Сидим на диване в раздевалке. Я сняла мокрое белье и чулки, собрала влажные волосы в пучок, стерла с лица остатки косметики и теперь, скорее всего, выгляжу очень странно в вечернем платье. Но мне абсолютно безразлично, как я выгляжу, и что думает обо мне этот тощий неряшливый полицейский с недовольным выражением на простоватом, покрытом прыщами лице.
Единственная задача сейчас — это поскорее отвезти Яра в больницу не допустив, чтоб он сказал и сделал перед этим что-то, что может потом ему хоть как-то навредить. Сейчас ведь все просто отлично, учитывая ситуацию. Свидетелей того, кто инициировал потасовку полно. Того, что все действия Яра были исключительно в целях самозащиты — тоже. Да и вообще мы здесь у себя дома, на своей территории, а они в гостях…
— Для дачи свидетельских показаний мой клиент прибудет после того, как получит необходимую медицинскую помощь, — с акцентом на слове «свидетельских» говорю полицейскому. — А теперь, если позволите, он отправится в больницу.
Яр недовольно выдыхает сквозь зубы. Бледный, как полотно с отекшим от ушибов разбитым лицом он полулежит на диване. Из одежды — брюки и полностью расстегнутая рубашка, обнажающая покрытый кровоподтеками торс. Мужчина, уставший настолько, что с первого взгляда кажется, будто остатки его сил уходят на то, чтоб держать глаза открытыми и фокусировать мутный взор. Со второго понятно, что это впечатление обманчиво. Один неправильный взгляд, не вовремя сказанное слово, и он готов подорваться на ноги и заставить горько пожалеть.
Полицейскому ничего не остается, кроме как «позволить». Это к другим есть претензии, это другим грозит как минимум утомительная волокита, как максимум — статья. Не нам. И не ближайшим нашим, благоразумно воздержавшимся от атаки и сопротивления полицейскому спецназу.
У Макса похоже все-таки сломан нос. Вадик выглядит целым, куда подевался Кабин не знаю. И хорошо, пусть лучше не попадается на глаза Яру. Тот и без того зол. Мужчинам в общем не нравится чувствовать себя разбитыми, они это переносят тяжелее женщин. А уж с характером Яра… Саня помятый, в порванной рубашке и угрюмый, но тоже с виду в норме.
Надеваю свое пальто, накидываю Яру на плечи его. Мужчина скованными движениями сует руки в рукава. Пошатывается, еле удерживая вертикальное положение. Обнимаю его за пояс, поддерживаю.
Заходит Кабин. Я едва сдерживаюсь, чтоб не выругаться. Чувствую, как каменеют мышцы Яра под моей рукой. Словно по мановению волшебной палочки невидимой доброй феи, решившей нам помочь, полицейский уходит. А что, делать ему тут больше нечего, а спать охота.
— Яр, ну слава богу, вы целы, — дергаясь выпаливает Кабин. — Потерял вас…
— Долго искал? — шипит в ответ Яр.
Вадик и Саша плавно подтягиваются к нам.
— Я не понимаю, какие у нас проблемы…
Он реально такой тупой или нарочно обостряет ситуацию?
— У нас? — от голоса Яра мороз по коже. — А могут быть? Есть причины для проблем?
Кабин бледнеет.
А Яр медленно растягивает разбитые губы в зловеще ледяной улыбке. А потом привлекает меня ближе и поворачивается к Максу.
— Вставай, балбес. На больничку отвезем. Хоть не зря поеду, а то моя невеста ведь не отвяжется. И вы тоже давайте, — это Сане с Вадиком. — Хочу быть уверен, что до свадьбы заживет.
— Ярослав, вы решили завершить спортивную карьеру потому, что хотите уйти непобежденным?
— Из-за чего началась драка в клетке? Будете ли вы предъявлять обвинения Агаеву?
Вопросы сыплются отовсюду, от них звенит в ушах. Вспышки фотоаппаратов ослепляют. От вида смартфонов, которые тычут чуть ли не прямо в лицо, уже тошнит. С помощью охраны мы с трудом пробираемся сквозь толпу обезумевших от предвкушения рейтингов журналистов, блогеров и прочих им подобных, которые сейчас нереально бесят. Да, я понимаю, такая у них работа. Но границы же должны быть.
— Ни слова не говори, — кажется, в сотый раз напоминает Яру Саша.
Пожалуй, если бы могли, то они помчались бы бегом за машинами. К счастью, в клинику никого из них совершенно точно не пустят — уровень.
Ругаясь в полголоса, Яр прижимает меня к себе. Втягивает носом запах волос, уткнувшись в них лицом.
— Голова мокрая, простудишься нафиг.
— Слегка влажная, не придумывай, — кончиками пальцев ласкаю его лицо, стараясь не задевать синяки и ссадины. Взгляд натыкается на сияющее на безымянном пальце кольцо.
Яр сделал мне предложение! Я выхожу за него замуж! А-а-а-а-а!
— Ты чего? — спрашивает мужчина, касаясь пальцами моих счастливо улыбающихся губ.
Качаю головой. Сую руку ему под пальто и рубашку, глажу по груди, накрываю ладонью колотящееся сердце.
— Кать, обязательно переться в больницу? У меня пара синяков. Поболят и пройдут, не впервой.
— Я полицейскому сказала, что мы поедем туда, Яр. Значит нужно так и сделать. Зачем самим создавать лишние проблемы? К тебе пока что нет претензий, полно свидетелей, что и как было, но все-таки… Никто не знает, что и как повернется при даче показаний, а на это я повлиять не могу. Да и вообще, мне нужны правильно составленные документы. У тебя рассечение, у Макса скорее всего сломан нос и мы обязательно…
— Напишем жалобу на организаторов поединка, потребуем возместить ущерб, вздрючим всех, кого сможем, чтоб просили пощады, — посмеиваясь, перебивает меня мужчина. — У моих бойцов будет охуенный адвокат.
У моих бойцов. Не у меня. Яр и правда уходит из клетки! Не будет изнурительных тренировок, тяжелых поединков, травм! Изнанка спорта, которую мало кто осознает, мало кто замечает, завидуя славе и деньгам. Вспоминаю, сколько раз Яр просто вырубался до ужина прямо в кухне, положив локти на стол, и я отводила его в спальню. У нас один из ящичков в гардеробной забит фиксаторами и стабилизаторами для суставов. А сколько раз я втихаря заменяла массажное масло разогревающей мазью, когда разминала скованные, уставшие мышцы? Читала его медицинскую карту. Два сотрясения, порванные связки, переломы ребер, запястья, носа…. А ведь это он — сильный, здоровый, талантливый. Двадцать восемь боев и двадцать шесть побед. Что тогда у других, у тех, кто ловил нокауты… Яр скорее умер бы, чем на что-то пожаловался или позволил мне увидеть, что ему тяжело или больно, но… Я же чувствую его. И именно поэтому все эти три месяца включалась в игру под названием «единственная сторона славы».
Вытаскиваю из сумки телефон. Ой, мамочки. Пятьдесят пропущенных вызовов. От мамы. Только потому, что папа сейчас в воздухе, летит с деловой встречи из Москвы через Минск.
— Мам…
— Катенька, девочка, слава богу! Что там с вами?
— Мам, да все нормально. Меня Яр из клетки быстро увел, да и спецназ почти сразу появился. Ты извини, что не брала трубку. Я звук на время боя отключила, а потом…
— Да не важно! Не важно! Не извиняйся! А как Ярослав?
— Нормально, — кошусь на него. — Вроде бы. Мы в больницу едем, чтоб убедиться.
— Позвонишь обязательно после обследований.
— Я утром позвоню, ложитесь спать, мам. Все у нас будет нормально.
— Ты думаешь, я усну? Я отцу твоему звонила, он недоступен! И куда только подевался как всегда не вовремя?
— Летит с деловой встречи. Даже хорошо, что он не в курсе. Мам, мы сами разобрались, правда. Не волнуйся ни о чем. Были бы какие-то проблемы, я бы рассказала. Ладно, мы уже к больнице приехали. Я наберу, хорошо?
— Обязательно позвони! Пока, дочка!
— Я эту их контору с землей сравняю, — орет в трубку папа, — что за организация безопасности?! Уровень подпольного боя? Так пусть их и организовывают!
— Па-ап, ну все хорошо же. Яр меня защитил. На мне ни царапины, честное слово!
— Яр…Я правильно понял, что он ушел из клетки и предложил тебе замуж? — смягчается папа.
— Да, пап, — выдыхаю, чувствуя, как пробудившиеся бабочки счастливо порхают в животе.
— То-то же. Но вообще надо бы меня спросить, а потом уже на всю страну, — в беззлобном отцовском ворчании я слышу огромное облегчение.
Его принцесса в порядке. У нее есть защитник и он позвал ее замуж, а не разбил сердце.
— Ну, па-апочка, — подыгрываю.
— Не папочкай! Вы мне весь мозг вынесли своими закидонами, ясно? Взрослые люди, а вечно пиздец какой-то с вами!
— Мы больше не будем, пап! Честно слово.
— Угу! Как там балбес этот?
— Не знаю пока, — всю уютную радость, навеянную папиным заботливым ворчанием, сносит ледяной вихрь страха за Яра. — Второй час уже у врачей. Таскают по кабинетам.
В этот момент появляется Яр. На скуле у него красуется стяжка. Выражение лица скучающее, в левой руке папка с заключениями.
— Вот он идет. Я позже наберу.
И отключаюсь, не дождавшись ответа. Вскакиваю на ноги.
— Вот, все что мог проверить — проверил. Страшнее синяков ничего не нашли, — Яр протягивает мне бумаги. — Теперь домой пустишь? Хочу тебя и спать.
Даю себя увести. В машине читаю заключения, игнорируя гуляющие по внутренней стороне бедра наглые мужские пальцы. Рассечение, множественные ушибы… Вроде бы и правда ничего серьезного. Облегченно выдыхаю.
Складываю листки обратно в папку.
— Нормально все со мной, Киткат, сама видишь. Успокаивайся.
Успокаивайся, ага. Однако, как ни странно у меня это получается. Думала, что не сомкну глаз, но, когда дома Яр сбрасывает одежду и валится в кровать, а я укладываюсь следом, засыпаю у него на плече почти сразу после того, как вырубается сам Яр.
Просыпаюсь в девять утра. Резко, словно от толчка. Приснилось что-то страшное, к счастью, я не могу вспомнить, что именно.
Яр еще крепко спит. Касаюсь его лба, тот вроде бы не горячий. Прислушиваюсь к медленному и глубокому дыханию. Тихонько глажу по волосам, едва касаясь кончиками пальцев густых шелковистых прядей.
Встаю, привожу себя в порядок. Готовлю завтрак, глядя в кухонное окно на залитый осенним солнцем город. Это первое мое утро в роли невесты Яра. Вчерашний день, которого я так боялась, прошел и больше не вернется. Мы справились. Я и Яр, каждый по-своему, но вместе. Счастье расцветает внутри, переполняет меня. Кажется, что мир вокруг сияет так же, как бриллиант в обручальном кольце.