Глава 15

— Если бы у тебя имелась хоть капелька здравого смысла, — обратился Алекс к Тони, — ты бы сейчас отправился в свой номер и как следует выспался.

— Согласен, но я человек слегка ненормальный и по натуре — мазохист. К тому же дорога теперь в таком состоянии, что я доберусь до мотеля чуть ли не через час. Не стоит ложиться почивать под утро, чтобы на рассвете быть разбуженным по какой-нибудь тревоге. Да и в пургу лучше не лежать одному в постели и слушать вой ветра, а коротать время в компании.

— Резонно. Откуда, ты говорил, звонила сюда ваша доктор Эдвардс?

— Из дома вашего доктора Шеппарда. — Тони подмигнул Алексу. — Не думаю, что виной тому лишь снежная буря. Штормило бы на улице или сияла полная луна на ясном небе, все равно этим бы закончилось.

Алекс фыркнул, однако сохранил серьезную мину на лице.

— Не слишком ли быстро аналитическая машина в твоем телепатическом мозгу делает выводы?

— Ты так считаешь? Но в данном случае моя телепатия ни при чем. Я пришел к этому выводу методом элементарного наблюдения и простейших логических выкладок. Кстати, телепаты очень медленно движутся к сближению. Нам ведь почти недоступны романтические иллюзии, лежащие в основе так называемой любви. Из-за своей сверхчувствительности мы очень легко ранимы и поэтому оберегаем себя от знания чувств и мыслей партнера.

Алекс решил не развивать далее в разговоре эту интересную, но скользкую тему. Он резко сменил курс:

— Раз пицце пришел конец, а кофе выпито уже под за-вязку и расходиться нам не хочется, не заняться ли нам на пару кое-какой работой?

Тони вздохнул и, откинувшись на стуле и вновь водрузив ноги на стол заседаний, бросил взгляд на доску с фотографиями и графиком, выдавив из себя наконец:

— Я готов. Ты что, хочешь подбить кое-какие итоги? Не рановато? Только в понедельник в лучшем случае мы получим какие-то вразумительные сведения из штаб-квартиры о продавцах покрышек в обследуемом районе. И трое твоих бедняг-сотрудников сейчас усердно изучают в архиве газетные вырезки насчет пропавших подростков за прошлые годы. Я им не завидую.

— Я тоже. Подвал полицейского участка не самое уютное местечко в здании.

— Значит, нам остается только ломать себе голову и пораскинуть мозгами, какие у нас имеются в наличии. Давай еще раз подумаем о том — в который раз! — чего наш убийца добивался, расправляясь с Адамом Рамсеем, — предложил Тони.

— А ты согласен с версией Бишопа?

— Думаю, что Бишоп в своей области большой профессионал, и я привык никаких его выводов не оспаривать.

Алекс в задумчивости уставился на доску. Жуткие снимки останков Рамсея за прошедшие дни запечатлелись в его памяти накрепко, и взглянуть на них как-то иначе у него никак не получалось.

— Не имея больше никаких улик, кроме этих косточек, как мы можем определить что-нибудь заслуживающее внимания?

Тони небрежным жестом толкнул разбухшую папку протоколов, справок и медицинских освидетельствований, касающихся Адама Рамсея, отправив ее по полированной поверхности стола в сторону Алекса.

— И сколько раз ты перечитывал эту глыбу? — осведомился Алекс.

— Бессчетное число раз. И каждый раз надеялся отыскать нечто упущенное прежде.

Алекс с осторожностью и даже с опаской раскрыл папку.

— А что, если в результате выяснится, что мой город прятал чудовище уже много-много лет? Что он его выкормил, вырастил… Что потом будут говорить о нас?

Тони посмотрел на своего ночного компаньона с сочувствием.

— Ведь у него нет отличительных примет — ни рогов, ни хвоста. Он должен быть похож на обыкновенных людей — иначе его бы тотчас выловили. Одно я могу тебе сказать с определенностью — когда мы вытащим эту дрянь на свет божий, ваш город станет другим. Нет, прости, не город, а люди… они несколько поменяются.


Они сидели на кухне, закончив ужин, пили кофе и слушали, как за окном свирепствует буря.

— Что со мной было, когда ты меня нашел? — спросила Миранда.

— Ты была жутко холодная, и пульса не прощупывалось. Скажи, ты что-нибудь помнишь?

Миранда наморщила лоб, вспоминая, но результаты были плачевны.

— Я вошла в дом, включила и прослушала автоответчик в холле, а потом… твой голос откуда-то издалека твердил мне, что я умираю.

— Я нашел тебя лежащей на полу в гостиной. Никаких следов удара и вообще какого-то физического воздействия. Я не врач, но вдоволь насмотрелся на умирающих и уже мертвых. Ты, Миранда, была совсем близко от критической точки. Не было ни пульса, ни дыхания. Твое тело уже перестало жить. В мозгу сохранился какой-то проблеск… И я вцепился в него. Пришлось взломать твою оборону.

— Тебе это обошлось дорого. Я в долгу перед тобой.

— Не время иронизировать, — осадил ее Бишоп.

— Я знаю, но не могу же я сразу признаться, что все последующее было мне ох как приятно.

— Ирония — хорошее дело, но нам сейчас не до шуток. Надо выяснить причину того, что произошло.

— Извини, но я не могу понять… Какой-то отрезок времени потерялся. Я была жива, занималась своими делами, потом вдруг почти умерла, и счет времени возобновился с момента, когда ты принялся меня оживлять.

— Возможно, все дело в твоем защитном панцире. Если что-то смогло проникнуть сквозь щель, похозяйничать в твоем сознании и заставить тебя смириться с мыслью о смерти…

Вот теперь Миранде действительно стало страшно.


— Хорошо, давай хоть примерно восстановим ход событий. Ты нашел меня в гостиной?

— Да.

Она взяла Бишопа за руку и проводила его в гостиную.

Комната выглядела мирной и уж никак не тронутой посторонней злой силой.

Миранда присела на диван и взглянула на спиритическую доску.

— А почему она здесь? Бонни сказала, что они забавлялись с этой игрушкой наверху, в спальне.

— Девочки не могли по какой-нибудь причине принести ее сюда?

— Не думаю. Да и миссис Таск не стала бы этого делать.

Бишоп протянул руку, потрогал планшетку и установил ее, чуть поправив, на центр доски.

— Если девочки использовали ее для контакта, все равно с кем, не важно, то они открыли таким образом проход. Эта штуковина и есть вход.

Миранда встревоженно посмотрела на Бишопа.

— И, возможно, Бонни забыла запереть дверь?

— Или опоздала с этим, — предположил он. — Я в этой области не специалист. Здесь все еще так зыбко, многое основано лишь на непроверенных, не подтвержденных экспериментами гипотезах… Но я помню, как однажды ты говорила мне, что медиум не контролирует того, что может войти в дверь, им открытую.

— Насколько я знаю, это так, — кивнула Миранда. — И главная опасность в том, что самый разгневанный, самый озлобленный дух первым врывается в любую дверь, которую обнаружит, даже не для него предназначенную.

— Дух того, кто был недавно убит, лишился жизни в результате насилия, зверского, жестокого, и теперь заполнен эмоциями, взятыми у своего убийцы?

Миранда молча кивнула.

— В таком случае нам прежде всего следует сосредоточить внимание на Стиве Пенмане и, может быть, Линет Грейнджер. Обоих умертвили недавно, и быстрее, чем первых двух жертв. У них не было даже времени осознать свою обреченность.

— Правильно, — после минутного раздумья согласилась Миранда с умозаключением Бишопа. — Бонни призналась мне, что они с Эми один раз уже пытались связаться с кем-либо, кто мог помочь им найти Стива. Попытка эта не дала никаких результатов и была резко прервана, но планшетка показала, хотя и немного искаженно, имя Линет.

— Мне ее психическая сущность не показалась такой уж злобной и мстительной, — сказал Бишоп.

— Да, она была… очень спокойной, ласковой, отзывчивой девочкой. — Миранде трудно было говорить о Линет в прошедшем времени и упоминать ее имя в таком жутком контексте. — Но она умерла в расцвете юности, и запас ее неистраченной энергии мог преобразиться в отрицательный заряд. Она могла дойти до того отчаянного предела в своем желании вернуться обратно в жизнь, что ничто, никакая мораль ее не остановит. Любой ценой — только бы обратно.

Бишоп, казалось бы бездумно, слегка постучал кончиками пальцев по планшетке.

— Если это и есть дверца, которую открыла Бонни, а окружающее нас пространство свободно для входа озлобленных духов, то, значит, разум Бонни имеет иммунитет против них. Он как-то защищен? Или я не прав?

— Прав, если она успела защитить себя сразу же после контакта. Мы с Карой учили ее, еще совсем маленькую, так поступать, и теперь это вошло у нее в привычку.

— Означает ли это, — продолжал Бишоп, — что дверь достаточно долго была открытой, чтобы дух успел проникнуть сюда, но ему не хватило времени для проникновения в мозг Бонни? Обратно он, конечно, не захотел возвратиться.

Повинуясь естественному импульсу, Миранда с опаской огляделась.

— Тогда дух должен быть… Ты считаешь, что он здесь, в доме?

— Законсервирован здесь, как в банке, — кивнул Бишоп.

— Мне не до шуток! Мне действительно страшно. Некоторые духи способны преследовать живых людей, куда бы те ни переселились, в любом доме, в любом штате. Духи путешествуют вместе с вещами, с мебелью и другими пожитками семьи. Они хотят быть постоянно с теми, кого они знали при жизни.

Бишоп довольно скептически отнесся к подобной перспективе.

— Надеюсь, наш парень не захочет долго отсиживаться у тебя в каком-нибудь шкафу Он сразу поймет, что ему здесь будет скучновато.

Миранде очень хотелось улыбнуться в ответ на шутку Бишопа, и она это сделала.

— По ощущениям Бонни и других медиумов, с которыми я беседовала, духи, попавшие обратно в наш мир, на самом деле в нем не существуют конкретно и не воспринимают в полной мере его реальности Они могут видеть только тех людей, которые обладают способностью видеть их. Нас же — большинство людей — они замечают лишь походя, краешком глаза .. мелькаем, как бесплотные призраки, и внимания не заслуживаем.

Бишоп охотно согласился:

— Значит, у нас с духами полный паритет. Они нас не замечают и не трогают, мы их тоже. Только иногда мы догадываемся об их присутствии.

— Да, мы просто делим с ними одно общее пространство.

— Не слишком ли оно перенаселенное, это пространство? Не возникает ли грызня за территорию? — ерничал Бишоп.

— Перестань! — одернула его Миранда. — Мы материальны, они бесплотны. Пространство не имеет значения. Мы существуем в параллельных, несовместимых ипостасях.

— Но эти ипостаси пересекаются, и налицо результат в материальном выражении. Вот пример: Бонни с друзьями вошли в контакт с духом, а потом внезапно покинули дом. Единственной живой материальной личностью, которая могла проникнуть в помещение, была твоя экономка. Вероятнее всего, она никакой не медиум и не телепат.

— Ручаюсь, что нет.

— Затем она также уходит. Ты, Миранда, следующая на очереди. Ты входишь и…

— Да, но моя защита была задействована. — Миранда осеклась и напряженно принялась вспоминать: — Подожди-подожди, я сейчас вспомню… Я переоделась, приняла душ, а потом… потом мне показалось, что в доме есть кто-то посторонний.

— Почему тебе это показалось?

— Доска с планшеткой. Она валялась на полу. Когда я вошла в дом, то увидела ее там, где она сейчас, на кофейном столике. Я знала, что мне следует просто обыскать все помещения в доме, но вместо этого я почему-то решила снять с себя защиту.

— И ты открыла ту самую проклятую дверь, — заключил Бишоп.


При том, что больница практически пустовала, отец Сета попросил сына и его подружку переночевать в четырехместной палате с двумя самыми юными пациентами клиники, смешливыми девчонками, чтобы, как он выразился, «поддержать компанию».

Была ли эта просьба вызвана какими-то отцовскими соображениями, или экономией электроэнергии, или девочки нуждались в общении со сверстниками в лечебных целях — трудно сказать, но, так или иначе, ни Сет, ни Бонни не возражали.

Сет вообще не собирался спать в эту ночь. Еще долго после того, как Бонни и девчонки, вдоволь похихикав, забылись во сне, он лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в безумные стоны ветра за окнами погруженной в полумрак больничной палаты. Часы утекали медленно, но непреклонно, как речная вода под мостом, а он все ждал, когда его напряженный слух уловит шаги неведомого пришельца, приближающегося осторожно к незапертой двери, и ощущал себя стражем крепости, где слабое Добро укрывается от могущественного Зла.

Если бы Сета спросили, что он переживал в эти часы, то вразумительного ответа от него бы не добились. Он, понятно, беспокоился за Бонни из-за ее нервного состояния, вызванного дурацкими экспериментами с потусторонним миром. Шок, который она испытала, будучи свидетельницей зверской расправы, учиненной маньяком над ее близкими людьми, мог быть понят здравомыслящим, благополучным мальчиком лишь теоретически. Ему не хватало воображения, чтобы представить себе в картинах это жуткое действо, он был способен только искренне жалеть Бонни и ее сестру Миранду, живущих с подобным тяжким грузом воспоминаний.

А в то, что мертвый Стив передал Бонни с того света информацию о том, где надо искать его тело, Сет вообще не был в состоянии поверить. Какая там доска с планшеткой! Полная чепуха. Но в Бонни он почувствовал твердость убеждений, которых не разделял, и это могло проложить между ними черту недопонимания, а он не мыслил своего будущего без Бонни. Он не употреблял в своих логических построениях такого понятия, как любовь, но на самом деле он был в нее влюблен со всей юношеской страстностью, скрытой, словно под коркой запекшейся лавы, как у вулкана, вроде бы дремлющего и заросшего оливковыми деревцами, но полного внутреннего огня.

Подобные размышления заставляли Сета беспокойно ворочаться с боку на бок, и он обвинял в своей бессоннице себя и свой возбужденный мозг, но через некоторое время Сет ясно ощутил, что причина в другом. Что-то нехорошее витало в воздухе, хотя, что именно, он бы сформулировать не смог. Сперва Сет не мог понять, откуда исходит тревожный сигнал, но, когда буря чуть стихла, его слух уловил какой-то звук, настолько слабый, что скорее он был доступен не чувству, а подсознанию. Однако через минуту или две по его телу пробежал неприятный озноб, волосы на затылке зашевелились, а затем какая-то сила, холодная, но властная, подействовала на него так, что он рывком вскочил с постели.

Сет прошелся по просторной палате, часто останавливаясь и прислушиваясь, мысленно сетуя на возобновившуюся за окнами снежную бурю. Теперь уже трудно было различить в общей какофонии какой-либо отдельный звук, и все же, совершив круг по комнате и задержавшись у койки, где спала Бонни, Сет вновь его услышал… Шорох это или шепот — понять было невозможно. Звук становился то громче, то угасал совсем, словно нарочно раздражая напряженный слух Сета. Что же это? Насекомое? Мышь за стенкой? Человеческий голос?

Сет наклонился над Бонни и вслушался. Шелестящий, дразнящий шепот исходил не от нее. Она была погружена, казалось бы, в глубокий, мирный сон. Сет поборол в себе желание разбудить ее и поделиться своим беспокойством, спросить, все ли с ней в порядке.

Ему очень не хотелось отдаляться от Бонни, и все же он опять принялся кружить по комнате, искать источник звука, вновь и вновь возвращаясь к спящей девушке, вглядываясь в ее лицо, прислушиваясь к ее ровному дыханию. Нет, не она, а кто-то другой нашептывает ему на ухо непонятно что. Теперь Сет был уже абсолютно уверен, что это не насекомое и не мышь. И еще он убедился, что источник звука находился именно здесь, где-то рядом с Бонни Даже не рядом, а как бы вокруг нее, не в конкретной точке пространства, а в самом воздухе, обволакивающем ее неподвижное расслабленное тело. Нечто шепчущее, шуршащее, но невидимое настойчиво заявляло о своем присутствии.

Еще более ощутимая волна холода пронизала Сета с головы до кончиков пальцев ног. Он потянулся к Бонни, намереваясь разбудить ее немедленно, осознав, хотя и без всяких на го оснований, что над ней нависла смертельная опасность. Прежде чем он дотронулся до нее, буран за окном вдруг взял очередную паузу, и наступившая в палате тишина сомкнулась вокруг Сета, словно заключив его в плотный футляр. Пропал пугающий, назойливый звук, а вместе с ним тягостное предчувствие несчастья.

Постепенно к Сету возвратилось ощущение реальности. До него донеслось тихое дыхание Бонни, он услышал, как заворочалась на койке и пробормотала нечто невнятное одна из девушек. И больше ничего.

Сет убрал руку от Бонни, выпрямился и еще несколько минут напряженно вслушивался, сначала в мирную тишину в палате, затем в возобновившееся завывание бури за ее стенами.

«Ты упустил его, Сет Дэниэлс», — с досадой обратился он сам к себе.

Кого или что он упустил, кому проиграл этот раунд? Сет даже не решался задаваться такими вопросами. Но ощущение проигрыша было. На всякий случай он поднес стул к изголовью кровати Бонни и уселся там, впитывая исходящий от спящей девушки покой. Но дрожь от недавно пережитого предчувствия беды еще долго не оставляла его.


— Я не медиум, — запротестовала Миранда.

— Конечно, — сказал Бишоп. — Вот поэтому дух не смог обжиться в твоем мозгу. Но он старался, пробивал туда себе путь. Он пытался отрезать твой разум от телесной оболочки, вытеснить его в пустоту, а сам намеревался занять освободившееся место и получить возможность управлять завоеванным телом. А когда твои оборонительные заслонки захлопнулись, понадобилось мобилизировать столько сил для противостояния напору извне…

— …что я не выдержала, — заключила Миранда. — Мой организм не справился с этим: ни мозг, ни нервная система, ни сердце, ни легкие. Я оказалась слабее — и на уровне сознания, и физически. Мой разум обрывал уже последние причальные канаты, дрейфуя куда-то прочь, а тело без него…

— …умирало. В нарисованной тобой картине есть смысл. Похоже, это близко к истине. Миранда слегка улыбнулась:

— Значит, ты спас мне жизнь. Спасибо.

Бишоп надеялся, что у Миранды сохранились лишь смутные воспоминания о том, с каким грубым, почти жестоким насилием он удерживал ее на самом краю пропасти. Тут была задействована темная сторона его психики, любое напоминание о которой могло вновь заставить Миранду относиться к нему с повышенной осторожностью.

— Добро пожаловать обратно в мир живых. — Бишоп изобразил на лице улыбку.

Миранда ответила коротким смешком, но тут же помрачнела, когда взгляд ее уперся в злосчастную спиритическую планшетку.

— Итак, чей-то дух, с которым девочки вошли в контакт, вероятнее всего, по-прежнему здесь.

Она говорила спокойно, будто смирившись с пребыванием злобного, отчаявшегося духа в доме, но на самом деле ей было не по себе.

— Ты в этом абсолютно уверена?

— Нет, но пока примем это как факт. Так будет лучше для нас.

— Значит, мы оба слепы, как парочка летучих мышей, слепы в психическом смысле. Отсюда вывод, что нам следует из осторожности не использовать свои психические способности до поры до времени, иначе мы вдруг ненароком приоткроем дверь и предоставим духу еще один шанс. Мы его сейчас не трогаем и не ощущаем, и дух не сможет атаковать нас, но любой человек, даже с малейшими телепатическими способностями, уже подвергается риску.

— Бонни нельзя возвращаться сюда, — сказала Миранда.

— По крайней мере, не раньше, чем мы решимся вновь использовать свои способности и разобраться в том, что здесь происходит, — согласился Бишоп. — Она слишком молода и эмоционально возбудима. Вряд ли ей удастся оградить себя, в особенности если здесь бродит дух Стива Пенмана, который и при жизни считался существом жестоким и агрессивным.

Вспомнив, с какой свирепостью ее атаковал пришелец с того света, Миранда вздрогнула. Бонни обладала хорошей, надежной психической защитой, но в этой броне всегда могло оказаться уязвимое место по причине физического недомогания или простой небрежности, свойственной юности. Особенно велик риск для такой натуры, как Бонни. Будучи по своей психической природе медиумом, она настроена, как чуткий инструмент, на контакты с потусторонним миром.

— С ней будет все в порядке, Миранда, — попытался успокоить ее Бишоп.

— Надеюсь.

— Ты говорила, что духу надо накопить энергию, иметь достаточно сил, чтобы убраться отсюда восвояси. А до тех пор он все равно будет здесь. Правильно?

— Правильно, — кивнула Миранда, хотя полной уверенности в этом не испытывала.

— Тогда у нас есть время на короткую передышку. И на то, чтобы заняться более насущной проблемой.

Он был прав, и Миранда постаралась отрешиться от всех своих сомнений. Она продолжила рассуждения:

— Слухи о том, как мы смогли обнаружить тело Стива Пенмана, уже распространились повсюду. Скоро, так или иначе, до убийцы дойдет, что Бонни представляет для него опасность.

— Да… если он поверит в ее способности.

— Ты сам говорил, Бишоп, что этот убийца считает себя всевластным и неуловимым. На его раздутое тщеславие как раз подействует мысль о том, что мы способны нарушать его планы лишь с помощью паранормальных средств. Ему даже польстит, что призрак одной из его жертв вмешался в схватку на нашей стороне. А затем ему придет в голову идея, как лишить нас нашего последнего оружия. Если он уверовал, что его жертвы могут говорить устами Бонни, то есть угроза, что она разоблачит его, произнесет вслух его имя. Значит, у нас есть все основания бояться на данное время не бестелесного призрака, а реального чудовища, не мертвого, а живого.

Миранда нервно вскочила и устремилась к окну. Уличные фонари были еле видимы в снежной круговерти. Ветер завывал с прежней силой.

— Как я ненавижу… — глухо произнесла Миранда.

— Что? — встрепенулся Бишоп.

— Вот такие издевательства природы над нами. Мы отрезаны, изолированы от мира, вынуждены прятаться в замкнутом пространстве, и все благодаря ее капризным выходкам. Мы беспомощны и вынуждены ждать, когда она соизволит выпустить нас на волю. А где-то поблизости маньяк наливается злобой и выбирает себе следующую жертву. Молю бога, чтобы пурга загнала его в логово…

Бишоп подошел к ней и обнял, сомкнув пальцы чуть ниже ее трепещущей груди, а подбородком уткнулся в ее плечо.

— Для такой неверующей, как ты, странно слышать обращение к тому, кого нет.

Некоторое время Миранда оставалась напряженной, потом расслабилась под влиянием излучаемого им нежного тепла.

— Ты услышал мою мольбу?

— Все, что ты шепчешь, я слышу, но я не вторгаюсь в твои мысли.

— Давай на этом пока поладим. Для меня бог — лишь символ. Каждый человек, будь он самый отъявленный атеист, в трудную минуту готов поверить, что есть какая-то высшая справедливость, какая-то добрая сила, противостоящая злу.

— О боже, как красиво ты выражаешь свои мысли, — улыбнулся Бишоп.

Она невольно отметила:

— Ты тоже упомянул бога.

— Это вошло в наш лексикон.

— Считай, что я тоже вспомнила о всевышнем лишь по привычке.

— Но ты же убеждена, что какая-то часть нас продолжает существовать и после физической смерти?

— Для меня это не связано с религией, с вознаграждением за праведную жизнь и с наказанием за грехи. Это просто признание факта, как и, например, непреложного круговорота в природе. Деревья теряют листья осенью и обретают новые весной. Начинается новый цикл. Они вновь наливаются соками, пускают корни все глубже. С каждым циклом они растут, но, достигнув положенного предела, умирают, создавая почву для молодой поросли.

— Про наши тела я все понимаю — мы естественное удобрение. Но куда деваются души? Они, как листья с древа жизни, тоже, кружась под ветром, опадают по осени и гниют в общей свалке или их кто-то собирает и сжигает? Иначе бы таких душ собралось с только, что никакому богу не разобраться, хоть он и вечен.

— Да нет. — Миранда недовольно поморщилась, но все же вступила в дискуссию. — Тела — это опавшие листья с незыблемой души. Представь, что мы пользуемся нашим телом как бы напрокат, на один сезон, как дерево ежегодно весной одевается в свежую зелень. Мы вырастаем, живем, вянем, умираем, а внутри нас наши души зреют, набираются опыта… и живут все в том же одном дереве, пока тому дереву не придет срок уступить место другому.

— Стройная теория, которая многое объясняет.

— Что? — быстро спросила Миранда. — Что объясняет?

Бишоп откликнулся не сразу, подыскивая подходящую интонацию для ответа.

— Объясняет то, почему я когда-то впервые положил на тебя глаз.

— О боже!

— Опять ты помянула божье имя всуе. — Бишоп улыбнулся. — Не кажется ли тебе, что наши души соседствуют, как деревья в одном саду, хоть листва у них и разная?

Миранда сделала вид, что не заметила намека, и продолжала развивать свою теорию:

— Душа постепенно стареет. Она, конечно, набирается мудрости, проходя через разные стадии в живой и мертвой материи, если уверовать в теорию перевоплощения. Может быть, мы с тобой и есть телепаты, потому что наши души прошли долгий путь. И мое, и твое дерево… Пора настала выкорчевать их с участка вдумчивому и рачительному хозяину.

— Невеселый вывод, — подстроился под настроение Миранды Бишоп. — Жаль, что наши души не помнят, как они жили раньше. Надеюсь, мы были не лягушками и, не дай бог, не глистами. Мне бы очень хотелось пожить, как Карл Великий.

— Тебе бы больше подошла роль Распутина, — улыбнулась Миранда. — А впрочем, ты бы успел везде.

Она отвернулась от окна и полностью отдала себя его ласковым, теплым рукам.

— Сколько возможностей! Сколько приключений! Сколько потрясающих эмоций! Если бы мы могли восстановить это в памяти, — прошептал Бишоп.

— Давай займемся этим вместе, пока вьюга не стихнет. Мы будем как два телевизора, которые параллельно показывают два кинофильма, — переключимся, посмотрим, что интересно тебе, а что мне, и обратно. Хоть на короткое время развлечемся. Как два телепата в анекдоте, решивших обыграть друг друга в покер.

Ее шутливый монолог завершился вдруг сдавленными рыданиями. Бишоп осторожно убрал с ее лба упавшую прядь волос, и сердце его дрогнуло от жалости.

— Не плачь, любимая. Если ты не сможешь, то я смогу… — шептал он ей на ухо, как нормальный мужчина шепчет нормальной женщине, если она плачет, если ей тяжело, хотя, почему она всплакнула, ему неведомо. — Я обещаю, что мы со всем этим справимся, Миранда.


Воскресенье, 16 января

Помощник шерифа Сэнди Линч проследовала к кофеварке, налила себе еще чашечку и вернулась на свое место, по пути взглянув в окошко. Ветер наконец стих, возможно, взяв короткую паузу, и снег теперь не закручивался в бешеные смерчи, а медленно падал с неба на землю тяжелыми влажными хлопьями. Если бы Сэнди любила зиму, то она залюбовалась бы таким зрелищем. Но она зиму ненавидела — из-за холода и промозглой сырости и в силу своей полицейской службы. Протаптывать тропинки в снегу, выслушивать капризные сетования граждан на то, что из-за невозможности выехать из превратившегося в сугроб гаража срывается крупная сделка, или просто патрулировать улицы, при каждом выходе из машины проваливаясь в холодную жижу и с трудом вытаскивая оттуда ноги, — далеко не райская жизнь обеспечена в подобную погоду полицейским.

А особенно если служба прогнозов обещает возвращение снежной бури сегодня, к концу дня.

Сэнди пригубила кофе, обожглась, чертыхнулась и потерла слипающиеся глаза. Проведя большую часть ночи за чтением старых газетных объявлений, что само по себе могло служить неплохим развлечением, но не в таком количестве, разумеется, молодая помощница шерифа поняла, что ей это занятие смертельно надоело. И поэтому даже маленькое сделанное ею открытие особо ее не обрадовало. По инструкции ей следовало сделать список всех объявлений о пропаже подростков в округе за период, который уходил в глубокую старину. Но, будучи девушкой любознательной, она, листая пожелтевшие от времени подшивки, подметила и запечатлела в памяти — просто так, чтобы избавиться от монотонности своей работы, — некую закономерность. Некоторые анонимные дельцы помешали на газетных страницах объявления с обращающей на себя внимание регулярностью, причем большей частью о таких объектах, например, как бумажное производство, связанное с плотиной на реке, где, казалось, требовался постоянный приток рабочей силы.

Продавцы подержанных автомобилей и авторемонтники также часто выступали, приглашая к себе на работу, департаменту образования всегда не хватало водителей школьных автобусов и уборщиков, и даже такой ничтожный городишко, как Гладстоун, неоднократно публиковал призывы к тем, кто способен привести его улицы и тротуары в порядок. Уже в самые глухие часы ночи Сэнди взбрело на ум сопоставить старые объявления с опубликованными за последнюю неделю. Они ничем не разнились, будто кто-то, как дятел, долбил клювом то же самое дерево. Открытие не вдохновило Сэнди на углубление поиска.

— Газетный архив — все равно что кладбище. Мы почитаем мертвых и берем на свои плечи груз их забот. — Высказав такое мудрое умозаключение, девушка удовлетворенно усмехнулась.

Дверь с улицы вдруг распахнулась, впустив в помещение поток холодного воздуха, а вместе с ним и человека со шрамом, агента ФБР Бишопа. А так как рабочее место Сэнди располагалось ближе других к двери, ее бумаги тут же разлетелись по полу.

— Простите, помощник шерифа Линч, — извинился Бишоп, разглядев табличку с именем на выпирающем под форменной блузкой бюсте.

Сэнди уже собралась было опуститься на коленки, чтобы собрать бумаги, но решила не унижаться и гордо осталась на месте, даже откинулась на спинку стула, демонстрируя важность своего присутствия здесь.

— Все в порядке, агент Бишоп, — доложила она официально. — Агент Харт находится в комнате для совещаний. Кофеварка работает нормально, если вам потребуется взбодриться.

— Спасибо. — Бишоп сопроводил благодарность шутливым поклоном и поспешил удалиться из дежурки.

Помощник шерифа Бреди Шоу подождала, пока за Бишопом закроется дверь, и заявила:

— Жаль, что у меня не было с собой фотоаппарата. Божество вдруг снизошло к нам и улыбнулось, а я не смогла это чудо запечатлеть.

— Он всегда ведет себя вежливо, — защитила Сэнди с непонятной горячностью человека, который вовсе не нуждался в ее защите.

— Но он не очень-то щедр на улыбки. Тебе досталась одна, так что радуйся, Сэнди. Вчера он был мрачнее тучи. Перемены заметны. Проведем некий эксперимент, когда наш шериф явится на работу.

— Какой эксперимент? — не поняла Сэнди.

— Мы их столкнем лоб в лоб и посмотрим, улыбнется ли она ему.

Сэнди тяжело вздохнула.

— Не хочется с тобой ссориться, но все же я скажу. Откуда ты черпаешь свои выводы? Если мужчина в неплохом настроении, то это совершенно не означает, что он неплохо провел ночь.

— А представь мне другую причину хорошего настроения самца, — перешла в наступление Бреди. — Поесть со вкусом он бы в нашем убогом Гладстоуне не смог, выпить вдоволь — было бы похмелье, значит — трахнуть кого-то, а кого? Ответ сам напрашивается. Он улыбается, а у него проблем — выше крыши. Неужто ты думаешь, что скучный номер в мотеле и пять часов, проведенных в нем, привели его в такое состояние? Ну-ка, подскажи мне верное слово…

— Эйфория?

— Молодец. Вот что значит быть спецом по кроссвордам. Уверена, что ты скоро выиграешь свою тысячу баксов.

Бишоп обнаружил своего коллегу и подчиненного Тони Харта пребывающим в расслабленной позе. Ноги Тони покоились на столе, а сам он вроде бы подремывал, откинувшись на стуле.

— Ты хоть пошевелился с тех пор, как мы виделись в последний раз?

— Конечно. Я был весь в движении. — Глаза у Тони были ясными, совсем не заспанными и лучились юмором.

— И какую дистанцию ты пробежал?

— Все ту же, которую мой шеф мне определил, — туда и обратно.

— А результат?

— Нулевой. А куда делась Миранда? — резко сменил тему Тони.

— Она в клинике доктора Дэниэлса. Отвезла туда кое-какие вещи для Бонни и хочет поговорить с девочкой.

— Значит, ребенка посадили под замок?

— Там ей будет безопаснее. — Бишоп счел нужным коротко и сухо проинформировать Тони о том, что думает Миранда о последствиях забавы Бонни со спиритической планшеткой.

— Несчастная девочка. Мне всегда казалось, что родиться медиумом означает побывать в обществе мертвых еще задолго до своей кончины.

— От нас это не зависит. Дар ли это божий или подарочек от дьявола, мы так, наверное, никогда и не узнаем. Но то, что общение с мертвыми очень опасно для телепата, в этом я уверен. Такая способность не должна использоваться при поисках убийцы.

— А если нет альтернативы?

— Были два случая. Один телепат погиб, а во втором случае все обошлось относительно благополучно.

— Вы имеете в виду сестру Миранды? — Воспользовавшись неожиданной расположенностью своего шефа к исповедальному разговору, Тони осмелился копнуть глубже. — Это первый случай. А другая история произошла в Северной Каролине в прошлом году, так?

— Да. Кэсси Нейл. Когда дело было завершено и передано в суд, я, встретившись с ней, был поражен. Она словно выгорела дотла — психически, как ты понимаешь. Черное, выжженное поле! Пройдут годы, пока она восстановит хоть часть своих прежних способностей, и то маловероятно.

— Вы говорили, что она гордилась своим подвигом?

— Ну да, говорил. Обычная, будничная жизнь тяготила ее, а тут вдруг ее способности были востребованы полицией для благого дела. Она выложилась до конца, и, когда я с ней встречался в последний раз, она вся светилась. Но это было похоже на раскаленный стержень от сгоревшего бенгальского огня. Кэсси была на грани безумия. Надеюсь, что сейчас она поправилась и закрутилась в привычном жизненном колесе.

— Странно, что некоторые из нас, телепатов, не сталкиваются с особыми проблемами, а другие… как бы наказываются за свой дар. Судьба несправедлива к ним.

— А как ты думаешь, почему стольких трудов мне стоило собрать эффективно работающую команду телепатов? Почему столько лет было на это потрачено? — Бишоп выплеснул эмоции и после этого заговорил вполголоса: — Отыскать телепатов среди десятков миллионов населения — не проблема. Но вот кто из них способен работать — трудно понять. Ты и не подозреваешь, сколько я проводил над тобой тестов. Они мне тяжело обошлись.

Бишоп машинально погладил себя по затылку, а Тони виновато улыбнулся:

— Извините, что оказался трудным абитуриентом. А почему бы не принять Миранду в нашу дружную семейку без вступительных экзаменов?

— У нее есть своя работа. Ей надо отслужить срок на посту шерифа. Ее избрали горожане.

— Ну а потом?

— Мы не обсуждали, что будет потом.

Тони больше не настаивал. Он понял, что шеф уже близок к тому, чтобы захлопнуть створки, как ракушка, наглотавшаяся свежей воды. И он поспешил перейти к деловой информации:

— Вы просили, чтобы мы записывали на пленку и распечатывали все звонки по поводу того, как было обнаружено гело Стива Пенмана. Вопросы, комментарии, предложения. Вот распечатки.

Бишоп быстро перебрал стопку листков.

— До полуночи было мало звонков, а ночью стали трезвонить вовсю.

— А ты просматривал записи?

— Зачем? На эту работу мы посадили одну из помощниц шерифа. Не думаю, правда, что нам такое отслеживание даст что-либо полезное.

— А я думаю, наоборот. — Бишоп помрачнел, и лицо его стало почти черным. Он уже успел прочесть распечатки телефонных звонков и теперь обратил на Тони взгляд, полный ярости. — Потому что большинство этих болванов склоняется к выводу, что мы смогли отыскать тело Стива Пенмана так быстро лишь по подсказке Лиз Хэллоуэл, гадающей на чаинках в своей чашке утром за завтраком.

Словно молния ударила в усталый мозг Тони.

— О! — Кровь отлила от его лица. — Какой же я идиот!

Загрузка...