказала Мэдселин. «Ловушка это или нет, но я не позволю старику умереть за воротами. Солдаты в последние несколько дней стреляли в волков — практиковались в меткости. И если хоть один из оставшихся в живых волков почует запах старика, то он погибнет, прежде чем нам удастся что-нибудь выяснить».

Едва старик ступил за ворота, отец Падрэг набросил ему на плечи свой плащ, а Мэдселин послала солдата за миской похлебки и караваем хлеба. Поскольку старик едва мог идти, Падрэг, придерживая, отвел его в хижину часовых.

В хижине тоже было не слишком тепло, но там хотя бы стояла нагретая жаровня. Однако и это старик принял с благодарностью. По крайней мере, так подумала Мэдселин. Однако, несмотря на то, что ее знания местного языка стали глубже, она все же с трудом понимала его. У давно беззубого старика была ужасающе плохая дикция. Но отец Падрэг его понимал. Благодаря его отрывочным объяснениям Мэдселин более или менее улавливала, что рассказывал старик.

Его звали Саер, он был родом из деревни Орвелла. Деревенские жители слышали о намерении Эдвина захватить Орвелла и хотели помочь ему в этом. Их жестокий и порочный хозяин мог убить любого, кто попадет не вовремя под руку, и они пришли к выводу, что нападение Эдвина — их единственный шанс на спасение.

Орвелл и его воины утром уехали и еще не возвратились, они запланировали тайную встречу со скоттами неподалеку от крепости де Вайлан. Саер вызвался рискнуть и предупредить Эдвина. И, как оказалось, пробираясь через лес, услышал чьи-то крики.

Сначала он испугался, думая, что это привидение или один из духов, которые обитают в этом месте, и побежал дальше, но тут до него дошло, что это женский голос, вернее, исполненный ужаса жалобный крик, раздиравший ему сердце.

Выразительные брови отца Падрэга при этих словах недоверчиво поползли вверх, но Мэдселин видела, что старик не лжет. Он тщательно обрисовывал эпизоды и события.

У женщины были длинные светлые волосы, растрепанные и грязные. Судя по ее упитанному телу, она не была простой крестьянкой, однако одежда ее превратилась в перепачканные грязью и кровью лохмотья.

Мэдселин, смутившись, спросила, почему старик не привел ее с собой. Отец Падрэг, поколебавшись немного, перевел вопрос. Тот побледнел и сжал тонкие потрескавшиеся губы вокруг беззубых десен. Он словно выплюнул ответ, и отец Падрэг молча уставился на него.

— Что? — Мэдселин потрясла руку священника. — Что он сказал?

Молчание продолжалось.

— Ее приковали к дереву, избили и оставили волкам на съедение, — бесстрастно произнес он.

— Боже праведный! — прошептала Мэдселин, чувствуя, как у нее стынет кровь. — Но почему?

Он не обратил внимания на ее слова и забросал лудильщика потоком вопросов. Вместо ответа тот лишь покачал головой и указал трясущимся пальцем на север.

— Орвелл. Он ею воспользовался, а потом бросил на погибель.

Священник сказал несколько слов старику, который кивнул и, пошатываясь, встал на ноги.

— Старик отведет меня к ней.

Мэдселин кивнула.

— Возьмите Ульфа. Если это ловушка, то вас будет, кому защитить.

— Вряд ли Орвелл ожидает, что Бланш так быстро найдут. Только по этой причине старик до сих пор остался в живых.

Мэдселин устало кивнула.

— Идите же быстрей.

И как только трое мужчин покинули крепость, Мэдселин проводила их взглядом, размышляя, что же за человек этот Генри Орвелл. «Какая злобная у него душа». Сердце у нее разболелось. Она приложила лоб к холодным деревянным воротам и принялась молиться.