Наследие ван Аленов

Глава 1

ШАЙЛЕР

Скорбеть времени не было. Вернувшись в Нью-Йорк после гибели Лоуренса в Рио — Комитет замаскировал ее при помощи подобающего некролога в «Таймс», — Шайлер ван Ален ударилась в бега. Без отдыха. Без передышки. Год непрестанного движения; всего на шаг она опережала преследующих ее венаторов, представителей тайной полиции вампиров. За перелетом в Буэнос-Айрес следовал перелет в Дубай. За бессонной ночью в молодежном хостеле в Амстердаме — такая же бессонная ночь на двухъярусной койке в доме конференций в Брюгге.

Свой шестнадцатый день рождения Шайлер встретила в поезде, идущем по Транссибирской магистрали, и отпраздновала чашкой водянистого «нескафе» и крошащимся русским печеньем. Каким-то образом ее лучшему другу, Оливеру Хазард-Перри, удалось отыскать в пакете с сухариками свечу и зажечь ее. Оливер очень серьезно относился к своим обязанностям проводника. Именно благодаря его бережливости они сумели растянуть имевшиеся у них финансы на столь долгий срок. Совет старейшин закрыл Оливеру доступ к удачно размещенным счетам Хазард-Перри, как только беглецы покинули Нью-Йорк.

Сейчас же был жаркий парижский август. Приехав в Париж, они обнаружили, что город словно вымер: булочные, бутики и бистро позакрывались, а их владельцы удрали на трехнедельные каникулы на северное побережье. Вокруг были одни лишь американские и японские туристы, заполонившие все музеи и галереи, все парки и скверы, вездесущие и неотвратимые, в своих белых теннисных туфлях и бейсболках. Но Шайлер радовалась их присутствию. Она надеялась, что в этих медленно перемещающихся толпах им с Оливером легче будет отследить своих преследователей, венаторов.

Шайлер могла замаскироваться, изменив внешность, но применение «мутацио» давалось ей тяжело. Она ничего не говорила Оливеру, однако в последнее время ей не хватало сил даже на то, чтобы сменить цвет глаз.

И теперь, пропрятавшись почти год, они решили выйти из укрытия. Шаг рискованный, но они уже впали в отчаяние. Жизнь без защиты и мудрости тайного сообщества вампиров и избранной группы доверенных людей обходилась им дорого. И хотя никто из них не признался бы в этом вслух, они устали от бегства.

Теперь Шайлер сидела на заднем сиденье автобуса; на ней была отглаженная белая блузка с высоким воротником, узкие черные брюки и черные туфли без каблуков на резиновой подошве. Темные волосы собраны в хвост, а на лице ни грамма косметики, не считая легкого штриха губной помады. Шайлер хотела слиться с прочим штатом прислуги, нанятой на вечер.

Но наверняка кто-нибудь заметит. Наверняка кто-нибудь услышит, как сильно бьется ее сердце, кто-нибудь обратит внимание на ее учащенное, прерывистое дыхание. Нужно успокоиться. Нужно очистить разум и сделаться развязной официанткой, каковой она притворяется. Она столько лет отличалась умением делаться невидимой. Теперь от этого умения зависела ее жизнь.

Автобус пересек мост и остановился у отеля «Ламбер» на острове Святого Людовика, небольшом островке на Сене. Отель «Ламбер» был самым красивым домом в самом прекрасном городе мира. Во всяком случае, так всегда считала Шайлер. Хотя слово «дом» вообще-то не очень ему подходило. Куда уместнее было бы назвать его замком — явившимся прямо из сказки, с мощными стенами, выходящими на реку, с серыми мансардными крышами, вырастающими из тумана. В детстве Шайлер играла в прятки в здешнем английском саду, где подстриженные под конус деревья напоминали ей фигуры на шахматной доске. Шайлер помнила, как разыгрывала воображаемые пьесы в величественном внутреннем дворе и как бросала с террасы, выходящей на Сену, хлебные крошки гусям.

Подумать только, она тогда воспринимала эту жизнь как нечто само собой разумеющееся! Сегодня вечером она войдет в величественные апартаменты отеля не как званая гостья, а как скромная служанка. Как мышь, тайком пробирающаяся в норку. Шайлер вообще была свойственна тревожность, но теперь ей требовались все силы, чтобы совладать с собой. Она боялась, что может в любое мгновение сорваться и закричать; она уже настолько нервничала, что не могла сдержать дрожь. Лежавшие на коленях руки трепетали, словно пойманные птицы.

Рядом с ней сидел Оливер. В своей форме бармена, смокинге с черным шелковым галстуком-бабочкой и с серебряными запонками, юноша был очень красив. Но лицо его заливала бледность, а в плечах под малость великоватым пиджаком чувствовалось напряжение. Ясные светло-карие глаза были затуманены и казались скорее серыми. На лице Оливера не было того скучающего выражения, что у прочих пассажиров автобуса. Он держался настороже, готовый в любую минуту к бою или бегству. И всякий, кто присмотрелся бы к нему повнимательнее, заметил бы это.

«Зачем мы здесь? — Подумала Шайлер. — О чем мы только думали? Риск слишком велик. Они обнаружат нас и разлучат... а потом... а остальное так ужасно, что и думать не хочется».

Шайлер вспотела в накрахмаленной рубашке. Кондиционер не работал, а автобус был набит под завязку. Девушка прислонилась к оконному стеклу. С момента смерти Лоуренса прошло уже больше года. Четыреста сорок пять дней. Шайлер все продолжала их считать, надеясь, что когда-нибудь достигнет какой-то магической цифры и боль утихнет.

Происходящее не было игрой, хотя иногда и напоминало какую-то ужасающую, сюрреалистическую версию игры в «кошки-мышки». Оливер накрыл руки Шайлер ладонью, пытаясь помочь ей сдержать дрожь. Руки у нее начали дрожать несколько месяцев назад; сперва это были легкие подергивания, но вскоре девушка осознала, что даже для того, чтобы взять вилку или вскрыть конверт, ей приходится сосредоточиваться.

Шайлер знала, в чем причина, но ничего не могла с ней поделать. Доктор Пат сказала девушке еще во время первого визита к ней, что она единственная в своем роде, димидиум когнатус, первая полукровка, и предсказать, как ее смертное тело будет реагировать на преображение в бессмертное, невозможно. В ее случае следует ожидать побочных эффектов и каких-то особых сложностей.

И все же Шайлер почувствовала себя лучше, когда Оливер взял ее за руки. Он всегда знал, что нужно сделать. Она во многом зависела от него, и ее любовь к нему лишь усилилась за тот год, который они провели вместе. Шайлер сжала руку юноши. Их пальцы переплелись. Это его кровь текла в ее жилах, его быстрый разум оберегал ее свободу.

Что же касается всего и всех, кого они оставили в Нью-Йорке, — об этом Шайлер больше не размышляла. Все это осталось в прошлом. Она сделала свой выбор и на том успокоилась. Иногда она тосковала по своей подруге Блисс, и ей не раз хотелось с ней связаться, но об этом не могло быть и речи. Никто не должен знать, где они находятся. Никто. Даже Блисс.

Возможно, сегодня вечером им повезет. Ведь везло же до сих пор. Да, несколько раз они попадали в очень рискованные ситуации — как в тот вечер в Кёльне, когда она бросилась бежать от женщины, спросившей у нее, как пройти к собору. Агента выдал иллюминат. В сумерках Шайлер уловила мягкое, едва заметное сияние — и ринулась наутек. Маскировка — вещь хорошая, но в какой-то момент истинная природа себя выдает.

Не об этом ли вел речь инквизитор во время официального расследования событий, произошедших в Рио? Что, быть может, Шайлер не та, за кого себя выдает?

Изгой. Беглец. Вот кто она теперь. Уж никак не горюющая внучка Лоуренса ван Алена.

Нет.

С точки зрения Совета она — его убийца.