Маша
Мы возвращаемся в мою квартиру за час до того, как няня приведет Лео с прогулки.
Свободное время, которое сын мне давал, я никогда не ценила так, как теперь, в эти дни, которые мы прожили вместе с его отцом в общей “тесноте”. В ней все крутится вокруг Леона — это его отец понял и принял сразу — распорядок Лео, под который подстраиваемся даже сейчас, когда, закрыв за собой входную дверь, Кирилл дергает меня за юбку платья и тянет к себе.
Со смехом я ставлю подаренную Дашей корзину мимо комода, и тут же о ней забываю. Нетерпеливый улыбающийся рот Мельника накрывает мой в жарком требовательном поцелуе, от которого все мысли выносит из головы жаждой касаться.
Наши движения сумбурные. Торопливые. Это ребячество. Спешка, треск его футболки, за которую тяну, падая на кровать. У нас мало времени, и мы воруем его у Лео каждый раз, когда появляется возможность. Как дети, которых оставили одних!
Мне это нравится. Такой легкомысленный порядок. Нравится заниматься подобными глупостями с ним, с мужчиной, которого люблю, а он в этих глупостях словно купается, становясь изобретательным и насмешливым, когда видит, как сильно они меня заводят…
Его зубы слегка прикусывают мой сосок через ткань лифчика. Мгновенный импульс ударяет между ног, где Кирилл упирается коленом в матрас, задирая мое платье до талии.
— На живот… — велит, оставив у меня под пупком горячий след своего рта.
Со стоном переворачиваюсь. Голые ягодицы обдает сквозняком кондиционера, спустя секунду в них врезается возбужденный мужской пах через ткань спортивных шорт, когда меня ставят на колени.
— Хочешь меня? — он гладит себя моим телом, двигая бедра вверх и вниз, от чего из глаз сыпятся искры.
В этой игре я такая же дурная, как и он, поэтому со стоном отвечаю:
— Что у тебя там?
— Тебе хватит…
Он кусает мое плечо. Осторожно, несмотря на ребячество. Он никогда не касается моей шеи. Касается всего, кроме нее, и это облегчает жизнь нам обоим. Я знаю, что могу доверять ему в этом вопросе без напоминаний. Это моя красная линия… она останется со мной навсегда…
Толчки, которые принимает мое тело, резкие. Сильные. Именно так мне нравится — когда он сзади, именно так он меня и берет, пока комкаю пальцами постельное покрывало и собираю по крупицам сумасшедшие ощущения. Своим оргазмом я сжимаю его до сдавленного стона.
Кирилл стонет и переворачивает меня на спину. Превратившись в безвольную массу, скатываюсь задницей на пол между его ног, и через секунду горячие струи спермы полосуют мое лицо.
Это его чертов фетиш. Кажется, он теперь и мой тоже.
Растрепанная и перекрученная нашим сексом, вытираю лицо футболкой, которая лежит на полу под рукой.
Мельник падает на кровать и распластывается на ней в спущенных шортах и с зажатым в кулаке членом. Его поза не меняется, когда, умывшись, возвращаюсь из ванной.
Избавившись от перекошенного платья, укладываюсь на кровать рядом с большим разомлевшим телом. Касаюсь поцелуями голой груди, шеи, лица с расслабленно прикрытыми глазами.
Кирилл гладит пальцами мое плечо, бормоча:
— Тик-так…
Смеюсь, проводя кончиком пальца по его носу.
Возможно, быть такими вызывающе праздными просто противозаконно. Противозаконно жить в моменте, не думая ни о чем, но нам комфортно. Обоим. Не строить четких планов, не смотреть в будущее дальше, чем на день вперед, словно самая большая забота — это решить, что приготовить на ужин.
Так мы живем эти дни. Мы трое…
— Сегодня вечером за Леоном присмотрит твой племянник, — рассеянно сообщает Кирилл.
— Сегодня вечером? — спрашиваю немного удивленно.
— Да… хочу с тобой поужинать, — продолжает.
Приподнявшись на локте, смотрю в его глаза. Их шоколадная густота засасывает воронкой.
— Как официально… — замечаю.
— Официально, да, — отзывается.
Внутри вздрагивает что-то потаенное. Шестое чувство!
Всматриваюсь в его лицо, и, несмотря на всю праздность, в глубине глаз вижу нечто, что заставляет шестое чувство визжать.
Я просто знаю это… знаю, что он задумал.
На ментальном уровне. На уровне чувств и ощущений. Это висело в воздухе с того дня, как он предложил “расшириться”. И хоть я не спрашивала, знаю, чего он хочет…
Кирилл встречает мой взгляд своим.
Во мне сомнения, целая куча. Легкая паника, желание спорить. Обсудить все прежде, чем мы отправимся на этот официальный ужин, но я этого не делаю. Не спорю, ведь в патриархальном укладе нашей неофициальной семьи свои решения он потребовал считать взвешенными и обдуманными, и сейчас это словно очередной экзамен для меня.
Заткнуть свою рассудительность, свои протесты, и дать ему то, что, как он считает, нам необходимо.
Я борюсь с собой каждую минуту уходящего дня. Когда с прогулки возвращается Лео, погружая нас в заботу о себе, когда Кирилл укладывает его спать и засыпает вместе с ним на нашей кровати, как делал почти все эти дни. Когда отправляемся на прогулку втроем и когда готовлю ужин для племянника и сына, в то время как его отец отправляется в спортзал внизу, в доме.
Пока он принимает душ, я впускаю Степу в квартиру, взвинченно спрашивая:
— Надеюсь, ты не брал у него денег?
Кириллу я запретила их предлагать, взяв все расчеты со Степой на себя.
— Нет, — говорит с ухмылкой племянник. — Я попросил у него такую работу, чтобы сам мог вам заплатить.
— Господи, — смотрю на себя в зеркало при входе, прикладывая к горячим щекам ладони. — В самом деле, чему я удивляюсь…
— Он у тебя крутой. От него не убудет, — смеется Степа, подхватывая на руки хнычущего Леона.
Капризно выпяченная губа сына дрожит, направленный на меня взгляд полон слез. Он уже понял, что мы с его отцом уходим, и решил свести нас обоих с ума.
— Глянь, че у меня… — Степа вертит на пальце перед его лицом какой-то брелок. — Хочешь?
— Н-н-неть! — хлопает его по руке Лео.
— Ясно-понятно, — посмеивается тот.
Я оставляю ему указания, которые он давно знает наизусть. Суечусь, добавляя к своему шелковому платью длинные серьги, и вешаю через плечо сумочку. Кирилл присоединяется ко мне в прихожей, на ходу застегивая пуговицы льняной рубашки. Леон демонстрирует свое недовольство и ему тоже, стоя над душой, пока тот шнурует кеды, присев на одно колено.
— Па-па ходи… си… — цепляется за его бицепс. — Ма-ма… пать…
Кирилл обнимает его рукой и бормочет в светловолосую макушку:
— Покажи Степе кубики… иди…
— Неть!
— Леон… иди… — легонько подталкивает в сторону гостиной.
Внутренняя борьба не глохнет во мне и теперь, пока наблюдаю эту картину, стоя у входной двери. Сомнения в том, хочу ли сказать “да”, когда Кирилл Мельник предложит мне свою фамилию, затмевают все, даже драматизм ситуации, ведь Лео прощается с нами так, будто мы уходим навсегда.
Капризничает и цепляется за руку отца, не отпуская ее до тех пор, пока в эту драму не решает вмешаться Степа.
Подхватив Леона на руки, он позволяет Кириллу закрыть за нами дверь.