Когда Алекс и Тони ворвались в оранжерею и пробили себе путь через густые заросли, картина им предстала жутковатая. Люминесцентные трубки заливали свободное от сочной, напоенной влагой растительности пространство безжалостно ярким, мертвенным светом. Макбрайд распластался на полу в окровавленной рубашке с тремя пулевыми отверстиями в груди. Зловонная жижа из органических удобрений, словно ожившая, колыхалась под его телом, впитываясь в ткань одежды. В его открытых глазах застыло такое простодушное удивление фактом собственной кончины, что можно было даже растрогаться.
В нескольких футах поодаль сидела на полу Миранда в горестном шоке, положив голову Бонни себе на колени, поглаживая слипшиеся от пота волосы сестренки одной рукой, а другой обнимая привалившегося к ней Бишопа.
Ситуация требовала немедленного вмешательства, но почему-то Тони ощутил себя здесь лишним, если не грубым взломщиком, вторгнувшимся в чужой дом.
Миранда окинула его и Алекса печальным взглядом:
— Где вы были так долго?
Тони собрался было ответить, что они отстали лишь на пару минут, но понял, что для тех, кто участвовал в свершившейся здесь, в оранжерее, трагедии, время отсчитывалось другими мерками.
— Что с Бонни? — спросил он.
— Она скоро очнется. Только надо поскорее согреть ее. Помогите ей, парни, — жалобно попросила Миранда.
Сильные мужские руки начали осторожно разнимать сплетенные, словно в скульптурной группе, живые тела.
— А с ним покончено? — Алекс кивнул в сторону Макбрайда.
— Надеюсь, — прошептала Миранда.
Она первой встала на ноги. Бишоп тоже вздрогнул, сделал вдох, и только тогда двое разгоряченных мужчин, полных желания помочь, заметили кровавое пятно на его белой футболке.
— Вы что, порезались при бритье, босс? — осторожно спросил Тони, а Алекс в изумлении воскликнул:
— То, что предсказала Лиз! Боже! Она была права! А я думал, что она дурачит меня!
— О чем ты толкуешь, Алекс? — спросила Миранда.
— О том, что я по глупости своей забыл. У нее было видение: человек в белой футболке отдает жизнь, чтобы спасти Гладстоун. И пуля пронзила его сердце.
— Он не умрет. Если только ты заткнешься и поторопишься помочь ему, — начала приходить в себя Миранда.
— Но как такая пуля могла не убить? — не мог прийти в себя от изумления Алекс.
— Скажем так — меня спас ангел-хранитель.
Это произнес Бишоп, почти не разжимая губ.
Тони, взяв на руки Бонни, вгляделся в ее ладони. Из нежной кожи сочилась кровь, из каждой поры.
— Дорого это достается, — едва слышно произнес он.
— За такие чудеса раньше сжигали на кострах, — предупредила Миранда.
— Я повешу на рот замок, — пообещал Тони.
Через два часа, когда Бонни, уже погруженная в успокоительный, восстанавливающий силы сон, находилась под бдительным наблюдением доктора Дэниэлса и его сына, вся троица агентов ФБР и почти весь состав полиции Гладстоуна обшаривали сверху донизу уединенный дом мэра, дотоле столь уважаемого.
Самые интересные находки были обнаружены в подвале. За сваленными в кучу старыми, поломанными стульями и прочей мебелью скрывалась дверь в потайное помещение. Там была настоящая сокровищница Али-Бабы — склад оборудования и дорогих химикатов, как определила доктор Эдвардс, недоступных по цене даже лабораториям в штаб-квартире ФБР в Куантико.
Но впечатляло не только это, а еще и аккуратная документация. Архив за двадцать лет.
Алекс, изрядно потрудившийся над старыми полицейскими протоколами, мог сейчас оценить, с каким терпением и педантичностью фиксировал Макбрайд результаты своих экспериментов.
Правда, для Алекса и Миранды большая часть того, что они успели пробежать глазами, представлялась полной абракадаброй, зато Шарон хмуро отметила:
— Бьюсь об заклад, что он был близок к большому открытию.
— Неужели? В какой области? — язвительно поинтересовался Алекс.
— В весьма серьезной, — ответила Шарон. — Консервация изъятых у живого организма органов. Пока это еще не решенная до конца, но очень важная проблема.
— Пожалуй, наш город упустил шанс прославиться, — со злой иронией сказал Алекс.
— И вряд ли даже вы, шериф, со своими сотрудниками сможете прославиться. Боюсь, что все это канет бесследно в секретных архивах ФБР, — не без основания предсказал Тони. — Что вы скажете, шеф?
Впервые после ранения к Бишопу кто-то обратился с вопросом. До этого его берегли, хотя и позволили присутствовать при обыске. Бишопа воспринимали как экспонат из музея, с которого буквально сдували пылинки. Кроме Миранды да еще, вероятно, Тони, никто еще до конца не понял, что с ним произошло, но все строили догадки.
— Мое мнение? — спросил Бишоп. — Ты хочешь знать мое мнение, Тони?
— А как же, шеф.
— Надо срочно вызвать команду из Куантико и увозить все отсюда. И как можно меньше прикасаться здесь к чему-либо.
— Почему у меня такое ощущение, что дело еще не закрыто? — спросила у Бишопа Миранда.
Выйдя из подвала, они, не договариваясь, одновременно остановились, пропустив всех вперед.
— Чудовище умерло? — допытывалась Миранда у погруженного в раздумья Бишопа. — Или нет?
— В природе человека заложено стремление определить всему начало и конец. А с концом — запечатать в пробирку, наклеить ярлык и сказать: «На свете одним злом стало меньше».
— А разве не так?
Бишоп молчал.
— А если его следы вечны? — Миранда догадалась, о чем он думает, и ужаснулась: — Если они не стираются? Насколько далеко он протоптал вокруг себя дорожку?
Бишоп все еще не решался ответить.
— Ты что-то узнал… там, за пределом?
— Там было все… смутно. Одна дорожка вела к твоему дому.
Никогда раньше с такой осторожностью не вела Миранда свой джип по улицам города, хотя накопившиеся эмоции требовали выхода. Бишоп, молчаливый, замкнутый, только что вернувшийся оттуда, сдерживал ее. Они оба, на вид совсем спокойные, вошли в дом, только табельное оружие их было наготове.
Миссис Таск давно покончила со своей ежедневной уборкой и удалилась, погасив везде свет. Все было в порядке, но…
— Зачем она оставила спиритическую доску на столике? — возмутилась Миранда. — Я же просила ее выкинуть эту гадость.
Планшетка, словно разбуженная ее голосом, закрутилась с бешеной скоростью.
Миранда и Бишоп переглянулись.
— Если даже дух еще здесь, он не способен сдвинуть планшетку.
«Мы оба не медиумы, — почти одновременно подумали Миранда и Бишоп. — Кто заговорит с ним?»
Сомнение было мысленно разрешено в пользу Миранды.
— Кто ты?
Стрелка указала на буквы.
«Л…и…н…е…т».
— Это точно она? — насторожился Бишоп.
— Я не знаю. Но кто бы это ни был, нельзя такой факт оставить без внимания и не узнать, что за этим кроется, — сказала Миранда. — Если это ты, Линет, то скажи: что тебе надо?
Бишоп схватил блокнот и карандаш и начал поспешно записывать буквы.
« Предупредить!»
— Предупредить? О чем?
«Бонни!»
— Что с Бонни?
«В опасности!»
Миранда мельком взглянула на Бишопа и вновь сконцентрировала внимание на мечущейся по окружности стрелке, указывающей на буквы. Стараясь сдержать дрожь в голосе, она спросила:
— Линет! Ты считаешь, что Бонни грозит опасность?
«Да».
— От кого она исходит?
«От того, кто вошел со мной, когда она открыла дверь».
Стрелка замерла, потом задвигалась все медленнее, с большими интервалами.
— «Он плохой, очень плохой, ему нужна Бонни».
— Линет! — позвала Миранда, но безрезультатно.
Сеанс спиритической связи прекратился, словно кому-то там, за стеной, разделяющей две полярные формы существования, совсем по-земному сдавили горло, лишили голоса и дыхания.
Миранде стало ясно, что, вздохнув облегченно после трудной победы над маньяком, обошедшейся без новых жертв, она инстинктивно упрятала в дальний уголок сознания мысль, всегда ее пугавшую: Бонни угрожает нечто не из плоти и крови.
И не только Бонни. Этот дух еще недавно пробил брешь в защите Миранды и едва не погубил ее, желая вселиться в живой разум. В ужасе Миранда обратилась к Бишопу за советом, хотя это было жестоко и рискованно.
— Прости… но ведь ты побывал там. Может, был какой-то намек?
Чудовищно было задавать подобный вопрос человеку, только что воскресшему из мертвых, и заставлять его возвращаться в кладовую памяти, которую он сразу же запечатал надолго, вплоть до своей естественной кончины.
Бишоп побледнел. Казалось, что ниточка, которую своими усилиями скрепила Бонни, вот-вот вновь прервется.
— Может быть, может быть… — Губы его двигались, но никак не могли выговорить имя. Фонарик памяти шарил в густой тьме, но луч был слишком слаб, чтобы вычленить из мелькающих видений ускользающий, неясный облик…
«Льюис Харрисон», — уловила Миранда мысленное послание Бишопа.
Она мгновенно вцепилась в его плечи, встряхнула, горячим дыханием, поцелуем возмещая ему истраченную им жизненную энергию.
По пути к больнице на пробивающемся через тяжелые, подтаивающие снежные заносы джипе Миранда смогла все-таки дать волю своему отчаянию.
— Больше шести лет! Как такое могло быть? Он все эти годы пролежал в могиле и все-таки нам угрожает!
— Бонни одна-единственная выжила тогда в той резне, — высказал предположение Бишоп. — Харрисон ее упустил. И он, будучи телепатом, возможно, распознал, что она медиум. Возможно, в самый последний момент… он коснулся ее мозга, прочитал его, но почему-то не завершил дело. А уйдя на ту сторону, все жалел об упущенном шансе и ждал, когда она невольно, неосознанно откроет ему дверь. Если бы ты не укрывала ее броней, он давно бы добрался до Бонни.
— И когда она открыла дверь для бедной Линет и для подонка Стива, он проскользнул за ними? Так? Бонни сказала мне, что у нее есть нехорошее предчувствие. Поэтому она поскорее отослала Эми и Сета из нашего дома. Но домашние стены для него не препятствие. Как с ним бороться?
— Мы его остановим, Миранда!
— Как? Скажи, как? — чуть ли не в истерике вскричала она. — Я имела дело с несчастными, психически больными людьми, которых мучают пришельцы оттуда. Я видела, слышала, чувствовала, каким пыткам они подвергаются. Ты знаешь, как я стараюсь, но никаких моих сил не хватало, чтобы их освободить.
— Мы найдем способ, Миранда. И ты уже догадываешься какой.
— Я ни о чем не догадываюсь. Передо мной — темнота.
— Вспомни, и тогда во тьме забрезжит огонек. Мы несколько раз оказывали величайшую услугу друг другу — спасали жизнь!
— И что?
— Жизнь — тот огонек. Руке с того света трудно до него дотянуться и погасить.
Они притормозили у дверей больницы, и уже не осталось времени для разговоров.
Сет приподнялся со стула, придвинутого к кровати Бонни, встречая их.
— Я уже собрался звонить вам. До сих пор она спала спокойно, но недавно мне послышался какой-то непонятный звук, и Бонни открыла глаза, хотя и не проснулась. И так все продолжается до сих пор. Взгляните сами!
Колин Дэниэлс. отец Сета, подтвердил слова сына.
— У меня достаточный врачебный опыт, но подобный случай я наблюдаю впервые. Ее пульс и кровяное давление в норме, зрачки и рефлексы — также.
Он хмуро посмотрел на Миранду.
— Я кое-что слышал о ее уникальных способностях, о том, чем занималась сегодня Бонни и что ей удалось сделать. Я могу понять, что такое деяние опустошило ее, забрало много энергии, но… — Он сделал паузу, не решаясь продолжить и не будучи уверенным в своем выводе. — Но здесь нечто иное.
— Конечно, иное. Ее тело в полном порядке, Колин, — заверила врача Миранда.
Она приблизилась к кровати Бонни, но Бишоп перехватил ее руку, потянувшуюся к сестре:
— Позволь мне.
Оба они были телепатами, но раньше они имели дело с излучениями живого мозга и не были медиумами, способными уловить то, что за гранью.
Но ведь на кого-то надо положиться, когда судно терпит крушение.
Бишоп сжал в руке запястье Бонни, и мгновенно его лицо так осунулось, что кожа туго обтянула кости.
— Он здесь, будь он проклят! Он проник…
Сет недоуменно спросил, отказываясь верить, что это не спектакль, разыгрываемый внезапно свихнувшимися взрослыми людьми:
— Куда проник? В голову Бонни? Кто?
— Ее давний враг, — объяснила Миранда. — Он долго ждал своего часа… Ты был с нею рядом. Расскажи в подробностях, как это случилось.
Миранда была не только сестрой Бонни, но и шерифом. Сет особо отчетливо осознал это в данный момент. Он собрался с мыслями:
— Я давно ощущал, что здесь что-то неладно… И чертова доска возвращалась из кладовой, словно преследуя ее. Я подумал, что Бонни подшучивает надо мной, использует какие-то фокусы. Я не верил ей… И мне стыдно, что я вел себя по-дурацки.
— Не вини себя, Сет. Против нас выступает сила, о которой мы мало что знаем. Может быть, Бонни, если ей хватит…
— Что? — встрепенулся юноша, готовый, кажется, отдать все.
— Нет… К сожалению, твоя кровь не требуется. Может быть, поможет нечто другое… твоя симпатия к ней, твоя воля.
— Объясните мне. — Сет совсем растерялся. — Что за загадки вы мне загадываете?
— Чтобы не солгать, я лучше промолчу, — ответил старший Дэниэлс. — Я в этом полный профан.
— Кто же может ее спасти?
Чистый, исполненный недоумения взгляд юноши, познавшего еще не любовь, а влюбленность, а потому тем более яростного в своей страстности, окинул лица окружающих его взрослых, многоопытных людей, сталкивавшихся и с психозами, и со смертью.
— Никто из вас не может? Даже ты, папа?
— Я всего лишь врач, — откликнулся доктор Дэниэлс. — Вероятно, есть многого такого, что находится за пределами познания обычной медицины.
Глаза Сета, устремленные на отца, выражали удивление, разочарование в своем прежнем кумире и печаль, которая не могла оставить равнодушными тех, кто наблюдал за юношей.
Первым не выдержал Бишоп.
— Я попытаюсь, — пообещал он Сету, далеко не уверенный в своих силах, сомневаясь, не заронил ли впустую в мертвенный пепел маленькую искорку надежды.
Он крепко стиснул тонкие пальцы Бонни.
— Я воевал с ним прежде. Я проникал в его мозг, предугадывал его поступки, я был им какое-то время, жуткое время, когда мы слились, сплавились в единую личность. Я смог убить его — уничтожить физически. Я смогу убить его еще раз… там, за пределом.
— Но у тебя не хватит сил на повторный уход. Я знаю, я это чувствую… — Миранда старалась убедить Бишопа, раздираемая одновременно страхом за сестру и любимого мужчину. — После того, что было сегодня, после твоего возвращения.
— Выбора нет. С твоей поддержкой я справлюсь, — пообещал он.
— Наша связь очень слаба, мы почти не слышим друг друга, — напомнила ему Миранда.
Он посмотрел на нее, и неожиданно слабая улыбка, подобная солнечному зайчику, озарила его похожее на гипсовую маску, рассеченное шрамом лицо.
— Я верю, что у тебя найдется дополнительный источник энергии, как водолаз верит, что ему успеют подать кислород, даже если оборвется главный шланг.
Он был готов погрузиться в темную глубину, и только Миранда оставалась для него связующей нитью с этим миром.
— Сопровождай меня, Миранда, до границы. Оставайся там и жди, — попросил Бишоп и… ушел.
Ничего вроде бы не произошло. Бишоп не закатывал глаза, не дергался в конвульсиях, улыбка оставалась на его лице. И грудь его, вдохнувшая воздух лишь на мгновение, оставалась неподвижной перед выдохом.
Но это были последние его вдох и выдох. Он умирал, уходил, погружался в бездну, скатывался по склону в пропасть смерти, а Миранде предстояло нащупать в окружающей ее, не имеющей никаких границ пустоте спасительные ниточки, чтобы вернуть его обратно.
«Ты здесь, ты на страже, любимая», — донесся до нее далекий зов.
«Я на страже», — подтвердила она.
«Он сопротивляется… Он силен… Поддержи меня. Заставь его сконцентрироваться на мне и возьми на себя защиту Бонни».
«Я так и сделаю», — успокоила его Миранда.
— Пожалуйста, положи руки на голову Бонни, — попросила она Сета. — Скорее, скорее!
— Что? — воскликнул Сет изумленно, но отец властно направил его руку и прижал ее ко лбу Бонни.
— Не спрашивай, подчиняйся.
Сету показалось, что он коснулся льда. Живая кожа не могла источать такой холод.
— Терпи… Помоги ей… — приказал старший Дэниэлс сыну.
Он был слишком любознателен, чтобы с позиций своего медицинского опыта свысока воспринимать все происходящее, как спектакль, разыгрываемый безумцем. Ему было интересно то, что происходило в мозгу Миранды и агента ФБР.
Где-то в глубинах сознания этой пары, обладающей сверхчеловеческими способностями, развертывалось сражение не на жизнь, а на смерть. Бишоп подавал какие-то неуловимые для простых смертных сигналы, Миранда их воспринимала. Все это продолжалось не более двух секунд.
Дэниэлс хотел бы, но не успел засечь время, как обычно делал при любом эксперименте или операции. Никакое воображение не помогло бы ему воочию представить себе, что творилось в загробной темноте: мелькали кадры, словно из мультфильмов, — зло и добро в виде каких-то темных и светлых сгустков. Может быть, так все и взаправду происходило.
Взрослый, умудренный опытом врачебной практики мужчина заставил себя, тряхнув головой, отрешиться от навязчивых видений, которые, как на экране, устроили жуткую пляску на белой с гене больничной палаты. Он не мог позволить своей фантазии настолько разыграться.
Доктор с тревогой посмотрел на Сета — захлестнули ли такие же галлюцинации его трезвомыслящего сына — и, увидев, как тот указывает дрожащей рукой на Бишопа и Миранду, вспомнил прочитанные когда-то описания казни преступников на электрическом стуле, то, как корчится тело под воздействием сверхмощного тока, как меркнут лампы в соседних тюремных камерах, потому что вся энергия забирается на убийство… но чего? Тела или души?
Вместе с невидимым нечто такую же пытку принимали на себя и Бишоп с Мирандой. И когда эти страшные мгновения истекли, Дэниэлс ощутил запах озона, будто в комнате разрядилась шаровая молния. Потом, опять же через мимолетный, не поддающийся фиксации промежуток времени, его сознание прояснилось, и он увидел трех больных, трех пациентов, которых надо срочно спасать, — Миранду, Бишопа и Бонни. В каждом из них лишь теплилась искорка жизни, малый остаток энергии. Сет понял отца без слов и стал нажимать кнопки экстренной помощи, вызывая больничный персонал.
Ничего не изменилось в палате, не было ни разрушений, ни крови, ни убитых, но эта троица медленно, слишком медленно оживающая, выглядела как одна семья, выдержавшая страшную, долговременную осаду, и радость одержанной победы была им еще недоступна.