(Не)случайное зачатие

Часть пятнадцатая. Даниил

Никогда раньше не думал, что застревание в лифте может стать столь приятным времяпрепровождением.

Впрочем, я до Самойловой вообще много о чем не думал и много чего не делал. Например, не воровал чужие полотенца и уж тем более в них не кончал. Не говоря уж о куче перепорченных брюк, чья гибель была тоже на совести Кати.

А еще — я не вел с женщинами странных бесед в лифте. С теми женщинами, что на меня не работали, я вообще предпочитал заниматься вовсе не разговорами. Но Самойлова была исключением.

На лицо против воли налезала идиотская улыбка при воспоминании о том, как я зализывал рану Кати, весьма кстати ею полученную. Ее пальцы были приятно-прохладными и казались в моих руках такими трогательно-хрупкими и изящными. И в тот момент, когда мой язык касался ее кожи, я готов был поспорить на что угодно — Самойловой нравилось все, что я делал! А мне так дико, так безумно хотелось попробовать на вкус ее всю, что, выходя из лифта, пришлось прикрыться портфелем, чтобы никто не увидел тлетворного воздействия Самойловой на мою мужскую честь.

Смакуя ощущения, порожденные недолгой, но остро воспринимавшейся близостью Самойловой, я напрочь забыл о том, что собирался поставить ее раком. Для мытья полов, то бишь. И уж подавно у меня из головы вылетело, что я согласился на смотрины какой-то там созревшей деревенской ягодки.

К несчастью, любимая тетушка на память не жаловалась и притащила свою протеже прямиком ко мне в офис вечером того же дня. А я ведь собирался отовраться от такого счастья, да не успел.

К немалому моему удивлению, процокавшая в мой кабинет с царственным видом девица была похожа скорее на гламурную фифу, нежели на дитя лесов и полей. И где, спрашивается, тетя Варя могла вообще ее откопать, если с огорода своего практически не вылезала?

Скрестив руки на груди, я молча наблюдал за тем, как девица, пренебрежительно наморщив изящный носик, оглядывает мой кабинет с видом королевы, которую завели в свинарник. За этим блистательным выступлением я поначалу даже не заметил ее родителей — мужчину невысокого роста с ясно обозначившимся уже пивным пузом и женщину — точную копию девицы, только лет на двадцать старше. Отчего-то вдруг стало очень жаль главу этого семейства.

Закончив осмотр моего кабинета, девица наконец удостоила взглядом меня самого и, судя по алчно загоревшимся глазам, осталась результатом довольна. Чего я не мог сказать о себе, особенно когда она открыла рот и первым делом заявила с апломбом:

— Этот стол мы заменим, он некрасивый. И шкаф тоже, он устарел.

Я только брови приподнял от такого высказывания. Надо отдать ей должное — девица сходу сделала великолепную заявку на то, чтобы вылететь отсюда к чертовой матери.

— Ничего МЫ менять не будем, — отрезал я. — У меня здесь офис, а не выставка мебели.

Сумасшедший дом какой-то! Мало того, что Самойлова и Снежков воображали, что у меня тут дворец английской королевы и гоняли чаи по кругу, а тетушка считала, что здесь самое место для ее огурцов и прочих помидоров, так еще и эта расфуфыренная девка решила, что может мне указывать, какую мебель ставить!

Тем временем та смотрела на меня, тупо хлопая глазами и я не сдержался. Осведомился со всей любезностью:

— В чем дело? Не все слова понятны, расшифровать вам что-то?

Тетушка, с ясно написанным на лице ужасом, подскочила ко мне с неожиданной для ее габаритов и возраста прытью, и прошипела на ухо:

— Данечка! Это очень уважаемые люди!

Не знаю уж, среди кого они были таковыми, но лично у меня подобные экземпляры никакого уважения не вызывали.

— Знакомься, Даня! — продолжила тетя Варя, только уже громче. — Это мои соседи, Крякины. Присаживайтесь, дорогие, — захлопотала тетушка вокруг своих гостей.

А я подумал: е*ушки-воробушки! Теперь ясно, почему девица так хотела замуж — с такой фамилией я бы и сам туда хотел.

— Очень приятно, — пропыхтел папаша невесты. — Меня зовут Виктор Сергеевич, это моя жена — Анастасия и доченька наша, Миранда.

Я спрятал усмешку в кулак. Миранда Крякина, просто блеск! И почему только этим людям не пришла на ум столь простая и очевидная идея, как банальная перемена фамилии?

— Вот, сокровище наше замуж выдаем, — прикрякнул, полностью оправдывая свою фамилию, толстячок, и я вдруг понял — да просто грех менять то, что тебе настолько к лицу! Интересно, а доченька его тоже крякает в постели?

Представил — и тут же содрогнулся. Как это теперь развидеть, б*яха-муха?

Не дождавшись от меня никакой реакции, Крякин продолжил:

— Как говорится, ваш товар — наш купец! То есть наоборот, — поправился папаша невесты и, будто почуяв мой антибрачный настрой, забросил дополнительную удочку:

— Мы готовы взять на себя все расходы и… ну… хорошо заплатить… мужу.

— За что же? — поинтересовался я с наигранной наивностью, и Крякин охотно пояснил:

— Ну, чтоб дочку мою взял.

Я, конечно, понимал, что мозгов в приданом невесты явно не числилось, но не настолько же она безнадежна, чтобы втюхивать ее за деньги, будто скотину какую?

— А что, манифест тысяча восемьсот шестьдесят первого года отменили? — задал я следующий вопрос и Виктор, чтоб его, Сергеевич, снова непонимающе прикрякнул:

— Какой манифест?

— Об отмене крепостного права, — пояснил я любезно. — Вы же свое сокровище как бесправное имущество сватаете.

— Даня! — снова воскликнула тетушка осуждающе, но я не видел смысла в бестолковых расшаркиваниях. К чему тратить свое и чужое время зря?

— В общем, спасибо, но я не заинтересован, — сказал я папаше, растерянно моргавшему, один в один как его дочурка десятью минутами ранее.

Невеста нахмурилась — это была первая ее эмоция за весь этот разговор — и, развернувшись к выходу, заявила:

— Ты еще передумаешь.

Я в этом сильно сомневался, но что толку спорить с папочкиной принцессой? Вместо этого, давая понять, что разговор окончен, я прошел к выходу и открыл перед гостями дверь. Выйдя следом, кинул взгляд на Самойлову и удовлетворенно отметил, что она тоже на меня смотрит. Решив дать ей еще немного поревновать, я заулыбался во все тридцать два, чтобы со стороны казалось, будто знакомство с невестой прошло как нельзя лучше.

И получил неожиданный эффект.

Стоило только сватовской процессии удалиться за порог офиса, как ко мне подскочила рыдающая в голос Старикова и буквально провыла:

— Дан-ни-иии-ил Леонид-дыч! Я увольняюсь!

Да бл*дь! Развели мне тут приют истеричных девиц! Ну ладно Самойлова беременная, а с этой-то что?!

— Елизавета! — я положил руки ей на плечи, чтобы встряхнуть, но Старикова мертвой хваткой вцепилась в мой пиджак и прижалась ко мне всем своим немалым хозяйством. Не оставалось ничего иного, как успокаивающе погладить ее по спине и попрощаться с одеждой, в которую она рыдала. Хоть голым в офис ходи, ей-Богу! Все костюмы мне перепортили!

— В чем дело, Лиза? — спросил я строго, но Старикова зарыдала пуще прежнего.

Решено! Найму штатного психолога, а то буйство Катиных гормонов, похоже, заразно.

— Ну-ну-ну, — сменил я тон на успокаивающий и, с трудом отлепив от себя Старикову, повторил вопрос:

— Что случилось?

— Вы женитесь! — наконец ответила Лиза и зарыдала ещё громче.

Ну, жениться я вовсе не собирался, но и отрицать этого в присутствии Самойловой пока не намеревался тоже.

— И что же? — непонимающе поинтересовался у Лизы, но та явно была не настроена на спокойный разговор.

— Я так не могу! — заявила она и, продолжая рыдать, убежала на территорию бухгалтерии.

Пизд*ц. Осталось только, чтобы все работники мужского пола тоже начали рыдать и истерить и можно всем офисом переезжать прямиком в дурку.

Вздохнув, я повернулся, чтобы идти обратно в свой кабинет и обнаружил, что тот оккупирован. Стоя на пороге в позе «руки в боки», тетя Варя всем своим видом давала понять, что на сегодня мои мучения еще не окончены.

И кого только там, наверху, я так прогневал, что все женщины вокруг, похоже, сговорились свести меня с ума?!