Не могу забыть

7

— Ты жаловалась на головную боль, — прервал ее мысли Брет. — Не полегчало?

— Нет.

Он открыл левую дверь. В щели блеснул розовый кафель. Через секунду Брет вернулся со стаканом воды, двумя таблетками и вложил их в ладонь Моны.

— Вот, прими. Это поможет.

Мона сунула их в рот и запила водой, но таблетки упорно не лезли в горло. Она содрогнулась от горького вкуса во рту.

— Все в порядке? — спросил Брет.

— Да, спасибо, — выдавила она.

— Тогда я ненадолго оставлю тебя. Десяти минут хватит? Если хочешь переодеться, в сумке смена одежды. — Мона, не желавшая мириться с ситуацией, была готова отказаться, но тут Брет посмотрел на низкий вырез ее платья и добавил — Лично я предпочел бы, чтобы ты осталась в чем есть. — С этими словами он закрыл за собой дверь. Ни замка, ни задвижки в комнате не было, так что запереться она не могла. А забаррикадировать дверь было нечем.

Мона быстро подошла к окну, распахнула его и выглянула наружу. Отсюда было легко перебраться на наклонную крышу террасы, но, судя по состоянию, она не выдержала бы ее веса. Если крыша проломится, будет только хуже. Следует поискать другой способ бегства…

Но сначала нужно надеть что-нибудь более удобное, чем вечернее платье до лодыжек. Впрочем, после провокационной реплики Брета она сделала бы это в любом случае… Может, на это он и рассчитывал? Открыв сумку, она нашла несколько комплектов нарядного нижнего белья, хорошо сшитые белые джинсы, юбку на пуговицах, две шелковые блузки, легкий кашемировый свитер и пару сандалий. Кроме того, там были ночная сорочка, халат и туалетный набор со всем, что ей могло понадобиться.

Брет оказался очень предусмотрительным. Эта предусмотрительность лишний раз доказывает, что похищение было тщательно спланировано им.

Дрожа всем телом, Мона сняла с себя платье, нижнее белье, а заодно и серебряную цепочку, решив, что носить ее слишком рискованно. Она завернула цепочку в одну из блузок, осторожно положила ее на самое дно сумки и быстро приняла душ.

Спустя десять минут Мона надела джинсы, оставшуюся блузку, сандалии на плоской подошве и быстро спустилась по скрипучим ступенькам.

Брета нигде не было. Выход находился в двух шагах.

Мона взялась за ручку, но здравый смысл подсказал ей, что бежать бесполезно. Выйдя из сада, она окажется в бескрайнем картофельном поле, где ее легко будет заметить даже в темноте.

Брет сядет в «мерседес» и сразу догонит ее. Если только она не завладеет машиной сама.

На дорогах в это время пустынно. Нужно добраться до «Голубой лагуны» раньше, чем Рик обнаружит ее исчезновение; тогда можно будет притвориться, что ничего не было.

Немного подумав, она вспомнила, что Брет положил ключи от машины в карман пиджака, а пиджак остался там, где он его бросил. То есть на стуле.

Затаив дыхание, она вынула ключи, снова повернулась к двери… и застыла на месте. Цепочка! Серебряная цепочка осталась в сумке!

Что делать? Тихонько подняться назад и забрать ее? Риск слишком велик. Но уехать без нее невозможно… Если Брет обнаружит украшение, то сделает свои выводы и постарается вновь отнять ее у Рика.

Зажав ключи в ладони, она направилась к лестнице и тут услышала за спиной голос своего тюремщика.

— Что, передумала?

Мона вздрогнула и повернулась к нему лицом. Брет стоял в проеме кухни. На нем были легкие брюки, рубашка с расстегнутым воротником и кроссовки.

— Дай сюда. — Он протянул руку.

Мона неохотно вернула ключи, и Брет сунул их в карман брюк.

Должно быть, тут имеется еще одна ванная. Волосы Брета были влажными, и, кроме того, он успел побриться.

Она невольно залюбовалась его красиво очерченными губами и волнующей ямочкой на решительном подбородке.

Словно отвечая на ее мысли, Брет провел тонкими пальцами по гладко выбритой челюсти и небрежно заметил:

— Щетина может повредить твою безукоризненную кожу.

Когда Мона смущенно опустила глаза, довольный Брет посторонился и пропустил ее на кухню.

На первый взгляд это была обычная деревенская кухня с каменным полом, огромной черной плитой и гладко выскобленным деревянным столом. Однако вскоре удивленная Мона заметила множество современных приспособлений.

Брет открыл холодильник и достал оттуда большую ярко раскрашенную коробку.

— Как ты относишься к пицце? Разогреть ее — минутное дело.

— Я не голодна.

— Ты что-нибудь ела после ланча?

— Нет, — равнодушно призналась Мона. После аварии у нее испортился аппетит.

— Морить тебя голодом я не собираюсь. Поэтому доставь мне удовольствие и поешь. — Когда Мона слабо покачала головой, он сказал: — Ну что ж, если ты действительно не голодна, тогда пойдем спать.

От этих слов ее бросило в дрожь. Она с трудом проглотила слюну.

Брет поднял темную бровь.

— Ну что?

— Предпочитаю пиццу.

— Не слишком лестно, но очень разумно. Ты похудела сильнее, чем мне казалось. Я покупал тебе одежду на прежний размер, но теперь вижу, что она велика.

Мона вспомнила, в какой гнев пришел Брет, когда Рик купил ей костюм, но удержалась от колкого замечания.

Брет, по-прежнему безошибочно читавший ее мысли, мрачно заметил.

— На этот раз все было правильно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что вечернее платье не лучшая одежда для похищения.

Когда Мона закусила губу и погрузилась в молчание, он пожал плечами и начал готовить. Сбрызнув салат маслом и сунув пиццу в духовку, он предложил:

— Давай выпьем чего-нибудь. Что ты предпочитаешь?

Мона хотела отказаться, но решила, что мучиться от жажды нет никакого смысла.

— Фруктовый сок, пожалуйста.

Он наполнил два высоких стакана, добавил лед и протянул один стакан ей. Затем открыл заднюю дверь и вывел ее наружу.

— Давай-ка посидим и полюбуемся пейзажем при луне.

Перила старой деревянной террасы были обвиты виноградной лозой и шиповником. По обе стороны двери стояли торшеры; кроме того, здесь были стол, стулья и кресло-качалка.

Мона повернулась к стулу с прямой спинкой, но Брет взял ее под руку, усадил в качалку и сел рядом.

— Так удобнее.

Он не стал включать торшеры. Террасу заливал серебристый свет луны. Было тепло и безветренно. Воздух был наполнен ароматами цветов и трав. Какое-то, время они сидели молча и пили сок. Потом Брет обернулся к Моне и спросил:

— Как голова?

— Спасибо, лучше, — чопорно ответила она. Когда настала пауза, Брет решил, что нужно продолжить светскую беседу, и небрежно спросил:

— Что скажешь о моем новом доме?

В других обстоятельствах ей здесь понравилось бы, но сейчас это была всего лишь новая тюрьма. Сначала Мона решила не отвечать, но усугублять ситуацию было не в ее интересах.

— Странный выбор, — равнодушно ответила она.

— Мне был нужен дом на Лонг-Бранче, недалеко от моря и в то же время подальше от «Голубой лагуны», где слишком много людей, ухоженных газонов и бассейнов. Такие дома, имеющие овое лицо, являются самыми лакомыми кусочками на всем острове. Они дороже, но, на мой взгляд, куда красивее современных построек. Когда недавно этот дом поступил на рынок, я решил взглянуть на него. Влюбился с первого взгляда и купил.

— Для романтических уик-эндов? — вырвалось у нее. Поняв, что сказала глупость, Мона быстро добавила: — Кажется, ты сам использовал это слово…

— А что, разве тут недостаточно романтично? Лунный свет, дикие розы, дыхание истории… — Он прервал фразу и вздохнул. — Ладно, пора есть. Наверное, пицца уже готова.

Когда он вернулся с металлическим подносом, Мона успела пересесть к столу. Брет одобрительно кивнул.

— Похоже, я тебя напугал. Решила поесть? Вот и молодец.

— Напугал? Еще чего! — вздернув подбородок, солгала она. Он усмехнулся. Поняв, что Брет не верит ни единому ее слову, Мона твердо добавила: — Кажется, я все-таки проголодалась.

— Вот и отлично.

Брет положил на ее тарелку половину пиццы, щедрую порцию салата и наполнил бокалы красным вином.

Мона молча взяла нож и вилку, сунула кусочек в рот и тут же поняла, что, сама того не желая, сказала правду.

Когда они воздали должное еде, Брет поднял бокал и произнес тост:

— За Кларис, благодаря которой это стало возможным. — Видя, что Мона поджала губы и поставила бокал на стол, он тихо сказал: — Не сердись на нее. Кларис сделала это ради твоей пользы. Она считает, что так нужно.

— Она ошиблась! Ей следует думать о Рике.

— Скоро ты убедишься, что так оно и есть. Представь себе, что твой любимый, но упрямый ребенок носит в кармане вещь, способную причинить ему вред…

— Я могу причинить Рику вред только одним: уехав с другим мужчиной и бросив его в нужде.

— Похоже, она думает по-другому. Он уже имеет опыт неудачного брака. Что будет, если он снова женится на женщине, которую на самом деле вовсе не любит и которая не любит его?

— Но он любит меня.

— Это страсть, мания, что угодно, но только не любовь. Если бы это была любовь, привязан-ность или хотя бы просто взаимная приязнь, у такого брака были бы хоть какие-то шансы на успех. Мания рано или поздно пройдет, а что останется? Ничего, кроме пустоты…

Он говорил с жаром и убеждением, и Мона была вынуждена согласиться с ним.

И все же это ничего не меняет. Какое бы чувство к ней ни испытывал Рик, пока оно не умрет, она не сможет уйти от него. Пока он будет желать этого, она останется с ним.

Наступила долгая пауза. Мона сидела неподвижно как мраморная статуя.

Не сводя с нее глаз, Брет негромко сказал:

— Готов поклясться, что ты согласна со мной.

— Согласна.

Когда Брет продолжил, в его голосе прозвучала странная нотка:

— Но это ничего не меняет?

— Не меняет.

Не в силах усидеть на месте, он поднялся и начал расхаживать взад и вперед.

— У тебя еще есть время отвезти меня обратно, — негромко предложила она.

— Я так легко не сдаюсь… Что ж, если ты наелась, я сварю кофе, — блеснул зубами Брет в волчьей улыбке. Он поставил посуду на поднос и отнес в дом. Тем временем Мона молча рассматривала сад.

Лунный свет обесцветил кусты и цветы. Все вокруг стало серебристым и нереальным.

Вернувшись с кофе, Брет спросил:

— Ты не хочешь вернуться в качалку? Там намного удобнее.

Мона предпочла послушаться. Учтивая форма дела не меняла: приказ оставался приказом.

Саркастическая улыбка Брета подтвердила ее правоту.

— Я вижу, ты научилась слушаться. Кроткая Мона ощутила нестерпимое желание залепить ему пощечину, но удержалась.

Брет наполнил две чашки и одну из них протянул ей.

Молчание продолжалось до тех пор, пока чашки не опустели. Затем он поставил их на поднос, сел рядом и тихо, но решительно сказал:

— А теперь пришло время поговорить.

— Я повторяю еще раз: говорить нам не о чем.

— А я повторяю, что не согласен. Есть вещи, которые мне нужно знать. Вопросы, на которые я должен получить ответы.

— А если я не захочу отвечать? — заупрямилась Мона.

— У меня уйма времени. Могу подождать неделю-другую.

Понимая, что сила не на ее стороне, Мона сдалась.

— Что ты хочешь знать?

— Хочу понять, что тебя связывает с Хаббар-дом. Почему ты хочешь остаться с человеком, которого не любишь, с человеком, который может быть таким жестоким?

— Рик не жестокий… Это слово к нему не подходит.

Брет поднял руку Моны и начал рассматривать синяки на ее хрупком запястье.

— А как назвать человека, который оставляет такие следы?

— Рик не сделал бы этого, если бы ты не разозлил его.

— Он не должен был это делать в любом случае. Как он смеет вымещать свой гнев на тебе?

— Он не всегда был таким, — попыталась защитить его Мона. — Рик сильно изменился после аварии. Он очень страдал от боли, тревоги и отчаяния…

— Это мне понятно. Я не такое уж чудовище. Но ты тоже пострадала. Так почему он сделал тебя мальчиком для битья?

— Неправда! — возразила она.

— Не лги, — бросил Брет. — Я прекрасно знаю, как он с тобой обращается. Кларис многое рас-сказала мне. Еще до того как узнала, что мы с тобой знакомы.

— Ты нарочно познакомился с ней?

— Да, — легко признался он. — До меня дошли слухи, что с «ЛФГ» творится что-то странное. Начали поговаривать, что Хаббард стал затворником, а это на него не похоже. Потом я узнал, что он попал в какую-то аварию, и это дало мне пищу для размышлений…

Некоторое время я наблюдал за «Редстоуном» и к моменту переезда уже неплохо знал ситуацию. Но мне нужно было подобраться поближе.

Наиболее удобным объектом была его сиделка, поэтому я постарался познакомиться с ней. Я выяснил, что ее прежний пациент жил в Нью-Йорке, что здесь у нее друзей нет, и, когда у Кларис выдавался свободный час, неизменно приглашал ее выпить кофе и съесть булочку.

Это было нетрудно. Кларис милая и умная. Удивительно хороший человек… И очень предана Хаббарду, — добавил он. — У нас было несколько интересных бесед. Не хочу сказать, что она нескромная, но я задал несколько небрежных вопросов и получил на них красноречивые ответы. Читая между строк и восстанавливая то, о чем она умолчала, я составил четкую картину происходящего. И теперь не знаю только одного: почему ты миришься с этим?

— Если бы все было так, как ты говоришь, я действительно ушла бы.

— Так почему же ты этого не сделала?

— Потому что все не так. Рик временами бывает раздражительным и требовательным, но он не жестокий.

— Это дело вкуса. Я думаю, он лишил тебя свободы.

— По-твоему, он держит меня в цепях?

— Не потому ли ты выбираешься из квартиры только украдкой, без его ведома?

— Он очень болен и поэтому хочет, чтобы я все время была рядом. — Мона облизнула пересохшие губы.

— Чтобы ухаживать за ним?

— Не совсем… Ухаживает за ним Кларис. Просто ему нужно все время видеть меня.

— Чтобы ты не убежала? Похоже, он не слишком уверен в тебе. — Когда Мона не ответила, Брет сменил тактику. — Ты говорила, что работаешь дома, выполняя обязанности его личного помощника?

— Да.

— А жалованье он тебе платит?

— Нет, — призналась Мона и покраснела, вспомнив случай, когда ей пришлось занять несколько долларов у Кларис, чтобы купить одну интимную вещь.

— Но он кормит меня, обеспечивает жильем, причем роскошным, уговаривает покупать все, что мне хочется, и записывать это на его счет.

— А ты?

Секунду она молчала, а потом просто покачала головой.

— Почему?

— Это было бы несправедливо. Я ничего не даю ему взамен.

— Иными словами, ты не спишь с ним, а потому не хочешь тратить его деньги… Но ведь ты тратила бы их, если бы была его женой?

— Жена не невеста… Впрочем, я была бы счастлива, если бы такое положение продолжалось как можно дольше.

— Ты говоришь о независимости? Сомневаюсь, что он на это согласится. Вся его стратегия построена на том, чтобы сделать тебя зависимой…

Брет прав. Крыть нечем.

— И еще одна догадка. Похоже, тебе это не нравится.

— Не нравится, — лаконично призналась она.

— Не потому ли ты носишь то же платье, в котором была на памятном нам приеме в «ЛФГ»?

— В тот вечер ты почти не видел меня. Странно, что ты запомнил, в чем я была… — Мона тут же опомнилась и пробормотала: — Извини, я не хотела. Я знаю, что это от тебя не зависело.

— Черт бы все побрал! — внезапно взорвался он. — Если бы тогда я остался с тобой, все сложилось бы по-другому! И сейчас ты носила бы на пальце мое кольцо, а не его!

— Теперь ты веришь, что его деньги здесь ни при чем?

— Начинаю верить.

Затем настала долгая, тягостная пауза. В окно кухни билась огромная жирная бабочка, привлеченная светом. Глухие удары заставили Мону поморщиться.

Брет молча встал, приоткрыл дверь и выключил свет. Теперь веранду освещала только луна. Избавившись от роковой тяги, бабочка упорхнула.

— Спасибо, — пробормотала Мона. — Ты очень добр.

Брет снова сел и бесстрастно сказал:

— Не могу вынести, когда живое существо занимается самоуничтожением. Жизнь слишком драгоценная вещь, чтобы тратить ее понапрасну.

Конечно, он прав. И она тоже потратит свою жизнь понапрасну, если выйдет за человека, которого не любит. За человека, который не хочет детей. Но есть ли у нее выбор?..

— Ты спала с ним до аварии? — Вопрос Бре-та грянул как гром среди ясного неба.

— Что? — испуганно спросила она.

— Я спросил, спала ли ты с Хаббардом до аварии.

— Нет. Я вообще не спала с ним.

Она услышала вздох облегчения. Затем Брет спросил:

— Почему? Со мной ведь ты спала.

— Может быть, мне не хотелось чувствовать себя потаскушкой… К тому же у Рика старомодные взгляды. Но у Брета было другое мнение.

— Просто Хаббард понял, что ты не горишь желанием, и решил не форсировать события. Скорее всего, он боялся, что ты испугаешься, если это произойдет до свадьбы. А потом случилась авария, и ему пришлось ждать уже поневоле. Мне даже немного жаль беднягу… — Брет поджал губы и уныло добавил: — Похоже, мы с ним в одной лодке.

Не уверенная, что правильно поняла эту загадочную реплику, Мона спросила:

— В каком смысле?

— Оба остались с носом. Почти год ждем женщину, которая свела нас с ума…

Двое мужчин, которые желают ее, но не любят, мрачно подумала она. Страшно быть жертвой страсти одного человека. А тут целых два…

Когда-то Брет любил ее. Он сам так сказал… Но любовь исчезла, не выдержав горечи и того, что он назвал лишением иллюзий. Да, он желает ее, но желание отомстить сопернику еще сильнее.

— Ты все еще не ответила на мой вопрос. Мона, почему ты хочешь остаться с ним?

— Сам знаешь… — прошептала она. Брови Брета сошлись на переносице.

— Скажи мне вот что… — после паузы продолжил он. — Не случись аварии, ты вышла бы за него?

— Конечно, вышла бы.

— А не передумала бы?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что мне удалось кое-что выудить у Ивлин. Когда я надавил на нее, она призналась, что не уверена в тебе. Она не убеждена, что ты любишь его. Сначала она думала, что ты любишь меня. Но когда ты порвала со мной и стала выезжать с ним, она решила, что тебя привлекают миллионы Хаббарда, и прибавила, что…

Мона не могла понять, почему Брет считал ее корыстной. А теперь оказалось, что и Ивлин думала то же самое.

— Но Хаббард решил жениться на тебе во что бы то ни стало, и она подумала, что желание подцепить богатого мужа заставило тебя согласиться. Правда, позже она передумала… А ты, Мона? Ты не передумала? — Темные глаза, посеребренные лунным светом, смотрели ей прямо в душу. — Мне нужна правда.

Мона, измученная настойчивыми вопросами, понимала, что Брет не отступится, пока не докопается до истины. Она тяжело вздохнула и призналась:

— Да, я передумала. Мне с самого начала не следовало соглашаться… Но он был очень милым и составлял мне компанию, когда я чувствовала себя одинокой. Уделял мне время, вел себя так, словно я значила для него больше, чем его бизнес, и я была благодарна ему. Когда я потеряла… — Мона хотела сказать «тебя», но осеклась и закусила губу.

Не сводя глаз с ее лица, Брет подсказал:

— Ты сказала, что что-то потеряла.

Она проглотила комок в горле и продолжила:

— Когда я потеряла желание сделать карьеру, то постаралась убедить себя, что, если я выйду за Рика, благодарность и привязанность со временем перейдут в любовь. Однако через несколько дней после обручения до меня дошло, что я сделала большую ошибку. Я пыталась сказать Рику о своих чувствах, но он не верил, что это серьезно. Говорил, что это предсвадебная лихорадка.

— И ты плыла по воле волн?

— Да. Какое-то время, — вздохнула Мона. — А потом поняла, что должна остановиться. Когда мы ехали на тот уик-энд в «Голубую лагуну», я собиралась вернуть ему кольцо. Но случилась авария, и ничего не вышло…

Лицо Брета превратилось в маску, и только блеск глаз говорил, что он еще жив.

— Если бы я расторгла помолвку до аварии, все сложилось бы по-другому. Но я не успела, а потом стало слишком поздно. После таких травм я просто не могла уйти от него.

— И поэтому решила выйти замуж за человека, которого не любишь?

— Ничего другого я сделать не могла. Брет взял ее за руку и настойчиво сказал:

— Мона, не будь дурой. Зачем приносить себя в жертву?

Она выдернула руку и взмолилась:

— Оставь меня в покое! Я больше не могу!

— Ответь мне еще на один вопрос. Только абсолютно честно. Ты соглашаешься выйти замуж за Хаббарда, потому что думаешь, что я больше не люблю тебя?

— Потому что ты никогда не любил меня, — прошептала в ответ Мона.

В глазах Брета вспыхнуло торжество.

— А ты сама? Ты разлюбила меня?

— Ты сказал, что задашь только один вопрос. Я на него ответила. Пожалуйста, отвези меня домой. Еще не поздно.

Когда Брет медленно покачал головой, она крикнула:

— Неужели ты не видишь, что все бесполезно? Я не уйду от Рика до тех пор, пока нужна ему. Держать меня здесь — значит понапрасну терять время. Разговоры ничего не изменят!

— Разговоры, может быть, и нет.

Брет прав. Достаточно одного его прикосновения, одного поцелуя, и она пропала. Ее любовь к Брету сильнее рассудка и чувства вины перед Риком.

Но Мона, знавшая, что обязана бороться, упрямо ответила:

— Я никогда не лягу с тобой по доброй воле.

— Что ж, придется постараться переубедить тебя. Но не думаю, что мне будет трудно до-биться ответа.

— Даже если ты добьешься от меня физического ответа, это ничего не изменит. Ты не можешь держать меня здесь вечно. А как только выпустишь, я убегу к нему.

— И что ты ему скажешь?

— Если понадобится, правду.

— Ему не понравится, что ты спала со мной.

— Да, я знаю, что он будет вне себя, но я встану перед ним на колени…

Ее слова попали в цель. Мона почувствовала, что Брет напрягся, и поняла, что поразила его в самое сердце. Но этого было недостаточно, чтобы заставить его отказаться от своей цели.

— И позволишь снова наставить себе синяков? — хрипло спросил он. — О нет! Уж лучше это сделаю я… Но они будут знаками страсти, а не гнева, и я получу наслаждение…

Мона ощутила дрожь ожидания. По ее коже побежали мурашки, сердце сжалось, душа ушла в пятки…

Брет легко подхватил ее на руки, внес в дом и плечом закрыл за собой дверь.