Не дай мне уйти

Глава 37

Маша

Переведя взгляд на Кирилла, вижу, как чешет кончик носа, посматривая то на меня, то на комнату, и его интерес достаточно живой, чтобы побудить меня переступить через порог.

Повсюду вижу себя. На потолке, на стенах. Мне приходилось бывать на развлекательных аттракционах, в этом есть что-то похожее, но у этой комнаты совсем другое назначение, и пошлость обстановки действует волнующе.

— Это то, что ты хотел мне показать? — смотрю на Кирилла.

— В общем-то… — проводит по волосам рукой. — Да.

Прикрыв за собой дверь, он проходит внутрь, добавляя к моим отражениям свое.

Они контрастные. Дико. Мы дико разные. Волнующе разные. Это подчеркнуто и выставлено на передний план.

Поймав его взгляд в зеркале, улыбаюсь и говорю:

— Это и правда интереснее, чем в постели.

— Я того же мнения.

Просунув руки в карманы брюк, достает оттуда телефон и ключи. Бросает все это на кресло, после чего усаживается на диван и забрасывает за голову руки. Смотрит вверх, на потолок, в отражении которого комната как на ладони.

Остановившись перед диваном, скольжу глазами по линиям жилистой шеи с выступающим кадыком, по широко расставленным ногам Кирилла, между которых останавливаюсь. Касаюсь мягкой ткани брюк кончиками пальцев, тоже глядя вверх.

Его плечи кажутся особенно широкими, а ноги и руки длинными. Он опустил руки вдоль тела, и тусклая лампочка тенями обрисовывает проступающие на запястьях и тыльной стороне ладоней вены.

А я… мое отражение мне нравится. Я нравлюсь себе в этих зеркалах и в этом свете.

— Нам нужно стоп-слово… — хрипловато произносит Мельник.

Переведя на него глаза, вижу, каким тягучим стал его взгляд. Он следует им вниз от моей шеи к босоножкам на шпильке, которые сегодня создали столько проблем.

В отсутствие посторонних звуков, его голос задевает те самые нервные окончания, которые наполняют возбуждением, но этот взгляд… сосредоточенный, сконцентрированный на мне… я его знаю…

Сдаваясь, я спрашиваю:

— Чего ты хочешь?

— Сам не знаю… — отзывается. — Какое наше слово?

Обведя комнату глазами, снова сдаюсь:

— Корица…

Вижу вспыхнувшую на его губах улыбку.

Произнесенное вслух, это слово способно много о чем напомнить, и я его не забыла… он тоже…

Подавшись вперед, Кирилл протягивает руку и касается пальцами внутренней стороны моей ноги. Ласкающе трогает кожу над ремешком, окружающим лодыжку.

Мурашки следуют за его пальцами, пока те плывут по моей ноге вверх, достигают внутренней стороны бедра и без заминки скрываются под юбкой, отчего между моих ног происходит фейерверк. Кирилл касается меня там через тонкое кружево трусиков. Надавливает пальцами, заставляя дрогнуть колени и схватиться ладонью за его плечо.

Он поднимает лицо и смотрит на меня снизу вверх, чуть приоткрыв губы. Они и мягкие, и твердые, когда, склонившись, я его целую.

Я могла бы утонуть в этом поцелуе. Раствориться.

Обхватив ладонями его голову, заставляю целовать себя снова и снова. Отвечать. Он не грубый. Не жесткий. Этот поцелуй. Он как тягучий мед. И я беру еще и еще, наслаждаясь каждым соприкосновением наших губ.

Это физическое удовольствие, целоваться с ним!

Кирилл слегка прикусывает мою губу. Вбирает ее в рот, пока его пальцы под моей юбкой дразнят тем, что гладят внутреннюю сторону бедра, больше не касаясь белья.

Его глаза в разы чернее, когда снова в них смотрю.

Эта комната и эффект, который она производит, просто ничто в сравнении с возбужденным Кириллом Мельником.

Он снова падает на спинку дивана, убирая от меня руки.

— Как насчет танца? — спрашивает, накрывая рукой свой пах и его сжимая.

Легкость его тона убирает из озвученного предложения любую серьезность, как и улыбка, небрежно скользящая по губам, но внутри меня все равно вырастает протест.

— Танца?

— Да… как насчет привата? — произносит расслабленно.

— Если бы ты предупредил, я бы взяла пару уроков.

— Мне и так сгодится.

В двадцать лет подобное предложение для меня не стоило бы выеденного яйца, а сейчас это слишком…

Обведя глазами наши отражения, говорю:

— Я буду чувствовать себя глупо.

— Секс вообще редко бывает изящным, — замечает с приземленной циничностью.

Посмотрев на него, пытаюсь решить, чего боюсь на самом деле: выглядеть глупо или того, что ему не понравится. Решить, в чем корень моих чертовых сомнений, ведь я ощущаю себя так, словно обманывалась, считая, что выпустила свою сексуальность из клетки. Она все еще в клетке. Да! Она в клетке, черт возьми…

Демонстративность, с которой он трет свою ширинку, словно подтверждение его слов — никакой изящности, но именно эта примитивность и возбуждает. Потребность сводить его с ума тоже!

Кровь наполняется волнением. Мои отражения наваливаются со всех сторон, подстегивая. Волнение, возбуждение, сомнения…

Я умею танцевать. В двадцать три я подрабатывала в ночном клубе, и знаю свое тело, хоть этот опыт… остался там, далеко в прошлом. Там, где осталась другая я, которую уже никогда не вернуть…

Прикрыв глаза и забросив руки за голову, начинаю плавно двигаться — покачиваться из стороны в сторону. Мне необходим ритм, и я планирую откопать его где-нибудь в недрах своего подсознания. Он находится, хоть и очень приглушенный.

Взгляд Кирилла устремлен на меня, когда открываю глаза.

Блуждающая улыбка ушла с его лица, уступив место цепкому вниманию, с которым он следит за движениями моего тела.

Я вижу, как тесно в его брюках.

Низ моего живота вздрагивает, пальцы не слушаются, когда дергаю за молнию на юбке, продолжая вращать бедрами.

На секунду мне кажется, что я неуклюжая, но не сходящее с лица напротив сосредоточенное выражение слишком отвлекает.

Кирилл провожает мою юбку взглядом, когда она падает на пол.

Перешагнув через нее, отталкиваю в сторону ногой. Рубашка еле-еле прикрывает бедра.

Карие глаза скользят по моим ногам, по краю рубашки, который задирается, когда поднимаю вверх руки, продолжая покачиваться в том ускользающем ритме. Провожают движения моих пальцев, которыми перебираю пуговицы на блузке. Одну за одной расстегиваю.

Тяжелая жилистая ладонь трет бугор выпирающей ширинки, языком Кирилл проходится по нижней губе.

Большой и возбужденный, он не спускает с меня глаз, когда я остаюсь без блузки. Трет лоб, наблюдая, как обхватываю ладонями грудь, запакованную в мягкий кружевной лифчик, с которого сегодня сорвала этикетку.

Его взгляд скользит по моему животу. По бедрам. Следит за моей рукой, которой ныряю в трусики.

Кирилл выпрямляется. Ерзает по сиденью дивана.

Мне хочется стонать, до того он сосредоточенный! А я… я немного сумасшедшая…

Достав руку из белья, протягиваю ее и толкаю указательный палец между слегка приоткрытых губ господина Мельника. Те секунды, в течение которых он оценивает этот жест, разгоняют мое сердце до суперскорости.

Его губы смыкаются вокруг моего пальца, ладонью он обхватывает мое запястье.

— Твоя очередь что-нибудь снять… — говорю, встречая его острый, как бритва, взгляд.

— Блядь… — он прикрывает глаза, убирая от лица мою руку.

Тяну за край его футболки. Он избавляется от нее, бросая на пол. С голодом я пытаюсь оседлать его бедра, чтобы приникнуть к горячей голой коже своей. Чтобы чувствовать его запах, его тепло. Ищу его губы, его язык, но твердой рукой Кирилл вторгается в мои планы и заставляет попой усесться на свою ширинку.

Спиной прижимаюсь к его груди.

Он дышит мне в висок. Прерывисто, часто. Ладонями сгребает мою грудь. По-собственнически, без джентльменства. Я чувствую под собой его эрекцию, по которой скольжу ягодицами. Он заставляет остановиться. Замереть. Сдавив меня рукой поперек живота, хрипит:

— Не. Шевелись…

Эта команда горячей лавой растекается по животу.

Горячее дыхание у моего виска. Руки… его руки повсюду…

Он повсюду, и в реальности, и в отражении, где вижу себя, сидящую на его коленях, и все эти ощущения врезаются в меня, как порыв урагана, когда понимаю, что он сзади…

Я не выношу, когда кто-то сзади. Когда кто-то дышит в шею…

Он знает!

С коротким стоном он дышит рядом с моим ухом.

Впиваюсь пальцами в разведенные мужские колени.

Тепло и запахи, ощущение его кожи на моей, твердость большого сильного тела подо мной…

Он сзади, но все перевернутое!

Эти чертовы отражения…

Корица…

Я не произношу вслух. Только в голове. Сердце колотится, я начинаю паниковать, но не произношу ни слова. Смотрю. Смотрю на то, как, закрыв глаза, Кирилл носом прижимается к моей щеке. Как напряжены мышцы его плеч. Как заострились черты лица. Смотрю на то, как он ждет, когда скажу стоп-слово, а под его ладонью бешено колотится мое сердце…