Мы вышли из такси, и я невольно залюбовалась фасадом дома. Высокий, строгий, с идеально отполированными стеклянными дверями, он, казалось, буквально воплощал московский шик. Владислав обошёл машину, чтобы открыть мне дверь. Его галантность меня и забавляла, и трогала одновременно. Кто сейчас так делает? Но ему, похоже, нравилось.
— Ты всегда так стараешься? — спросила я.
Мы подошли к стеклянным дверям, и я почувствовала, как он слегка коснулся моего локтя, словно бы невзначай, но очень уверенно. Лифт оказался почти зеркальным, мягко подсвеченным золотистым светом. Владислав нажал на кнопку, и кабина мягко тронулась вверх.
Он сделал шаг ближе, и сердце у меня будто стало глухо постукивать в такт движению лифта.
— Здесь так тихо, — прошептала я.
— Да, здесь тихо… — прежде чем я успела ответить, я ощутила мягкое прикосновение его губ. Его рука легла мне на спину, я почувствовала, как лифт останавливается, но дверь откылась не сразу — на самом деле это была пауза, созданная системой безопасности еще раз сканировавшей какие-то только ей известные параметры, но я подумала что лифт остановился по велению моего сердца, чтобы немного продлить этот момент.
— Ты всегда так задерживаешь своих гостей в лифте? — спросила я.
— У меня редко бывают гости, — ответил он спокойно, но в его голосе чувствовалась какая-то особая откровенность, от которой моё сердце стало биться чаще.
Мы подошли к его двери, и я заметила, как он достаёт ключ. Настоящий, старомодный, металлический ключ. Я не смогла удержаться:
— Ключ? Сейчас же модно всякие сканеры, датчики лица, голосовые команды. Или я что-то пропустила?
Он улыбнулся, вставляя ключ в замок.
— Всё это здесь есть, — ответил он, повернув ключ. — Умные системы срабатывают ещё на этапе, когда машина подъезжает к дому. Лифт узнаёт владельца по лицу, а двери защищены несколькими уровнями защиты. Просто эти детали не бросаются в глаза.
— Но зачем тогда ключ? — я не смогла скрыть любопытства.
Он слегка повернулся ко мне, его голос стал тише.
— Ключ — это символ. Иногда хочется оставить что-то простое и старомодное.
— Это замечательно. Прямо как ты, — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.
Я шагнула внутрь, и первое, что меня поразило, — это огромное панорамное окно. Прямо передо мной открывался вид на сталинскую высотку — мощную, величественную, с чёткими линиями и строгими формами, которые невозможно было не заметить. В этом здании чувствовалась история, основательность и какой-то особенный дух прошлого, который невозможно подделать.
Но ещё больше впечатляло то, что открывалось за высоткой. Огни ночной Москвы, будто россыпь звёзд, уходили в бесконечность. Потоки машин, светящиеся окна других домов, далёкие силуэты города — всё это создавалось впечатление, что за этим окном лежит целая вселенная.
— Этот вид — настоящая фишка квартиры, — сказал он, скрестив руки на груди и улыбаясь. — Глядя на эту высотку, я всегда вспоминаю «Марш энтузиастов». Знаешь, эту песню: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна учёных»… как будто звучит в пространстве каждый раз, когда я смотрю на неё.
— А как же сумрачные моменты истории? — спросила я, всё ещё улыбаясь, но с долей серьёзности. — Неужели они не давят, когда смотришь на такие здания?
Но он знал, что сказать, чтобы рассеять любые сомнения.
— В любом великом свершении всегда есть свои тени, — сказал он, подойдя ближе. — Но ведь не тени создают величие, правда? Всё, что мы видим, — это результат стремлений, мечты, веры в будущее. А тени… Они лишь делают свет ярче.
— Ты действительно похож на того героя из «страны мечтателей», — сказала я.
Он рассмеялся: — А ты, значит, готова стать героиней?
Комната была просторной, но не нагруженной мебелью. Большой серый диван, слегка помятый, явно знал, что такое одинокие вечера с ноутбуком или книгой. На одном из кресел, стоящем ближе к окну, валялись носки. Я заметила их сразу, но, к своему удивлению, это вызвало у меня не раздражение, а улыбку. Особенно на фоне величественного здания в панорамном окне. Владислав тоже их заметил — стремительно схватил и, слегка покраснев, засунул куда-то за спинку кресла.
— Извиняюсь, — пробормотал он, совершенно несвойственным ему тоном. — Я нечасто принимаю гостей.
— Не переживай, — отозвалась я, всё ещё улыбаясь. — Если бы ты видел, что временами творится у меня дома!
Он посмотрел на меня, явно обдумывая, стоит ли пошутить, но решил оставить эту мысль при себе.
На невысоком деревянном столике, стоящем у окна, лежало несколько предметов, которые сразу привлекли моё внимание. Керамическая статуэтка, покрытая мельчайшими трещинами глазури, изображала танцующую пару. Рядом стоял небольшой глобус на деревянной подставке, на котором почти стёрлись очертания стран. И ещё там была старая серебряная зажигалка с гравировкой, которую он, судя по всему, давно не использовал, но не выбросил.
На полу возле дивана валялась пара книг и несколько листков с рукописными заметками. На кухонной стойке стояла недопитая чашка кофе. Общая картина говорила о том, что квартира видела хозяина не так уж часто.
— У тебя тут уютно, — сказала я, пытаясь представить, как он проводит время в этом пространстве.
— Да, наверное. Но хватит говорить, — произнёс он, чуть хрипловато, и в его голосе звучало что-то, от чего у меня по спине пробежали мурашки.
Прежде чем я успела что-то ответить, он наклонился ко мне и обнял, притягивая ближе. Его руки обхватили меня с такой уверенностью, будто это было самое естественное действие в мире. В этот момент все слова, все мысли потеряли смысл.
Его поцелуй был горячим, страстным, но в то же время удивительно нежным. Я почувствовала, как его ладони мягко скользнули по моей спине, притягивая меня ближе. Скользнули по талии, по бедрам, проникли под ткань платья… Мы словно растворились друг в друге, забыв обо всём, что окружало нас.
Его дыхание стало чуть быстрее, я ощутила, как он крепче сжимает меня, и моя собственная голова закружилась от этого головокружительного вихря эмоций. Его губы находили мои снова и снова, пока я не поняла, что больше не могу стоять.
Владислав, словно почувствовав это, мягко, но уверенно увлёк меня — и вот мы уже валяемся на диване. Я утонула в его объятиях, ощущая, как его близость наполняет пространство чем-то совсем новым, неожиданным, но таким желанным. Это было не просто физическое влечение, а гораздо больше.
Всё происходило с какой-то удивительной естественностью, как если бы мы наконец нашли то, чего давно искали. Его движения были плавными, но уверенными, каждый жест говорил больше, чем любые слова. Одежда полетела на пол, на кресло, мы были как Адам и Ева в райском саду до грехопадения. Но в этом не было никакого порока, был лишь экстаз, была лишь неописуемая радость единения, и в этом единении не было места сомнениям, только безусловное доверие и стремление быть ближе, стать единым целым.
Я почувствовала, как он слегка отстранился, чтобы посмотреть на меня. Его глаза были тёплыми, а в уголках губ играла лёгкая, почти мальчишеская улыбка.
Он смотрел на меня так, будто видел что-то, что боялся упустить, что-то ценное и редкое. Его взгляд обжигал, но не заставлял отступить. Напротив, я почувствовала, как исчезают последние границы, и всё, что оставалось, — это я и он. Когда он потянулся ко мне, время будто замедлилось. Я чувствовала каждое движение, каждое прикосновение, и это наполняло меня странным, почти пьянящим чувством.
Его руки, такие тёплые и уверенные, скользнули по моей талии, а затем чуть сжали мои плечи. Он коснулся моего лица так бережно, будто боялся спугнуть, и я в ответ провела пальцами по его щеке. Взгляд стал ещё более глубоким, а дыхание — медленным и тяжёлым. Его губы накрыли мои, и я утонула в этом поцелуе, который был полон желания и обещания.
Его движения были плавными, но решительными. Он обнимал меня так, что я чувствовала себя защищённой и желанной одновременно. Его пальцы изучали мою кожу, находя каждую линию, каждый изгиб, будто он пытался запомнить всё. Я отдалась этому ощущению, чувствуя, как всё вокруг теряет значение.
Когда наши тела соединились, это было как будто волна, нежно накрывшая меня. Не было резкости или суеты — только гармония, чувство, что это именно то, что должно было случиться. Его тепло проникало в меня, будто соединяя нас не только физически, но и на каком-то глубоком уровне. В этот момент я поняла, что между нами исчезли все барьеры. Это было больше, чем просто близость — это был обмен душами, эмоциями, чем-то настолько большим, что я даже не могла описать это словами.
Он двигался с такой чуткостью, что я чувствовала, как каждый его жест был для меня. Его глаза, всё ещё смотревшие на меня, говорили больше, чем могли бы любые слова. В этом взгляде было всё: страсть, нежность, желание быть ближе. Я почувствовала, как он чуть наклонился ко мне, прошептал моё имя — и от этого моя голова закружилась ещё сильнее.
Каждое прикосновение становилось глубже, а я чувствовала, как мои собственные эмоции переполняют меня. Мы двигались как единое целое, будто наши тела давно знали этот ритм. Словно это был танец, в котором не было ни начала, ни конца, только бесконечное соединение двух душ.
Этот момент был не только о страсти. Он был о доверии, о том, чтобы позволить кому-то быть настолько близко, что больше ничего не имеет значения. Это была не просто связь тел — это было что-то большее, что-то, что оставалось даже после того, как всё вокруг снова затихло.
Когда всё завершилось, мы остались лежать, всё ещё держа друг друга. Его руки крепко обнимали меня, а я прижалась к его груди, слушая, как его сердце бьётся в унисон с моим.
Владислав присел, облокотился на спинку дивана, и на кивнул на столик с разбросанными безделушками.
— Знаешь, я практически здесь не бываю. По сути, квартира для меня — это место, где можно переночевать и иногда выпить чашку кофе перед очередным забегом. Но при этом… Мне всё равно хочется, чтобы тут было хоть что-то своё. Какие-то мелочи, которые делают это место чуть более… настоящим, что ли.
Он кивнул на статуэтку на столике — изящную, старую, с мелкими трещинками на глазури.
— Вот это, например. Эту пару я привёз из Праги. Видел её в витрине маленькой лавочки. Старичок-продавец рассказал, что это старинная работа какого-то неизвестного мастера. Смешно, правда? Неизвестного, но, как оказалось, эта вещь попала мне в руки, и я не смог пройти мимо. Тогда я подумал, что она чем-то похожа на меня: треснувшая, не совсем идеальная, но всё ещё живая.
Он улыбнулся, наклоняясь вперёд и чуть коснувшись глобуса пальцами.
— А это… Это ещё смешнее. Этот глобус я купил лет пять назад на блошином рынке в Лондоне. Он совсем стертый, как видишь. Почти ничего не осталось. Но меня зацепило то, как он выглядел: будто он видел гораздо больше мест, чем я. Я подумал тогда, что этот старый глобус может вдохновить меня на что-то новое, на путешествия, которые пока только в мечтах.
Его рука скользнула к старой серебряной зажигалке.
— А вот это — подарок моего деда. Он подарил её мне, когда я только поступил в университет. Сказал, что это не просто вещь, а напоминание: огонь — это не только тепло, но и сила, которая может разрушать или создавать. Сам я уже давно не курю, да и дед давно ушёл… Это часть того, что держит меня на земле, когда кажется, что всё вот-вот рухнет.
Он выдохнул и повернулся ко мне, его взгляд стал чуть серьёзнее.
— Кто-то может сказать, что это всего лишь мелочи, безделушки, — продолжил он. — Но для меня они — напоминания о людях, о местах, о моментах, которые хочется сохранить. И, может быть, я не так уж часто возвращаюсь сюда, но, когда возвращаюсь, эти вещи дают мне ощущение, что это не просто конура. Не дом, конечно, но… место, где я могу быть собой. Хотя бы ненадолго.
Я слушала его, не перебивая. Эти простые вещи, о которых он говорил с такой теплотой, словно открывали совершенно новую сторону Владислава. Ту, которую он, похоже, редко показывал.
Владислав приподнялся на локте и слегка провел ладонью по моим волосам. Так обычно гладят детей, чтобы они быстрее засыпали. Похоже, как будто он решил рассказать мне сказку на ночь…
— Знаешь, — начал он, его голос был низким и чуть хрипловатым, — когда я только переехал в Москву, у меня была привычка коллекционировать странные сувениры.
Его голос, такой ровный и спокойный, обволакивал меня, убаюкивал и я даже подумала, что вот-вот засну. Но сделала усилие и продолжила улавливать смысл того, что он хотел донести до меня.
— Например, у меня до сих пор где-то хранится билет на автобус в аэропорт, — продолжил он. — Я тогда решил, что раз улетаю в Москву, то обязательно возьму его как символ перемен. Старый, мятый бумажный билет. Но мне он казался чем-то важным, как талисман. Ну и всякое тому подобное. Разглядывал их, рефлексировал и находил в этом удовольствие. Набрал такого барахла мешок. А потом понял, что тяготит — взял и выбросил. И как-то сразу жить проще стало.
Я улыбнулась, глядя в окно, где мерцали огни ночной Москвы. Веки наливались тяжестью. Бороться с этим было бесполезно.
— А потом, — продолжил он, — я почему-то купил резиновую уточку. Сам не знаю зачем. Увидел её в магазине перед каким-то скучным корпоративным мероприятием и решил, что она мне нужна. Теперь она где-то валяется в ванной. Иногда смотрю на неё и думаю: это же я, правда? Уточка, плывущая по течению, но всегда улыбающаяся.
Я засмеялась, но мой смех вышел тихим и ленивым. Он замолчал на мгновение, а потом добавил:
— Но я не всё выкинул. У меня есть коробка с камнями. Я их собирал, когда был ребёнком. Они все одинаковые, ничего особенного: какие-то гладкие, какие-то с острыми краями. Но каждый раз, когда я их вижу, мне кажется, что это напоминание: мир состоит из простых вещей.
Его голос звучал всё дальше.
— Владислав, ты можешь рассказывать бесконечно, — пробормотала я, чувствуя, как слова начинают путаться в моей голове.
— Хорошо, — отозвался он, усмехнувшись. — Тогда я тебе расскажу о своём первом велосипеде… А ты если хочешь спать, спи.
Его голос стал туманным, словно он сам уже где-то между сном и явью, но мне хватило нескольких минут, чтобы полностью расслабиться и провалиться в сон.
Я проснулась от мягкого света, который пробивался сквозь панорамное окно. Москва за стеклом уже жила своей жизнью, но здесь, в этой квартире, всё казалось таким тихим и спокойным, будто время замерло.
Владислав лежал рядом, его дыхание было ровным, и я не могла удержаться от того, чтобы внимательно разглядеть его. Его лицо сейчас казалось абсолютно безмятежным. Но вместе с теплотой внутри меня начало просыпаться и другое чувство — сомнение.
Я тихо поднялась с дивана, стараясь не потревожить его, и подошла к окну. Вид был всё таким же завораживающим, но теперь он не казался таким бесконечным. В моей голове вихрем проносились мысли: что теперь? Как всё это повлияет на мою работу, на моё место в компании? Что подумают коллеги, если узнают? А если Владислав…
— Не думай так громко, — раздался его голос.
Я обернулась и увидела, что он уже сидит, лениво потягиваясь. Его глаза были спокойными, но в них читалась та самая проницательность, которая всегда ставила меня в тупик.
— О чём ты? — попыталась я уйти от прямого ответа, но голос выдал меня.
— Ну ты же думаешь о нас, — сказал он без обиняков, и я почувствовала, как внутри всё напряглось. — О том, как это изменит твою жизнь в «МагикМедиа», так?
Я отвела взгляд, чувствуя, как моё лицо становится горячим.
— Владислав, ты же понимаешь… Это может быть… неправильно. Если кто-то узнает…
Он поднялся с дивана и подошёл ко мне. Его взгляд был серьёзным, но в нём не было ни капли осуждения.
— Ольга, послушай, — его голос стал мягче, но уверенность в нём не исчезла. — Я знаю, что ты боишься. Думаешь, я этого не понимаю? Но я никогда не позволю, чтобы это каким-то образом повредило тебе. Ты заслужила своё место в компании, и это никак не связано с нашей близостью.
— Но слухи… Коллеги… — начала я, но он перебил меня.
— Забудь о них, — Владислав подошёл ближе, его руки мягко легли мне на плечи. — Ты боишься, что люди будут говорить, но люди всегда говорят. Это их природа. И я не позволю, чтобы их слова или их мнение как-то повлияли на тебя.
Я посмотрела на него, пытаясь понять, насколько он серьёзен. Его взгляд был твёрдым, но в то же время в нём была искренность, которая заставила меня замереть.
— Ольга, если потребуется, я защищу тебя.
— Ты не можешь контролировать всё, — возразила я, но голос мой дрогнул.
Он чуть улыбнулся, но эта улыбка была грустной.
— Возможно. Но я могу контролировать то, что важно для меня. А ты, Ольга… ты важна.
— Владислав, — решила я несколько разрядить напряженный романтизм ситуации, — а ты слыхал анекдоты про любовниц шефа?
Он слегка удивился, но уголки его губ тут же дрогнули в улыбке.
— Про любовниц шефа? Это на что-то намекает?
— Пока что — нет, — парировала я, усмехнувшись. — Но кто знает, как всё повернётся?
— Ну расскажи, раз заговорила.
— Ладно, слушай. Значит, приходит секретарша к шефу и говорит: «Иван Петрович, ваш сын опять играет в песочнице с моим сыном». Шеф отрывается от бумаг и говорит: «Вы меня извините, но у нас компания большая, я же не могу знать всех своих детей по имени».
Владислав рассмеялся, прикрывая рот рукой, и по его глазам я видела, что шутка попала в цель.
— У тебя ведь тоже большая компания? А вот ещё: приходит любовница к своему шефу в кабинет, вся такая взволнованная, и говорит: "Шеф, у меня две новости — одна хорошая, другая плохая. С какой начать?" Шеф задумался и говорит: "Начинай с хорошей". А она ему: "Хорошая — я беременна". Шеф побледнел и шепчет: "А какая же тогда плохая?" А она, с широкой улыбкой: "Это не от тебя, но не говори об этом своему шефу!"
— У тебя прям тематическая подборка. Ещё знаешь?
— А вот: шеф возвращается из командировки, открывает дверь кабинета, а там его любовница с каким-то мужиком трахается. Шеф кричит: «Что за безобразие? Я вообще-то думал, что ты только со мной спишь!» А она спокойно так отвечает: «Иван Петрович, ну не могу же я все яйца в одну корзину класть!»
Владислав рассмеялся, чуть качая головой, и даже хлопнул себя по колену.
— Анекдот так себе, — сказал он, ухмыляясь. — Но рассказываешь ты его хорошо. У тебя талант, Ольга.
— А чего же ты так ржал, если так себе? Стесняешься? Ну, если в «МагикМедиа» что-то пойдёт не так, уйду в стендап, — парировала я, с трудом удерживая серьёзное выражение лица.
— Ну да, наверное стесняюсь. Если уйдешь в стендап, стану твоим самым преданным зрителем, — добавил он, всё ещё смеясь. — Хотя, боюсь, если кто-то из коллег услышит твои анекдоты, в офисе начнут неправильно коситься.
— Пусть косятся, — пожала я плечами. — Главное, чтобы ты косился правильно.
Он снова рассмеялся, но уже тише, и притянул меня ближе, заваливая обратно в горизонтальное положение.
— Мне плевать, Ольга. На них. На их мнения. Единственное, что меня сейчас волнует, — это то, чтобы ты была здесь, рядом со мной. И если когда-то кто-то посмеет усомниться в тебе или в твоей ценности для компании, он горько пожалеет об этом.
Он умел убеждать.
— Ты такой… прямолинейный, — сказала я, улыбнувшись, чтобы разрядить. — Это приятно. Но ты сам… не усомнишься? Или если усомнишься — пожалеешь?
— Не пожалею. Потому что не усомнюсь. А ты — невероятная, — ответил он, чуть приподнявшись, чтобы мягко коснуться губами моего виска. — Как насчёт завтрака? Я не самый искусный повар, но яичницу и кофе могу приготовить.
— Звучит прекрасно, — ответила я.
На кухне царила лёгкая неразбериха: несколько пустых тарелок стояли на столе, рядом лежала открытая пачка кофе. Владислав начал хлопотать у плиты, а я решила помочь, собирая посуду и убирая со стола.
— Ты уверен, что не хочешь моей помощи? — спросила я, наблюдая, как он ловко разбивает яйца на сковородку.
— Абсолютно, — ответил он с улыбкой. — Садись, всё будет готово через минуту.
Я присела за стол, разглядывая кухню. Она была простой, но уютной. На холодильнике — магнитики из разных городов, и это показалось мне забавным.
— Ты собираешь магниты? — поинтересовалась я, кивая в сторону холодильника.
Он оглянулся и усмехнулся.
— Можно и так сказать. Это больше сувениры из командировок. Маленькие напоминания о том, где я побывал.
— А какой твой любимый город? — продолжила я разговор.
— Сложный вопрос, — задумался он, выкладывая яичницу на тарелки. — У каждого города своя атмосфера. Но, пожалуй, мне нравится Барселона. Там особенное сочетание истории и современности.
Он поставил передо мной тарелку с аппетитной яичницей и кружку ароматного кофе.
— Спасибо, — поблагодарила я, наслаждаясь запахом. — Выглядит отлично.
— Приятного аппетита, — сказал он, садясь напротив.
Мы завтракали, беседуя о путешествиях, любимых местах и мечтах. Я рассказала ему о том, как мечтаю посетить Японию, погрузиться в её культуру и традиции. Он поделился историями о своих поездках в Европу, забавных случаях и интересных встречах.
— Знаешь, — сказал он, отставляя кружку, — сегодня прекрасный день, чтобы прогуляться. Что скажешь о том, чтобы провести его вместе?
— Отличная идея, — согласилась я. — У тебя есть предложения?
— Можем сходить в парк Горького. Знаешь там «Гараж»? В нем проходит выставка очередных очень модных художников. Или прокатимся за город, подышим свежим воздухом.
Я задумалась на секунду.
— Давай начнём с парка, а там посмотрим, куда нас занесёт. Очень модные художники звучит заманчиво!
— Согласен, — кивнул он. — Тогда собираемся и выдвигаемся.