Не для любви

Глава 11

Вечер неумолимо надвигался, и на улице совсем стемнело, однако вдоль кромки огромного мусорного полигона двигались две казавшиеся бесформенными из-за нелепых одеяний фигуры, вдвоём катили довольно большую тележку и подсвечивали фонарями по сторонам.

— Домой пора, Боря, — сиплым и скрипучим, но всё-таки женским голосом произнесла одна из фигур. — Темно уже, ничего не видно. Тут сейчас не заночевать — холодно, да и бездомные собаки теперь уже голодные стали, злые. Лучше утром сюда вернёмся, как рассветёт.

— А где у нас сегодня дом? — грубым и хриплым голосом спросил Боря и рассмеялся, будто закаркал. — А, Раиса?

— Не дури! — злобно огрызнулась женщина. — Там же, где и вчера, на окраине Лодыгино, у теплотрассы.

— Никакого у тебя чувства юмора, Рая. Неромантичная ты.

— Зато ты у нас, гляжу, романтик с большой дороги и юморист…

Раиса хотела добавить ещё что-то нелестное в адрес своего спутника, но Борис вдруг резко остановился, схватил компаньонку за руку и заставил пригнуться почти к самой земле.

Раиса хотела было возмутиться, но потом увидела свет фар приближающейся машины. Бездомные, коими являлись товарищи по несчастью, и по совместительству названые супруги Боря и Рая, визитов со стороны, мягко говоря, не любили.

Одно дело, когда на свалку приезжали мусоровозы, — их появление внушало оптимизм и новые надежды. И совсем другая ситуация, когда кто-то появлялся в частном порядке. Этим только попадись, они церемониться не будут. А для некоторых прямо спорт какой-то или развлечение — поиздеваться над ущербным, за которого некому заступиться. Потому Боря и Рая предпочли не испытывать судьбу, а затаиться и пересидеть непрошенный визит.

Большой тёмный автомобиль остановился, и из него выбрались трое здоровенных мужчин. Двое из них начали вытаскивать из багажника что-то тяжёлое, а третий наблюдал.

— Надо бы подальше, вглубь свалки, — сказал кто-то из троих. — Как хозяйка велела.

— Вот пусть хозяйка сама в темноте по говну и тащит девку. Здесь оставим, и отсюда ей не выбраться. Пока очухается, замёрзнет. Или собаки придут, разберутся. Да и это… переборщили мы, кажется. Бросайте её, и по домам.

Боря и Рая переглянулись, с ужасом глядя друг на друга. Даже они, многое в своей жизни повидавшие, такого поворота не ожидали. К счастью, мужики, оставив свою страшную ношу, быстро заскочили в машину и были таковы. Боря и Рая для верности просидели "в засаде" ещё минут пятнадцать, а потом, убедившись в том, что бандиты не вернутся, осторожно выбрались.

— Всё, Борис, домой! — строго приказала Рая и схватилась за ручку тележки.

— Ещё чего придумаешь? — злобно спросил Боря. — Живую бабу выбросили они, прямо на свалку, ты слыхала? Грех на душу хочешь взять?

— Не переживай за мою душу, на ней столько грехов, что не пересчитать! Одним больше, одним меньше…

— Если хочешь, вали отсюда, а я останусь, — Борис решительно зашагал к тому месту, где останавливалась тёмная машина.

— Вот ещё, и я с тобой! — Раиса тут же припустила следом за Борей, не забыв про тележку.

— В чём это она? — севшим голосом спросила Рая, когда они с Борисом склонились над казавшимся безжизненным телом молодой женщины.

— В простыне, а простыня — в крови. Будто ты не видишь!

— Боря, давай уйдём отсюда поскорее! — заканючила Раиса.

— Заткнись, — коротко приказал Борис и прижал пальцы к шее женщины. — Зря я что ли целый год в медицинском училище когда-то проваландался? Живая она, но если в ближайшее время у врачей не окажется, будет совсем не живая. Крови много потеряла.

— А где ж мы ей врачей-то возьмём сейчас? В лапоть позвоним и скорую помощь вызовем?

— Ты можешь в лапоть звонить, а я в тележку эту девку погружу и повезу к районной больнице.

— Далеко же, Борька! Ты совсем охренел? Тележка сломается! Где потом такую достанем?

— Пошла ты, вобла старая! Не хочешь помогать, хромай отсюда!

— Вот ослина упрямый, — в сердцах воскликнула Раиса, но начала, пусть ворча и чертыхаясь, помогать Борису.

До районной больницы, расположенной на другом конце посёлка городского типа Лодыгино, Борис и Рая добирались часа полтора. Борис время от времени проверял пульс у незнакомки и одобрительно качал головой:

— Очень хочет жить, похоже! Должна уж помереть, а она всё живая.

Остановившись у дверей приёмного покоя, Борис и Рая выгрузили женщину на крыльцо, а потом откатили и спрятали тележку.

— Никаких вещей при ней, — зашептала Рая. — Только серёжки в ушах, зато дорогие, сразу видно. Брюлики это. Я взять хочу. Зазря что ли мы спасали эту бабу?

— И куда ты с этими цацками, знаток драгоценностей? Продавать нельзя, а уши у тебя заросли давно.

— Всё равно хочу! — стояла на своём Раиса.

— Быстрей тогда! — зло сказал Борис, и Рая склонилась к незнакомке.

Потом Рая быстро ушла, сложив серьги в карман, а Борис позвонил в двери приёмного покоя и бегом кинулся следом за женой.

Ольга пришла в себя через два дня, а через неделю её перевели из реанимации в общую палату, однако окружающую действительность пациентка пока не воспринимала. Она находилась в каком-то полусне, время от времени чувствуя сильную боль, потом, — после обезболивающего, — облегчение, а потом проваливалась в более глубокое забытье.

Вставать Ольге сначала не разрешали, но она и не смогла бы пока встать. Обычно упрямая, самостоятельная и своенравная, сейчас она не стеснялась своей немощности, даже не чувствовала её.

Однажды на обход пришёл не только пожилой доктор, который каждое утро навещал Ольгу, — с ним были ещё двое врачей, незнакомых: рыжеволосая женщина лет тридцати с небольшим и огромный, шкафоподртный мужчина лет пятидесяти.

Именно он, устроившись рядом с кроватью, на которой лежала Ольга, сообщил пациентке о необходимости проведения процедуры стерилизации.

— Мы специально приехали из областной больницы, чтобы разобраться в вашем случае, коллеги пригласили нас, — объяснял доктор, а Ольга внимательно слушала, не перебивая. — Тут дело даже не в огромной кровопотере, выжить после которой — это настоящее чудо. Вас потому и в область не отправили, оставили здесь — понимали, что не успеют довезти. Повезло, что группа крови у вас — самая распространенная, и переливание удалось сделать достаточно быстро. Помимо этого, были проведены две операции. Две — потому что после первой у вас началось осложнение, развился воспалительный процесс, потому у вас до сих пор и присутствует ярко выраженный болевой синдром. Ситуация следующая: сейчас очень остро стои́т вопрос о необходимости проведения ряда процедур с целью предотвращения в будущем возможной беременности.

— То есть? — сухими губами тихо прошептала Ольга.

Это были первые слова, которые она произнесла за время, проведённое в больнице.

— Я не смогу забеременеть?

— Теоретически сможете. Проблема в другом. Существует огромная вероятность того, что вы не сможете выносить ребёнка после перенесённых травм. И не только не сможете выносить… Беременность может стать для вас очень опасным моментом, роковым. Потому я рекомендую вам дать согласие на медицинское вмешательство, и чем скорее, тем лучше.

— Я хочу подумать. Можно? — Ольга приняла решение сразу; точнее, сомнений у неё не было, и выбора не существовало, но она хотела потянуть время.

— Без проблем, пока вы находитесь здесь, под наблюдением наших коллег, — кивнул доктор и бросил быстрый взгляд на женшину-врача, которая в ответ нахмурилась. — Завтра, во время обхода, ваш лечащий врач Анатолий Егорович подойдёт к вам с необходимыми документами, и вы подпишете согласие. Думаю, сутки для принятия решения — это более, чем достаточно.

На следующий день Анатолий Егорович пришёл к Ольге позже, чем обычно, — видимо, после того, как обошёл всех. В руках у него была какая-то синяя папка. Открыв её, доктор вооружился ручкой и бодро заговорил:

— Давайте сначала внесём некоторую ясность в ситуацию.

— Давайте, — кивнула Ольга.

Её очень интересовали два вопроса. Первый: откуда в больнице известны её личные данные? Персонал обращался к ней по имени-отчеству, она не раз слышала. А ведь у неё забрали все личные вещи и документы, когда затолкали в машину около офиса. В то, что какой-то доброхот оставил документы рядом с ней там, куда её выбросили, Ольга не верила. А второй вопрос: где и как её нашли? Ведь предполагалось, что она не выживет. Хотя существовал ещё третий вопрос: почему не приходят представители правоохранительных органов и не задают Ольге вопросы? Ведь травмы её носят ярко выраженный криминальный характер. Где же милиция?

Неужели никому не интересно, что же с ней случилось? Нет, правду она бы и не рассказала, всё равно ей бы никто не поверил, — просто потому, что большинству людей удобнее такую правду не знать. Сказала бы, что затолкали в машину у офиса, прижали к лицу повязку со странным запахом, — и всё, дальше она ничего не помнит. Просто удивительно, что никто даже не интересуется.

— Вы помните ваши имя, фамилию, отчество и дату рождения? — осторожно спросил доктор.

— Помню, конечно, — попыталась улыбнуться Ольга. — Заварзина Ольга Викторовна, родилась восемнадцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Адрес свой я тоже прекрасно помню.

Ольга продиктовала домашний адрес и назвала место своей работы.

— Отлично, — видимо, сверившись с записями, лежащими в папке, доктор остался доволен. — А что с вами произошло, Ольга Викторовна? Помните?

Ага, вот и вопрос.

— Помню, как вышла из офиса вечером после работы, и какие-то люди затолкали меня в машину. Я даже не успела никого из них увидеть. Потом почувствовала какой-то тяжёлый химический запах, и… И очнулась уже здесь. Анатолий Егорович, а как я здесь оказалась? В Лодыгино, в больнице?

— Кто-то позвонил в двери приёмного покоя однажды вечером. Дежурная медсестра открыла и обнаружила вас лежащей на крыльце. После этого сразу приехала скорая с пострадавшими, а следом — ещё одна, и позже кинологам по следам ничего и никого обнаружить не удалось.

— Надо же, как интересно, — искренне удивилась Ольга. — Кто же меня спас? И не узнать…

— Ольга Викторовна, — доктор замялся. — Вы в курсе того, что были беременны? Просто срок ещё был очень ранний, меньше месяца.

— В курсе, — Ольга сжала зубы и прикрыла глаза.

— Простите, Ольга Викторовна, я понимаю, что вам тяжело об этом говорить, но…

— Я не подпишу согласие на медицинское вмешательство, Анатолий Егорович, — не открывая глаз, спокойно ответила Ольга.

— Ольга Викторовна…

— Я не подпишу согласие на медицинское вмешательство, — уже громче, раздельно, почти по слогам повторила Ольга. — Напишу отказ.

— Ольга Викторовна, вы должны быть в курсе возможных последствий. Очень возможных, Ольга Викторовна!

— Я всё прекрасно поняла вчера, Анатолий Егорович. Тот доктор, который приезжал из областной больницы, всё объяснил. Где и когда я могу написать отказ?

— Вот, хоть сейчас, — Анатолий Егорович положил синюю папку на тумбочку. — Давайте, помогу вам принять положение полусидя.

Доктор помог Ольге приподняться и облокотиться на спинку кровати. Садиться Ольге пока было категорически запрещено.

Ольга написала отказ, поставила подпись и число. Правда, она понятия не имела о том, какой сегодня день, и ей пришлось спрашивать у доктора. Оказалось, что она находится в больнице уже две с половиной недели.

— А там снег не лёг ещё? — спросила Ольга у Анатолия Егоровича и указала глазами на серое окно.

— Нет, — глядя на пациентку со смесью уважения, восхищения и бесконечного сочувствия, покачал головой доктор. — Тёплый ноябрь выдался.

— Терпеть не могу тёплый ноябрь, — улыбнулась Ольга. — Это худшее, что можно придумать в нашей полосе. Тёплый ноябрь — это неубиваемая грязь, серость, утро, похожее на вечер, и самые тёмные в году вечера, пока снег не выпадет. А с другой стороны, в этом году я даже рада такой погоде: может, я уже начну ходить к тому времени, когда ляжет постоянный снег, и я его увижу.

Однажды Ольга уснула днём, а когда проснулась, поняла вдруг, что впервые за последние три недели она проснулась, не ощущая боли. И ещё она сразу почувствовала чьё-то присутствие.

— Мама? — потрясённо пробормотала Ольга, открыв глаза. — Мамочка! Откуда ты здесь?

— Тссс, — мать поправила подушку и сползшее одеяло Ольги, а потом взяла руку Ольги и прижала ладонь к своему лицу. — Как же так, доченька?

Ольга увидела, что всё лицо у мамы в слезах. Сама она не плакала, даже от боли, безысходности и отчаяния.

— Всё уже хорошо, мама, жить буду. И жить буду долго, потому что у меня очень много дел. Обними меня, пожалуйста!

Мать, плача, наклонилась и прижалась к Ольге.

— Отец… Он так и не хочет ничего о тебе слышать, доченька, — прошептала мать.

— Я знаю, мам. И мне абсолютно всё равно. Я тоже не хочу слышать о нём. А ты носишь серьги, которые я подарила, и это самое главное.

— Я и цепочку с подвеской ношу, — всхлипнула мать. — Сразу стала носить, в тот же вечер надела, когда вы с Витей разругались. Как не носить? Это же ты подарила. А так, как ты, меня никто не любит. Прости, что я тогда обидела тебя…

— Да ладно, мам, какие обиды могут быть сейчас! Толик тоже тебя очень любит, внуки любят. А я тебе ещё подарю гарнитур, другой, с камушками. И кольцо с браслетом. Вот выберусь отсюда…

— Да и не надо мне, зачем тратиться? Не придумывай даже, — махнула рукой мать. — Сама скорее поправляйся.

Мать помолчала, будто собираясь с силами.

— Оленька, а ребёнок… — всё же нерешительно начала она.

— Ребёнок у меня обязательно будет, мама, не переживай и не слушай то, что тебе тут говорят.

— Ой, доченька, — опять всхлипнула мать. — Как земля-то носит таких извергов, подумать страшно. Надеюсь, найдут их и накажут. Ты-то как, совсем ничего не помнишь?

— Совсем ничего, мам, — Ольга погладила руку матери. — А наказаны они будут, даже не сомневайся. Получат своё в полной мере.

— Твои бы слова, доченька, — с сомнением пробормотала мать, но тут же встрепенулась. — Ой, чуть не забыла, дура старая!

Мать открыла сумку, с которой приехала, и начала доставать гостинцы. А потом достала маленький серебристый телефон и положила на тумбочку.

— Вот, это тебе. Он с номером. А у меня свой, и там… как это? Забит твой номер, вот. А у тебя — мой. Это чтобы мы могли созваниваться и переписываться с тобой.

— Откуда у тебя телефны, мама? Целых два?

Ольга прекрасно знала своих родителей, которые на стационарный-то телефон потратиться жалели, а тут два мобильника!

— Не велено говорить, Оля, и я не скажу, потому что слово дала, — отводя взгляд, потрясла головой мать. — Потом сама узнаешь.

— Ну ладно, — пожала плечами Ольга. — Раз уж ты слово дала, не буду выпытывать. Спасибо передай этому человеку.

…После этого случая мать навещала Ольгу ещё несколько раз, а созванивались и переписывались они ежедневно.

— Ну и что ты всё тут стои́шь, сердешная? — не выдержав, к Ольге подошла пожилая санитарка Галина Сергеевна. — С тех пор, как ходить тебе разрешили, всё у окна в коридоре обитаешь. Замёрзнешь, боюсь, застудишься. Нельзя тебе.

— У меня халат тёплый, Галина Сергеевна, — улыбнулась Ольга и поплотнее запахнула ворот на груди. — Мама привезла.

— Хорошая мама у тебя, добрая женщина и вежливая. Ты на неё похожа.

Чувствовалось, что Галине Сергеевне хочется поговорить, а Ольга и не была против.

— Это только внешне, Галина Сергеевна. По характеру мы с мамой разные совсем.

— Погоди-ка, я шалюшку для тебя принесу, — женщина бойко засеменила по коридору, и Ольга даже не успела отказаться.

Правда, стоять у большого окна, закутавшись в старую серую шаль, оказалось гораздо приятнее и комфортнее.

— Спасибо, Галина Сергеевна, — от души поблагодарила Ольга и подумала о том, что непременно вернётся в эту больницу с подарками для всех, кто был рядом с ней в прошедший месяц.

Самый тяжёлый месяц в её жизни. Послезавтра её выпишут отсюда и перевезут на скорой в областную больницу, в отделение неврозов. Анатолий Егорович настаивал на прохождении Ольгой курса лечения там, и в этом Ольга ему не перечила.

— А из милиции так ни разу ко мне и не пришли, — задумчиво пробормотала Ольга, глядя на медленно падающие крупные и частые хлопья снега.

Сегодня наконец-то пошёл снег! В начале декабря. Будто ждал, когда Ольга встанет.

— В первые-то два дня милицейские, можно сказать, жили тут, — пожала плечами Галина Сергеевна. — Всё ждали, когда ты в себя придёшь. А потом исчезли — как отрезало. Не знаю, почему. Может, с врачами и держат связь, а к тебе так и не появились.

— Ну не пришли и не пришли, — усмехнулась Ольга.

— А как преступников-то найдут, если у тебя даже не спросили ничего? — Галина Сергеевна бросила на Ольгу быстрый взгляд.

— Найдут, — заверила её Ольга. — Главное, что снег пошёл наконец-то. Посмотрите, весь мир белый.

— Начало декабря уж, а все будто и не подозревали, что снег вот-вот повалит, — горестно вздохнула Галина Сергеевна. — На машинах своих, или как говорят нынче, на тачках, носятся, будто угорелые. Сегодня привезли двоих, в аварию попали, отец и дочь взрослая, из города оба.

Ольга знала, что городом в Лодыгино называют областной центр, расположенный в сорока́ километрах от посёлка.

— Тут ведь у нас в одной из частей посёлка богатеи домов понастроили, и летают сюда по трассе на своих иномарках. Вот и эти ехали на праздник, на юбилей к кому-то сюда, в Лодыгино. Мать-то позже приехать собиралась, ближе к вечеру, и муж у девушки этой тоже занят был, позже хотел с тёщей приехать. Куда отец с дочерью так торопились, непонятно. На обгон пошли, и влетели в "КамАЗ". Дочка-то на месте погибла. Беременная была. А отца к нам привезли. Сейчас вот муж дочкин и мать приехали, решают вопросы с руководством больницы.

Ольга тяжело вздохнула, продолжая неотрывно смотреть на падающий снег. Жизнь идёт своим чередом, и далеко не ко всем она справедлива и добра.

Вдруг она увидела высокого темноволосого мужчину в чёрной куртке, спустившегося с крыльца административного корпуса, расположенного рядом. Дышать стало тяжело, и Ольга попыталась рассеять видение, однако глупо было заниматься самообманом: она ни с кем и никогда не сможет перепутать Глеба.

Глеб медленно прошёл к одной из скамеек, оставляя следы на нетронутом снежном ковре, и сел, не смахнув со скамейки снег. Упёрся локтями в колени, сцепил руки в замо́к и опустил голову.

— Вот он, муж-то девушки той. Бедный парень! В одночасье и жену, и нерождённого ребёнка потерял, — Галина Сергеевна провела ладонью по глазам и внимательно взглянула на Ольгу, которая смотрела на Глеба так, будто увидела привидение. — Ты знаешь его что ли? Смотришь так, и побелела вся.

— Нет, — покачала головой Ольга. — Понятия не имею, кто это. Впервые вижу.

Отвернувшись от окна, Ольга отдала шаль Галине Сергеевне и медленно побрела в палату.

Из отделения неврозов Ольгу выписали тридцатого декабря во второй половине дня. За время пребывания сначала в одной, а потом в другой больнице Ольга немного "обросла" пожитками, и теперь, стоя на крыльце, держала в руках два больших пакета с вещами.

Наверно, нужно вызвать такси. Только вот куда ехать? Домой, в свою квартиру, ехать категорически не хотелось. Почему-то Ольга даже не задумывалась о том, что рано или поздно её выпишут, и она останется один на один с реальностью.

Пока Ольга размышляла таким образом, к крыльцу медленно подъехал чёрный внедорожник с глухой тонировкой. У Ольги внезапно вспотела спина, а руки и ноги резко ослабели. Конечно, это был совсем другой внедорожник, не такой, в который её затолкали два месяца назад, но Ольга не смогла сразу справиться с реакцией.

К счастью, в этот момент двери машины открылись.

— Ты?! — удивлённо воскликнула Ольга.